И сын предстал пред материнским взором.

Горы Нрады.

Амдебаф шел по запаху. Даже во чреве малыш его чувствовал, помимо доброго, теплого, сердечного ритма. Он четко улавливал остатки впившейся в недра молчаливых камней предсмертной агонии матери и, помня прощальное прикосновение ее духа, сын хотел прикоснуться своим рубиновым взглядом к той, что подарила ему это солнце, этот воздух, эту белоснежную чистоту.

Остатки дня рождения, звездная тихая ночь и пасмурное снежное утро средь горных вершин ушли у настойчивого бриллиантового дракончика на то, чтобы преодолеть тот путь, что неуправляемые крылья полумертвой Иррады одолели меньше чем за минуту… последнюю минуту дерзкой, решительной, золотой жизни.

Маленькие, еще неуклюжие, непослушные лапы, то и дело проваливались под наст, цепляясь острыми, как иглы, локтевыми шипами за его корку. Они предательски не давали вытащить конечность для следующего шага, противясь каждому движению. Пару раз он срывался с заснеженных откосов и кубарем катился вниз, получая шипастым хвостом болезненные затрещины по голове. Амдебаф недовольно пищал, фыркал, выплевывал из битком набитой пасти снег, чихал, выдувая обжигающие белые хлопья из ноздрей, но поднимался и шел.

Однажды неопытный малыш прыгнул с камня и провалился в огромный сугроб посередине скального распадка всеми четырьмя лапами по самое брюхо. Как он не извивался, как не метался его слабый крошечный хвост, освобождение не желало поворачиваться к нему лицом. Дракончик злился, тихонько рычал, отчаянно барахтаясь в снегу, и лишь случайно распростертое крыло, с силой вонзенное в снег, подарило незначительное движение.

Шея малыша вытянулась, взгляд прищурился и повеселел. Оба расправленных крылышка разом врезались в пушистую снежную целину, дружным рывком бросая тело вперед и вверх. Каждый взмах на мгновенье отрывал тельце от перинного белоснежного покрывала, даря едва уловимый укол невесомости полета где-то под юным сердечком, и тут же ронял будущего властителя небес в хладные объятья бесстрастных снегов.

Первый полет… Первый полет из снежного плена. Первый полет по толще мягкого снежного океана.

Добравшись до торчащих голых, черно-угольных камней, Амдебаф вскарабкался повыше и оглянулся. По дну распадка тянулась широкая полоса с ровными отметинами крыльев – его первый след в чертогах Эндоры, след его первой борьбы за свою крошечную жизнь…

Тонкое драконье чутье подсказывало – «Ты рядом… Совсем рядом!» и верно вело по кровавой нити паденья, уже изрядно припорошенной снегом.

…Маленькое сердечко сжалось в колючий трепещущий комочек от боли.

- Мама… Мамочка…

За поворотом меж острых, расколотых скал, в глубокой рытвине высилась шипастая громадина недвижного, изувеченного, заледеневшего драконьего тела.

Малыш замер, растопырив в стороны лапы, расправив крылья, и изумленно таращил глаза на титанические размеры той, что совсем недавно ласково называла его сыночком. Пронзая упокойный саван снегов, с немыслимой легкостью вздымались вверх огромные острые когти, отпущенные предсмертной судорогой в причудливое переплетение линий.

Амдебаф поднял голову к тускло-молочным снежным небесам и жалобно протяжно завыл.

Сын нашел мать. Он пришел к ней – единственному маяку в мире. Огромном, неведомом, знаемом по таким приятным, но недолгим материнским рассказам. Он дошел к светочу, обещавшему научить всему и вложившему все силы в его спасение.

Яркие сказки. Амдебаф помнил их. Яркие сказки матери о Эндоре, услышанные в ее теплой, полной жизни и мерцающей переливчатым светом утробе. Он помнил образ второго ее сердца – маленького двуногого существа с острыми ушами и золотой чешуей, которого мать трепетно и ласково называла «наш всадник». Он помнил все, но Судьба погасила пред ним маяк, погасила пред ним материнскую ослепительную любовь, безжалостно отняв на самом пороге рождения. Вместо этого Судьба даровала маленькому, теплому, крылатому комочку лишь терзающий холод лишений на девственно-белоснежном кружении снегов.

Этим утром снег сыпал крупными медленными хлопьями. Пушистый.. Траурный… В рваные клочья облачных прорех иногда проскальзывали голубые мазки небесной лазури. Под когтистой лапой захрустело что-то шершавое, и малыш в страхе вздрогнул – он случайно забрел на припорошенное снегом оторванное золотое гигантское крыло. Осторожно, словно боясь причинить боль, виновато попискивая, дракончик отпрял в сторону.

Могучие пластины поблекшей матовой золотой чешуи скользили вдоль рубиновых глаз, приведя неуверенные, дрожащие шаги дитя к разверзшемуся зиянию рассеченной утробы.

Амдебаф поднырнул в проем меж грудью и массивной лапой и двинулся вдоль шеи Иррады. Завалившись на бок, корона огромных рогов еще гордо вздымалась, и по меркам сына даже вечно спешащие тучи цеплялись и почтенно замедляли бег пред величием Златокрылой. Голова матери куда-то тянулась и малыш, пятясь боком, ее обошел.

Амдебаф встал… Встал в полный рост, вытянувшись на задних лапах, упершись на хвост и расправив крылья громко, во все горло приветствовал родительницу.

Он хотел, чтобы мама его увидела.

Он пришел… Он нашел ее… Он не потерялся…

Он сильный… смелый… бесстрашный…

Внезапный порыв ветра сорвал погребальный, белый саван с головы Иррады, и сын предстал пред материнским взором…

Не видящим… Не моргающим…

На него смотрели два янтарно-золотых застывших глаза. Даже в лишенных жизни, замутненных зрачках Златоглавой горели дерзость, отвага и любовь…

- Мамочка… Ты слышишь?... Я пришел к тебе…

Иррада молчала и смотрела… смотрела… не в силах отвести глаз от своего долгожданного чада.

- Мамочка… Я… пришел… пришел… - робко, мысленно прошептал Амдебаф, надеясь и страшась, что она вдруг ответит. – Ты обещала научить меня летать… Помнишь? …

Судьба подводила безжалостную черту такого короткого, еще даже не успевшего начаться детства Великого.

- Ты… ты обещала быть всегда рядом… Лететь рядом… Все время рядом…

Дракончик, жалобно урча, приблизился к могучим острым зубам, торчащим из приоткрытой пасти. Они внушали страх и благоговейный ужас.

- Тебя нет… И нашего всадника... тоже нет… Ты оставила меня здесь… одного… Куда? Куда мне идти?... Кого искать?...

Приподнявшись, осиротевший сын обхватил передними лапками один из клыков и ласково, нежно лизнув шершавым языком, припал к нему щекой.

- Помоги… родная… - из рубинового глаза скользнула горючая слезинка и беззвучно сорвалась в рыхлый снег, прожигая в нем сердечной болью тонкую, парящую дырочку, которая становилась бездонным зиянием, пожравшим счастливое будущее.

Звездному страннику хотелось ласки, огненного драконьего тепла и раскатистого могучего грудного урчания материнской груди, от которого щекотно всей спине, но это все было у него безжалостно отобрано кем-то… по ту сторону скал. Амдебаф это помнил, чувствуя ярость битвы, кипящую в крови матери незадолго до смерти. Он сдвинул брови, отпустил клык и, развернувшись в сторону запада, оскалив клыки, зарычал.

- Я отомщу! Слышите?! Сколько бы вас не было. Какими бы силами вы не правили. Вам всем гореть в моем огне и не вымолить пощады! Только бы научиться летать… Поскорее… поскорее… Отыскать путь и…

Вдруг в памяти всплыла красочная греза-картина материнского рассказа о счастливом драконьем гнезде – Генаре. Об уютных пещерах и добрых друзьях. Об умелых крыльях наставников и учителей… Ярость постепенно отпускала из мучительных когтей его душу… Но где это все отыскать в необъятных, незнакомых далях, ему не познавшему огня и полета?... Ему – брошенному и одинокому…

Безмерной грустью из недр детской души поднялось нечто огромное, всеохватывающее, звездное, наполненное таким же ищущим одиночеством и неистовыми вихрями магии. Оно на мгновение захватило все существо малыша, и близ упокоенной головы матери Амдебаф вспыхнул сферой радужного, лучистого, бриллиантового света.

Боль и надежда, стремление и мольба рванулись рокочущим лучом к клубящимся снежным небесам и…

… Внезапно на землю обрушилась снежная буря. Ветер взвыл терзаемым наживую демонами зверем. Колючий снег с градом неистово жалил даже сквозь бриллиантовую чешую. Налетевшая лютая стужа нещадно кусала за хвост и тонкие крылья, истязая почти невосприимчивое к холоду тельце дракончика.

Амдебаф с трудом различал гигантское тело матери в метре от себя. Буря все нарастала, набирая мощь. Ветер бесился и бил. Бил именно в него. Инстинктивно ища укрытия, испуганный до смерти малыш бросился вдоль тела Иррады к спасительной прорехе.

Вот она – разрубленная скальным пиком утроба. Не раздумывая ни мгновенья, Амдебаф юркнул в ее недра, забился в самый дальний угол и, свернувшись кольцом, дрожа каждой чешуйкой, укрылся крыльями.

Буря ревела и скалилась, кружа метелью и заваливая все вокруг толстым снежно-ледяным панцирем. Совсем скоро в убежище Амдебафа ледяной завал входа пожрал свет…