ДЕВЯТНАДЦАТЬ. Пожалуй, я была паршивым примером для Дениса, которого учила контролировать свои эмоции

Пожалуй, я была паршивым примером для Дениса, которого учила контролировать свои эмоции. Оставшись одна, я снова попыталась выбраться.

Судя по поведению Натана, пленники тут были редкостью, но мне помещение казалось вполне пригодным для заточения. Дверь и окно оставались неуязвимы, чем бы я ни колотила и какие бы предметы ни швыряла в них. На этот раз кресло я оставила в покое, использовав вместо него один из небольших столиков, стоящих в гостиной. Надеялась, что он потяжелее. Напрасно. Отчаявшись, я начала наобум нажимать кнопки на цифровой клавиатуре двери. С тем же результатом.

В конце концов, вымотавшись, я рухнула на кожаную софу и попыталась оценить, какой у меня есть выбор. Этот процесс много времени не занял. Я оказалась в ловушке в доме, полном стригоев. Ладно, я не знала, сколько их тут на самом деле, но по крайней мере трое точно, и это уже слишком много для меня. Дмитрий назвал убежище Галины «поместьем», что тоже не утешало. Поместья обычно велики. Доказательства? Пожалуйста — тот факт, что я находилась на четвертом этаже. Большое здание означало, что здесь может быть много комнат, а в них много вампиров.

Утешало одно — стригои плохо сотрудничают друг с другом. Очень редко им удавалось скоординировать свои действия для совместных операций. Хотя два раза я сталкивалась с подобным нонсенсом — атака на Академию была одним из них. Они тогда напали, потому что магические защитные кольца школы утратили свою силу и стригои не устояли перед соблазнительной перспективой, даже объединились на время. Однако их союзы быстро распадались. Доказательством тому могла послужить перепалка Дмитрия с Натаном, свидетельницей которой я стала.

Дмитрий.

Я закрыла глаза. Из-за Дмитрия я оказалась здесь. Я пришла, чтобы освободить его от участи живого мертвеца — и потерпела неудачу, он прав. И теперь я на грани того, чтобы стать такой же. «Да, славно поработала, Роза». Я вздрогнула, попытавшись представить себя одной из них. Красные круги вокруг зрачков. Смуглая кожа станет бледной. Картина не складывалась, и я подумала, что если это случится, никогда не увижу себя в зеркале. Стригои не отражаются в них. Как тогда приводить в порядок волосы?

Самые пугающие изменения, однако, произойдут внутри — прервется связь с душой. И Дмитрий, и Натан — оба они жестоки и полны антагонизма. Даже не будь здесь меня как повода для ссоры, они, скорее всего, быстро найдут другую причину, чтобы накинуться друг на друга. Я тоже агрессивна, но только из-за сильных переживаний. Стригои же сражаются, потому что кровопролитие доставляет им удовольствие. Я не хотела в этом походить на них — жаждать крови и насилия потому, что это приносит радость.

Я не хотела верить, что и Дмитрий стал таким, но его действия уже характеризовали его как стригоя. Еще я понимала, что все это время он должен был есть, чтобы выжить. Стригои могут выдержать без крови дольше мороев, но с тех пор, как его обратили, прошло больше месяца. Конечно, он пил кровь, а стригои почти всегда убивают свои жертвы во время трапезы. Никак не удавалось представить себе, что это делает Дмитрий.

Я открыла глаза. Мысли о еде напомнили о моем ланче. Пицца и пирожное. Два самых вкусных блюда на планете. Пицца наверняка остыла, пока я впустую тратила силы на попытки сбежать, но, взглянув на тарелку, я обнаружила, что и пицца, и пирожное выглядят восхитительно. Если судить по свету за окном, прошло уже двадцать четыре часа с тех пор, как Дмитрий поймал меня. Ну, приблизительно. Трудно столько времени обходиться без еды, и я ужасно хотела съесть пиццу, даже холодную. На самом деле я не собиралась морить себя голодом.

Конечно, становиться стригоем я тоже не намеревалась, но ситуация складывалась так, что мои желания вряд ли играли какую-то роль. Быстро уморить себя голодом не получится, и, наверно, Дмитрий прав: он обратит меня задолго до того, как я сумею сделать это. Нужно найти другой способ умереть — господи, как не хочется-то! Пока имеет смысл поддерживать свои силы ради призрачного шанса сбежать.

Приняв решение, я за три минуты расправилась с едой. Я понятия не имела, кого стригои нанимают, чтобы готовить пищу — черт, в отличие от мороев они даже не могут есть обычную еду, — но эта оказалась просто фантастикой. Какой-то извращенной частью сознания я отметила, что мне дали еду, не требующую использования столовых приборов. Да, они отлично продумали, как лишить меня любой возможности заполучить оружие. Я дожевывала последний, гигантский кусок пирожного, когда дверь внезапно открылась. Внутрь проворно проскользнула Инна и тут же заперла за собой дверь.

— Вот черт!

Или, по крайней мере, я попыталась это сказать с набитым ртом. Вместо того чтобы спорить с собой на тему «есть или не есть», мне следовало караулить у двери. Дмитрий сказал, что Инна позаботится обо мне. Я должна была дождаться, когда она придет, и одолеть ее, а вместо этого она появилась, когда мое внимание было отвлечено. Еще одна промашка с моей стороны.

Как в присутствии Дмитрия и Натана, Инна практически не поднимала взгляда. В руках у нее была груда одежды; остановившись передо мной, она протянула мне тряпки. Я взяла их и положила рядом на кушетку.

— Ммм… Спасибо, — сказала я.

Кивнув на пустой поднос, она робко взглянула на меня, с застывшим вопросом в карих глазах. Разглядев ее внимательнее, я с удивлением отметила, какая она хорошенькая. Пожалуй, девушка была помладше меня. Я невольно задалась вопросом, как получилось, что она вынуждена работать здесь. Я поняла ее и кивнула.

— Спасибо.

Она подхватила поднос и остановилась на мгновение. Сначала я не сообразила почему, но потом до меня дошло — она, видимо, хотела знать, желаю ли я чего-нибудь еще. Вряд ли она поняла бы (со своим знанием английского), если бы я запросила «шифр для замка». Поэтому взмахом руки я отпустила ее и потом, глядя ей вслед, принялась лихорадочно перебирать возможные варианты действий.

«Нужно дождаться, пока она откроет дверь, и наброситься на нее», — подумала я.

Живот тут же свело — при мысли, что я собираюсь напасть на невинного человека.

Оправдание просилось само.

«Вопрос стоит жестко: я или она».

Я напряглась.

Набирая комбинацию, Инна стояла очень близко к двери, перекрывая обзор. Это заняло много времени — видимо, код не так уж короток. Дверь со щелчком открылась, я приготовилась действовать, но в последний момент передумала. Тут наверняка целая армия стригоев. Если я решу использовать Инну для бегства, у меня, скорее всего, будет один-единственный шанс. Сначала следует разведать обстановку. Поэтому, вместо того чтобы наброситься на нее, я тихонько подкралась сзади, чтобы подсмотреть за дверь. Она так же быстро выскользнула, как и вошла, и дверь тут же захлопнулась. Однако за этот краткий миг я успела разглядеть короткий коридор и что-то вроде еще одной тяжелой двери.

Интересно. В моей тюрьме двойная дверь. И если бы я пошла вслед за Инной, вторая дверь помешала бы мне сбежать. Инна могла просто ждать у второй двери, пока не покажется какой-нибудь стригой. Наличие новой преграды еще больше все усложняло, но понимание ситуации, по крайней мере, давало искру надежды. Просто нужно хорошенько продумать, как использовать эту информацию, а не губить все спешкой. А ведь совсем скоро заявится Дмитрий и снова начнет уговаривать меня стать стригоем…

Я вздохнула. Дмитрий, Дмитрий, Дмитрий.

Пока я решила посмотреть, что Инна принесла мне. Плевать, как выгляжу сейчас, но если придется тут задержаться, джинсы и тенниска испачкаются.

Как и Тамара, кто-то хотел принарядить меня.

Только платья, и все моего размера. Красное шелковое, сильно облегающее. Вязаное платье с длинными рукавами, облегающее фигуру, отделанное атласом. Приталенное в стиле ампир, длиной до щиколоток шифоновое платье.

— Замечательно! Чувствую себя куклой.

Порывшись в груде, я обнаружила несколько ночных рубашек и нижнее белье. Все атласное или шелковое. Случайным предметом тут выглядело зеленое платье-свитер, но даже оно было сшито из нежнейшего кашемира. Я разглядывала его, стараясь представить себе, как я в нем предпринимаю смелую попытку сбежать. Нет уж. Тряся головой, я небрежно бросила наряды на пол. Придется какое-то время ходить неряхой.

Потом я принялась расхаживать, снова и снова прокручивая в голове провальные планы бегства. И только тут почувствовала, насколько устала. Если не считать потери сознания после того, как Дмитрий ударил меня, я не спала целый день. Спать или не спать было равнозначно принятию решения есть или не есть. Позволить себе полностью отключиться? Мне необходимы силы, но каждая уступка увеличивала риск.

Наконец я сдалась, и, когда ложилась на огромную кровать, меня внезапно осенила идея. Я ведь не совсем беспомощна. Если бы Адриан проник в мой сон, я могла бы рассказать ему, что произошло. Правда, в последний раз я велела ему держаться подальше, но прежде он никогда меня не слушался. С какой стати сейчас будет иначе? Дожидаясь, пока придет сон, я изо всех сил сосредоточилась на Адриане, как будто мои мысли могли вызвать его.

Ничего не получилось. Никто не пришел ко мне во сне, и, проснувшись, я удивилась, почувствовав, какую это причиняет боль. Несмотря на явное увлечение Адриана Эйвери, я никак не могла выбросить из головы, насколько по-доброму он в последний раз вел себя с Джил. И о Лиссе он тоже тревожился, отказавшись от своей легкомысленной бравады. Он был серьезен и мил. В горле стоял ком. Пусть я не питала к нему романтического интереса, все равно не следовало так скверно обращаться с ним. А теперь я утратила и его дружбу, и возможность через него воззвать о помощи.

Мои размышления были прерваны негромким шелестом бумаги. Я рывком села. Кто-то находился в гостиной, сидел спиной ко мне на кушетке, и спустя всего мгновение я узнала его. Дмитрий.

— Что ты здесь делаешь?

Я вылезла из постели, даже не чувствуя тошноты, настолько я не совсем проснулась.

— Жду, пока ты проснешься, — не оборачиваясь, ответил он, совершенно уверенный в моей неспособности причинить ему вред, и у него для этого имелись основания.

— Неужели скучал?

Я перешла в гостиную, встала как можно дальше от него, прислонилась к стене и скрестила на груди руки.

— Почему же скучал. У меня была компания.

Он оглянулся на меня и поднял книгу. Вестерн.

Думаю, это шокировало меня не меньше, чем его изменившийся облик. В этом было нечто обыденное и родное. Он и дампиром обожал вестерны, и я часто поддразнивала его, что, дескать, он явно мечтает стать ковбоем. Почему-то мне казалось, что после обращения это хобби должно исчезнуть. Исполненная абсурдной надежды, я вглядывалась в его лицо, точно ожидая увидеть, что он стал прежним, пока я спала. Может, последние полтора месяца были просто дурным сном.

Увы. Красные глаза и жесткое выражение лица — все на месте. Мои надежды разлетелись вдребезги.

— Ты долго спала, — продолжал он.

Я бросила быстрый взгляд за окно. Полная тьма. Ночь. Проклятье! Я ведь хотела всего лишь вздремнуть часок-другой.

— И ты поела.

Изумление в его голосе разозлило меня.

— Я любительница пиццы. Чего тебе надо?

Заложив книгу, он положил ее на стол.

— Увидеться с тобой.

— А я думала: твоя единственная цель — превратить меня в живого мертвеца.

Он не желал признавать этого, что раздражало. Терпеть не могу, когда возникает чувство, будто твои слова просто игнорируют. Вместо этого он стал уговаривать меня сесть.

— Устанешь стоять.

— Я только что проснулась. Кроме того, если я в состоянии целый час швыряться мебелью, уж как-нибудь постою немного, ничего мне не сделается.

Не знаю, почему я продолжала отпускать свои обычные саркастические замечания. По-хорошему, учитывая ситуацию, следовало просто игнорировать его. Молчать, а не играть в словесные игры. Наверно, в глубине души мне казалось, будто, разговаривая в насмешливом тоне, как раньше, смогу достучаться до прежнего Дмитрия. Я подавила вздох. Снова из головы вылетел один из уроков самого же Дмитрия. Стригои — не те люди, какими были когда-то.

— От сиденья тебе тоже ничего не сделается, — ответил он. — Я ведь уже сказал, что не причиню тебе вреда.

— Вред — понятие субъективное. — Потом, внезапно ощутив прилив бесстрашия, я подошла и села в кресло напротив него. — Доволен?

Он наклонил голову, несколько прядей темных волос выбились из небольшого, завязанного сзади конского хвоста.

— Ты по-прежнему прекрасна, даже после сна и небольшой схватки. — Его мерцающий взгляд обратился на груду нарядов, которую я бросила на пол. — Ничего не понравилось?

— Я здесь не для того, чтобы играть с тобой в переодевания. Дизайнерские платья не убедят меня в желании стать членом клуба стригоев.

Он вперил в меня долгий, пронизывающий взгляд.

— Почему ты не доверяешь мне?

Я тоже уставилась на него, только с выражением недоверия.

— И ты еще спрашиваешь? Ты похитил меня. Чтобы выжить, ты убиваешь невинных людей. Ты совсем другой.

— Я лучше, я же говорил тебе. А что касается невинности… — Он пожал плечами. — На самом деле в мире нет невинных людей, зато есть хищники и добыча. Те, кто сильнее, побеждают тех, кто слабее. Таков естественный порядок вещей. Ты раньше увлекалась естествознанием, если не ошибаюсь.

Я отвела взгляд. В школе, помимо уроков, имеющих отношение к делу стража, мне нравилась биология. Нравилось читать о поведении животных, о выживании сильнейших. Для меня Дмитрий был мужчиной экстра-класса, не знающим себе равных с точки зрения силы.

— Это другое, — сказала я.

— Но не в том смысле, как ты думаешь. Почему тот факт, что мы пьем кровь, кажется тебе таким странным? Ты видела, как морои делают это. Ты сама позволяла морою пить свою кровь.

Я вздрогнула, мне вовсе не хотелось углубляться в то, как я позволяла Лиссе пить мою кровь, когда мы жили среди людей. Еще меньше хотелось вспоминать о выбросах эндорфинов, сопровождающих укус вампира, и о том, как я едва не стала в этом смысле «наркоманкой».

— Они не убивают.

— И, поверь, много теряют. Это потрясающе. — На мгновение он закрыл глаза, потом снова открыл их. — Пить кровь другого, смотреть, как жизнь уходит из него, и чувствовать, как она вливается в тебя… Одно из самых удивительных ощущений в мире.

Его рассуждения о том, как он убивает других, усилили мою тошноту.

— Это мерзко и подло.

Это произошло так быстро, что я не успела среагировать. Дмитрий вскочил, схватил меня, притянул к себе и толкнул на кушетку, наполовину навалившись на меня. Я была так ошеломлена, что даже не сопротивлялась.

— Вовсе нет. И в этом ты должна доверять мне. Тебе понравится. Я хочу быть с тобой, Роза. Правда, хочу быть с тобой. Мы свободны от правил, которые предписывают другие. Мы можем быть вместе теперь, сильнейшие из сильных. Можем получить все, что хотим. В конечном счете мы можем стать такими же сильными, как Галина. Заполучить такой же роскошный особняк, свой собственный.

Его кожа оставалась холодной, но давление тела вызывало ощущение тепла. С такого близкого расстояния краснота в глазах прямо сверкала, и когда он говорил, я видела клыки. Я привыкла видеть клыки у мороев, но у него… это было ужасно. Мелькнула мысль попытаться вырваться, но я сразу же отвергла ее. Если Дмитрий хотел, чтобы я лежала, я буду лежать, никуда не денусь.

— Мне этого не нужно, — ответила я.

— И меня ты тоже не хочешь? — С недоброй улыбкой спросил он. — А ведь раньше хотела.

— Нет, — солгала я.

— Чего же ты хочешь в таком случае? Вернуться в Академию? Служить мороям, которые, не задумываясь, подвергнут тебя опасности? Если тебе по душе такая жизнь, зачем ты пришла сюда?

— Я пришла, чтобы освободить тебя.

— Я свободен. И если бы ты вправду хотела убить меня, ты уже сделала бы это. — Он слегка сместился, придвинув лицо к моей шее. — Но ты не смогла.

— Я допустила промашку. Больше этого не произойдет.

— Предположим, я тебе поверю. Предположим, что сейчас ты способна убить меня. Предположим, ты даже сумеешь сбежать. А потом? Вернешься домой, к Лиссе, и позволишь ей выплескивать на тебя тьму духа?

— Не знаю, — ответила я.

И это была чистая правда. За пределы того, чтобы найти его, мои планы никогда не простирались.

— Ты же в курсе, эта тьма поглотит тебя. Как бы далеко Лисса ни находилась, пока она использует магию, ты всегда будешь ощущать побочный эффект. По крайней мере, пока она жива.

Я застыла в его руках и отвернулась.

— Как это понимать? Ты, как Натан, хочешь выследить и убить ее?

— Меня совершенно не волнует ее судьба, — ответил он. — Ты — вот кто меня волнует. Если тебя пробудить, ваша связь разрушится, и тебе больше ничто не будет угрожать. Ты станешь свободна.

— А с ней что произойдет? Она останется совсем одна.

— Как я уже сказал, меня это не волнует. Быть с тобой — вот что волнует меня.

— А я не хочу быть с тобой.

Он повернул мое лицо к себе. И снова возникло это странное ощущение — что я с Дмитрием и не с Дмитрием. Любовь и страх.

Он прищурился.

— Я тебе не верю.

— Верить, не верить — твое право. Все изменилось.

Его губы изогнулись в пугающей, самодовольной улыбке.

— Лжешь. Я чувствую. Я всегда чувствовал тебя.

— Это правда — раньше я тебя хотела. Но теперь не хочу.

Если упорно твердить одно и то же, может, так и будет.

Он придвинулся ближе, и я замерла. Еще полдюйма, и наши губы соприкоснутся.

— Мой облик… моя сила… я изменился. К лучшему. Но во всем остальном я прежний, Роза. Моя сущность не изменилась. Связь между нами не изменилась. Ты просто этого не понимаешь.

— Все изменилось.

Его губы были так близко, что я не могла думать ни о чем, кроме его быстрого, но страстного поцелуя в прошлый раз, когда он был здесь. Нет, нет, нет. «Не думай об этом».

— Если я действительно полностью изменился, тогда почему не пробуждаю тебя насильно? Почему предоставляю тебе выбор?

Я хотела резко ответить, но слова замерли на губах. Отличный вопрос. Действительно, почему он предоставляет мне выбор? Стригои не предоставляют своим жертвам выбора. Они безжалостно убивают и берут то, что хотят. Если Дмитрий действительно хотел, чтобы я стала такой же, как он, ему следовало обратить меня, как только я оказалась в его руках. Прошло больше суток, а он лишь одаривает меня роскошными подарками. Почему? Обрати он меня, и я, конечно, воспринимала бы все так же извращенно, как он. Пробуждение существенно упростило бы дело.

Я молчала, и он снова заговорил:

— И если я совсем другой, почему раньше ты ответила на мой поцелуй?

Я по-прежнему не знала, что сказать, и его улыбка стала шире.

— Нет ответа. Ты знаешь, что я прав.

Внезапно его губы снова нашли мои. Я протестующе пискнула и попыталась вырваться из его объятий, но тщетно. Он был слишком силен, а спустя мгновение у меня пропало желание вырываться. То же ощущение, что и в прошлый раз, нахлынуло на меня. Холодные губы, но поцелуй такой жаркий! Лед и пламя. И он был прав — я отвечала на его поцелуй.

Сознательная часть разума вопила, что так нельзя, это неправильно. В прошлый раз поцелуй был коротким, без продолжения. Но не сейчас. И чем дольше длился поцелуй, тем слабее звучал голос разума. Верх взяла та часть меня, которая всегда любила Дмитрия, обожала ощущать соприкосновения наших тел, то, как он накручивал мои локоны на пальцы, как зарывался в мои волосы. Его рука проскользнула ко мне под рубашку — холодное прикосновение к теплой коже. Я придвинулась ближе и почувствовала, как его желание нарастает и поцелуй становится жарче.

В самом разгаре мои язык слегка задел острый кончик одного из его клыков. Ощущение было такое, словно на меня выплеснули ведро холодной воды. Напрягшись изо всех сил, я отдернула голову, прервав наш поцелуй. Видимо, Дмитрий совсем расслабился, раз позволил мне вырваться.

Я тяжело дышала, тело по-прежнему хотело его. Однако верх взял разум — сейчас. Господи, что я делаю? «Ты же знаешь — это не Дмитрий. Это не он». Я целовала монстра. Однако мое тело отнюдь не было в этом уверено.

— Нет, — пробормотала я, удивляясь тому, как жалко, умоляюще звучит мой голос. — Нет. Нельзя.

— Ты уверена? — Все еще запустив руку в мои волосы, он с силой повернул меня лицом к себе. — Ты вроде бы не возражала. Все может быть в точности так, как прежде… как тогда, в сторожке… Тогда ты хотела этого…

Сторожка…

— Нет, — повторила я. — Не хотела.

Он прижал губы к моей щеке и, продолжая удивительно нежно целовать, начал опускаться к шее. И снова тело возжаждало его, и я возненавидела себя за слабость.

— А как насчет этого? — Еле слышно прошептал он. — Хочешь?

— Что…

И тут я почувствовала — острые резцы прорезали кожу на шее. Было больно, но совсем недолго, долю секунды. Больно и ужасающе. А потом, так же быстро, боль исчезла. Волна блаженства и радости нахлынула на меня. Никогда в жизни я не чувствовала себя так замечательно. Немного похоже на те ощущения, которые возникали, когда мою кровь пила Лисса, но это… Это было изумительно, в десять, в сто раз лучше. Кайф от укуса стригоя гораздо сильнее, чем от укуса мороя. Все равно как впервые влюбиться и быть переполненной всепоглощающим чувством радости.

Когда он оторвался от меня, возникло чувство, будто все счастье и очарование мира померкло. Он провел рукой по своим губам. Я смотрела на него, широко распахнув глаза. Основной инстинкт настойчиво спрашивал, почему он остановился, но потом, очень медленно, сражаясь с блаженным потрясением от его укуса, я стала приходить в себя.

— Почему… Что… — Язык отчасти заплетался. — Ты же сказал, что оставляешь выбор за мной…

— Он по-прежнему за тобой, — ответил Дмитрий. Его глаза были широко распахнуты, он тоже тяжело дышал, чувствовалось, что он потрясен не меньше меня. — Я сделал это не с целью пробудить тебя, Роза. Такого укуса недостаточно. Просто ради удовольствия…

Его рот снова приник к моей шее, и мир вокруг исчез.