Мауляна, наш шейх и великий учитель ‘‘Умар — да будет свята его могила! 1 страница

Он — великая милость, которой рука Божьей заботы одарила этот мир! Он — самая большая жемчужина, которой украшена корона суфиев, обладателей “ма‘рифа” и “вусул” [“прибывших” к Богу]. Он — ‘ариф, занявший высшую ступень знания “ма‘рифа”. Он — “вали” [святой угодник Божий, суфий], добившийся самого великолепного из святости‑ “вилайат”. Он — сама суть “иршад” [руководства правильным путем] и место, откуда льется дождь благословенной духовной помощи. Он — сеййид, которому были вручены ключи царства святости. Он — выдающийся человек, который достиг звания чистейшего, неподдельного “кутб” [верховного святого суфийской иерархии]. Как же иначе! Ведь один его взгляд обращал самый плохой металл в золото. И с тех пор его взгляд обращал самые жестокосердные и черные сердца к чистому, ясному разуму и к высшим духовным стремлениям, перед которыми опускаются самые крепчайшие горы и от которых [от духовных стремлений] на души людей льются обильные дожди Божьих милостей. И это неудивительно, ибо он — знание руководства правильным путем, лучше которого нет иного знания, и море “карамат”, шире которого нет другого моря. О, сколько людей с его помощью удостоились опьяняющих божественных знаний “ма‘ариф”, хотя до встречи с ним не могли утолить жажду в этих знаниях! Сколько людей он смог силой своей духовной устремленности вытащить из мрака безверия, которые затем стали среди людей источниками яркого света! Сколько света присутствия [у Бога] он направил в сердца, которые до этого пребывали во мраке невежества! Сколько душ он усадил на трон сущностной Любви! Одним словом, он — ветвь, выросшая из корней предшествующих шейхов, и плод, вобравший в себя все лучшее из всех плодов сада. Это не бросит тень на Всевышнего Аллаха, если весь мир будет собран в одном человеке!

Клянусь Аллахом! Шейх ‘Умар был стеклом, от которого на мир отбрасывались лучи Божественной Сущности, и сосудом, из которого на души людей распространялся аромат нежнейшей и высокой божественной любви. Проповедники и лучшие ученые ‑ книжники оказались одинаково неспособными сосчитать его достоинства и похвальные качества. И это неудивительно! Ведь тайная внутренняя сущность — сокровище тайн Аллаха, место, куда опускаются Его дары, и то, что постигают умы из посланий Божьего промысла и стремительности “джазабат” [экстатических порывов] к Сущности Бога. Не будет большой беды, если мы ограничимся указанием на некоторые его добрые дела и немного расскажем о его похвальных качествах. Ведь наша книга составлена как краткое изложение [учения и истории “тарика” Накшбандийа].

Шейх ‘Умар родился — да будет свята его могила! — в городе Тауилатун, в родном городе своего отца, шейха Усмана, — да будет Аллах доволен им! — в 1255 году хиджры (в 1838 году х.э.). Он рос в доме своего отца, находясь в колыбели святости “вилайат” и кормясь молоком “ма‘рифа”. Когда он еще был маленьким ребенком, появились указания на проявление Божьей заботы о нем и признаки его святости. Аллах дал ему проницательный ум, с помощью которого юный ‘Умар за короткое время постиг очень много знаний. Он стал превосходным знатоком наук. Господь Бог сотворил его сердце предрасположенным созерцать [свидетельствовать] пребывание Бога во всех вещах и явлениях и совершать “худур” [присутствие у Бога]. Большую часть своего свободного времени он проводил, погружаясь в это состояние “джамгийа” [созерцание Бога во всем].

Когда отец удостоверился в полной подготовленности сына, он приступил со своим высоким духовным стремлением к духовному [суфийскому] воспитанию своего сына. Затем отец велел сыну переехать в деревню Баяра, поселиться там и исполнять зикр и “муджахидат” [духовно-физические суфийские упражнения]. Деревня Баяра находилась в часе езды от города Тауилатун. Шейх ‘Умар поселился там, верно исполняя указание своего отца ‑ “‘‘арифа”, — да будет свята его могила! — и приступил к выплавлению благословенного самородка своей души огнем “муджахидат”. Он часто посещал Тауилатун. Он приносил туда из Баяра на своей благословенной спине дрова для муридов. Это занятие затрудняло ему исполнение обязательной службы у своего шейха ‑ отца. Муриды сообщили об этом своему учителю, шейху Усману, но тот говорил: “Оставьте его! Это занятие полезно для него. Мужчина не служит на самом деле, пока не станет слугой [на самом деле служащим шейху]. Тот, кто желает возвыситься, пусть проявит смирение! ” И шейх ‘Умар так настойчиво, отдавая все свои силы, предавался исполнению зикра и размышлениям, что если даже клал на спину снег, то он сразу таял из-за жара, с которым шейх исполнял свой зикр. Сама милость Аллаха помогала ему продвигаться по Пути [к Богу] и ангелы, посланцы заботы Божьей, вытаскивали его из грязи и тины [суетного и земного]. Виночерпии устремлений “тарика” Накшбандийа подавали ему самое сладкое вино из мехов[250]. Шейх ‘Умар встал вровень с суфийскими шейхами-предшественниками и победил, заняв первенство среди учеников своего отца. Когда отец удостоверился, что сын дошел до конца концов пути и достиг предела, дальше которого ничего нет, то он — да будет свята его могила! — дал шейху ‘Умару абсолютное “иджаза” (разрешение) на самостоятельное руководство муридами и осуществление “таваджжух”. Шейх Усман велел сыну направить солнце своих духовных устремлений на землю сердец подготовленных людей для Пути, но не приступать к руководству муридами при его жизни — да будет Аллах доволен им! Сам шейх Усман продолжал пребывать в состоянии погружения в мысли о Единственном [Боге] и растворения своего “Я”, уничтожения своей самости в священном присутствии у Бога. Он впал в полное смирение и не разрешал никому целовать его благословенную руку.

Если шейх ‘Умар посещал своего отца, то стоял на ногах перед ним с утра до середины дня и изрекал мудрые слова и выражения ‑ “хикмы”. Шейх Усман, его отец, украдкой смотрел на него и оказывал сыну помощь лучами света от Аллаха, которые не охватить мыслями. Вместе с этим при жизни своего отца шейх ‘Умар демонстрировал удивительные чудеса и проявлял невероятные способности. Но он не приписывал их исключительно себе, а наоборот, он относил их к своему отцу и себе.

Когда его отец встретился со своим высоким Другом [Богом], его “хулафа” ‑ преемники согласились предоставить опустевшее место муршида шейху ‘Умару, но он отказался и предоставил эту должность своему старшему брату, шейху и “‘арифу” Мухаммаду Бахаутдину. Не прошло и несколько дней, как шейх Мухаммад умер, присоединившись к своему отцу — да будет Аллах доволен им! Тогда сподвижники покойного отца во второй раз со смирением и настойчивостью предложили шейху ‘Умару занять место отца. Он с неудовольствием согласился и избрал село Баяра месторасположением, где он стал исполнять свои обязанности муршида. Он не стал переезжать в Тауилатун из уважения к памяти покойного отца — да будут святы их могилы!

И с тех пор мир был осчастливлен обращением на него высокого устремления шейха ‘Умара; благодать [шейха ‘Умара] распространилась по всему Ираку. Его “карамат” ‑ чудеса постоянно являлись как движение Солнца над горизонтом. И не было случая, чтобы шейх ‘Умар посмотрел своим взглядом на шиита и шиит не отказывался от своего [фанатичного] учения и не вернулся в правоверие. Каждый христианин, которого он встречал на своем пути, сразу обращался в ислам еще до того, как он обращался к нему со словами или с проповедью. Не было слышно в Ираке о существовании еще такого же “‘‘арифа”, как он. Всевышний Аллах даровал ему такую способность.

Однажды шейх ‘Умар — да будет свята его могила! — отправился в путешествие. Я имел честь сопровождать его в поездке. Мы проезжали мимо города, большинство населения которого составляли шииты. Он спешился и велел также и нам остановиться. Нас обуял страх перед жителями этого города, потому что они могли узнать о нас, услышав призыв ‑ “азан” на общую молитву. Когда наступило время первой вечерней молитвы ‑ “салят-магриб”, шейх ‘Умар-хазрат велел совершить громкий “азан” (призыв) к молитве. Ослушаться его распоряжения было делом невозможным и муэззин совершил “азан”. Мы помолились, затем шейх ‘Умар по своей привычке сел, погрузившись в состояние “муракаба”, опустив голову и закрыв глаза. Пока мы находились в таком состоянии, какой-то шиит из города стал приближаться к нам, желая ударить шейха палкой, которая была у него в руках. Шейх поднял голову и указал нам не препятствовать шииту. Шиит подходил все ближе и ближе к нему и когда он встал перед шейхом, — да будет Аллах доволен им! — тот потянул к себе его палку и шиит без промедления отдал ее. Затем шейх достал свой платок, скрутил его и сказал шииту: “Раскрой свою ладонь и я ударю по ней десять раз платком! Затем я подставлю свою ладонь и ты также десять раз ударишь”. Он ударил платком ладонь шиита и мы удивились этому делу. Затем шейх сказал шииту: “Возьми свою палку и ударь мою ладонь! ” Не успел шиит обратить свое лицо к шейху и мы услышали, как он кричит в экстазе, впав в состояние “джазба”. Еще не наступило утро, когда почти все шииты города явились к нашему учителю-хазрату, перед которым находился плачущий и кающийся шиит, испускающий крики в “джазба” [экстазе], и стали смиренно просить шейха ‘Умара оказать им честь и остановиться в их городе. Шейх ответил согласием на их просьбу, основал там большую “ханака” [суфийскую обитель] и не покинул их, пока не назначил им учителя и наставника для обучения шариату и “тарика”. И с тех пор до сегодняшнего дня религиозная жизнь в том городе течет в правильном русле.

Вот одна из удивительных историй, которыми была полна его жизнь. Однажды он поехал в Багдад. Мне и еще нескольким его сподвижникам ‑ “хулафа” и муридам выпала честь сопровождать его. В каждом селении, через которое проезжал шейх, обязательно находился человек, которого шейх ‘Умар при помощи Аллаха направлял на верный путь. И всех таких людей я не в состоянии перечислить. Когда мы приблизились к Багдаду, шейх ‘Умар велел всем сопровождающим его идти с мауляной Мухаммадом аль-Карадаги, одним из “халифов” его отца [шейха Усмана], в “ханака” мауляны шейха Халида, которая находится в Багдаде. Он велел им не рассказывать о его прибытии в Багдад и сказал: “Я хочу отдохнуть от мира один раз. Вы еще будете там, когда я присоединюсь к вам”. Шейх ‘Умар велел казначею выделить мне дирхемы и остаться в услужении при нем. Все стали выполнять его распоряжения, а я по милости Аллаха сподобился быть в услужении для шейха ‘Умара в тот период времени и смог лично лицезреть множество чудес, число которых не поддается счету. Например, вот одно из тех чудесных явлений.

Однажды шейх ‘Умар, находясь в мавзолее шейха Абдула Кадира аль-Джилани, пребывал в состоянии “муракаба”. А я стал бесцельно прохаживаться по мавзолею и вдруг увидел человека, обратившегося в направлении “кибла” [города Мекки]. Я был сильно поражен его величественным видом и обликом чрезвычайно набожного человека. Он был занят исполнением зикра вслух и выглядел как человек, находящийся в “худур” [присутствии Аллаха]. Он ни с кем не разговаривал, люди целовали его руку и удалялись. Я спросил у некоторых людей: “Как зовут этого шейха, как долго он здесь живет и чем вообще занят? ” Они ответили, что этого человека зовут шейх Халид, и что он находится здесь уже семь лет и занят, как ты видишь, зикром и встает только для совершения ежедневных обязательных молитв ‑ “салят” или ритуального омовения, и что после совершения омовения ночью, которого ему хватает на три дня, он опять возвращается в свое состояние. Всевышний Аллах обязал некоторых благодетельных людей, чтобы они каждый день после заката солнца приносили ему хлеба и немного молока. Возможно, шейх ел все то, что ему приносили, а может быть, съедал только кусочек, но ежедневное приношение — это обычай. Меня охватило великое изумление и тайный голос во мне нерешительно спросил: “Наш ли шейх Халид этот человек или нет? ” Не прошло и много времени, как меня сморил сон. Во сне я увидел комнату неописуемой красоты, в которой находилась высокая кровать, а на ней находился очень величественного вида огромный лев. Затем я увидел под кроватью маленькую мышь, бегающую туда и обратно, но не находящую дыры, чтобы убежать. Я сильно удивился и стал говорить: “Что с тобой, мышка? Место твое темное. Куда твоему месту до места этого льва! ” Потом я заглянул за дверь комнаты и увидел нашего брата по вере в Аллаха, одного из “халифов” нашего святого шейха ‘Умара, стоящего с выражением крайней учтивости и почтения на лице. Между этим суфием и мной было полное доверие. Я стал звать его, чтобы показать на эту мышь и то удивительное, что происходило с нею. Но мой брат по вере не стал оборачиваться ко мне. Меня поразило его нежелание уделить мне внимание, учитывая то, что между нами была настоящая дружба. Затем он сердито посмотрел на меня и спросил: “Разве ты не знаешь, что лев — это наш учитель, шейх ‘Умар, а эта мышь, которую ты видишь, — это тот человек, который поразил тебя своим благочестивым обликом, после чего в твоей душе тайный голос шепнул тебе то, что шепнул? ” Затем я проснулся и меня охватило чувство огромного стыда от той мысли, что пришла мне в голову. Когда шейх встал после завершения “муракаба”, он посмотрел на меня и сказал: “Что ты увидел сегодня? ” Я замолчал, охваченный чувством стыда и вины. Шейх ‘Умар, увидев меня в состоянии сильного стыда и переживания вины, сказал: “Это я ‑ та мышь, а шейх Халид ‑ лев”. Я был изумлен его проницательностью и скромностью. Затем он — да будет Аллах доволен им! — сказал, чтобы показать мне Бога в истине: “С тех пор, как мы выехали из селения Баяра, благодаря нам сколько нечестивых развратников раскаялось и сколько фанатиков-шиитов вернулось к Всевышнему Аллаху! За все это надо быть признательным Господу Богу”.

Вот еще одно из чудес, которые являл шейх ‘Умар в Багдаде. Я видел, что в течение более тридцати дней он был занят только совершением “муракаба” и исполнением зикра. Он совершал молитву “салят-иша” (вторую вечернюю молитву), потом садился на колени и погружался в “муракаба”, чтобы быть в высокой связи [с Богом], и не подымал голову до наступления времени утренней молитвы “салят-фаджр”. После исполнения этой молитвы он опять погружался в “муракаба” до наступления “духа” [позднего утра]. Потом он вставал и совершал омовение. Совершив два ракагата[251] молитвы после омовения, он возвращался к прежнему состоянию. Он всегда молился, стоя в первом ряду исполняющих общую молитву ‑ “салят”. Затем он садился для “муракаба” и не вставал, пока не наступало время следующей молитвы ‑ “салят”. Вот такой была его привычка в тот период времени нашего пребывания в Багдаде. Он почти не разговаривал, иногда подымал голову и говорил мне: “Иди в такое-то место, найдешь там такого-то человека, его вид такой-то, отдашь ему столько-то дирхемов”. Я шел и возвращался, а он, как всегда, находился в состоянии “муракаба”. Шейх не переставал поручать мне исполнение различных дел, пока не исчерпался весь денежный запас, который находился при мне. И всегда, когда шейх полагал, что люди, посещающие мечеть, где он остановился, начинают его узнавать, – он перебирался в другую мечеть. В конце срока нашего тайного пребывания в Багдаде, шейх оторвался от “муракаба”, подняв свою голову после “зухр” [полудня], описал мне мечеть и сказал: “Отправляйся к этой мечети и позови ко мне шейха Мухаммада Сагида! ” Я отправился, как было мне велено, в ту мечеть и обнаружил, что шейх Мухаммад Сагид — один из известных ученых города. Я передал ему послание моего шейха. Он сказал мне слова, лестные мне и шейхам нашего “тарика”, но также я услышал от него то, что мне не понравилось. Я вернулся к шейху ‘Умару, который поднял голову и сказал: “Успокойся! Он придет, если Богу будет угодно! ” Когда зашло солнце [после первой вечерней молитвы], шейх ‘Умар поднялся на крышу и сказал мне: “Посмотри! Тот, к кому ты ходил, уже здесь”. И почти сразу явился шейх Мухаммад Сагид вместе с несколькими своими учениками и поднялся наверх к моему учителю. Они приветствовали шейха ‘Умара, он ограничился ответным приветствием. Я увидел на их лицах гнев из-за того, что шейх ‘Умар не оказал им радушный прием, поэтому после “салят-иша” (второй вечерней молитвы) шейх велел им удалиться. Затем они пришли на следующую ночь и когда исполнили “салят-иша”, шейх ‘Умар шепнул шейху Мухаммаду Сагиду, чтобы тот на следующую ночь пришел один. Тот явился и шейх ‘Умар долго и проникновенно говорил с ним. Шейх Мухаммад стоял перед ним на ногах до самого утра и плакал. Потом он удалился. Затем как будто кто-то позвал моего учителя посетить тот район города. Он отправился в мечеть шейха Мухаммада Сагида, где вокруг него [шейха ‘Умара] собрались ученые и люди других профессий, чтобы обучиться под руководством шейха ‘Умара учению и практике “тарика” Накшбандийа. Шейх ‘Умар дал им разрешение исполнять молитву “хатм хваджаганг”, и лично исполнил эту молитву в ту ночь. Он исполнил “таваджжух” только для одного человека. Тот испытал сильное воздействие и впал в сильное состояние “джазба”. Когда зажгли лампу, обнаружилось, что большинство присутствующих выказывали глубокое благоговение и преданность шейху ‘Умару-хазрату. Я спросил их о причине, вызвавшей в них чувство потрясения и изумления. Они ответили, что человек, которого я увидел впавшим в “джазба”, внешне старался походить на мусульманина ‑ суннита, но на самом деле он был шиитом.

Так день ото дня все больше сияло солнце таланта моего учителя как муршида и его духовная помощь последовательно поступала во все слои общества. Господь Бог поддерживал шейха ‘Умара, являя через него сверхъестественные чудеса, и в конце концов шейх стал Каабой “‘арифов” (“просветленных” суфийских шейхов), местом, куда устремлялись странники ‑ “василун” [достигшие конца Пути к Богу], и надеждой жаждущих благословенной благодати. Все “хулафа”‑ преемники его отца вернулись к нему, полные желаний [служить ему]. Великий и Всемогущий Аллах поручил шейху ‘Умару опекать своих рабов и надзирать над правителями стран. Он вернулся в Ирак и придал ему еще больше блеска и красоты, чем это было при его отце. Небосвод стал еще светлее, и селение Баяра стало местом, куда стремились странники со всех мест. К порогу дома шейха ‘Умара прибывали лучшие ученые, и он каждому оказывал необходимую помощь и давал такие советы, которые каждый из них заслуживал. Одним словом, он был [духовным] наследником пророка Мухаммада, уникальным и неповторимым “Гаус” [спасением и помощью]. Он писал письма некоторым своим “хулафа” ‑ преемникам в разные области и живущие там люди бросались переписывать его письма. Писатель жаждал переписать письма шейха из-за литературных достоинств его выражений, ученый — из-за содержания рассматриваемых предметов, суфий — из-за тонкости мистических указаний автора письма, а многие люди — из-за желания получить благословенную благодать. Шейх ‘Умар — да будет Аллах доволен им! — был крайне щедрым, доброжелательным, снисходительным, способным к самопожертвованию человеком. Однажды мы отправились с ним в путешествие. В те дни было очень холодно. Шейх проходил мимо нищего, которого сильно трясло от холода. Шейх снял свой верхний шерстяной плащ “аба” и отдал его бедняге. Затем он увидел другого мерзнущего нищего и отдал ему свою “джубба”, верхнюю одежду с широкими рукавами. Затем он также снял и отдал свой кафтан “каба” третьему нищему. Хотя ему со всех сторон подносили подарки, он ничего не брал для себя из этих подношений, а раздавал их своим муридам и просто нуждающимся людям. Вот одно из сверхъестественных чудес, подтолкнувшее меня стать его сподвижником.

Я видел благословенного шейха ‘Умара в своих снах много ночей подряд задолго до знакомства с ним, еще когда я жил в своем родном городе Эрбиль. В моих снах шейх повторял свое благородное имя, называл свой город, свой “тарика” и звал меня вступить в его “тарика” Накшбандийа. Я проснулся и меня охватило сильное желание увидеть его воочию, а также чувство любви к его “тарикату”. Мой отец был суфием братства ‑ “тарика” Кадирийа и когда увидел, что случилось со мной, он выступил против моего желания. Но меня всего охватило сильное состояние “джазба” [неудержимое влечение], продолжавшееся до тех пор, пока все это дело не завершилось моим прибытием к шейху ‘Умару. Я удостоился чести служить ему и быть его сподвижником. Я познакомился с таким количеством таинств [сокровенных знаний] шейха, что их невозможно изложить в одной книге, и для выражения которых не хватит слов. Как много рассказывал он муридам о “таджаллийат” [Богоявлениях], “ахвал” и “хаватир” [непроизвольных мыслях, приходящих суфию на ум во время размышления], которые они [муриды] наблюдали и переживали сами во время исполнения зикра и в состоянии “муракаба”, еще до того, как хотели рассказать ему о чем-нибудь из увиденного и пережитого. Он не позволял им сбиться в сторону заблуждений, гниющего соблазна, и побуждал их еще выше поднять свои устремления и ничем не довольствоваться без Великого и Всевышнего Аллаха. Шейх ‘Умар обладал бесчисленными достоинствами. Да продлит Аллах до бесконечности его помощь нам! И пусть Всевышний при содействии шейха ‘Умара присоединит нас к Своим избранным любимым рабам, которых Он одарил щедротами!

Шейх ‘Умар — да будет свята его могила! — умер в 1308 году хиджры [в 1890 году х.э.] в селении Баяра, где находится его благословенная могила, место, куда падают лучи божественного света и опускаются милости Аллаха. Поэты оплакивали его смерть, написав элегии на персидском и арабском языках. Если бы не было опасения утомить вас пересказом этих элегий ‑ “мерсия”, мы бы привели здесь некоторые из них.

По милости Аллаха благополучно завершилось повествование о самых лучших “аулия” из шейхов этой “силсила” ‑ духовной преемственности “тарика” Накшбандийа. Позволим себе завершить эту книгу кратким изложением сущности их высокого учения [“Богопознания”] и разъяснением основополагающих принципов, на которые они опираются. Начнем словами — да поможет нам Всевышний Аллах! ‑: “Знай, о брат! – пусть Аллах направит нас и тебя на верный путь в познании Его сущности! — что самыми главными принципами высокого “тарика” Накшбандийа являются: 1. “Тауба” (покаяние). 2. “Зикр хафи” (тихий зикр), то есть мысленное (сердцем) поминание имени Аллаха. 3. “Муракаба” (созерцание Бога во всем, в том числе в собственных деяниях, и осознание того, что Бог видит тебя). 4. “Рабита аш-шейх аль-камил” (связь мурида с шейхом‑ муршидом, то есть поклонение и полное подчинение мурида “совершенному” шейху, прошедшему все этапы Пути к Богу]. С помощью и милостью Всевышнего Аллаха я по порядку раскрою для тебя эти принципы в нижеследующих главах.

Глава “Покаяние”

О, мой брат! Знай, что “калб” (сердце)[252], которое характеризуется посредством “муракаба” и “мушахада”, как это явствует из вышеприведенных рассуждений шейхов из этой “силсила” ‑ линии высокой духовной преемственности, также еще отличается и характеризуется посредством понятий “хатм” (запечатывание), “кафл” (запирание), “ран” (покрывание, охватывание) и “рабт” (связь, подкрепление) в свете слов Всевышнего Аллаха в Коране: “Наложил печать Аллах на сердце их и на слух, на взорах их — завеса” (Коран 2: 7). “Разве они не подумают о Коране? Или на запоре сердца их? ” (Коран 47: 24). “Так нет же! Деяния их окутали [пеленой неверия] сердца их” (Коран 83: 14). “Если бы Мы не подкрепили ее сердце, чтобы она [мать Мусы]была верующей” (Коран 28: 10).

“Хатм” (запечатывание) сердец, в результате чего эти сердца не слышат слова Всевышнего Аллаха, — это качество сердец “мунафикун” (лицемеров). “Кафл” (запирание) сердец, в результате чего эти сердца отказываются от истинной веры в Аллаха — это качество сердец “кафирун” (неверных). “Рабт” (связь, подкрепление) — это качество сердец “‘арифов” [“просветленных” суфиев, познавших Абсолютную Истину, то есть Бога]. “Ран[253]” (покрытие пеленой) сердец — качество сердец мусульман ‑ “асинов” [нарушающих религиозные предписания] потому что: сколько прегрешений совершит мусульманин, ровно столько черных точек покроют его сердце. Общий размер этих точек уменьшит свет его сердца на соответствующую величину, пока эти точки полностью не окутают мраком сердце, в котором уже не останутся скрытые лучи света веры. Если Всевышний Аллах пожелает вывести своего раба на истинный Путь, то Он [очистит его сердце] и вдохновит.

“Тауба” (покаяние) — начало и владыка всех дел [всему голова], потому что “тауба” (покаяние) отрезает и отбрасывает все, что было до него. Как, например, ислам разрывает со всем, что было до него [из язычества и тому подобного]. Имеются три условия “тауба”: 1.“Надам” — раскаяние и сожаление по поводу нарушения предписаний Всевышнего Аллаха. 2. “Азм” — твердое намерение больше не повторять богопротивные поступки. 3. “Киям фи-ль-халь” —немедленное приступание к совершению самых лучших богоугодных дел. Существуют три вида “тауба” (покаяния”): 1. “Тауба” (покаяние). 2. “Инаба” (мольба о прощении). 3. “Ауба” (возвращение [к Богу]). Кто покаялся в грехах из-за страха перед Божьим наказанием и в надежде получить награду от Бога — тот обладатель “тауба” (покаяния). Кто покаялся в грехах из-за страха упасть в глазах Господа Бога и из желания достигнуть [мистического] состояния “джамг”, а затем “фарк”, — тот обладатель “инаба” (мольбы о прощении). Кто покаялся в грехах [соблюдая предписания Аллаха и исполняя Ему поклонение] не из-за желания получить награду от Бога и не из-за страха перед Божьим наказанием, — тот является обладателем “ауба” (возвращения к Богу).

“Тауба” (покаяние) — общее качество и свойство мусульман ‑ “асинов” [нарушивших религиозные предписания]. “Инаба” (мольба о прощении) — качество “аль-хавасс ас-саликун” [избранных суфиев, идущих по Пути к Богу]. “Ауба” (возвращение к Богу) — качество и свойство познавших “ма‘рифа” [высшее, абсолютное божественное знание], пророков и святых суфийских шейхов ‑ “сиддикун”. Бог говорит: “Прекрасный раб! Поистине, он — обращающийся [возвращающийся]! ” (Коран 38: 44). “Того, кто боится Милосердного втайне и приходит с сердцем обращающимся” (Коран 50: 33). “Обратитесь все к Аллаху, о верующие, ‑ может быть, вы окажетесь счастливыми! ” (Коран 24: 31).

В этих аятах содержится и общее указание, и особое указание. Что касается общего указания, то понятие “иман” (вера) распространяется на мусульман ‑ “асинов” [нарушающих предписания Бога] и на мусульман‑ “таигун” [соблюдающих заповеди Бога], и все они называются “му’минун” [уверовавшими в Аллаха], чтобы их сердца не разорвались от страха, что Бог разорвет с ними всякие отношения. Что касается особого указания, то оно состоит в том, что Аллах обязал мусульман ‑ “таигун” [соблюдающих заповеди Аллаха, покорных Ему] исполнением “тауба” (покаяния), чтобы они не восхищались своей покорностью к Аллаху и чтобы эта восхищенность не стала их прикрытием. И в этом случае и “таиг” [покорный Аллаху, соблюдающий Его предписания], и “асин” [ослушник, нарушающий предписания Бога] равны. Что касается “тауба” (покаяния) избранных из избранных [святых суфиев, хавасс аль-хавасс], то это — покаяние от остановки и пребывания с “таджаллийат” [Богоявлениями]. “Тауба” (покаяние) “аль- хавасс” (избранных) — это покаяние и раскаяние от наличия в сердцах невнимательности и безразличия к Любимому [Богу]. “Тауба гауам” (покаяние простых верующих) ‑ это покаяние и раскаяние от совершения грехов.

Возможно, что [после покаяния] пелена как ржавчина [“ран”] сойдет с поверхности сердца, но след останется. Поэтому [мысленное] исполнение [сердцем] зикра полирует поверхность сердца, и оно становится, как начищенная лампа. Благодаря наличию в сердце лучей [божественного света] на его зеркале запечатлеваются хорошие нравственные качества и свойства и взор сердца протягивается к священному присутствию Бога, потому что сердце имеет двухстороннее зеркало. Одна сторона этого зеркала — блестящая и гладкая, а другая сторона — грубая и плотная. Блестящая сторона этого зеркала обращена к “алем аль-мульк” [чувственному миру], который является миром наблюдаемых вещей. Все вещи, находящиеся напротив блестящей стороны, запечатлеваются на сердце и оно, отклоняясь от добра, впадает во зло. И, наоборот, грубая сторона зеркала обращена к “алем аль-малакут” [к тайному, сокровенному миру божественного]. И если лучи света этого мира одолеют мрак сердца и покорность сердца сменит своеволие, содержавшееся в нем, то с помощью постоянного исполнения зикра и покаяния сердце [суфия] станет склоняться к тайному, сокровенному миру, и займется прохождением по мистическому суфийскому Пути к Богу, преодолением духовных “макамат-стоянок”. И каждый раз, когда сердце [суфия] возвышается на новую “макам-стоянку” на Пути, еще одна часть грубой стороны зеркала данного сердца становится более полированной и блестящей, пока вся эта сторона зеркала не засияет от света. И в это время суфий ‑ “салик” [идущий по Пути к Богу] своими глазами начнет черпать из обоих миров все сокровища, которые имеются в них. Его тело станет легким и нежным среди остальных тел, потому что “‘арифы” [достигшие совершенства в Богопознании] — да будет Аллах доволен ими! — когда убеждаются, что тело [материальное] не соответствует “таджалли” [манифестации в мире] тончайшей и нежной сущности Милостивого [ал-Латыф] Бога — они начинают делать свои грубые и плотные тела мягкими и невесомыми с помощью различных видов “риадийат” и “муджахидат” [физических, аскетических и духовно-религиозных упражнений], подавлением плотских вожделений и укрощением низменных стремлений души, пока их грубые тела не станут мягкими, нежными и легкими, соответствующими для тончайших тел сокровенного, тайного мира божественного. Если раб Божий будет направлять свое духовное устремление к Аллаху, — Велик Он и Всемогущ! — искренно покается, с проявлением настоящей любви к Нему, то Аллах обратит его сердце к добру и отвратит его от зла. Он устремится к Абсолютной Истине [к Богу]. Раб божий обратит свое усердие и пыл от берега “дунья” [мимолетных, ирреальных образов чувственного, земного мира] к “дальним берегам”, которые представляют собой истины и тайные смыслы явлений [их истинные сущности]. И тогда сердце [“калб”] становится способным постигать божественные “таджаллийат” [Богоявления, манифестации божественного в этом мире].