ГЛАВА 7. Элена мчалась, оставляя все дальше за спиной заходящее солнце

Элена мчалась, оставляя все дальше за спиной заходящее солнце. Она изо всех сил цеплялась за вороную гриву Роршафа, тени страшными преследователями стелились по траве. Конь взрывал зеленую траву, из-под копыт во все стороны летели брызги. Она давно оставила попытки управлять жеребцом: до поводьев не дотянуться, а команды он игнорировал. В какой-то момент девушка думала далее спрыгнуть, но падение с такой высоты, да еще на бешеной скорости грозило страшными переломами, если не гибелью. Она прижалась щекой к взмокшей холке, полностью положившись на животное.

Она цепенела от безудержной скачки, но сердце осталось далеко позади. Что с ее спутниками? Последнее, что она помнит, – Крал, поверженный стрелой. И столько крови! Элена зажмурилась, пытаясь прогнать жуткое видение. А как остальные?

Перед ее мысленным взором бесплотным призраком проплыло лицо Эр'рила – ее стража, ее рыцаря, ее наставника. Сумев вырваться из ловушки, она понимала, что ему это вряд ли удалось. И как теперь одной путешествовать по землям Аласеи? Как избежать встречи со слугами Темного Властелина и отыскать потерянный город А'лоа Глен? Нет, Эр'рил и остальные ей необходимы.

Выпрямившись в седле, Элена вцепилась в гриву Роршафа и резко дернула на себя.

– Стой, проклятый!

Ветер срывал с щек слезы, а конь по-прежнему мчался вперед. Точно блоха – с собакой, девушка сражалась с могучим жеребцом, пытаясь управиться с ним тонкими слабыми руками. Нужно остановить Роршафа прежде, чем он унесет ее слишком далеко. Однако боевой скакун не слушался ее – сумерки окутали холмы, а он все не сбавлял хода.

– Пожалуйста, – рыдая, взмолилась Элена. – Прошу тебя, остановись. Я не хочу оставаться одна.

Она в отчаянии зарылась лицом в густую гриву. И, словно слезы наконец тронули железное сердце, Роршаф перешел с галопа на рысь, затем – на шаг. Подняв голову, Элена увидела, что путь им преградил широкий ручей. Вода в гаснущем сиянии вечера отливала розоватым серебром, стайка стрекоз с прозрачными крылышками резвилась среди прибрежного тростника.

Около одинокой ивы, ветви которой касались потока, Роршаф остановился, его мышцы содрогались от усталости. Элена соскользнула с седла и чуть не упала: измученное тело подвело ее. С трудом удержавшись на ногах, девушка схватила болтавшийся повод: нужно немного прогулять коня, чтобы он остыл. Элена потянула его, уверенная, что упрямец не пойдет, но тот не стал противиться.

Они двигались вдоль берега, распугивая целые армии возмущенно квакавших лягушек. Воздух дышал ароматом лилий, над водой в поисках насекомых метались луговые жаворонки. Элена прихлопнула комара на руке. Роршаф фыркнул и принялся сметать хвостом налетевших на его потную шкуру мух.

Вскоре скакун успокоился и задышал ровнее. Они не останавливались и через некоторое время оказались у крошечной серебристой заводи. Элена понимала, что нужно почистить коня засветло, но усталость взяла свое, и она опустилась на плоский камень.

Вглядываясь в ручей, она различила свое отражение. Сняв перчатку, Элена коснулась коротко остриженных волос. Кто эта женщина? Перепачканное сажей лицо казалось совсем чужим. Беглянка вымыла лоб и щеки. Неужели эта девочка когда-то бегала по семейным яблоневым садам? Капли падали с носа, но вода тут же успокаивалась. Она заглянула себе в глаза: той девочки больше нет.

Вдруг краем глаза она заметила какое-то движение. Выскользнув из выреза рубашки, перед ней раскачивался крошечный амулет. Она сжала в кулаке каменный флакончик, болтавшийся на шнурке из волос тети Филы. Элену захлестнули воспоминания: милые сердцу образы тех дней, что она проводила в булочной, уютно пахли корицей и свежей выпечкой; а затем пронеслись картины, полные ужаса и крови, – смерть тети Филы на улице Уинтерфелла во спасение ее, Элены, от когтей скал'тума.

На глаза навернулись слезы. Она стиснула сосудик в правой руке, и острая грань проколола кожу – на ладони выступила кровь.

– Ты мне нужна, тетя, – сказала она собственному отражению.

Элена не надеялась получить ответ. Еще среди соплеменников Крала она множество раз пыталась связаться с покровительницей с помощью магического амулета, но ничего так и не вышло. Либо магия стихии испарилась из флакончика, либо тетя Фила находилась вне пределов досягаемости. И все же Элена радовалась, что носит у сердца что-то, напоминающее о родных. Она стиснула оберег в ладони, вспомнив и дядю Бола, подарившего его и объяснившего, как им пользоваться. «Ищи мою сестру в отражениях, – сказал он среди руин старой школы. – Она придет, если сможет».

На Элену с новой силой нахлынула боль – она потеряла близких, всех до единого. Амулет выскользнул из ослабевших пальцев и начал раскачиваться над водой. С него упала капля крови, и по поверхности пошли круги. Вдруг они засеребрились.

Широко раскрыв глаза, Элена смотрела, как, точно пролитое молоко, расползается сияние.

– Тетя Фила? – прошептала она.

Лужица света вращалась, увеличиваясь в размерах.

– Пожалуйста, тетя, ты мне так нужна. – Элена снова сжала в руке флакончик, и слезы закапали в воду.

И тут, как шепот воспоминаний становится видимым образом, сияние превратилось в призрачную фигуру, на знакомом лице мерцали водовороты.

Элену душили слезы: открылись старые раны, начавшие было затягиваться.

Женский силуэт проступил яснее, и вскоре девушка разглядела напряженность в лице и блеск в глазах тети. С поверхности воды поднялся голос – она говорила четко и быстро.

– У нас мало времени, дитя, к тому же я слишком далеко, чтобы долго поддерживать связь. Тебе грозит великая опасность. Беги!

Надеясь на утешение, Элена ждала совсем других слов.

– Бежать?.. Куда? – пробормотала она и расплакалась.

– Успокойся, девочка. Хватит глупостей. Вытри лицо. Слезами горю не поможешь.

Элена тут же послушалась. Тетя Фила, твердая как скала, трудолюбивая женщина, не привыкла, чтобы с ней спорили. Даже смерть не смягчила ее железного характера.

– А теперь оглянись.

Обернувшись, Элена поняла, что луг поглотила ночь, но вдалеке, среди холмов, мерцали красные огни.

– Это вражеский лагерь, и там твои друзья. Вас разделяет не только расстояние, но и мерзкое существо, порождение зла. Чтобы освободить товарищей, нужно победить чудовище.

Элена вернулась к призрачному силуэту.

– Но как? Моя магия почти иссякла.

– Знаю, – нахмурилась тетя. – Твоя колдовская энергия для меня словно маяк, и теперь она мерцает едва различимо, а то, что придет за тобой этой ночью, страшнее непроглядного мрака. Ты не в силах бороться с ним. Пока не в силах. Нужно бежать.

Элена сморгнула слезы.

– А как остальные?

– Их не спасти.

– Я не могу их бросить.

– Важно сохранить только тебя – ты любой ценой должна выжить и добраться до Кровавого Дневника. Тогда свершится предсказанное.

Элена молчала.

– Я знаю, тебе очень нелегко. – Голос тети заметно смягчился. – Но всем нам пришлось сделать тяжелый выбор, чтобы оказаться в нынешней точке истории и получить шанс на рассвет в эти черные времена. Ты – единственная надежда нашей земли.

Девушка поднялась на ноги.

– Умница. – Слова прозвучали едва слышно сквозь потускневшее сияние. – Я больше не могу поддерживать связь. Беги под покровом ночи. В городах и деревушках за холмами ты найдешь убежище.

Свет почти померк, и Элена уже не видела силуэта, но различила последние слова:

– Я люблю тебя, милая.

Элена смотрела, как исчезает серебристое мерцание.

– Я тоже тебя люблю, – прошептала она потемневшей воде.

Вокруг сгустилась ночь. Элена обернулась на горы и луга: в наступившем мраке костры казались ярче. Печаль невыносимым грузом давила на плечи. С тяжелым сердцем отвернувшись от огоньков, она снова услышала слова тети: «Ты – единственная надежда нашей земли».

Сунув ногу в стремя, Элена вскочила в седло. Она крепко сжала поводья, твердо решив не отдаваться больше воле коня. Девушка выпрямилась и попыталась заглянуть себе в душу. Надоело, что ее постоянно несет куда-то против ее желания – будь то лошадь или первозданные силы. Пришла пора самой выбирать дорогу.

Она смотрела на далекие костры. Мысленно попросив у тети Филы прощения, Элена пятками ударила Роршафа – тот стал на дыбы, громко фыркнул и помчался к мерцающим огонькам.

Будь проклято предсказание! Там ее друзья!

Эр'рил проверил путы: кожаные ремни прочны, а узлы надежны. Он попытался вытащить столб, к которому был накрепко привязан, но и тот оказался достаточно крепким, к тому же был глубоко вкопан в землю – даже не шелохнулся.

– Бесполезно, – прошептал Крал, стоявший рядом.

Его правое плечо перетягивала окровавленная тряпка, лицо искажала боль.

– Тише, – прошипел Мерик. – Они изобьют тебя, если поймают на попытке высвободиться.

Элв'ин, схваченный раньше товарищей, стоял у столба рядом с горцем. В подтверждение словам на щеке у него наливался свежий синяк. Он кивнул на двух широкоплечих стражей в зеленых охотничьих куртках, опиравшихся на копья в паре шагов. Суровые, закаленные зимовками в лагерях, охранники отвлеклись на доносившиеся от костров победные песни и не слышали пленников.

Эр'рил огляделся: неподалеку был привязан Могвид. Оборотень, угрюмо понурившись, висел на своих путах. Воин обеспокоенно повернулся к Кралу.

– А где Элена и Ни'лан?

– Ни'лан увели на допрос незадолго до вашего появления. – Горец понизил голос, по губам скользнула холодная усмешка: – Элена спаслась на моем коне. Она в безопасности.

Эр'рил облегченно вздохнул.

– И куда твой конь ее унес?

– Я приказал Роршафу скакать до воды. Если возникнут трудности, он унесет девочку как можно дальше.

– И он все это понял? – усомнился Эр'рил.

Крал улыбнулся еще шире.

– Я ведь воспитывал его с самого рождения. Он выполнит все мои команды и присмотрит за ней.

Слова горца не слишком утешили воина: с лошадью или без, одна Элена долго не продержится.

– А где огр? – вмешался Мерик, оглядываясь. – И волк?

Эр'рил кивнул на фургон.

– Тол'чака связали, точно кабана, – веревками и цепями. Я думал, он мертв, но огр застонал и попытался вырваться, когда три лошади поволокли его по грязной дороге. Он не в себе от паучьего яда, но, думаю, выживет. Если только его не зарубят.

– А Фардейл? – угрюмо спросил Крал.

– Брат сбежал как последний трус, – ответил Могвид, не поднимая головы.

– У него не было выбора, – возразил Эр'рил. – Охотники не любят волков, они бы напичкали его стрелами.

– Как бы там ни было, он меня бросил, – отрезал оборотень.

Неожиданно пронзительный женский крик разорвал ночь. Все четверо пленников замерли. В первое мгновение Эр'рил подумал, что пытают Ни'лан, но, прежде чем вскипела ярость и он начал сражаться с кожаными ремнями, увидел, что крошечную нифай ведут от палатки две крупные охотницы. Ее куртка была порвана, в фиалковых глазах застыл страх. Под острием копья ее привязали к свободному столбу.

Стражники попытались разузнать, что случилось, но женщины отмахнулись.

– Бабские дела, – сказала одна, стягивая запястья нифай ремнями. – Похоже, у девочки тяжелые роды.

Проверив путы, охотницы забрали свои копья и ушли.

Охранники хмуро оглядели пятерых пленников и отвернулись. Они отошли на пару шагов и, вытянув шеи, попытались разобрать, что происходит в лагере.

Склонив голову, Эр'рил посмотрел в глаза Ни'лан и шепотом спросил:

– Удалось что-нибудь узнать? Кто это такие и почему напали на нас?

Нифай, не в силах унять дрожь, несколько раз сглотнула, прежде чем ответить.

– Они думают, что в нас вселились демоны. Кто-то сказал, что мы убили детей и наслали порчу на лес.

– Что! Кто?

– Не знаю. Но я слышала, как командир допроса, Бетта, упомянула молодую женщину на сносях, вышедшую из чащи. Охотница была очень взволнована.

– Ты думаешь, та девушка оговорила нас?

Ни'лан пожала плечами.

– Непонятно. Но Бетта ушла проверить роженицу, и, кажется, это она кричала. Здесь происходит что-то чудовищное.

– Я догадываюсь, кого обвинят в неудачных родах, – нахмурился Эр'рил.

– Охотники собирают хворост, и гораздо больше, чем требуется для обычных костров, – проворчал Крал, вскинув брови. – Если не хотим сгореть заживо, стоит поискать способ выбраться.

– Не спорю, стоит. Есть предложения?

Все промолчали.

В голове у Эр'рила крутились самые разные планы, но среди них не было осуществимых. Даже если им удастся выпутаться, как быть с Тол'чаком? Нельзя ведь бросить огра. А снаряжение? Фургон заменить легко, но стражник вытащил из кармана маленький металлический кулак – ключ, без которого не пройти в А'лоа Глен. Воин скрипел зубами от отчаяния.

– Он вернулся! – едва не закричал оборотень.

Один из стражников, обернувшись, окинул пленников тяжелым взглядом. Однако новый вопль тут же привлек его внимание к лагерю.

– Тише! – приказал Эр'рил.

Могвид нервно возился в своих путах.

– Вон там, за кустом.

Станди посмотрел туда, куда кивнул оборотень.

– Я ничего не вижу.

Вероятнее всего, от страха примерещилось. И тут Эр'рил заметил, как под низкими ветками сверкнули желтые глаза.

– Фардейл, – облегченно вздохнул.

Черный волк был неразличим в тени высокой травы и кустов, только янтарное мерцание выдавало его. Хорошо. Воин включил си'луру в план побега: возможно, его помощь – единственный шанс на спасение.

– Можешь связаться с ним? – спросил воин, чувствуя, как в душе расцветает надежда.

Братья уже смотрели друг другу в глаза.

– Фардейл разведал все вокруг. Он говорит, лагерь пропитан тем же зловонием, что он чувствовал раньше. – Могвид повернулся к Эр'рилу, его голос дрогнул. – Запах пауков. Но здесь он гораздо сильнее.

Вира'ни невероятно гордилась своим ребенком: он так быстро рос, пожирая повитуху, и теперь уже был размером с некрупного теленка. Он сидел на груди тетушки Ди; кожа старухи, натянувшись под его тяжестью, облепила череп и кости, и все морщины разгладились. Как она помолодела! Разве не замечательный подарок за все старания? Впрочем, малышу еще есть чем ее порадовать.

– Я знаю, ты все еще голоден, милый, но впереди много дел, нас ждет наша ведьмочка.

Дитя обернулось: два ряда челюстей пожевали воздух, и на грудь старухи закапала кровь. Он тихонько застонал, и крылья завибрировали. Три пары глаз раскачивались на стебельках, умоляюще глядя на мать.

В приступе умиления Вира'ни прижала ладонь к щеке: как же он прекрасен! Но на ласки еще будет время, а пока нужно все подготовить.

– Поцелуй тетю за ее заботу, милый, но побыстрее. Мы спешим.

Малыш снова повернулся к повитухе, зарылся носом между старческих грудей, разорвал одежду и вонзился в плоть. Ребра треснули, и Ви'рани улыбнулась. Какой послушный мальчик!

Вцепившись всеми лапами, он засунул голову в развороченное тело и потянулся к сердцу. Вира'ни увидела, как сжались огромные красные железы на горле малыша, когда тот подносил тетушке Ди последний дар. Закончив, дитя соскочило с жертвы – восемь суставчатых лап отступили, четыре крыла возбужденно затрепетали.

Тело повитухи, давно переставшее биться в агонии, снова задергалось. Рот открылся и закрылся – как у рыбы, выброшенной на сушу. В следующее мгновение остекленевшие глаза загорелись мягким красным светом. Неожиданно она согнулась в поясе и села. Челюсть отвисла, с губ капала черная слюна. Она скребла землю растопыренными пальцами, пока яд проникал во все уголки ее останков.

Полог палатки откинулся, и малыш метнулся ко входу. Бетта наклонилась, собираясь войти.

– Родила? – спросила она, пошире распахивая клапан.

Оказавшись внутри, охотница выпрямилась и поморщилась от отвращения.

– Добрая Матушка, что за мерзкая вонь!

Вира'ни ответила гордой улыбкой. Старуха открыла рот, и из растерзанного горла вырвался приглушенный хрип.

– Тетушка Ди? – Охотница подошла к повитухе, сидевшей среди разбросанных подушек.

Услышав знакомый голос, та медленно повернула голову. Позвонки выскакивали и трещали, точно ломающиеся ветки дерева. Она уставилась на женщину.

Охотница застыла, не в силах отвести глаз от ужасающего зрелища. Руки испуганными птицами взлетели к горлу, и она закричала – неистовый вопль вырвался из палатки и пронесся по лагерю.

Повитуха поднялась на ноги, развернулась и закрепила свою голову на прежнем месте. С мерзким бульканьем она на нетвердых ногах подошла к Бетте. Очень медленно старуха указала на разверстую грудь, демонстрируя след от поцелуя новорожденного. Дергающиеся пальцы проникли в рваную рану и разодрали ее еще шире.

Бетта сдавленно вскрикнула.

Из растерзанного нутра посыпались чернокрылые скорпионы величиной с большой палец. Выставив жала, они набросились на скованную ужасом охотницу. Отбиваясь от облепивших ее ядовитых тварей, женщина вывалилась из палатки.

Легонько оттолкнув шатающуюся повитуху, Вира'ни направилась следом. Опустошенное тело тетушки Ди повалилось на подушки под стук костей и шуршащей кожи. Не посмотрев в ее сторону, Вира'ни подошла к выходу и, откинув полог, увидела, что Бетта лежит на спине у самого порога. Ее кожа уже местами почернела, а живот распух, как у дохлой коровы, стухшей на солнце. Чуть поодаль, у костров, замерли охотники, их лица обезобразил ужас.

– Нехорошо думать только о себе, – обратилась она к неподвижному телу у своих ног. – Крошки мои, остальные тоже ждут ваших поцелуев.

В ответ из вспухшего живота вырвалась стая скорпионов и тут же набросилась на охотников. Ночь вспороли пронзительные крики тех, кого черные убийцы одаривали смертельными лобзаниями. Девчушка с мокрыми от слез щеками проскользнула между метавшимися ногами взрослых и бросилась к Вира'ни. Та взяла испуганного ребенка на руки и обняла.

– Тише, малышка. Тебе нечего бояться.

Она еще сильнее прижала ее к обнаженной груди. Какое чудное дитя и какие у нее славные кудряшки! Настоящая куколка! Вира'ни прикрыла уши девочки, чтобы та не слышала воплей, метавшихся по лагерю. Бедняжка, дети так боятся резких звуков. Вира'ни сидела с плачущим ребенком на коленях и ждала.

Все закончилось очень быстро. Вокруг на примятой траве от яда корчились тела, но вскоре отрава начала действовать, и крики смолкли. Вира'ни вздохнула и встала, по-прежнему не выпуская малышку из рук. Лагерь усеивали трупы. Какой-то несчастный даже бросился в костер, чтобы избежать смертельного поцелуя. Огонь теперь облизывал его кости, и густой маслянистый дым тянулся в ночное небо, где запах жареной плоти мешался с прохладным ветерком.

Вира'ни сердито глянула на догорающий труп и, отбросив назад длинные черные волосы, направилась к границе лагеря, где у столбов томились пленники. Скорпионы знали, что их трогать нельзя – она расправится с детоубийцами лично. Вира'ни проходила между палатками под жалобные всхлипы.

– Тише, малышка, – сказала она, спуская дитя на землю.

Перепуганная до смерти девочка села в грязь и, горько рыдая, принялась раскачиваться взад и вперед. Перешагнув через нее, Вира'ни двинулась к столбам.

– Не кручинься, – сказала она, оглянувшись. – Поиграй с моим малышом, вы подружитесь.

Дитя следовало по пятам, его чешуйчатые ноги скребли и шаркали по земле. Вира'ни услышала, как вскрикнула девочка, и тут же все стихло. Она улыбнулась: каждому ребенку нужен друг.

Вскоре показались пленники. Остановившись за низкой палаткой, она принялась их разглядывать. Убийцы, все пятеро! Четверо мужчин и одна женщина. Тепло и добродушие, завладевшие ею после рождения столь прекрасного сынишки, сменились ненавистью. Казалось, кишки внутри завязались тугим узлом, когда она на них взглянула. Вира'ни, нисколько не стесняясь своей наготы, вышла из укрытия. С какой стати ей смущаться? Плечи задрожали от едва сдерживаемой ярости. Она перешагнула через почерневшие тела двух стражников и пнула чье-то копье.

Наигравшийся малыш догнал ее и заковылял рядом, взбивая крыльями воздух в тщетных попытках взлететь. Он снова проголодался и принялся жалобно скулить, глядя на нее. Вира'ни вздохнула: ох и нелегка же материнская доля!

Пленница вскрикнула, увидев дитя. По крайней мере, у нее хороший вкус, раз она оценила небывалую красоту ее крошки. Волна гордости захлестнула Вира'ни, и на сердце потеплело. Может, она и позволит женщине покормить малыша перед смертью.

Один из невольников, однорукий мужчина, дерзнул заговорить:

– Добрая Матушка! Быть не может!

Она повернулась и смерила наглеца суровым взглядом.

– Это ты, Вира'ни? – пораженный, выдохнул тот.

Ее сковало холодом, она будто примерзла к земле. Даже голодный плач малыша доносился теперь откуда-то издалека. Она смотрела на связанного мужчину и вдруг узнала его: черные волосы, обветренная кожа – и глаза! Пронзительные глаза цвета грозового неба.

– Эр'рил! Я знала! Знала, что ты жив!

Они молча смотрели друг на друга.

Огромный бородатый мужчина, откашлявшись, прервал молчание:

– Эр'рил, ты действительно знаешь эту женщину?

Воин кивнул, и его слова прошелестели сухими осенними листьями:

– Да, и очень давно. Когда-то мы любили друг друга.