Версия 7

В своих репортажах из последней командировки в Чеченскую республику Дмитрий Холодов не раз сообщал об оружии, которое неведомыми путями поступало на вооружение войск оппозиции. Цена на эти виды вооружений исчисляется десятками, если не сотнями тысяч долларов. Кроме того, в репортажах Дима упоминал о непонятных источниках, из которых оппозиция получала деньги для выплаты пенсий и зарплат жителям контролируемых ею районов.

Не исключено, что Дмитрий мог получить выход на документы, проливающие свет на то, кто и при помощи каких финансовых операций перечислял деньги, которые оппозиция тратила на закупку оружия. И самое главное — это как и между кем были распределены неизрасходованные на вооружение средства.

Тайна могла оказаться взрывоопасной...

20 октября, в день прощания с Дмитрием Холодовым, " Известия" опубликовали список убитых и хронику покушений на российских журналистов в 1994 году, представленную Фондом защиты гласности. В этой хронике — нападения, избиения, незаконные аресты. Большой вопросительный знак на черном траурном фоне кричал: " Кто следующий? ". Ответ Россия услышала 1 марта 1995 года: " Владислав Листьев, тележурналист".

ПЯТЬ ЛЕТ СПУСТЯ...

«Московский комсомолец», 16 октября 1999 г.

Пять лет мы с тревогой следили за ходом следствия — сначала упрекали правоохранительные органы в бездействии, потом вздрагивали, узнавая имя очередного предполагаемого убийцы. Последнюю точку в 104-м томе уголовного дела о взрыве в редакции газеты " Московский комсомолец" следственная группа Генеральной прокуратуры поставила в июне этого года.

Их шестеро. Почти все — представители элиты нашей армии, офицеры спецназа воздушно-десантных войск.

" Не слишком ли много участников для такого громкого убийства? " — этот вопрос все чаще появлялся в прессе по мере того, как становилось известно о новых арестованных по " делу Холодова".

" Их не много, а мало. В этом деле есть еще люди, которые действительно не ведали, что творят, — отвечают представители Генпрокуратуры. — На этих лиц заведено отдельное уголовное дело. Следствие продолжается. Однако пока нет достаточно веских доказательств их причастности к убийству журналиста".

* * *

В тот день, 17 октября 1994 года, Холодов дважды приезжал на Казанский вокзал, где для него была приготовлена смерть. Первый раз он оставил ее ни с чем...

Они просчитали все. Они были настоящими профессионалами — почти у каждого в послужном списке к тому времени значилось по нескольку боевых операций в " горячих точках". Они знали, как сделать так, чтобы концов не нашли никогда. И они все сделали блестяще. Их подвела одна мелочь.

В свое последнее утро Дима ушел из дома раньше обычного: вместо " своей" электрички в 8.49 он уехал из подмосковного Климовска в 7.03. В 8 часов в здании Казанского вокзала была назначена встреча. Холодов ждал документов, подтверждающих продажу оружия в Чечню, — об этом ему стало известно во время его последней сентябрьской командировки на Кавказ. С человеком, который принес номерок от камеры хранения, где, по его словам, и были оставлены обещанные документы, Дима никогда раньше не общался. После того как накануне, в пятницу, 14 октября, приятель из ФСК дал понять журналисту, что за ним ведется слежка, Дима поостерегся иметь дело с незнакомцем, номерок не взял и уехал в редакцию.

Тщательно подготовленное убийство оказалось на грани провала.

К 11 часам тот же номерок к зданию редакции привез уже другой посланник начальника разведки. Этого офицера Дима знал в лицо. Холодов объяснил своему непосредственному начальнику Вадиму Поэгли, куда и зачем ему необходимо съездить, и во второй раз отправился на вокзал. Только благодаря этому в редакции узнали и о камере хранения Казанского вокзала, и о номерке.

К 13 часам Дима вернулся в редакцию с кейсом. А в 13 с минутами прогремел взрыв...

Так, по версии следствия, развивались события утром того понедельника.

Если бы не осечка на первой встрече, скорее всего никто никогда не узнал бы правды. Никто никогда не узнал бы, что чемодан со взрывным устройством оказался на месте " сенсационных документов от надежного источника", которые рассчитывал получить журналист. И была бы одна-единственная версия: корреспондент " МК" привез взрывчатку из командировки в " горячую точку" и притащил ее в редакцию.

Ольга РУБАН.

Когда книжка была готова, один из моих друзей, прочитав ее в верстке, сказал: «Все-таки надо было бы объяснить, какая связь между всей книжкой и этим последним разделом. Иной школьник может и не понять, если оставить все как есть».

Я внимательно отношусь к замечаниям своих друзей. Но здесь решил, что не буду ничего разъяснять. Кому не понятно, что Дмитрий Холодов был талантливейшим журналистом и погиб совсем молодым в самом начале своей газетной карьеры именно потому, что писал в газету так, как никто другой.

Профессия газетчика — очень опасная профессия для честных людей. Тот, кто собирается работать на газету, с самого начала должен знать об этом.

Автор

Дороги, которые меня выбирали

(Из северных блокнотов)

Далекие милые были!.. Тот образ во мне не угас. С.Есенин

Больше всего на свете я люблю лежать на горячем одесском песке где-нибудь в районе 16-й станции Большого Фонтана, ближе к Золотому Берегу, лежать головой к городу, а ногами к морю, у самой-самой воды, чтобы волне было удобно время от времени неназойливо щекотать мои пятки. У моего изголовья должен быть зарыт в сырую, прохладную глубину песка по самое горлышко трехлитровый бутылек с пивом, а рядом должна храниться в небольшой, скажем поллитровой, стеклянной банке, прикрытой от солнца свежим номером газеты " Вечерняя Одесса", выловленная рыбаками нынешним утром и еще пахнущая йодом прибрежных водорослей, не сравнимая ни с чем в природе черноморская малосольная тюлька.

И еще надо иметь при себе небольшой шланг, тонкий и гибкий. Тогда, полностью отключившись от пляжного гомона, от шума города, от всех мирских звуков, слушая только шелест волны и не привлекая ничьего внимания, можно тихонько потягивать через шланг холодное пиво прямо из глубины бутылька и, запивая им эту восхитительную тюльку, совершенно ни о чем не думать.

Наверное, это мой образ счастья — море, солнце, песок и т.д. Он сложился у меня постепенно, начиная где-то с 12 лет, а может, и раньше. Вначале пришло криворожское палящее солнце, потом река Ингулец и ее песок. Позже реку вытеснило море. Потом появилось " и т.д.". И окончательно сложился вышеупомянутый образ. Тот образ во мне не угас, как сказал поэт. Я и поныне наиболее отчетливо вижу себя со стороны смирно лежащим на песке у моря и у бутылька с пивом.

Долгие годы мечтал я провести однажды таким вот образом все лето — июнь, июль и август. Надо ли говорить о том, что мечта моя не сбылась? И всему виной Север.

Всякий раз, когда мне случалось основательно подготовиться к трехмесячному лежанию на берегу, когда, собрав свои длинные северные отпуска воедино, я мысленно приобщался к великому северному братству лежебок — тюленей, моржей и морских котиков, намереваясь открыть филиал этого братства на черноморском горячем песке, немедленно в колоде моей судьбы начиналась перетасовка и в конце концов из нее выпадала карта, указывающая мне дальнюю дорогу в прямо противоположном, то есть опять же в северном направлении.

Не я выбирал себе свои северные дороги — они сами находили меня. Чаще всего они возникали из тумана будущего совершенно внезапно, подобно рифам на пути моих ближайших замыслов и, естественно, разбивали эти замыслы вдребезги. Они оживали и вели себя, как дети. Они пели и плясали, смеялись и плакали. Они орали, как голодные чайки, как огромный птичий базар близ мыса Челюскина. Они складывались мягкими ковриками, они вставали дыбом, они извивались, как извиваются по весне молодые змеи. Зов их был непреодолим.

Потом, уведя меня в очередной раз куда-нибудь к черту на кулички, вытряхнув из меня всю душу и немного тела, эти дороги, мысленно разобранные мной на сантиметры и вновь сложенные буква к букве, слово к слову, ложились на страницы моих блокнотов рядами неровных, скачущих строк.

Почему так происходило? Почему я до сих пор не устроил себе все лето в Одессе, все лето на море, все лето под солнцем, все лето на горячем песке и т.д.? Может быть, судьба таким сложным путем вела меня к этой книжке? Не знаю. Но как бы там ни было на самом деле, сейчас я вновь и вновь перелистываю свои северные блокноты и выбираю из них сюжеты специально для тебя, мой дорогой читатель.

У меня нет такой задачи, чтобы из этих сюжетов сложилась какая-нибудь целостная картина жизни. Пятнадцать отрывков, взятые из моих блокнотов, не отражают и сотой доли сложнейшего северного бытия. Это просто пятнадцать моментальных снимков, представляющих, как мне кажется, некоторый интерес в плане техники газетного письма. Только под этим углом их и следует рассматривать.