Шейх Усман аль-Курди аль-Ираки ат-Тауили — да будет свята его могила!

Он — султан государства “‘арифов” и “кибла” для “таваджжух” тайн муршидов, тем более для просящих указания и наставления [начинающих суфиев]. Он — учитель учителей, знаменосец выдающихся сведущих сеййидов-суфиев, море, содержащее только жемчуг, солнце, освещающее все луны. Если для наставления [на верный Путь] есть небосвод, то шейх Усман — ось или полюс [“кутб”], вокруг которого вращается этот небосвод, и Солнце, которое движется в нем. О, сколько шиитов и христиан он вытащил силой одного только своего взгляда со дна пропасти шиизма и христианства к зениту ислама! Сколько душ, забывших своего Создателя, он смог исполнением одного только “таваджжух” довести до состояния полного “джамг”! Когда я видел его сидящим в кругу людей его высокого стремления [суфиев-муридов], то мне представлялось, что шейх Бахаутдин Шах Накшбанд вновь послан Аллахом на Землю и снова распространяет лучи света своего “тарика”. Как же иначе, ведь руководство шейха Усмана суфиями на Пути к Всевышнему Аллаху почти всегда осуществлялось на языке “ахвал”. Я так скажу об этом “‘арифе”. Он был целью Божьего замысла, а не просто стремящимся постичь Божью истину. К нему обращался Бог, а не он говорил о Боге. Он был предметом заботы Бога, а не взыскующим заботы и милости Бога. Его достоинства и качества, как наставника и учителя, находят подтверждения в том числе в его письменных произведениях на персидском языке, которые известны и доступны жителям его родины. Я приведу из них тебе — о, читатель! — самое отборное, чтобы оно послужило указанием на то, что не имеется [у тебя] под рукой [из его книг], и дам тебе насладиться глотком из тех морей [его знаний], которым нет ни начала, ни конца.

Шейх Усман — да будет свята его могила! ‑ родился в конце 12-го века хиджры, в 1195 году хиджры (в 1780 г. х. э.) в городке Тауилатун, расположенном в двух милях от Сулеймании. Он вырос в доме своего отца, исполнявшего должность “раиса” [начальника, главы] в том районе. Отец Усмана был благочестивым человеком, строго следившим за исполнением предписаний и запретов религии, любил внимать словам, преисполненным [суфийской] мудростью. У Усмана были старшие братья, которые занимались делами, соответствующими занятию их отца. Что касается шейха Усмана, когда он вырос и превратился в цветущего юношу, то он любил подолгу пребывать в состоянии отрешенности и созерцательности, ему нравилось уединяться и отказываться от суетного мира. Он стал часто ездить в Багдад, полностью забрасывая обычные мирские дела, и почти всегда проводил там время возле могилы суфийского шейха Абдула Кадира аль-Джилани — да будет свята его могила! — из-за своей врожденной склонности к аскетизму, отсутствию у него всякого интереса к “дунья” (к земному миру) и полного отказа от соблазнов этого суетного мира. Отец Усмана мало придавал значения этим интересам сына и его они [эти интересы] не беспокоили. Шейх Усман пребывал в таком состоянии, пока не приехал в Сулейманию мауляна, шейх Халид, несущий бремя замещения [“халифатун”] на земле шейха Бахаутдина Шаха Накшбанда. Шейх Халид, ведомый указанием Бога, в первые же дни своего пребывания в Сулеймании отправился в городок Тауилатун, где служил “раисом” отец Усмана, который встретил шейха Халида и привел его к себе в дом. Затем шейх Халид попросил хозяина дома привести сыновей. Когда те предстали перед шейхом Халидом, — да будет свята его могила! — он спросил их отца: “Никого не осталось, кроме этих детей? ” Отец ответил: “Один мальчик — апатичный и ленивый ребенок. Нет нужды для тебя видеть его”. Шейх Халид сказал: “Разве он не Усман? ” Тот ответил: “Конечно, он”. Шейх Халид сказал: “Я приехал для его воспитания [суфием]”. Он стал побуждать отца привести своего сына и тот вызвал Усмана, который в то время находился в Багдаде. Когда он прибыл домой, отец вверил его шейху Халиду. Тот тепло встретил Усмана и отправился с ним из Тауилатун в город Баяра. Там он велел шейху Усману расположиться в одной из мечетей города и полностью посвятить себя зикру и размышлениям. Шейх Усман со всей силой своего духовного устремления стал исполнять приказание своего наставника. Его учитель, шейх Халид, постоянно и внимательно следил за ним своим благословенным взглядом, пока Аллах не помог его ученику достичь совершенства в руках своего воспитателя и не довел Своей милостью дело до конца. Начало шейха Усмана [на Пути к Богу] было сравнимо с концом [Пути], а конец [его Пути] — с концом концов. Он все [из суетного мира] оставил за собой и его не заботило положение его отца в обществе. Он не обращал никакого внимания на богатства, которые попадались перед ним, довольствовался той одеждой, которая защищала и от жары, и от холода, и ел только “халяль” [дозволенную религией пищу]. Не секрет, что он подолгу голодал, и если испытывал сильный голод, то утолял его дикими травами и растениями, невзращенными людьми. Он соблюдал молчание и открывал рот только в тех случаях, когда шариат обязывал человека говорить. И если кто-нибудь видел шейха Усмана, то думал, что он - немой от рождения. И днем и ночью он был погружен в занятия [теорией и практикой] “тарика” Накшбандийа ‑ Халидийа. Он не позволял себе даже на миг отвлечься от этих занятий. И благодаря его верности идеалам братства Накшбандийа ‑ Халидийа его коснулась рука божественной милости. Завесы мрака перед ним рассеялись и его глазам предстало царствие небесное. Я даже слышал следующее от одного надежного человека, которому посчастливилось подвижничать рядом с шейхом и быть одним из его первых сподвижников, выполнявших службу у дверей шейха Усмана. Этот человек рассказывал, что шейх Усман говорил: “Я был занят зикром “нафи” и “исбат” [произнесением слов “Ла илаха илля Аллаху” ‑ “Нет богов, кроме Аллаха! ] и во время произнесения слова “Ла” [Нет] моим глазам представало все, что находится под землей, на земле и до самого трона Господа Бога. Я смотрел на Него глазами “фана” [растворения суфия в Боге] и начинал постигать Его, как входящего в меня после произнесения слов “Ла илаха” [Нет богов [кроме Аллаха]]. И это “Ла” [Нет] спрашивает о том, что предстанет из явлений божественного во время “исбат” [произнесения “утверждения”: “Илля Аллаху” ‑ [[Нет богов] кроме Аллаха]]. И ничто не удерживало меня от требования Великого и Всемогущего Аллаха”. Также шейх Усман говорил: “У меня сложилось обыкновение, что когда я во время молитвы ‑ “салят” дохожу до “ташаххуд” [произнесения слов исповедания веры], до слов: “Мухаммад — пророк Аллаха”, то вижу облик благословенного пророка Мухаммада — да благословит его Аллах и приветствует! — слышу, как он говорит: “Ты сказал правду! Ты прав! ” Неудивительно, что хорошее намерение — полдела [в достижении конца Пути]”.[248] Тем более, что он — из людей Пути (начало которого ‑ конец иного).

Шейх Усман не прекращал усердно заниматься, пока на него не были наброшены одежды совершенного суфия. Его наставник, шейх Халид, — да будет Аллах доволен им! — велел ему обратить свое высокое стремление к делу помощи муридам и даровал ему полное право самостоятельно руководить подготовкой суфиев. Шейх Усман с трепетом и величайшей учтивостью принял из рук наставника разрешение. Теперь “иджаза” [разрешение] помогало шейху Усману не сбиться в сторону тварного, созданного мира: с “иджаза” шейх приступил к своему делу без оглядки на сиюминутное, испытывая в то же время опасение обнаружить в себе эту слабость [испытать склонность к изменчивому и сиюминутному в мире]. Он полагал, что недостоин мчаться вместе с отборной конницей [суфийскими шейхами ‑ мастерами] по этому Пути, пока к нему не снизошло свыше разрешение Господа Бога, и шейху Усману ничего не оставалось делать, кроме как приступить к обучению “непосвященных” из простых смертных, чтобы вести их к Всевышнему Аллаху.

Когда шейх Усман удостоился чести воссесть на место муршида‑ наставника, он — да будет доволен им Аллах! — начал внимательно изучать людей, с которыми он имел дело, и каждого, кого шейх полагал заслуживающим вступления в ряды “посвященных” господ [избранных суфиев], он вспоминал ночью, находясь в “халватун” [месте уединения]. И клянусь, что этот человек просыпался утром и уже был предметом заботы Всевышнего и никуда не шел, а был направляем [Божьим промыслом] под руководством шейха Усмана и постепенно обретал способность к “джазба” (экстазу, неудержимому влечению к Богу). И так продолжалось, пока шейх Усман не брал его под постоянную опеку и не начинал воспитывать. О, Аллах! Сколько мертвых, отступивших [от верного Пути] душ оживил шейх Усман! Когда шейх обнаруживал в муриде искренность и преданность [в служении Богу], то он предлагал муриду или возвращаться в семью, уезжать на родину и там служить Господу Богу, или оставаться с ним и проявить терпение, есть травы и дикие растения, отказывась употреблять в пищу сомнительное, тем более запретное. Мурид, благодаря силе духовных устремлений и контролю шейха Усмана, терпеливо выносил все тяготы суровой жизни ради достижения довольства от Всевышнего Аллаха.

Когда скончался отец шейха Усмана, он перехал со своими муридами в город Тауилатун, в место его рождения, и построил на краю города широкую и высокую “ханака” [суфийскую обитель]. Он, по своему обыкновению, огородил “ханака” забором и приступил вместе со своими муридами к исполнению зикра и размышлениям о Боге. Со всех сторон стали прибывать к нему жители Ирака. Шейх Усман всех их воспитывал под своим неусыпным контролем и оказывал неиссякаемую духовную помощь. Каждый день к нему прибывала тысяча новичков и каждый день уезжала тысяча подготовленных суфиев. Шейх Усман нисколько не заботился суетным миром, а наоборот, он полностью обратился к Создателю и предался крайней воздержанности, аскетизму в миру. Боже сохрани! Каким человеком надо быть, чтобы проявлять такой аскетизм, какой проявлял этот ‘ариф, шейх Усман! Каждый из его дней достоин зависти. Он дорожил каждым мигом ради дела, благодаря неусыпной опеке Всевышнего над ним. Он не переставал служить Аллаху денно и нощно — “Зови к пути Господа с мудростью и хорошим увещиванием” (Коран 16: 125), и поступал согласно повелениям Аллаха, пока Всевышний при его [шейха Усмана] помощи не раскрывал уши глухим, глаза — слепым и сердца — жестокосердным, так как шейх Усман наследовал духовную силу и преемственность от печати пророков, пророка Мухаммада — да благословит его Аллах и приветствует! Шейх Усман с помощью Господа Бога удостоил сокровенным, мистическим знанием даже неграмотных людей, последовавших за ним, и тем более удостоил этим знанием ученых.

Шейх Усман обладал — да будет свята его могила! — прочной устойчивостью в “макаме-муракаба”. Поэтому он погружался в молчание и опускал голову вниз. И когда он подымал голову и смотрел на присутствующих, большинство из них издавали непроизвольный крик из-за обилия лучей сокровенного света, который он метал им в тайные уголки их душ во время своего вскидывания головы. Всевышний Аллах украсил шейха Усмана необычайным величием и никто не мог сесть перед ним, а наоборот, почти все присутствующие с ним стояли на ногах перед ним, погруженным в молчание и состояние “джазба”. Часто случалось, что человек, прибывший к шейху Усману для вступления в высокое братство - “тарика”, достигал “джазба” в результате одного только взгляда, брошенного на него шейхом — да будет свята его могила! — и долго пребывал в этом состоянии “джазба” до “талкин”.[249]

Когда слава о нем разнеслась повсюду и Ирак наполнился благоуханием его руководства, шейх Усман испытал на себе действие обычая, устроенного Всевышним Богом на Земле [с одними Ему ведомыми целями], который коснулся и двоих праведных предшественников шейха Усмана. Кучка тупых и слабоумных из числа его противников оклеветала его в глазах ведущего ученого-богослова Ирака, шейха Абдунаби ар-Рауандизи, происходившего из деревни Рауандизи, расположенной в трех милях от города Тауилатун. Шейх Абдунаби был известным и солидным ученым, к которому стремились попасть студенты, чтобы получать знания, пригодные для получения хорошего места у крупных правительственных чиновников и губернаторов. Он обычно был очень требовательным, если студент забывал что-нибудь из его уроков.

И вот завистники и недоброжелатели рассказали ему, что шейх Усман впал в безверие, сам заблудился в безбожии и других шейхов Ирака сбивает с пути. Шейх Абдунаби отправил сообщение губернатору, где просил его выслать к нему солдат, и он затем поедет в Тауилатун и арестует шейха Усмана. Губернатор очень внимательно отнесся к этому, удовлетворил просьбу и выслал ему солдат. Шейх Абдунаби поехал с ними в Тауилатун, захватив еще некоторых своих студентов. Когда они оказались рядом с городом, шейх Абдунаби приказал: “Стойте на месте, пока я сперва не схожу сам и не разузнаю о нем! Если вы мне понадобитесь, я позову вас”. Он отправился со своими студентами в город. Когда они явились к шейху Усману, то обнаружили много людей, стоящих перед ним, как мы уже описывали выше, а сам шейх Усман сидел, опустив голову. Шейх Абдунаби приветствовал его, тот ограничился ответным приветствием, посмотрел на его студентов и велел им сесть. Затем шейх Усман начал с ними беседовать, как это обычно он делал с прибывшими к нему людьми, обсуждая их прошлые дела и будущие планы. Студенты сразу испытали радость от его любви к ним. Шейх Абдунаби поразился тому, что он увидел, но в итоге он только сильно разгневался. Когда стало заходить солнце, шейх Абдунаби зашел в жилище шейха Усмана и сел, впав в состояние полной растерянности и оцепенения. Затем принесли ужин для муридов и ему тоже дали, как одному из них, поесть. Шейх Абдунаби в гневе отбросил поданную ему пищу, встал и начал ходить взад-вперед рядом с источником, откуда брали воду для ритуального омовения, и чуть было не пропустил время первой вечерней молитвы “салят-магриб”. Тогда на него посмотрел один “халифа” шейха Усмана по имени аш-Шейх Али аль-Кабир. Он был неграмотным, не умел ни читать, ни писать. Он спросил у шейха Абдунаби: “Что с тобой? Ты как осел без хозяина”. Шейх Абдунаби стал про себя повторять эти слова, а затем сказал ему: “Я чувствую, когда слышу эти слова, как мрак отделяется от меня и лучи света заполняют всего меня изнутри”. Тогда аш-Шейх Али аль-Кабир стал повторять свои первоначальные слова, а потом сказал шейху Абдунаби: “Я неграмотный, а ты большой ученый. Приведи доводы, на которых ты обосновываешь обвинения шейху, и я покажу тебе, где правда, а где ложь. Я подкреплю свои доводы словами Ибн Хаджара1 со страницы такой-то из его такой-то книги. А вот ты оставил без внимания слова Ибн Хаджара из страницы такой-то и такой-то”. Шейх Абдунаби был поражен его знаниями и цитированием, хотя тот и был человеком, не умеющим читать и писать. И начала спадать с его глаз пелена его ошибок, так что даже он в итоге стал одним из искреннейших последователей шейха Усмана — да будет свята его могила! Шейх Абдунаби передал своих студентов учителям медресе шейха Усмана и велел солдатам возвращаться, сообщив им, что все они ошибались. Он прошел обучение знанию “тарика”, вступил на Путь [к Богу] и добился счастья удостоиться полного внимания к своей особе от шейха Усмана. Он не покидал город Тауилатун, пока Господь Бог при помощи благодати шейха Усмана не наградил его радостью прибытия (“вусул”) к Нему. Шейх Абдунаби стал одним из крупнейших муршидов, являвших знаменитые “карамат” ‑ чудеса и воспитавших много “хулафа” ‑ преемников.

Шейх Усман также являл множество чудес ‑ “карамат”. Однажды к нему пришли два человека, жалуясь друг на друга. Шейх сильно разругал того, кто был истинным виновником и обидчиком. Виновник тотчас упал и испустил дух. О другом “карамат” мне рассказал один надежный человек из курдов. Он мне сообщил следующее: “Я увидел в нашем городе двух чужестранцев благочестивого облика. Я пригласил их к себе в гости и они ответили на мое приглашение. Затем я стал расспрашивать их про то, откуда они и куда едут. Они мне ответили, что они из народа “Московия”, что Аллах проявил к ним доброту, приняв их в лоно ислама, а сейчас они направляются в паломничество ‑ хаджж. Я спросил их о причине, побудившей их принять ислам. Они рассказали, что однажды они находились в своем саду на земле “Московия”. И вдруг перед ними возник шейх с длинной бородой, в облике которого содержались величественность и достоинство. Когда они посмотрели на него, они испугались его и убежали. Затем на третий день они вернулись и, увидев того же шейха, вновь бросились бежать. Потом они через три дня вернулись и опять обнаружили того шейха. Он им сказал: “Я — Усман ат-Тауили. Идите со мной в город Тауилатун, расположенный там-то”. “Он нам описал свой город. Когда мы захотели последовать за ним, то не увидели его. Мы не нашли другого решения, кроме как отправиться в путь, пока не пришли к шейху Усману. Когда он увидел нас, то спросил: “Откуда вы? ” Мы ответили: “Ты знаешь о нашем деле”. Он сказал: “Да”. Затем он посвятил нас основам религии ислам и ее обрядам. Мы приняли ислам и он велел нам исполнить обряд паломничества ‑ хаджжа в этом году. И вот мы направляемся по его повелению” — да будет свята его могила! Также одно из чудес, связанных с шейхом Усманом, и широко известное: каждого человека, который впервые представал перед ним, он называл по имени и называл имя его отца, хотя тот и не сообщал об этом шейху. Шейх Усман также рассказывал этому человеку о событиях из его [этого человека] прошлой жизни и сообщал, что произойдет с ним в будущем. И происходило то, о чем предсказывал шейх Усман.

Шейх Усман ат-Тауили умер — да будет свята его могила! — в своем родном городе в 1283 году хиджры (1865 году х.э.). У него было много “хулафа” ‑ преемников, расположившихся на троне “ма‘рифа” [достигших боговдохновенного знания]. Самый сильный и выдающийся из них, к которому перешла тайная благодать этой духовной преемственности братства Накшбандийа ‑ Халидийа — это