Глава 13. Я пробыла в Программе четыре недели и восемь часов

Я пробыла в Программе четыре недели и восемь часов. Релм не вернулся, но во мне теплилась надежда. Я многого не помню, но меня не покидает ощущение, что раньше я была счастлива. И от этого верится, что я снова смогу стать счастливой.

Мы с Табитой стояли у комнаты досуга: она показывала мне свои ногти. В качестве награды за хорошее поведение ей позволили покрыть коротенькие ногти лаком, и теперь они неоново-розовые. Табита с восхищением шевелила пальцами.

– Очень красиво, – похвалила я, отметив про себя, что она начала причесываться.

– Спасибо, – отозвалась Табита. – Представляешь, меня через две недели выпишут! Может, даже прическу позволят сделать. Доктор Уоррен считает, что мне больше идет рыжий, а не красный. Ты бы что выбрала?

Я пожала плечами:

– Мне прежний цвет больше нравится.

Она чуть улыбнулась, будто мой комплимент действительно многое для нее значит. Заметив что-то за моей спиной, Табита не сдержала широкой улыбки.

– Слоун, – сказала она.

– Что?

– Красавчик вернулся!

Я обернулась как ужаленная и увидела Релма в свежей лимонно-желтой пижаме. С моих губ сорвался легкий вздох – тело отпускало затаенный страх. Я кинулась к нему, а он раскрыл объятия.

– Ты в порядке, – шептала я ему на ухо, когда он подхватил меня и поднял – ноги болтались в воздухе. От него пахло мылом и стиральным порошком, и я была так счастлива, что не могла его отпустить.

– В порядке, – подтвердил Релм. Опустив меня на пол, он помахал Табите. Она хихикнула и отошла.

Релм разглядывал мое лицо. Он казался бледнее, чем раньше.

– Что тут было, пока меня не было? – спросил он, взяв меня за плечи и нежно массируя.

– Роджера уволили.

Релм улыбнулся и снова меня обнял.

– Я же обещал, он от тебя отвяжется. – Релм уткнулся подбородком мне в макушку. – Ты никому не говорила о том, что он тебе предлагал? – прошептал он.

– Нет.

– Правильно.

– Мальчишки отказались играть без тебя в карты, – сказала я, желая сменить тему. – По-моему, они по тебе скучают.

– А ты?

Хотя мы обнимались и я была очень рада видеть Релма, вопрос показался мне странным.

– Конечно, – ответила я правду. Отодвинувшись, я заметила повязку у него на суставах пальцев. Перехватив мой взгляд, Релм поднял руку.

– Порезал о его зубы, – пожаловался он. – Два шва наложили.

– Поверь мне, с ним медики возились дольше.

Релм, похоже, остался этим вполне удовлетворен, потому что здоровой рукой повел в комнату досуга.

Партия в карты была в самом разгаре. У нас с Релмом из угла губ торчали хлебные палочки, над столом то и дело раздавалось «жулик». Все смеялись.

– Не может у тебя быть червей, – кричал Шеп на Дерека. – Все черви у меня, полная коллекция «сердечек». Жулик!

«Бриллиантов ты от него не дождешься, максимум это сердечко». Я моргнула, услышав в подсознании чужой голос, и будто воочию увидела кольцо с пурпурным сердцем с блестками, которое я почему-то засунула в матрац. Чье это кольцо?

– Слоун! – Релм толкнул меня коленом. – Ты чего?

Я помотала головой, глядя на Релма невидящими глазами. Внутри меня возникла странная тяга – что-то резко дернуло в самом сердце. Я по кому-то тосковала, точно знаю, но не могла представить себе лица или образа. Словно фантомная боль после аппендицита, хотя кишку уже вырезали. Я не знаю, что потеряла и где была. Я спрашиваю себя и не знаю, был ли у меня раньше бойфренд. Может, я девственница? Меня превратили в незнакомку для меня самой.

При этой мысли защипало глаза. Я хотела остаться собой, но уже не знала, кто я. Закрыв лицо руками, я разревелась. Релм пододвинулся ко мне на стуле и обнял.

– Ничего себе, – услышала я нервный голос Шепа. – Что это с тобой, Слоун?

– Все в порядке, – быстро сказал Релм, поглаживая меня по руке, пока я рыдала ему в плечо.

– Что-то не бросается в глаза, – заметил Шеп.

Я почувствовала, что Релм напрягся, но он шумно вздохнул.

– Она просто соскучилась, да, красота моя? – шутливо сказал он. – Это же ужас что такое – целых три дня тут с вами сидеть!

Они фыркнули, но напряжение разрядилось.

– Пойдем, – сказал Релм, помогая мне встать. Мне было ужасно неловко перед Шепом и Дереком, поэтому я уткнулась Релму в рубашку. – На сегодня хватит.

– Ну черт бы все побрал! – не сдержался Дерек и звучно врезал картами по столу. Релм, не отвечая, вывел меня в коридор и повернул к своей палате. Слезы уже унялись, и я немного успокоилась, хотя ощущение опустошения не ослабевало.

– Зайдешь ко мне? – спросил он. Я кивнула. Релм, улыбнувшись, приоткрыл дверь и впустил меня внутрь.

Я сидела на стуле у кровати Релма, занятого вторым пасьянсом. Шел уже двенадцатый час, но никто не зашел и не погнал меня в мою палату. После возвращения Релма прошло три дня, и ночь за ночью мне разрешали оставаться с ним. Это странно, я не знала, радоваться или тревожится, но это, безусловно, лучше, чем быть одной.

– Почему к нам не заходят? – спросила я.

– Ну как же это? – простонал Релм и отложил карты. – Как он мог не сойтись? Я же сам с собой играю!

– Меня ни разу не отправили в палату. Почему?

Релм потянулся, задрав руки высоко над головой.

– Может, нас считают красивой парочкой.

– Я серьезно!

– А я устал, – он окинул меня взглядом темных глаз. – Полежим?

Я посмотрела на дверь, соображая, не вернуться ли к себе, но, коснувшись ногами пола, ощутила ледяной холод даже сквозь тапки и решила остаться.

– Ладно уж, – сказала я с деланой неохотой. Он вытаращил глаза и поднял одеяло, под которое я забралась. Релм обнял меня и вздохнул, когда я прижалась к нему. Так у нас повелось с самого возвращения: он позволял мне оставаться и лежать в его объятиях. Это было чудесно.

– Неплохо, а? – сказал он. – Есть вещи и похуже.

– Мы в Программе, – напомнила я. – Не хочу думать, что бывает хуже, чем здесь.

Релм откинул мне пряди назад и щекотно провел пальцами по шее. Затем повел рукой вдоль позвоночника – легкое, как перышко, прикосновение поверх пижамы – и обратно к затылку.

– Ситуация всегда может ухудшиться. – Он взял мою руку и поцеловал шрам на запястье.

Я с трудом проглотила слюну. Его жест был добрым, даже сексуальным. Релм положил ладонь мне на крестец и прижал к себе, целуя предплечье с нежной внутренней стороны.

– Я мог бы любить тебя, Слоун, – прошептал он. – Тебе не обязательно быть одной.

«Ты же кого-то любила», – сказал мне Роджер. Что он имел в виду? Это было до Программы?

Релм почти коснулся губами моего рта, но остановился, глядя мне в глаза, будто спрашивая разрешения. Его чувства были так ясны и несомненны. Не знаю, что чувствовала в этот момент, помимо привычного одиночества, но я подалась вперед и поцеловала его.

Губы Релма были мягкими, но незнакомыми. Теплыми, но не обжигающими. Ладони нерешительно остановились на его щеках. Он тронул мой язык своим, и я ощутила, что во мне нет страсти, возмущения или обиды. Я не чувствовала любви или отвращения. Мне было… грустно.

Его рука скользнула ниже – Релм прижал к себе мое бедро. Мы могли заняться любовью хоть сейчас – никто не зайдет. Уложив меня спиной на постель, он лег между моих ног, покрывая шею поцелуями. Глаза закрылись, и я искала в себе другие чувства, кроме грусти, пока пальцы Релма запутывались в моих волосах, а он тихо говорил, какая я красивая.

Прохладная рука скользнула под рубашку, проведя по животу, остановившись у бюстгальтера. И тут я широко открыла глаза, охваченная внезапным чувством вины. Ощущение чего-то неправильного было настолько сильным, что я оттолкнула руку Релма и выбралась из-под него.

– Нет, – сказала я, слезая с кровати и поправляя пижаму. – Я не могу… не могу.

– Я позволил себе лишнее, – быстро сказал Релм, краснея. – Прости меня. Не уходи, пожалуйста.

Я покачала головой, пятясь.

– Сегодня я сплю у себя. Утром увидимся, ладно?

Не дожидаясь ответа, я с бьющимся сердцем быстро пошла по коридору к своей палате. Я не могла в себе разобраться. Не понимала себя. Меня мучила совесть, а я не знала почему.

Я прошла мимо сестринского поста. Молодая медсестра не спросила, почему я выхожу из комнаты Релма после отбоя или чем мы там занимались. Она лишь записала что-то в компьютер и проследила за мной. Оказавшись в палате, я легла на кровать и помолилась, чтобы сразу уснуть.