Глава 8 Штрихи к портрету Бурлюка

Об отношениях Сергея Есенина и Давида Давидовича Бурлюка написано мало. Бур люк — поэт и художник, «отец» и пропагандист русского футуризма — короче говоря, фигура достаточно колоритная. Но так и остался известным лишь узкому кругу литературоведов. Каковы его взгляды? На чью сторону баррикады встал на изломе истори?

Известно, что Бурлюк покровительствовал поэтическому таланту Маяковского, который сразу занял одно из ведущих мест в поэзии и революции. Ученик решительно заявил: «Принимать или не принимать революцию — такого вопроса для меня не было. Моя революция». А что же учитель-Бурлюк? Если его убеждения были столь же революционны, почему он уже в апреле 1918 года уехал из революционной Москвы? Не просто уехал, а отступал на восток вместе с колчаковской армией. Переезжая из города в город, добрался до Владивостока, где жил до 1920 года. Активно участвовал в деятельности группы «Творчество», в которую входили Н. Асеев, С. Третьяков, С. Алымов, П. Незнамов, Н. Чужак и другие. Когда японская армия оккупировала Владивосток, Д. Бурлюк уехал в Японию, а в августе 1922 года — в США.

Бурлюк и Есенин появились в Нью-Йорке почти одновременно — с разницей в один месяц. Впрочем, Бурлюк успел наобещать Есенину и американским читателям переводы стихов, поэзо-вечера и прочее. Наобещал — и исчез. И объявился только накануне анонсированного на 22 декабря в нью-йоркском Парк-Паласе вечера. То есть сначала он участвует в провале есенинских планов, а потом, как ни в чем не бывало, является с приглашением на вечер, предлагает показывать Есенину Америку и американцев, как о том пишет Морис Мендельсон.

Спрашивается: мог ли Бурлюк быть гидом для Есенина? Конечно, нет. Не для этого пришел он к Есенину. И не хотел уходить не солоно хлебавши, не выполнив возложенного на него поручения.

Прибыв в США, Бурлюк первым делом объявил себя, как значится в «Библиографическом словаре» 2000 года, «первым истинным большевиком в литературе», подчеркивая, что «и на чужбине ведет неустанную работу пером в защиту Советской родины моей».

Возникает закономерный вопрос: почему этот «истинный большевик» предпочитал неустанно защищать Советскую родину на другом полушарии земли и даже не пытался вернуться в СССР? Противоречия здесь нет. Самых преданных и надежных людей чекисты внедряли везде. Например, отступая с колчаковской армией, надежные люди могли проследить путь увозимого белыми царского золота. Таким образом проясняется гражданская позиция Давида Бурлюка. Недаром же его заслуги были отмечены, он дважды приезжал в СССР.

Знал ли Есенин, кому служит отец футуристов в Америке, трудно сказать, но решительно не стал сотрудничать с «большевиком в литературе» и участвовать в большевистских мероприятиях.

В 1929 году Давид Бурлюк охотно откликнулся на просьбу Софьи Толстой-Есениной собрать и прислать для музея материалы о пребывании Есенина в Америке:

«Я соберу здесь весь материал о есенинских днях в Америке:

Номера газет того времени,

Отдельно рисунки гостиниц (одну — «Валдорф» — начали ломать),

Фото с картины Григорьева «Детство Есенина»(…),

И свои воспоминания о 3–4-х встречах с Есениным здесь,

Адрес Ветлугина, «секретаря», он теперь издатель журнала (американского) «Paris-Comet». (Надо читать, не секретаря, а осведомителя).

Если Вы мне поможете провести мои воспоминания, книжку о нем или же в журналах — толстых Москвы или Ленинграда, я приступаю к работе, получив от Вас указание, что мой труд не пропадет неопубликованным.

(…) Очень интересен скандал у еврейского поэта Манилейба, у меня имеется подробная запись очевидца…» (Нью-Йорк, до 19 октября 1929 г.)

(…) По поводу обещанных материалов о Есенине: «Теперь здесь обещаний уже не даю, но берусь вскорости за перо о Сер. Ал. Ее., изложу все, как видел и слышал здесь о нем. Кой-кому влетит здесь слегка на орехи, но лучше писать все, чем в архивах умалчивать».