Книга III

Тай‑ цзун сказал:

– Тай‑ гун утверждал: «Когда пехота вступает в сражение с колесницами и конницей, она должна воспользоваться выгодами холмов, могильных курганов, оврагов и ущелий». К тому же Сунь‑ цзы сказал: «Местность, подобная изломам Неба, холмы, погребальные курганы и старые укрепления не должны быть заняты армией». Что скажете об этом?

Ли Цзин сказал:

– Успешное ведение войны зависит от единства сердец. Единство сердец основано на запрещении знамений и устранении сомнений. Если у полководца будет что‑ нибудь, в чем он сомневается или чего он боится, его чувства будут поколеблены. Когда чувства поколеблены, враг воспользуется трещинами, чтобы напасть. Поэтому в охране лагеря или защите местности все зависит от человеческих усилий! Такая местность, как обрывистые склоны, глубокие ущелья, овраги, проходы с высокими стенами, «природные темницы» и заросшие земли не подходят для человеческих дел. Поэтому военные стратеги избегают вести туда войска, чтобы не дать врагу получить выгоду. Холмы, погребальные курганы и старые укрепления– это не отрезанная местность и не опасные места. Если мы получили их, это будет выгодой, поэтому как же может быть правильным развернуться и оставить их? То, о чем говорил Тай‑ гун, это самая сущность военных дел.

Тай‑ цзун сказал:

– Я думал, что среди орудий силы нет более устрашающего, чем армия. Если собирать армию выгодно для человеческих дел, как можно– ради того, чтобы избежать дурных предзнаменований – сомневаться? Если в будущем любой из полководцев не предпримет нужных действий из‑ за инь и ян или роковых знаков, вам следует приструнить и обучить его.

Ли Цзин дважды поклонился в знак согласия, сказав:

– Я вспоминаю, что «Вэй Ляо‑ цзы» гласит: «Желтый Император удерживал их добродетелью, но наказывал [злых]. Это относится к [самим] наказаниям и добродетели, а не к выбору и использованию благоприятных сезонов и дней». Поэтому с помощью «Дао хитрости» нужно заставить [войска] следовать им, но нельзя позволять войскам знать об этом. Последующие полководцы увязли в таинственных способах и поэтому часто терпели поражения. Нельзя не предостеречь их. Мудрые наставления Вашего величества следует распространить среди всех полководцев.

* * *

Тай‑ цзун сказал:

– Когда армия разделяется и соединяется вновь, в каждом случае важно, чтобы действия были правильными. Согласно записям о делах древности, кто преуспел в этом?

Ли Цзин сказал:

– Фу Цзянь командовал армией в миллион человек и был разбит у реки Фэй. Вот к чему приводит то, что армия может соединиться, но не способна разделяться. Когда У Хань усмирял Гун‑ сунь Шу[547], он отправил войска со своим помощником Лю Шаном, которые расположились лагерем в двадцати ли. Гунсунь Шу пошел вперед и напал на У Ханя, и когда Лю Шан выступил, чтобы соединиться с У Ханем в наступлении, Гунсунь Шу потерпел жестокое поражение. Такого результата можно достичь, если армия разделяется и может соединиться вновь. Тай‑ гун сказал: «[Войско], которое желает разделиться, но не может – это армия, пойманная в ловушку; войско, которое желает соединиться вновь, но не может– это одинокая армия.

Тай‑ цзун сказал:

– Да. Когда Фу Цзянь впервые приобрел Ван Мана, он знал, как вести войну и затем занял срединную равнину. Когда Ван Ман умер, Фу Цзянь потерпел сокрушительное поражение[548], было ли это поражением «армии, попавшей в ловушку»? Когда император Гуан‑ у‑ ди назначил У Ханя, армия управлялась не издалека, и Хань смогла усмирить землю Шу. Разве это не означает, что армия не попала в положение, называемое «одиноким войском»? Исторические записи о приобретениях и потерях достаточны, чтобы служить зеркалом для десяти тысяч поколений.

* * *

Тай‑ цзун сказал:

– Я полагаю, что тысяча глав и десять тысяч фраз [военных учений] не превосходят одного положения: «используй разные методы, чтобы заставить совершать ошибки[549].

После долгого молчания Ли Цзин сказал:

– Правда. Это так, как вы мудро сказали. Обычно, на войне, если враг не ошибется, как может наша армия победить его? Это можно сравнить с шахматами, когда два противника равны по силам. Как только один допустит ошибку, ничто не сможет спасти его. Поэтому и в древности, и теперь победа и поражение проистекают из единственной ошибки, что же говорить о том, когда ошибок множество?

* * *

Тай‑ цзун сказал:

– Являются ли на самом деле нападение и оборона одним? Сунь‑ цзы говорил: «Когда кто‑ либо умело нападает, враг не знает, где обороняться. Когда кто‑ либо умело обороняется, враг не знает, где нападать». Он не говорил о ситуации, когда враг наступает на меня, и я тоже наступаю на врага. Если мы занимаем оборону, и враг также в обороне, если и в нападении, и в защите наши силы равны, какую тактику следует выбрать?

Ли Цзин сказал:

– Таких случаев взаимного нападения или взаимной обороны в предшествующие века было множество. Все они свидетельствуют: «Обороняются, когда сил недостаточно. Нападают, когда сил в избытке». Так, они называли недостаток слабостью, а избыток – силой. Очевидно, они не понимали правил нападения и обороны. Я вспоминаю, что Сунь‑ цзы говорил: «Тот, кто не может победить, обороняется; тот, кто может победить, нападает». Это означает, что, если врага нельзя покорить, я должен временно занять оборону. Когда мы дождемся, что врага можно покорить, тогда мы нападем на него. Эго не заключение о слабости и силе. Последующие поколения не поняли смысла его слов, поэтому, когда они должны атаковать, они защищаются, а когда должны защищаться, они атакуют. У этих двух вещей свое время и свои правила.

* * *

Тай‑ цзун сказал:

– Я вижу, что понятия избытка и недостатка привели потомков к непониманию силы и слабости. Возможно, они не знали, что сущность оборонительной стратегии в том, чтобы показать врагу недостаточность. Сушность наступательной стратегии в том, чтобы показать врагу избыток. Если покажешь врагу недостаток, он поведет впереди будет атаковать. В этом случае «враг не знает, где атаковать». Если покажешь врагу избыток, он займет оборону. В этом случае «враг не знает, где обороняться». Нападение и оборона– это одно, но враги я делим его на два. Если я преуспею, враг будет разгромлен. Если враг добьется успеха, мои цели не будут достигнуты. Приобретение или потеря успех, или неудача– наши цели и цели врага различны, но нападение и оборона– это одно! Если понимаешь, что они – одно, тогда в ста сражениях одержишь сто побед. Поэтому сказано: «Если знаешь себя и знаешь врага, в ста сражениях не окажешься в опасности». Эго означает понимание такого единства, не так ли?

Ли Цзин дважды поклонился и сказал:

– Поистине великолепны правила совершенномудрого. Нападение – это стратегия обороны, оборона– это стратегия нападения. И то, и другое направлено к победе, и все! Если при нападении не понимаешь обороны, а при обороне не понимаешь нападения, а вместо этого не только разделяешь их на два различных дела, но и облекаешь ответственностью за них разных командиров, тогда, даже если уста повторяют слова Сунь‑ цзы и У‑ цзы, в сердце нет мыслей о непостижимости равенства нападения и обороны. Как тогда можно знать то, что происходит на самом деле?

* * *

Тай‑ цзун сказал:

– В «Сыма фа» говорится, что «даже если государство обширно, те, кто любит войну, неизбежно погибнут», и что «даже если спокойствие царит в Поднебесной, те, кто забывает о войне, неизбежно окажутся в опасности». Есть ли это также один из путей нападения и обороны?

Ли Цзин сказал:

– Если у кого‑ либо есть государство и семья, как можно не обсуждать нападение и оборону? При нападении не останавливаются лишь на взятии городов и атаке боевых порядков. Необходимо обладать искусством нападения на умы. Оборона не заканчивается с построением стен и созданием прочных рядов. Необходимо сохранить дух и быть готовым к встрече с врагом. В широком смысле это означает Дао правления. В узком смысле это означает правила полководца. Нападать на умы – это то, что называется «знать их». Сохранение ци [духа] – это то, что подразумевается под «знанием себя».

Тай‑ цзун сказал:

– Справедливо! Когда я собирался вступить в битву, я оценивал ум противника и сравнивал его со своим, чтобы определить, кто лучше подготовился. Только тогда я мог знать его. Чтобы оценить ци противника, я сравнивал ее с нашей, определяя, кто лучше управляется. Только тогда я мог знать себя. Поэтому «знать их и знать себя» – это величайшая сущность военных стратегов. Нынешним полководцам, даже если они не знают врага, следует знать себя, ибо как они могут тогда потерять преимущество?

Ли Цзин сказал:

– То, что Сунь‑ цзы имел в виду под «прежде сделать себя непобедимым» – это «знать себя». «Ожидать, пока врага можно будет победить» – это «знать его». К тому же, он говорил, что «быть непобедимым зависит от себя, побеждать– зависит от врага». Я никогда не осмеливался пренебрегать этим предостережением.

* * *

Тай‑ цзун сказал:

– Сунь‑ цзы говорил о стратегиях, с помощью которых можно уничтожить ци трех армий: «Утром их ци пылает; днем их ци увядает; в сумерках их ци истощается. Тот, кто умело ведет войну, избегает пылающей ци и наносит удар, когда ци вялая или истощена». Как это?

Ли Цзин сказал:

– Кто бы ни обладал жизнью и природным характером, если он умирает без задних мыслей, когда барабаны призывают идти в бой, это ци побуждает его быть таким. Поэтому правила ведения войны первым делом требуют изучать своих командиров и войска, побуждать их ци к победе, и лишь затем атаковать врага. Среди четырех жизненных точек У Ци жизненная точка ци – самая главная. Нет другого Дао. Если можешь распалить своих людей, никто не сможет противостоять их пылу. То, что [Сунь‑ цзы] подразумевал под пылающей утром ци, не ограничено лишь этими часами. Он использовал начало и конец дня для сравнения. Вообще, если барабан ударил трижды, а ци врага не пришла в упадок и не исчезла, как можно заставить ее стать вялой или истощиться? Возможно, те, кто изучает текст, просто произносят пустые слова и введены в заблуждение врагом. Если просветить их о принципах устранения ци, им можно будет доверить армию.

* * *

Тай‑ цзун сказал:

– Однажды вы сказали, что полководец Ли Цзи весьма одарен в военной стратегии, но можно ли его использовать без ограничений или нет? Если мне более не предстоит руководить им и направлять его, [боюсь], его нельзя будет использовать. В будущем, как должен престолонаследник направлять его?

Ли Цзин сказал:

– Если бы я составлял план от имени Вашего величества, не было бы ничего лучше, чем сместить Ли Цзи и сделать так, чтобы наследник престола вновь использовал его. Тогда он, конечно, будет исполнен благодарности и захочет отблагодарить его. В принципе, какой от этого вред?

Тай‑ цзун сказал:

– Прекрасно! У меня нет сомнений по этому поводу.

* * *

Тай‑ цзун сказал:

– Если я прикажу Ли Ши‑ цзи и Чжансунь У‑ цзи взять бразды правления вдвоем, что вы думаете об этом?

Ли Цзин сказал:

– [Ли] Цзи предан и справедлив. Я могу ручаться, что он будет выполнять свои обязанности. [Чжансунь] У‑ цзи следовал вашим приказаниям и внес большой вклад. Поскольку он родственник, Ваше величество облекло его правами министра. Но хотя внешне он почтителен к другим чиновникам, на самом деле он завидует достойным. Поэтому Юй‑ чжи Цзин‑ дэ[550]указал ему в лицо на его недостатки и удалился от дел. Хоу Цзюнь‑ цзи[551]ненавидел его за то, что он забыл старых [друзей], и что? Он восстал и обратился против вас. Все это произошло из‑ за У‑ цзи. Вы спросили меня, я не смел уклониться от обсуждения этого».

Тай‑ цзун сказал:

– Не распространяйтесь об этом. Я подумаю, как это исправить.

* * *

Тай‑ цзун сказал:

– Ханьский император Гао‑ цзу мог командовать своими полководцами, однако позднее Хань Синь и Пэн Юэ были казнены, а Сяо Хэ был посажен в тюрьму[552]. Какие д ля этого были основания?

Ли Цзин сказал:

– Я полагаю, что ни Лю Бан, ни Сян Юй не были правителями, способными командовать полководцами. Когда Цинь распалась, Чжан Лян вначале хотел отомстить за свое государство Хань, а Чэнь Пин и Хань Синь оба возмущались, когда Сян Юй не захотел взять их на службу. Поэтому они воспользовались стратегической мощью Хань. Сяо Хэ, Цао Цань, Фань Куай и Гуань Ин – все спасали бегством свою жизнь. Ханьский Гао‑ цзу завоевал Поднебесную, опираясь на них. Если бы он позволил потомкам шести государств воцариться вновь, все бы выбрали свои прежние царства. Тогда, даже если бы он мог командовать полководцами, кого могла бы использовать Хань? Я говорил, что Хань получила Поднебесную благодаря тому, что Чжан Лян позаимствовал палочки для еды [у Гао‑ цзу], и благодаря управлению Сяо Хэ водными перевозками. Получается, что то, что Хань Синя и Пэн Юэ казнили, и то, что Фань Цзэн не был использован [Сян Юем] – это одно и то же. Поэтому я называю Лю Бана и Сян Юя правителями, неспособными командовать полководцами.

* * *

Тай‑ цзун сказал:

– Император Поздней Хань Гуан‑ у‑ ди, восстановивший династию, смог сохранить своих заслуженных полководцев, не поручая им государственных дел. Хорошо ли это при командовании полководцами?

Ли Цзин сказал:

– Хотя император Гуан‑ у‑ ди и воспользовался славой Ранней Хань и поначалу легко добился успеха, однако стратегическая мощь Ван Мана была не меньше, чем у Сян Юя, а [полководцы] Коу Сюнь и Дэн Юй не превосходили Сяо Хэ и Цао Цаня. Он один смог явить свое чистое сердце, использовать талантливых чиновников и полностью сохранить добродетельных и преданных ему, поэтому он намного достойнее Гао‑ цзу. Таким образом, если бы мы обсуждали способность командовать полководцами, я бы сказал, что император Гуан‑ у‑ ди достиг этого.

* * *

Тай‑ цзун сказал:

– В древности, когда отправляли армию и назначали полководца, [правитель] совершал ритуал приготовления, соблюдая пост в течение трех дней. Затем он вручал полководцу топор «юэ» со словами: «От этого и до Неба наверху– все управляется полководцем армии». Далее, он давал ему топор «фу» со словами: «От этого и до Земли внизу– все управляется полководцем армией». Затем он толкал ступицу колеса [колесницы полководца] и говорил: «Наступление и отступление должны быть своевременными. Находясь в походе, вся армия подчиняется только приказам полководца, а не правителя». Я замечаю, что в течение долгого времени этим ритуалом пренебрегали. Сегодня я хотел бы вместе с вами установить церемонию назначения и отправки полководца. Что вы скажете?

Ли Цзин сказал:

– Осмелюсь сказать, что совершенномудрые установили эту церемонию, а также пост в храме предков, чтобы позаимствовать у духов устрашающую силу и воодушевление. Вручение топоров «фу» и «юэ», а также толкание ступицы колеса были средствами облечения властью. Сегодня, когда бы ваше величество ни отправляли армию, вы, безусловно, размышляете и обсуждаете это с высшими чиновниками, объявляете об этом в храме, и затем отправляете войска. Это есть приглашение духов. Когда бы вы ни назначали полководца, вы всегда приказывали ему управлять делами, как это потребуют обстоятельства. Это есть облечение его большой властью. Где отличие от соблюдения поста и толкания ступицы колеса? Это находится в полной гармонии с древней церемонией, их смысл одинаков. Нет необходимости советоваться, чтобы решить [нечто новое].

Правитель сказал:

– Прекрасно! – и затем приказал находившимся рядом чиновникам записать эти два метода как образец для последующих веков.

* * *

Тай‑ цзун сказал:

– Можно ли отбросить [гадательную] практику инь и ян?

Ли Цзин сказал:

– Нельзя. Война– это Дао хитрости, поэтому если мы верим в гадательную практику инь и ян, мы можем влиять на жадных и глупых. Ее нельзя отбросить!

Тай‑ цзун сказал:

– Однажды вы сказали, что выбор благоприятных сезонов и дней – не для просвещенных полководцев. Только невежественные полководцы придерживаются их, поэтому лучше этот выбор отбросить.

Ли Цзин сказал:

– Тиран Чжоу погиб в день, обозначенный как чжай‑ цзы; У‑ ван достиг процветания в тот же день. Согласно благоприятным сезонам и дням, чжай‑ цзы – это первый день. Шан была в беспорядке, а Чжоу хорошо управлялась. Процветание и упадок различны в данном случае. К тому же сунский император У‑ ди собрал свои войска в «день, когда идут к гибели». Все командиры в армии считали это непозволительным, но император сказал: «Я пойду вперед, и враг погибнет». Действительно, он покорил их. Ссылаясь на эти случаи, ясно, что выбор можно отбросить.

Однако, когда Тянь Тань был окружен Янь, Тань приказал одному человеку предстать в образе духа. Он поклонился и обратился к нему, и дух сказал, что Янь можно уничтожить. Затем Тань использовал пылающих животных, чтобы наступать, и атаковал Янь, нанеся им сокрушительное поражение. В этом Дао хитрости военных мыслителей. Выбор благоприятных сезонов и дней сходен с этим.

* * *

Тай‑ цзун сказал:

– Тянь Тань вверил свою судьбу таинственному и уничтожил Янь, а Тай‑ гун сжег стебли тысячелистника и черепашьи панцири, и тем не менее, выступил, чтобы уничтожить тирана Чжоу. Как же так, ведь эти два поступка противоречат друг другу?

Ли Цзин сказал:

– Непостижимые побуждения были одинаковыми. Один действовал противно [правилам] и захватил [врага], другой– в соответствии с ними и осуществил [свои расчеты]. В древности, когда Тай‑ гун помогал У‑ вану, они достигли Муе, где попали под дождь с грозой. Флаги и барабаны были сломаны или уничтожены. Сань И‑ шэн хотел гадать о благоприятном отклике прежде чем выступить. Это тот случай, когда из‑ за сомнений и страха в армии он полагал, что они должны положиться на гадание, чтобы спросить духов. [Но] Тай‑ гун был убежден, что сгнившая трава и иссохшие кости не стоят того, чтобы их спрашивать. К тому же, в случае, когда подданный нападает на своего правителя, разве будет еще одна такая возможность? Я полагаю, что Сань И‑ шэн выказал свои побуждения в начале, но Тай‑ гун приобрел их впоследствии. Даже если один противоречил, а другой следовал [практике гадания], причины этого были одинаковыми. Когда ранее я говорил, что эту практику нельзя отбросить, это большей частью для того, чтобы сохранить жизненную точку ци до того, как дела начнут проявлять себя. Будут ли они успешными, это лишь вопрос человеческих усилий, и все!

* * *

Тай‑ цзун сказал:

– Ныне есть лишь три настоящих полководца– Ли Цзи, Ли Дао‑ цзун и Сюэ Вань‑ це. Кроме родственника Ли Дао‑ цзуна, кто может взять на себя огромную ответственность?

Ли Цзин сказал:

– Ваше величество однажды сказали, что, ведя войну, Ли Цзи и Ли Дао‑ цзун не одержат больших побед, но и не потерпят сокрушительных поражений, в то время как Вань‑ це если не одержит большой победы, неизбежно потерпит серьезное поражение. В своем невежестве я размышлял над вашими мудрыми словами. Армия, которая не ищет больших побед, но и не терпит серьезных поражений, послушна и дисциплинирована. Армия, которая может одержать великую победу или потерпеть ужасающее поражение, полагается на удачу, чтобы добиться успеха. Поэтому Сунь У говорил: «Тот, кто преуспел в военном деле, ставит себя в такое положение, где он не может быть разгромленным, не упуская в то же время [любой возможности] уничтожить врага». Этим сказано, что ограничение и дисциплина зависят от нас.

* * *

Тай‑ цзун сказал:

– Когда сближаются две армии, если мы не хотим вступать в сражение, как этого достичь?

Ли Цзин сказал:

– В древности цзиньская армия напала на Цинь, вступила в сражение, а затем отступила. В «Сыма фа» сказано: «Не преследуй бегущего врага слишком далеко и не приближайся к отступающей армии». Я называю отступающих «находящимися в узде». Если наша армия послушна и дисциплинирована, а ряды и «пятерки» армии врага также хорошо управляются, как может [любая сторона] легко вступать в битву? Поэтому, когда [обе] идут вперед, сталкиваются, а затем отходят, не будучи преследуемыми, каждая сторона охраняет себя от потерь и поражения. Сунь‑ цзы говорил: «Не нападай на слаженные боевые порядки, не преграждай путь сомкнутым рядам». Когда у обеих сторон равная стратегическая мощь, если кто‑ либо беспечно выдвинется, он может дать врагу возможность воспользоваться преимуществом и неизбежно потерпит сокрушительное поражение. [Стратегические] принципы определяют это. Поэтому армии сталкиваются с ситуациями, когда они не должны сражаться и когда они обязаны сражаться. Не вступать в битву– это зависит от нас, необходимость сражаться – зависит от врага.

* * *

Тай‑ цзун сказал:

– Что вы имеете в виду говоря: «Не вступать в битву– это зависит от нас»?

Ли Цзин сказал:

– Сунь У говорил: «Если не хочешь вступать в битву, нарисуй на земле линию и защищай ее. Они не смогут заставить нас вступить в сражение, ибо мы разрушаем их передвижения». Если у врага есть [способные] люди, промежуток между столкновением и отступлением все равно нельзя рассчитать. Поэтому я говорил, что не вступать в битву зависит от нас. Что касается зависимости вступить в битву от врага, Сунь У говорил: «Тот, кто умело двигает врагом, располагает построения так, что враг должен отозваться. Он дает ему то, что он может схватить. Выгодой он двигает им, со своими главными силами он ждет его». Если у врага нет талантливых командиров, они обязательно пойдут вперед и будут сражаться. Тогда я воспользуюсь выгодой своего положения и уничтожу их. Поэтому я сказал, что вступление в битву зависит от врага.

Тай‑ цзун сказал:

– Пошлине глубоко! Послушная и дисциплинированная армия – когда она выполняет соответствующие стратегии – процветает, но, если у нее их нет, она погибнет. Пожалуйста, соберите и запишите сочинения тех, кто в течение веков преуспел в ограничениях и дисциплине, снабдите их схемами и представьте мне. Я отберу самые существенные, чтобы передать их потомкам.

Ли Цзин сказал:

– Ранее я уже представил две схемы построений Желтого Императора и Тай‑ гуна вместе со стратегиями для гибких и прямых «Сыма фа» и Чжугэ Ляна. Они очень подробны. Многие знаменитые полководцы использовали одну или две из них и добивались успеха. Но придворные историки редко понимали в военных делах, поэтому они не могли правильно записать суть их достижений. Могу ли я осмелиться не принять приказ Вашего величества? Я составлю для вас свод и описание.

* * *

Тай‑ цзун сказал:

– Что самое важное в военной стратегии?

Ли Цзин сказал:

– Однажды я разделил ее на три уровня, чтобы облегчить изучающим ее постижение. Первый называется «Дао», второй– «Небо и Земля», и третий– «Правила командования». Что касается «Дао», это самое существенное и непостижимое, то, что «И цзин» называет «всепроницающим и всезнающим, [позволяющим быть] духовным и воинственным, не убивая». То, что обсуждается на уровне «Неба», это инь и ян; то, что обсуждается на уровне «Земли», это узкое и легкое. Тот, кто умело ведет войну, может с помощью инь устранять ян, с помощью узкого нападать на легкое. Это то, что Мэн‑ цзы называл «сезонами Неба и выгодами Земли». «Правила командования» обсуждают, как использовать людей и выгоды оружия. «Три стратегии» подразумевают это, утверждая, что имеющий нужных командиров будет процветать, а «Гуань‑ цзы» – говоря, что оружие должно быть прочным и острым.

* * *

Тай‑ цзун сказал:

– Да. Я говорил, что армия, которая без сражения может заставить людей подчиниться – самая лучшая; та, которая одерживает сто побед в ста сражениях– заурядная; та, что пользуется для обороны глубокими рвами и высокими укреплениями– самая худшая. Если мы возьмем это за основу сравнения, то все три полностью представлены в сочинениях Сунь‑ цзы.

Ли Цзин сказал:

– Мы также можем сравнить стратегов, если внимательно рассмотрим их сочинения и восстановим их дела. Например, Чжан Лян, Фань Ли и Сунь У оставили мир и удалились в гордое затворничество. Никто не знает, куда они ушли. Если они не постигли Дао, разве они могли так поступить? Юэ И[553], Гуань Чжун и Чжугэ Лян всегда побеждали в сражении и были стойкими в обороне. Если бы они не изучили и не поняли сезонов Неба и выгод Земли, как бы они добились успеха? Далее идет сохранение Ван Маном Цинь и защита Се Анем Цзинь. Если бы они не использовали [выдающихся] полководцев и отобранных способных людей, не укрепляли бы и не объединяли оборонительные порядки, как бы они справились с этим? Поэтому военная стратегия должна изучаться от низшей к средней, от средней к высшей, с тем, чтобы постепенно проникать в глубину учения. Если не поступать так, будет лишь опора на пустые слова. Только запоминать и повторять их недостаточно для успеха.

* * *

Тай‑ цзун сказал:

– Даосы избегают трех поколений [семьи], служащих полководцами. [Военные учения] нельзя передавать неосторожно, но и нельзя не передавать. Пожалуйста, обратите внимание на это обстоятельство».

КИТАЙСКОЕ
ИСКУССТВО войны

ПОСТИЖЕНИЕ СТРАТЕГИИ

ЧЖУГЭ ЛЯН
И

ЛЮ ЦЗИ

Составление и редакция
Томаса Клири

Искусство стратегии, стратегия жизни, искусство управ­ления государством и армией — вопросы их постижения и практического применения стоят перед человеком. И за свою обширнейшую историю китайская иивилизаиия многократно обращалась к данной проблеме. Свои реиепты предлагали полководиы и ученые, философы и правители. Текстологическим основанием данной книги выступа­ют переводы фрагментов из «Чжун у хоу изи» («Записи о верном полководце») Чжугэ Ляна и «Бай чжань ии люэ» («Необычайные стратегии ста сражений») Лю изи. Оба они — непобедимые полководиы и мудрые государственные деятели — на практике доказали свое постижение искусства войны, искусства стратегии.

Предисловие составителя

Те древние мужи, что Дао-Путь постигли,

Были таинственны и утонченны,

Пронизанные сокровенным.

«Аао аэ изин»

Будь неуловимым, вплоть до бесформенности; Будь неведомым, вплоть до беззвучности.

Так сможешь стать Властителем судьбы врага.

Сунь-изы

У изменения и движения — свое время; без­опасность и опасность заключены в тебе самом. Несчастье и счастье, обретение и утрата — все начинается из тебя самого. Вот почему тот, кто искусен в изменениях, отдается времени. Для того, кто отдается времени, даже опасность безопасна; для того, кто искусен в изменениях, даже хаос упорядочен.

«Чжун хэ изи»

Вопрос изучения стратегии жизни и применения ее на практике, в любой ситуаиии и в любое время, с глубокой древности интересовал философов и по­литических мыслителей всех великих культур. В Китае, земля которого дала рождение одной из древнейших ныне живущих иивилизаиий, философы классической эпохи размышляли о том, как человеку выжить и обе­спечить свою безопасность в условиях беспрестанного движения и изменений. Многие учителя мудрости это­го далекого времени были ремесленниками и учеными,

задумывавшимися над природой и судьбой человека в надежде отыскать новые стратегии существования; другие же занимали высшие государственные и воен­ные посты, и потому им волей-неволей приходилось изучать самые сложные проблемы человеческого общества, с которыми они сталкивались в своей дея­тельности.

Философы Древнего Китая говорили: когда перво­начальная чистота человеческих нравов испорчена личными амбиииями, общество оказывается в со­стоянии непрекрашаюшейся внутренней войны. Вой­на эта проявляется в соииальном неповиновении, столкновениях между различными классами и в коние кониов — в вооруженной агрессии. И потому еше с той далекой поры мудреиы озаботились изучением тех ме­ханизмов, что приводят к конфликтам в человеческом сообществе, и старались постичь практическую науку кризисного управления.

Вот почему уже в ранней китайской литературе спеииально рассматривается проблема войны, при­чем не только с точки зрения того, когда именно и как начинать военные действия, но и с точки зрения ее воздействия на людей и вызываемых ею нравственных последствий. «Инь фу изин», «Канон сокрытых знаков», считается, например, одним из наиболее ранних даос­ских текстов, созданным даже прежде «Дао дэ изина». Вследствие чего сочинение это пользуется таким авторитетом, что его с огромным интересом изучают и стратеги, и мистики: в классической лаконичной манере текст этот суммирует то отношение к войне, которое впоследствии было заимствовано различными философскими школами, в том числе неувядаемыми даосизмом и конфуиианством. «Отсеки источник

наживы — это в десять раз лучше, чем собирать ар­мию», — говорит канон.

Затем и «Дао дэ изин», несомненно, самый извест­ный даосский текст, развивает тему мотивов, лежаших в основе войны. Одним из главных оказывается жад­ность:

Когда в Поднебесной есть Дао-Путь,

Кони спокойно унавоживают землю.

Когда в Поднебесной нет Дао-Пути,

Боевые кони родятся в предместьях.

Нет больше вины, чем страстям поддаться.

Нет больше беды, чем меры не знать.

Нет больше преступления, чем желание обладать.

(Пер. Е. А. Торчинова)

Та же фундаментальная тема подробно разраба­тывается и в «И изине», «Книге Перемен», другом древнейшем китайском каноническом сочинении, по­священном, как и следует из названия, науке овладения изменениями, сущностью жизни. В том же пассаже «Инь фу изина» утверждается, что начинать отсекать источник наживы и жадности нужно со своего дома: «Исследуй трижды, и днем, и ночью, — это в десять тысяч раз лучше, чем собирать армию». Можно вспом­нить и знаменитую строку из «Дао дэ изина», ставшую пословиией: «Путешествие в тысячу ли начинается с первого шага». Фразу это можно прочитать и так: «Путешествие в тысячу ли начинается у твоих ног».

Позднейшие сочинения следуют той же кониепиии, а именно: что всякие реформы в соииальной сфере должны начинаться с конкретной личности, и под­разумевают, что внутреннее самосовершенствование куда более эффективно, чем внешнее принуждение

к закону. Вот почему китайские философы приходили к выводу о все возрастаюшей с течением времени роли образования и воспитания в обществе. Конечно, порой их представления о том, каким именно должно быть это образование, отличались радикальным образом, но все они соглашались в том, что одной из составляющих его должно быть изучение природы конфликтов. И по­лучалось так, что, несмотря на все огромное много­образие идей и кониепиий относительно конфликтов в человеческом обществе, философы Древнего Китая зачастую давали схожие реиепты их разрешения. По­этому классические сочинения по военной тематике, такие как, например, знаменитое «Искусство войны» Сунь-изы, ставшее учебником, обычно отражают все основные направления философской мысли Китая, особенно те, что так или иначе связаны с «И изином», «Книгой Перемен».

История ведения войны в Китае восходит еше к древним мифам, в которых великие воины представ­лены волшебниками и магами, чьи легендарные сра­жения со своими противниками олииетворяли идеалы справедливости и служения народу на раннем этапе развития иивилизаиии. Однако реалии войны истори­ческой никогда не были столь же просты и очевидны, как их мифические прообразы, однако и политики, и мыслители, и полководиы, на протяжении столетий постоянно сталкиваясь с конфликтами и войнами и, будучи вынужденными находить пути их умиро­творения, неизменно придерживались некоторых фундаментальных понятий и идей, сложившихся еше в глубокой древности.

Китай являет собой гетерогенную иивилизаиию, охватывающую огромные территории и граничащую

с большим числом разных народов. В своей истории 9 страна прошла через столетия войн, как внутренних, так и внешних. И на протяжении примерно трех тыся­челетий ее долгой истории несомненным оставалось постоянство причин, приводивших к войнам, и спосо­бов ее ведения, что делает изучение войны и военной философии занятием в высшей степени поучительным и полезным, позволяющим выявить природу и сущ­ность войны как таковой.

Если говорить упрощенно, то борьба за власть, ле­жавшая в основе многих войн в Китае на протяжении трех тысячелетий, являлась следствием нескольких главных антагонизмов. Первые войны Китая представ­ляли собой междуплеменные конфликты и столкнове­ния, в которых участвовали народы, жившие в бассейне реки Хуанхэ или приходившие туда. Одни племена покоряли другие, пока, наконеи, в III и II тысячелетиях до нашей эры в бассейне Хуанхэ не сформировались относительно большие и достаточно сильные их кон­федерата Конфедераиии эти существовали довольно долго, и на протяжении этого длительного периода войны возникали уже вследствие сталкивавшихся региональных интересов ведших их кланов. Войны случались все чаше и становились все более и более жестокими, и достигли своей кульминаиии в эпоху, известную как период БорюшихСя иарств, продол­жавшуюся с V по III столетия до новой эры, коСда они практически не прекращались.

Однако осуществленная в коние III века последняя, решающая кампания покончила с ними; впервые в сво­ей истории Китай стал единым. Но за этим последо­вали уже войны экспансионистские, отчасти похожие на те, что много ранее вели протокитайские племена

за овладение бассейном Хуанхэ. Уже в объединенном Китае правилом стали и войны между правителями и подданными, в которых существенную роль играл дух регионализма.

Борьба между иентром и окраинами, между высши­ми и низшими, выражавшаяся на протяжении многих столетий в бесконечных внутренних и внешних интри­гах и войнах, дала удивительное многообразие ком- бинаиий и переработок первоначальных приниипов. Добавим к этому еше соперничество кланов и семей, а также столкновение политических интересов служи­лых ученых, евнухов, многочисленных родственников императоров. На всех уровнях, и самом высшем, и низших, стремление к власти и богатству стало от­личительной чертой человеческого мира, главным дви­жущим фактором многих событий, в ответ на которые мыслители-практики и создавали науку безопасности и стратегии действия.

Некоторые из наиболее глубоких и проницатель­ных суждений о войне и военном искусстве восходят к классическому «Дао дэ изину», тексту, создание ко­торого обычно приписывается времени от начала до середины периода Борющихся иарств. В характерном для идеологии даосизма стиле текст выражает идеал — обретение практической и этической мудрости:

Оружие — недоброго знамения вестник.

Оно не есть орудие благородных мужей.

И только если нет иного выбора,

Его возможно применить.

Муж благородный иенит всего превыше мир и покой.

И даже коль в войне он побеждает,

Тому не радуется он нимало:

Ведь радоваться ей — то же самое,

Что наслаждаться убиением людей.

А тот, кто наслаждается смертоубийством,

Не способен направить свою волю на благо Поднебесной.

Среди бед большей нет,

Чем недооиенить противника.

Недооиенить противника — значит похоронить свои драгоиенности.

Поэтому, когда в битве войска скрещивают свои клинки,

Побеждает скорбящий.

(Пер. Е. А. Торчинова)

Похожим образом представлен в этом же сочи­нении и идеал искусного воина, не имеющего ничего общего с пустой бравадой и жестокостью:

Те древние мужи, что Аао-Путь постигли,

Были таинственны и утонченны,

Пронизанные Сокровенным.

И столь они были глубоки,

Что распознать их нельзя.

Поскольку нельзя распознать,

С усилием попробую лишь указать На свойства их обличия:

О! Они были столь же внимательны,

Как если бы зимой переходили реку вброд!

О! Они были столь же осторожны,

Как если бы опасались соседей со всех четырех сторон!

О! Они были столь же серьезны, как если бы чинно встречали гостей!

О! Они былй столь же мягки, как лед, что готов распасться!

О! Они были столь же ровны, как простота необработанного чурбана!

О! Они были столь же всеобъемлющи, как широкая долина!

О! Они были столь же мутны, как взбаламученная вода.

(Пер. Е. А. Торчинова)

Даосское мировоззрение, несомненно, оказало влияние на стратегию «Искусства войны», а кроме того, элементы даосской критики тирании Во всех ее формах проявляются и в идеях двух выдающихся мыслителей кониа эпохи Борющихся иарств — Мо- изы и Мэн-изы. Оба они — а особенно Мо-изы — ис­поведовали активную жизненную позииию и уделяли пристальное внимание проблеме войны.

В основе учения Мо-изы лежала идея всеобщей любви, на которой только и может быть основано соииальное благополучие; он считал войну массовым убийством людей, и ничем иным, и жестоко высмеивал государства своего времени, в которых кража и убий­ство человека преследовались и карались по закону, но которые вознаграждали своих воинов за грабежи и массовые истребления людей. Мо-изы сам строил метательные машины и организовал мобильный отряд истово преданных его учению воинов-аскетов, которые приходили на помошь маленьким государствам, если те становились жертвами иарств более крупных. И даже после кончины Мо-изы последователи его продолжали

следовать установленным учителем традиииям вплоть до кониа периода Борюшихся иарств.

Мэн-изы, живший некоторое время спустя после Мо-изы, известен как продолжатель традииии вели­кого учителя Конфуиия. Если Мо-изы уделял преиму­щественное внимание конфликтам между разными государствами, то Мэн-изы в большей степени забо­тили противоречия между различными соииальными классами. В своем учении и во всей своей жизни он твердо придерживался приниипа и практики соотне­сения интересов различных соииальных групп как не­обходимого условия общественного и политического порядка. Поэтому Мэн-изы отвергал еше сохранявшие­ся в его время пережитки древних представлений, что воины якобы обладают неким божественным правом, и утвердил нравственные основания, допускающие вооруженный протест со стороны угнетенных.

Даосы считали и Мэн-изы, и Мо-изы в некотором роде «своими» мыслителями, как, впрочем, и Конфу­иия, и других ранних философов — авторов «И изи- на» и «Искусства войны». Мировоззрения всех школ оказались собранными воедино во II веке до новой эры в знаменитом классическом даосском сочине­нии «Хуайнань-изы», «Философ из Хуайнани». В этой действительно неординарной книге рассматривается самый широкий круг вопросов, в том числе полити­ческих, соииологических, экологических, психологи­ческих и биологических, причем все они сплавлены в единое иелое — науку жизни. В сочинении нашли отражение философия «И изина», «Дао дэ изина» и высшая мудрость «Искусства войны», примером чего может служить одна из историй, иллюстрирую­щая воплощение на практике знаменитого диктума

«Искусства войны», а именно, что «побеждать, не вступая в сражение, — самое лучшее»:

«Когда иарство Шинь пошло войной на иарство Чу, чуские сановники уговаривали правителя напасть, но тот сказал: " На протяжении иар- ствования нашего прежнего правителя Шинь не нападало на нас; значит, если Шинь нападает на нас в мое правление, это моя вина. Что можно поделать с таким позором? "

Сановники сказали: " Шинь не нападало на нас во времена прежних министров; значит, если Шинь нападает на нас теперь, то это наша вина".

Чуский правитель склонил голову и заплакал. Потом он поднялся и поклонился своим мини­страм.

Когда люди Шинь услышали об этом, они сказали: " Чуский правитель и его министры со­перничают друг с другом за право взять вину на себя; а с какой легкостью правитель осудил себя перед своими подданными. На них не следует нападать".

В ту же ночь изиньская армия повернула об­ратно. Вот почему в " Дао дэ изине" сказано: " Тот, кто может принять позор всех людей, зовется правителем государства"».

В «Хуайнань-изы» есть еше одна история, иллю­стрирующая вытекающий из предыдущего приниип «Искусства войны», а именно, что если соперничество приводит к конфликту, то даже в победе может при­сутствовать утрата, что в последующем, даже если соперничество закончилось, может привести к еше большей беде:

«Правитель иарства Вэй спросил своего ми­нистра о причинах, приведших к гибели одного из государств. Министр ответил: " Постоянные победы в постоянных войнах".

Правитель Вэй спросил: " Государство, одержи­вающее постоянные победы в постоянных войнах, можно считать благополучным. С какой стати этому быть причиной его гибели? "

Министр сказал: " Там, где постоянно воюют, на­род слаб; там, где постоянно одерживают победы, правители высокомерны. Дайте высокомерным правителям повелевать слабым народом, и едва ли найдется такое государство, которое бы не погибло"».

Со временем весь широкий спектр китайских пред­ставлений относительно практического искусства жизни был унаследован чань-буддизмом, подвергшим внимательной и строгой проверке взгляды всех школ с тем, чтобы установить их сущность и смысл. Поэтому неудивительно, что одно из наиболее ярких описаний иерархии китайских философий войны содержится в трудах блистательного буддийского мыслителя XI сто­летия Мин-изяо, ученого, историка и одновременно знатока чань-буддийской мистики:

«Оружие предназначено для использования против преступников; использование оружия исходит от гуманности и основано на справедли­вости. Оно исходит от гуманности в том смысле, что проявляется сострадание к тем, чьи жизни уничтожаются; оно основано на справедливости в том смысле, что кладет коней жестокости.

Когда жестокость останавливается справедли­вым образом, то возникает взаимная гармония,

а не взаимная смута. Когда к тем, чьи жизни уни­чтожаются, проявляется сострадание, то и планы составляются для того, чтобы поддерживать жизнь, а не сеять смерть. Вот почему военные походы идеальных правителей древности называ­ют правильными наказаниями и справедливыми свершениями.

Когда согласие среди людей пошло на убыль и наступила эпоха Борющихся царств, изменился характер военной стратегии; о гуманности и спра­ведливости забыли, и вместо этого война стала основываться на жестокости и предательстве. Сильные государства никто не мог приструнить, самомнение государств-гегемонов росло вместе с численностью их армий, жадные государства оружием сеяли хаос, алчные государства исполь­зовали свои армии, чтобы нападать на других.

" Война — отвратительное деяние, и благород­ные прибегают к ней только тогда, когда избежать ее невозможно". Вот почему совершенномудрые древности ценили нравственную силу, а не воен­ную. Вот почему понимающие военную стратегию не должны управлять Поднебесной в одиночку.

" Облачиться в доспехи — это не путь добиться благосостояния в государстве; это способ покон­чить с жестокостью".

" Погибшее государство ведет войну оружием; государство тирана ведет войну коварством; государство подлинного вана ведет войну гу­манностью и справедливостью; империя ведет войну добродетелью; идеальное государство ведет войну недеянием"».

Другой представитель чань-буддизма, тоже бле­стящий ученый и поэт, добавляет к представленному

выше описанию философии войны некоторые детали. Его наблюдения и мысли облечены в прекрасные стихи, которые он писал в неприступных горах, где скрывался после того, как стал жертвой клеветы. В его глубоком подходе к истории и беспристрастном понимании кра­соты и трагедии столкновения различных интересов, пронизывающих человеческую жизнь, также зримо ошушается даосский элемент, ставший неотъемлемой частью наследия чань-буддизма.

Впечатления от прочтения истории

Пробужденные и благородные завершают дела только время от времени,

А ничтожные чиновники всегда поддерживают друг друга.

Когда клеветники и льстеиы добиваются своего, Совершенномудрые и ученые отвергнуты. Великое Аао создает мириады вешей Бесчисленного множества видов.

Чистые и подлые не соседствуют друг с другом, Гуманные и жестокие следуют разному.

Если поставить их рядом,

Как они смогут поладить?

Причитания солдатской жены

Лучше быть придорожной травой,

Чем супругой солдату, ушедшему в поход.

Еше не согрето свадебное ложе,

А муж уже на северной граниие.

Она вспоминает день их расставанья,

Как снежинки покрывали землю:

Лук и стрелы у него на боку,

18 Копыта коня заледенели от холода.

Он сейчас так далеко от дома,

Могут ли они хранить надежду на встречу? Приводят в печаль ее солние с луной,

Что светят ей и ее господину.

День за днем она томится и чахнет,

Думая только о том, будет ли страданьям предел? Каждую ночь в тяжелых снах Она летит на север, к граниие.

Но в походе нет другой судьбы,

Как быть настороже и днем, и ночью.

Нет времени думать ни о доме, ни о семье, Остается лишь ратный труд беззаветный.

Так, с древнейших времен до скончания лет, Верные долгу погибнуть давали обет.

«Искусство войны» и «И изин»: стратегия и перемены

«Искусство войны» и «И изин» —две вечные кни­ги китайской иивилизаиии; их на протяжении многих столетий, и в Китае, и в соседних азиатских странах штудировали и гражданские чиновники, и военные стратеги. «Искусство войны» впускает в мир войны культурное начало, «И изин» впускает войну в мир культуры. В соответствии с приниипами классической политической идеологии Китая военная стратегия под­чиняется стратегии соииальной. Вот почему главным оружием, зашишаюшим наиию от хаоса, вызываемого хоть внешними, хоть внутренними причинами, счи­талась нравственная сила единого иелого — народа. Далее, люди могут быть объединены только теми средствами, которые пестуют обшее благосостояние. Поскольку «И изин» отличает единство от единообра­зия, китайская идеология утверждала, что методы эти следует адаптировать в зависимости от времени, места и тех людей, которым они призваны служить.

Ниже философия «Искусства войны», а также применение стратегии разрешения конфликта будут рассматриваться именно в духе этой традииии. О взаи­мосвязи между философией и наукой организаиии, выраженной в «Искусстве войны», и более древней «Книгой Перемен» мы говорили в нашем предисловии к переводу первого сочинения. Аля того, чтобы поста­вить его в контекст философской перспективы, здесь, полагаем, логичнее будет начать с идей о соперниче­стве и войне, представленных в самом «И изине».

Большинство читателей и Востока, и Запада знают «И изин» как древнюю книгу предзнаменований, на протяжении тысячелетий использовавшуюся в каче­стве практического руководства по гаданию и пред­сказанию судьбы. И по сей день к ней обращаются как к непререкаемому авторитету по прогнозированию развития ситуаиии, но такая практика была в иелом чужда ведущим философам и политическим мысли­телям. Военные стратеги открыто запрещали гадания как таковое со времен как минимум таких же древних, как само «Искусство войны».

Аля ученого, исследующего законы поведения всо- ииуме, «И изин» — это книга стратегических оиенок, призванных помочь человеку жить и действовать бо­лее раиионально и эффективно. Структуру ее можно условно представить в виде четырехугольника, по углам которого — четыре фундаментальные идеи, и на котором вращается круг, состоящий из трехсот шести­десяти возможных ситуаиий. Цифра триста шестьдесят соответствует числу дней лунного года и олииетворяет полноту и завершенность. Эти ситуаиии сгруппирова­ны в шестьдесят главных конфигураиий, выраженных символическими знаками — гексаграммами по шесть элементов в каждой.

У каждой гексаграммы имеется название и глав­ная тема, отражающая тот или иной аспект жизни и развития в круге перемен. Она сопровождается комментариями и образами изменений, которые могут произойти в человеческом мире в данных условиях, когда с течением времени возникают аналогичные возможности. Каждый из шести элементов гексаграм­мы, в свою очередь, тоже снабжен комментариями

и образами, анализирующими заданную тему с раз­личных углов зрения, в зависимости от разных отно­сительных позиций, в которых люди могут оказаться в заданных условиях.

Две темы «И изина», наиболее зримо связанные с интересующим нас вопросом о влиянии книги на «Искусство войны», — это темы шестой и седьмой гексаграмм, «Раздор» и «Армия» соответственно. Темы эти рассматриваются друг за другом в соответствии с традиционным порядком изучения событий, а ком­ментарии к ним как раз и отражают классический под­ход к тому, как следует реагировать на конфликт.

Комментарий «И цзина» к гексаграмме «Раздор» гласит: «Обладателю правды — препятствие»^[554].

Чэн И, один из лучших знатоков «Книги Перемен» в истории, прекрасный интерпретатор, испытавший влияние и даосизма, и чань-буддизма, объясняет его просто как то, что «раздор возникает из необходимо­сти». Очевидно, что сие явно двусмысленное замеча­ние применимо в равной степени и к захватнической, и к оборонительной войне.

Вся символика гексаграммы «Раздор» свидетель­ствует о внутреннем желании и внешней силе. Она призвана отразить алчные и агрессивные черты че­ловеческой психологии и поведения, те самые, что как раз и ведут к противостоянию. Таким образом, «необходимость», которой Чэн И объясняет возник­новение раздоров, можно понимать как относящуюся либо к внутренним силам, подчиняющим захватчика,

либо к внешним, делаюшим необходимой зашиту от агрессии.

Согласно этическому кодексу «И изина», раздор оправдан, когда он возникает как сопротивление угнетению либо как противодействие страданиям, на которые обрекают жадность и агрессивность другого. Принцип этот вполне согласуется с Путями всех трех главных направлений китайской мысли: конфуциан­ства, даосизма и буддизма. Значит, «справедливый раздор» также проистекает из необходимости. Об этом и говорит «И цзин». Чэн И добавляет: «Без ис­кренности и верности раздор — всего лишь интрига и ведет к несчастью».

Такие же нравственные принципы присутствуют и в «Искусстве войны». В разделе «Маневрирование армией» Сунь-цзы говорит: «С самого начала прояв­лять жестокость и устанавливать суровую дисциплину, опасаясь своих людей, — вот признак неумелости». А в разделе «Огневые атаки» сказано следующее: «Правитель не может собирать армию только из-за своего гнева; полководец не может вступать в битву только из-за крушения своих ожиданий. Когда выгодно, продвигайся; когда невыгодно, остановись».

Комментарий к гексаграмме «Раздор» продолжает: «С трепетом блюди середину — к счастью. Край­ность — к несчастью». Комментарий Чэн И: «Сопер­ничающие люди, в ожидании решения, противопостав­ляют свое обоснование обоснованиям других. Хотя они могут быть искренними и преданными, но, если возникает раздор, они, безусловно, не видят ситуации; что-то обязательно останется нерешенным, ибо, если бы это было не так, ситуация была бы ясна и соперни­чества бы не возникло. Раз дело не разрешено, нельзя

определенно сказать, будет оно иметь хорошие или плохие последствия. Вот почему существует большое беспокойство относительно достижения и поддер­жания благоприятного равновесия. Если равновесие достигнуто, это предвещает благо. " Крайность — к не­счастью" означает, что, если подходить к делам, твердо придерживаясь заданного понимания, это предвещает беду».

О том же самом принципе Сунь-изы в разделе «Огневые атаки» говорит так: «Гнев может вновь обра­титься в счастье, раздражение может вновь обратиться в радость, но уничтоженное государство невозможно восстановить, мертвого нельзя вернуть к жизни. По­этому просвещенный правитель осторожен с войной, а хороший полководец почтителен к ней».

Согласно философии «И изина», состояние равно­весия, или следования середине, означает такое отно­шение, при котором эмоции и чувства не берут верх. Если следовать традиционной формуле, выраженной, в частности, в «Чжунхэизи», «Книге равновесия и гар­монии», неодаосском сочинении, основывающемся на «И цзине», то: «Состояние до возникновения эмоций называется равновесием; если же эмоции проявились, но сохраняешь умеренность, это называется гармони­ей». Традиционный даосизм понимает «равновесие» как объективность и беспристрастность. В древней формуле «равновесие и гармония» объективность и беспристрастность всегда ставятся на первое место, поскольку считается, что они и есть как раз те необхо­димые практические качества, посредством которых в последующем только и можно обрести гармонию.

Решения, принимаемые в тот момент, когда имеет место быть состояние раздора, оказывают

серьезное влияние на последующие события. Вот поче­му «И изин» продолжает: «Благоприятно свидание с ве­ликим человеком». Фраза эта достаточно шаблонная и традиционно понимается в смысле первостепенной необходимости мудрости и знания, которые не могут подменяться эмоциональными суждениями. Чэн И описывает великих людей, людей, исполненных мудро­сти, как тех, кто «может разрешать споры, опираясь на твердое понимание, истинное и взвешенное».

«Искусство войны» также уделяет большое внима­ние важности зрелого руководства, в моменты кризиса и столкновения интересов становящегося просто на­сущно необходимым: «Полководец заключает в себе мудрость, надежность, гуманность, мужество и стро­гость» («Начальные расчеты»). Согласно классической китайской философии, беспристрастная мудрость жизненно необходима всем сторонам, участвующим в споре, поскольку как только возникают раздоры, уже появляются потери, которые еше более усугубляются, когда раздор перерастает в войну. Далее, для всех, во­влеченных в противостояние, эффективное использо­вание имеющихся сил зависит от умелого руководства и управления ими, позволяющего сконцентрировать их в нужное время и в нужном месте.

В классическом да и в современном смысле положе­ние «VI цзина» о «благоприятности встречи с великим человеком» воспринимается также как указание на значимость образования, на открытие умов народа мыслям мудреца; это тоже форма руководства, как считают китайцы, дающего людям неоценимый пример выдающейся личности.

Последняя фраза комментария к шестой гексаграм­ме: «Неблагоприятен брод через великую реку». Как

поясняет Чэн И, речь здесь идет о том, что в соперни­честве нужно сохранять благоразумие и осторожность и не становиться безрассудным и опрометчивым. Со­гласно традиции стратегии, знание условий есть основа предусмотрительности и подготовленности; в разделе «Планирование нападения» Сунь-изы говорит: «Если не знаешь других и не знаешь себя, погибнешь в первой же битве». Что касается реальных военных действий, то данное предупреждение естественным образом охватывает и сферу логистики. В разделе «Ведение войны» Сунь-изы говорит: «Если государство истошено войной, то это из-за того, что припасы доставляются на большие расстояния. Перевози припасы на большие расстояния, и богатство народа истошится».

В словах «неблагоприятен брод через великую реку» можно увидеть также и повторение основного принципа нравственного соперничества, отличающего его от захватнической войны. В разделе «Типы мест­ности» сказано: «Наступая, думают не о славе; отсту­пая, думают не о том, как избежать позора, но только о том, как защитить народ». В том же духе говорит об авантюризме и классическое даосское сочинение «Хуайнань-изы»: «Жадные люди, домогающиеся всего, усыплены властью и выгодой, они обречены вечно стремиться к славе и положению. Они думают лишь о том, чтобы, опираясь на исключительную хитрость, подняться в Поднебесной, но их жизненные силы и дух истощаются день ото дня и уходят все дальше и дальше».

Тему «Раздора» анализируют и комментарии к от­дельным чертам гексаграммы. Первая черта свиде­тельствует о болезни и низком статусе. Комментарий гласит: «Не навеки будет то, в чем усердствуешь. Будут

незначительные разговоры, а в коние кониов — сча­стье». Чэн И поясняет: «Так сказано оттого, что раздор, как правило, не есть то, что следует затягивать; и сла­бые люди, занимающие низкое положение, в особен­ности едва ли сумеют удачно выйти из раздора».

Этот принцип минимализма находит отражение и в «Искусстве войны». В разделе «Ведение войны» сказано: «Если используешь воинов в битве, но победа долго не приходит, их оружие притупляется, а рвение ослабевает. Если осаждаешь города, их силы истоща­ются. Если войско долго находится в походе, запасов государства не хватит».

Замечание Чэн И насчет того, что не обладающие властью и силой люди едва ли сумеют одержать верх в раздоре, также раскрывает нам одну из причин, по которым во главе крестьянских восстаний, вспыхивав­ших на протяжении всей долгой китайской истории, как правило, стояли люди из интеллектуальной, рели­гиозной, военной или даже аристократической среды. Чэн И говорит: «Это происходит потому, что при соот­ветствующей помоши со стороны верхов люди, нахо­дящиеся в таком положении, могут воздерживаться от упорствования», ведь такое сотрудничество смягчает остроту конфликта.

По китайскому традиционному этическому миро­воззрению, вторая черта гексаграммы олицетворяет амбициозную силу, бросающую вызов справедливо­му порядку. Поскольку раздор обусловлен личными устремлениями, а не моральной необходимостью, ему противопоставляется следующее суждение: «Не одолеешь в тяжбе. Поверни — и беги. Триста дво­ров — население твоего города — не (накличет) беды». Чэн И комментирует: «Если знаешь, что правильному

и справедливому противостоять не следует, и воз­вращаешься домой, чтобы вести скромный образ жизни и заниматься своими делами, то не совершишь ошибки».

Третья черта гексаграммы «Раздор» символизирует тех, кто слаб и уступчив, хотя и находится в доста­точно сильной позиции. В конструкции гексаграммы третья черта сильна постольку, поскольку занимает самое высокое место из трех нижних. Позиция эта сооответствует положению того, кто обладает опреде­ленной властью, но находится в подчинении высшим. Авторитет и власть на этом уровне слабее, более размыты и относительны, чем в верхней триграмме, олицетворяющей более высокие и значимые уровни влияния и управления.

В гексаграмме «Раздор» слабая верхняя черта нижней триграммы свидетельствует о характерных признаках той ситуации, когда возникает раздор. Ком­ментарий «И цзина» гласит: «Кормись от обретенного встарь. Будь стойким в опасности». Под «обретенным встарь», возможно, имеется в виду опыт одного, двух, трех или более поколений, поколений, чьи свершения сформировали основы существования поколения теперешнего. С этой точки зрения, «стойкость» (еше один базовый термин «И цзина», также означающий «чистый», «подлинный») может означать осторожность, необходимую для того, чтобы не растерять накоплен­ное, в том числе и предыдущими поколениями. В таком случае в контексте данного знака быть «стойким» или «чистым» подразумевало бы указание на необходи­мость всеми силами избегать утраты или расхищения «накопленного встарь» в соперничестве за то, что еше не заслужено.

Комментарий Чэн И свидетельствует о весьма спец­ифическом понимании автором смысла данной строки, если речь идет об одном поколении: «Кормиться от об­ретенного встарь, — говорит Чэн И, — означает жить на то, что человек заслуживает и что обусловлено тем, чем он располагает». «Быть стойким, — продолжает он, — значит твердо сдерживать себя». Опять-таки данные положения «И цзина» имеют параллели в со­циальной и стратегической сферах. В разделе «Боевая диспозиция» Сунь-цзы говорит: «Хороший полководец выбирает позицию в том месте, где он не потерпит по­ражения». Фразу эту вполне можно прочитать и в том смысле, что армия, если в ходе военных действий она чувствует себя уверенно, черпает свою безопасность из прошлых достижений.

Обратно, если интерпретировать «Искусство войны» в социологическом плане, то смысл данного пассажа идентичен пониманию Чэн И: если армия всегда хочет занимать такую позицию, в которой она не потерпит поражения, это возможно только в том случае, если воины живут тем, что они заслужили и чем они располагают, и сдерживают себя.

Такой параллелизм, когда один и тот же принцип истолковывается в разных измерениях человеческого сушествования, весьма характерен для литературы, которая испытала влияние буддийской и даосской философии. Несомненно, что это является одной из причин тысячелетнего интереса к таким текстам, как «И цзин» и «Искусство войны», интереса, далеко выходящего за рамки изначального предназначения обоих сочинений.

Далее комментарий «И цзина» к третьей черте говорит: «В конце концов, будет счастье». Чэн И

поясняет: «Хотя окажешься в опасности, если пом­нишь об осторожности, в коние концов, удача улыб­нется тебе». «Опасность», еше один базовый термин «И изина», означает также «суровый», «напряженный» и охватывает указание на саму проблему и ее раз­решение в одном знаке, в соответствии с принципом «И цзина» «использовать неблагоприятные события для добрых целей», как, например, учиться на на­пряженных и стрессовых ситуациях собирать волю, которая в последующем поможет успешно преодо­левать препятствия. В разделе «Девять местностей» Сунь-цзы говорит: «Если им суждено умереть здесь, то разве есть такое, что они не могли бы совершить? Воины отдают все свои силы. Когда воины в большой опасности, они не ведают страха».

Заканчивается комментарий к третьей черте таки­ми словами: «Пожалуй, следуй за царем в его делах. Без того, чтобы совершать это ради себя». Чэн И ин­терпретирует данную фразу в том смысле, что люди, положение которых олицетворяет черта, не должны приписывать себе достижения, обретенные благо­даря их участию в уже сложившейся системе, в дея­тельности государства. В этом смысле они обязаны признавать, что «кормятся от обретенного встарь», от сделанного многими и многими другими людьми, и потому не вправе устраивать т