Людвик Крживицкий

Культура и ее материальный носитель: каково их взаимоотношение? — с древнейших времен мудрецы пытались разрешить этот вопрос. Поставить в соответствие физическим кондициям человека-творца духовные особенности его творения было извечным желанием создателей как первобытных мифов, так и мировых религий. Сказания и легенды всех частей света изобилуют следами народной наблюдательности, подмечающей у каждого созидателя культурных ценностей телесные основы его духовной одаренности. Народная молва из века в век стремится изобразить каждую национально значимую творческую личность концентрированным воплощением как психических, так и физических особенностей его этноса, подчеркивая тем самым, что сила и уникальность его гения уходит во глубину веков и коренится в наследственной массе предков.

Однако бурный расцвет естествознания в XIX веке существенно скорректировал данный архаический усредненный взгляд на мировую историю, ибо за счет развития позитивных статистических методов выяснилось, что далеко не все человеческие биотипы обладают в равной степени способностью к созиданию культуры. Обнаружилось, что объективно существуют биотипы более и менее «ценные», с точки зрения вклада в мировую сокровищницу культуры.

На уровне философии истории выдающийся английский ученый Эдуард Гиббон (1737–1794), пожалуй, первым в Европе в новейшее время, в своем фундаментальном многотомном труде «История упадка и разрушения Римской империи» сформулировал мысль, что гибель великих цивилизаций вообще, и древнеримской в частности, происходит единственно по вине вымывания из социального организма государства более ценной крови и замещения ее менее ценной. История упадка античности, по Гиббону, сводится к численному сокращению представителей культуротворящей белой расы по сравнению с цветными расами, не способными к созиданию высшей культуры. Расовые черты императоров и высшей знати империи, запечатленные во множестве дошедших до нас изваяний, является тому наглядным свидетельством, ясно показывающим физиогномические признаки расовой подмены, наступившей во II–III веках нашей эры. Европейская, преимущественно северная, раса создала невиданный гигантский организм мировой империи, а менее ценные в культуробиологическом отношении представители рас Передней Азии, Африки и Средиземноморья, постепенно заняв командные посты, даже не сумели сохранить это бесценное творение, приведя его к деградации его в диких извращенных оргиях Востока.

Термин «раса», введенный в европейский научный обиход в 1684 году известным французским этнографом и путешественником Франсуа Бернье, сначала не имел широкого употребления в гуманитарных науках. Иммануил Кант и Иоганн Готфрид Гердер в начале XIX века первыми придают ему философское обоснование, а Кристоф Мейнерс (1747–1810) предпринимает попытку его применения в контексте исторического процесса. Именно так и закладываются основоначала расовой теории.

Под расовой теорией, или расологией, сегодня принято понимать единую философскую систему, находящуюся на стыке гуманитарных и естественных наук, посредством которой все социальные, культурные, экономические и политические явления человеческой истории объясняются действием наследственных расовых различий народов, данную историю творящих. Обилие фактов, накопленных антропологией, биологией, генетикой, психологией и смежными дисциплинами о врожденных расовых различиях народов, проецируется на сферу их духовной и социальной жизни. В основе каждого исторического явления расовая теория стремится выделить биологическую первопричину, его вызвавшую, то есть наследственные различия представителей различных рас. В свою очередь, различия биологического строения ведут к различиям в поведении, а также к различиям в оценке явлений. Таким образом, расовая теория — это наука, изучающая биологические факторы мировой истории.

Однако до начала XIX века в научной практике Европы еще не существовало системы взглядов, позволяющих выводить иерархию культурных ценностей из физической специфики человеческого материала. Культура как таковая, согласно мнениям идеологов эпохи Просвещения, возникала буквально из «ниоткуда», под воздействием капризов Божества, или позывов некоего Абсолюта. Реальный человек выполнял в этом процессе роль пассивного проводника, а его расовые, этнические, наследственно-обусловленные характеристики вообще не принимались во внимание. С помощью абстрактных «велений сердца» считалось возможным объяснить любые тонкости творческого процесса, причем академическая наука того времени охотно поддерживала многие умственные спекуляции теологической схоластики.