Приложение II

Чарльз Тарт. Практика внимательности

В ПОВСЕДНЕВНОЙ ЖИЗНИ

книга о том, как жить в настоящем

Перевод М.П.Папуша

Charles T.Tart. Living the mindful life. A handbook for living in the

present moment

Boston & London: Shambhala, 1994

Москва: Издательство Трансперсонального Института, 1996

Введение

ГЛАВА ПЕРВАЯ

Мы -- невнимательные роботы,

способные измениться

ГЛАВА ВТОРАЯ

Упражнения

на развитие внимательности

ГЛАВА ТРЕТЬЯ

Углубление практики

ГЛАВА ЧЕТВЕРТАЯ

Результаты практики внимательности

Первое дополнительное занятие

ГЛАВА ПЯТАЯ

Результаты практики внимательности

Второе дополнительное занятие

ГЛАВА ШЕСТАЯ

Результаты практики внимательности

Последняя дополнительная встреча

ПРИЛОЖЕНИЕ I

Распространение внимательности

на повседневную жизнь

ПРИЛОЖЕНИЕ II

Рекомендуемая литература

Примечания

Чарльз Тарт

ПРАКТИКА ВНИМАТЕЛЬНОСТИ В ПОВСЕДНЕВНОЙ ЖИЗНИ

М.: Изд-во Трансперсонального Института, 1996. -- 240 с.

Аннотация

Быть пробужденным! Почему этот так просто звучащий призыв составляет

общую цель духовных традиций? В книге, основанной на стенограмме

практического семинара, автор обучает применению практик Г.И.Гурджиева и

буддийской медитации в повседневной жизни. Приводимые простые упражнения

помогают развить в себе способность полного присутствия в настоящем моменте.

© Ch. T. Tart, 1994

© Изд-во Трансперсонального Института, 1996

====================================================================

Введение

Временами я, как и все вы, страдаю из-за печального состояния нашего

мира. Не стал ли конец холодной войны поводом для возникновения ужасов

" этнических чисток", когда каждая маленькая этническая группка старается

уничтожить своих традиционных врагов, не опасаясь чьего-то вмешательства? Не

предстоит ли нам, нашим детям и самой Земле медленная смерть по мере

накопления бездумно выбрасываемых нами ядовитых отходов?

Боль от понимания этого усиливает неудовлетворенность. Я пытаюсь что-то

предпринять, но ничто не помогает. Что я могу сделать? Что значат мои

действия? Что может сделать общество, нация, весь мир? Вы читаете газеты или

смотрите телевизор и узнаете о замечательных планах спасения мира, которые

вызывают надежду и желание действовать, но в конце концов все это кончается

ничем. Я, как и все вы, иногда воодушевляюсь движениями, лидерами,

программами и планами, которые выглядят полезными, однако обычно они тонут в

бюрократической волоките, в лучшем случае оказываясь бесполезными, если не

ухудшающими положение.

Соблазнительное отчаяние по поводу состояния нашего мира, нации,

общества, друзей, а также нашего собственного ни к чему не приводит и

проблемы не разрешаются сами собой. Можем ли мы сделать что-нибудь, хоть

немногое, что действительно будет полезным и не пройдет впустую, как

множество хороших идей?

В одном старом анекдоте обсуждается вопрос, какой из способов

управления был бы оптимален для психиатрической больницы: республика,

демократия, социализм, просвещенная монархия, меритократия, коммунизм или

диктатура?

Мы можем вовлечься в обсуждение вопроса, хотя нетрудно видеть, что он

не имеет смысла. Психиатрической лечебнице недостает не идей, страстей или

творческой энергии; проблема состоит в том, как использовать имеющуюся в

наличии человеческую энергию. Ведь это умалишенные! Как бы ни были хороши

идеи и цели, их осуществление неизбежно будет извращенным и деструктивным.

Нужно излечить столь широко распространившееся помешательство, привести

людей в чувство, помочь им вернуться к действительности из мира иллюзий.

Если бы мы могли это сделать, любая форма правления послужила бы добру, и

здоровое общество могло бы разумно обсуждать, какая из них является

наилучшей.

Иногда идеи и движения совершают что-то хорошее в нашем мире, по

крайней мере временно. Но поскольку во многих аспектах наш мир действительно

является большим сумасшедшим домом, полным сумасшедших идей относительно

того, что является нормальным, то вещи и люди продолжают двигаться к

худшему. Я говорю сейчас о мире в целом, но нередко это в такой же мере

относится и к нашему внутреннему миру.

Лично я не располагаю социальными, национальными или широкомасштабными

программами по решению мировых проблем. Но из личного опыта и своих

психологических исследований я могу сделать вывод, что все, что способно

помочь людям стать немного нормальнее, восприимчивее, пробужденнее к

реальности и к своей глубинной духовной природе, может помочь. Наиболее

активные люди, которые не в такой степени отравлены всевозможными идеями,

могут принести больше пользы миру, перестать пополнять и без того огромный

запас негативных чувств, ведущий к деструктивности, и могут способствовать

духовному пробуждению других.

В процессе своего личного развития и профессионального изучения

человеческого сознания я узнал несколько полезных вещей, которые могут

помочь людям встряхнуться от спячки, стать более внимательными и

чувствительными. Рассказывая о них в этой книге, я надеюсь хоть в какой-то

степени помочь нашему страдающему миру.

Давайте поразмыслим о четырех состояниях человека, а именно о сне,

невнимательности, внимательности и пробуждении.

Сон. Человек может просто лежать и быть инертным по отношению к

окружающему миру. Это относительно безобидное состояние, если только мир не

предъявляет к человеку особых требований.

Но человек не всегда полностью пассивен. Около двадцати процентов

обычного сна занято сновидениями. Будучи пассивным внешне, внутри себя мы

проявляем определенную активность: оказываемся в различных местах, совершаем

различные поступки, надеемся на что-то, испытываем страх, переживаем успех,

терпим неудачи. Сновидение -- состояние очень активное, хотя мы и не можем

вспомнить значительную часть того, что видим во сне.

Внешняя пассивность вызывается состоянием сонного паралича. Если, к

примеру, нам снится, что мы идем куда-то или хватаем что-то, все нервные

импульсы, необходимые для того, чтобы идти или хватать, посылаются к нашим

мышцам. К счастью, когда мы находимся в состоянии сна, определенная часть

мозга посылает к мышцам парализующие сигналы, обездвиживая нас. Иначе время

сна стало бы невероятно опасным, так как ум человека был бы в мире

сновидений, а тело действовало бы в реальном мире.

Предположите теперь, что мышцы не парализуются и вы действуете в

физическом мире, однако вы воспринимаете только мир сна, и ум действует как

во сне, так что с точки зрения норм бодрствующего сознания это показалось бы

странным и иррациональным. Предположите, что наше обычное состояние сознания

имеет гораздо больше общего со сном, чем это принято думать. Предположите

также, что в некотором -- весьма реальном -- смысле наш ум и наши чувства

находятся где-то далеко, когда мы, тем не менее, действуем в физическом

мире. Допустите мысль о том, что это верно, по крайней мере отчасти, для

многих людей, которые считают при этом, что они работают ради спасения мира.

Невнимательность. Это слово не что иное, как набор букв, призывающий к

тщательному осмыслению. Невнимательность причиняет нам множество страданий.

Я приведу три примера невнимательности из собственной жизни.

Вчера утром, отправившись на кухню за завтраком, я случайно наступил на

хвост своему коту Спарки. Он громко мяукнул от боли и некоторое время после

этого держался от меня подальше. Я чувствовал себя ужасно: казалось бы,

высшее существо, человек, и вдруг приносит боль этому маленькому созданию!

Причем я делаю это не впервые. После того как мой ум механически проговорил

привычные оправдания -- например, что кот мог бы не лезть под ноги, -- я

подумал, в который уже раз, что нужно всего лишь немного внимательности,

чтобы помнить, что на кухне может находиться малыш Спарки и я должен

постараться не наступить на него.

Не впервые я даю себе зарок быть внимательнее.

Несколько недель тому назад на занятиях в университете по

гуманистической и трансперсональной психологии я прокомментировал слова

девушки-студентки таким образом, что это прозвучало весьма фривольно. Я

заметил, что говорю что-то не то, когда уже были произнесены три четверти

фразы, так что останавливаться было поздно. Прозвучали еще несколько

замечаний, так что дискуссия продолжалась. Мне хотелось остановиться и

извиниться перед девушкой, но я увлекся предметом обсуждения и забыл о своем

намерении.

Через несколько дней другая студентка пришла ко мне и сказала, что ее и

некоторых других студенток задело мое фривольное замечание. Это было не

только досадно само по себе, но и совершенно не соответствовало их ожиданиям

относительно меня. Я публично принес извинения и даже ухитрился использовать

свой промах как печальный пример страдания, причиняемого невнимательностью,

однако до этого момента несколько человек в течение нескольких дней

переживали по поводу моего поступка.

Мне кажется, что в этом случае страдание больше, чем в случае с котом.

Кот забыл про боль через несколько минут, а боль, которую мы причиняем людям

своей невнимательностью к их чувствам, может длиться довольно долго. Так что

я невольно внес свою лепту в море человеческих страданий. Не исключено при

этом, что кто-то из нечаянно обиженных мною перенес свои чувства на других

людей, продолжая множить страдание.

За несколько недель до этого я вместе с несколькими трансперсонально

ориентированными психологами и психиатрами, христианским священником и

известным специалистом по сравнительному религиоведению участвовал в

дискуссии, где затрагивалась проблема природы зла. Не могу сказать, чтобы я

любил это слово. Люди иногда, конечно, действуют ужасно, нанося друг другу

огромный вред, но я стараюсь по мере возможности видеть и поощрять в них

лучшие стороны.

Когда пришла моя очередь высказаться о том, что такое зло, я извинился

по поводу отсутствия у меня ясного понимания предмета и желания им

заниматься. Лучшее, что я мог сказать тогда, так это то, что зло,

по-видимому, не сводится к принесению вреда другим существам, что это нечто

вроде получения удовольствия, чувство власти и наслаждение от понимания

наносимого кому-то вреда. Я сознался, что временами испытывал удовольствие

от нанесения вреда людям и что очень не люблю в себе это чувство и боюсь

его, хотя и признаю в себе такую склонность. Однако я настаивал, что

вообще-то стараюсь не допускать подобного рода удовольствия.

На следующий день я мчался на машине по скоростной полосе, стараясь

быть внимательным к окружающему миру и к собственному состоянию. Практика

внимательности в ходе повседневных дел и немного формальной медитации --

основная духовная практика на данном этапе моей жизни. Но в тот момент это

мне не слишком удавалось: немного внимательности -- и десять минут блуждания

ума.

Я заметил, что кто-то пытается обогнать меня, но я занимал при этом

скоростную полосу, а на других было слишком интенсивное движение, чтобы

иметь возможность объехать меня справа. Мне казалось, что еду я достаточно

быстро, и не хотел уступать дорогу. И тут меня внезапно осенило, что я

предаюсь злу. Я наслаждался страданием другого и чувствовал себя сильным и

довольным от того, что я делал и чувствовал.

Разумеется, это было небольшим злом по сравнению с тем, которое

творится в мире, но, тем не менее, это было злом в моем собственном

понимании. Я не был внимателен к своим убеждениям. На более глубоком уровне

я не был внимателен к моей реальной глубинной природе, которая, как я

полагаю, не отделена от природы других людей. Так что страдание, которое я

причинял человеку, пытавшемуся меня обогнать, было также страданием,

причиняемым мною самому себе. Я был невнимателен к нашей всеобщей

взаимосвязанности, к тому, что мы все единое целое, так что причинять

неприятность другому -- значит причинять неприятность себе.

Таким образом, мы имеем несколько уровней невнимательности: от простой

невнимательности к непосредственному физическому окружению до взаимодействия

с другими в контексте своих наиболее важных ценностей и реальной природы.

Г.И.Гурджиев, ближневосточный мистик и учитель, говорил, что " человек

спит". Мы живем в запутанном мире своих невротических фантазий, во сне

наяву, и, к сожалению, при этом мы поступаем неразумно и невнимательно в

физическом мире, доставляя массу страданий себе и другим. Нет охраняющих

ночной сон парализующих нейронных цепей, которые удержали бы нас от

невнимательных и вредоносных, вследствие невнимательности, действий.

В той мере, в какой мы являемся невнимательными роботами, по своему

неразумению порождающими страдания, существует лишь один вопрос, имеющий

реальное значение: как нам пробудиться?

Внимательность. На своем обычном уровне функционирования люди могут

быть достаточно вежливы и уважительны по отношению друг к другу. Но часто

это всего лишь привычки, фактор обусловленности, вроде обусловленности собак

Павлова. Привычки, конечно, делают жизнь более удобной для всех, но

обусловленное восприятие мира вызывает лишь упрощенные реакции, как внешние,

так и внутренние. Между тем реальность постоянно изменяется, и порой тонкие

оттенки остаются незамеченными, так что наше привычное восприятие и

мышление, заученный способ чувствовать и действовать определенным образом

ведут нас ко многим ошибкам.

Однако можно научиться быть внимательными в своей повседневной жизни,

воспринимать мир во всех его тонкостях и более правильно действовать по

отношению к другим и самим себе. Это трудно описать, хотя такие слова, как

свежесть, внимание, умное восприятие, живость могут указать верное

направление. Ограниченность привычной жизни, обусловленных восприятий,

чувств и действий может постепенно быть преобразована в более живую, более

эффективную и разумную жизнь.

Пробуждение. " Человек спит". Какой будет жизнь, если мы сможем реально

преодолевать нашу обусловленность, видеть жизнь свежим взглядом ребенка, но

с умом и силами взрослого, если мы освободим нашу жизненную энергию,

заблокированную старыми травмами, защитами и привычками, умерим непрестанные

потуги нашего беспокойного ума и начнем понимать, кто мы есть на самом деле,

если будем внимательными на самом глубоком уровне?

Большую часть своей жизни я старался выяснить, кто же я в

действительности, кто мы такие. Я посвятил многие годы серьезным научным

исследованиям в области психологии измененных состояний сознания (ИСС),

парапсихических явлений и человеческих возможностей, работе в буддийских

центрах, христианских церквах и центрах развития, изучению японского боевого

искусства айкидо, суфийским кружкам и многим другим экзотическим группам; я

уж не говорю о многих других вещах, которые могли бы быть ценными для

других, но оказались бесполезными для меня.

Мне повезло в том отношении, что мой личный поиск способствовал моим

научным занятиям, так что психологические исследования, проводимые мною,

подчас были полезны другим в их духовном поиске. Мне повезло также в том,

что в процессе овладения научным методом, который можно рассматривать как

специальное обучение особому роду внимательности, я научился ясно мыслить и

быть осторожным в выводах. В некотором смысле я все в большей степени ставлю

стремление к истине, как я способен ее понимать, выше стремления к счастью.

Однако счастье, вызываемое стремлением к истине и приносящее огромное

удовлетворение, превыше всего.

Не поймите меня неправильно, я не принадлежу к тем, кто " пробужден" или

владеет истиной. Мне самому вполне очевидно мое невежество и определенная

ограниченность. Но я научился некоторым способам меньше погружаться в

иллюзию, быть более внимательным, находиться в большем соприкосновении с

внешним и внутренним миром и, по крайней мере, быть чуть более пробужденным.

В 1986 году я опубликовал некоторые наиболее важные результаты своих

поисков в книге " Пробуждение: преодоление препятствий к осуществлению

возможностей человека". Я применил знания современной психологии к изложению

(и в отдельных моментах к некоторому расширению) одной из великих традиций

обучения внимательности -- учения Г.И.Гурджиева. Эту книгу я считаю самой

важной из моих работ.

Она содержит систематизированное толкование природы сна наяву и техник

пробуждения. Она предназначена для моих коллег-психологов трансперсонального

направления и для широкой публики -- для тех, кто стремится стать более

внимательным и пробудиться. Судя по письмам, полученным мною, книга

оказалась полезной многим людям.

После 1986 года я продолжал учиться внимательности в повседневной

жизни, а также занялся регулярной практикой медитации, приносящей моменты

более глубокой внимательности и прозрения. Я не уверен, что с той поры нашел

что-нибудь принципиально новое, но я стал более гибким в своей жизни,

практике и, возможно, научился тоньше -- а вместе с тем и проще -- выражать

свои знания.

Последние девять лет я под руководством нескольких тибетских лам, в

частности под руководством знаменитого Согьяла Ринпоче, изучаю дзогчен --

учение тибетского буддизма. Мне это представляется естественным продолжением

предыдущей работы. Учение о внимательности, основное в системе дзогчен,

подкрепляет многое из того, что я знал ранее относительно внимательности и

пробуждения, а учение о сострадании и служении в высшей степени помогает мне

в обучении сердца -- в том, в чем я всегда нуждался. Учение дзогчен

значительно глубже моих собственных представлений, и я надеюсь обрести с его

помощью более глубокое понимание и жизненную практику.

Осенью 1991 года Согьял Ринпоче предложил мне провести семинар по

психологическому пониманию внимательности для Содружества Ригпа --

организации, способствующей распространению учения Ринпоче в Соединенных

Штатах. Форма, которую принял этот семинар -- день, посвященный основам и

технике внимательности, вначале и затем три вечера, посвященные применению

внимательности в повседневной личной жизни, -- оказалась удачной. Участники

семинара располагали различным опытом в формальной медитации и практике

психологического развития и принадлежали к различным профессиям (там были

инженер, физик, няня, социальный работник, плотник и школьный учитель). Один

из них два года изучал саперное дело, чтобы усилить внимательность в

повседневной жизни. Вопросы слушателей, касающиеся различных специфических

ситуаций, и их рассказы об опыте внимательности в повседневной жизни, их

успехи и неудачи весьма обогатили содержание нашей работы. К счастью, все

записывалось на магнитофон.

Как было отмечено, мой стиль проведения семинаров сильно отличается от

стиля моих книг. Он менее формален, богаче, динамичнее и живее. Я лишь

слегка отредактировал текст и добавил кое-что для лучшего понимания,

стараясь держаться как можно ближе к духу семинара. На семинаре один и тот

же материал нередко рассматривается под несколько отличными друг от друга

углами зрения, с тем чтобы участники могли с ним поработать, хотя при

написании книг я этого не делаю, непроизвольно стремясь к сжатости текста. Я

полагаю, что это хорошо для самого процесса обучения. Практические

упражнения, использовавшиеся во время семинара, описываются достаточно

подробно, чтобы читатель мог применить их. Вместе с тем я рекомендую

обратиться к книге " Пробуждение", где техники внимательности приведены в

стройную систему. Сочетание этих книг может сделать весь материал еще более

содержательным.

Я добавил к материалам семинара два приложения. Первое -- статья,

первоначально опубликованная в " Журнале гуманистической психологии" и

касающаяся специальных упражнений по переносу в повседневную жизнь

внимательности, развиваемой в процессе медитации, а также общих принципов

таких упражнений. Это описание дополняет многие из тем, затрагиваемых в

основной части книги. Второе приложение содержит список рекомендуемой

литературы по внимательности в повседневной жизни и формальной медитации.

Я, однако, не устаю повторять, что, хотя читать о внимательности

полезно, идеи относительно внимательности еще не сама внимательность. Думать

о присутствии -- не значит присутствовать. В конечном итоге ценность этой

книги измеряется тем, насколько вы освоите практику внимательности и сумеете

применить ее в повседневной действительности. Иначе, представленный здесь

материал, вместо того чтобы прочно войти в вашу жизнь, останется лишь в

области приятных фантазий.

Несмотря на то что я старался сохранить колорит и динамику семинара,

мне не совсем удалось создать эффект присутствия. Кроме того, лучше всего

работать с людьми, стремящимися стать внимательнее, в особенности под

руководством учителя, который более внимателен, чем они сами. Дальше я

подробнее остановлюсь на некоторых моментах, связанных с работой в группе.

Хотя неформальность стиля делает эту книгу легкодоступной для широкого

читателя, хотелось бы отметить, что она прежде всего предназначена для моих

коллег по трансперсональной психологии. Точное и глубокое наблюдение

внутренних психологических процессов крайне важно для развития нашей

дисциплины. Описанные в книге методы самонаблюдения и самовоспоминания могут

найти применение во многих областях трансперсональных исследований и

переживаний.

Я надеюсь, что читатели, желающие оказать помощь в улучшении состояния

нашего мира и жить более внимательной жизнью, найдут данную книгу весьма

полезной.

Пайн-Эйри, округ Мендоцино, Калифорния,

4 июля 1993

====================================================================

Глава Первая

МЫ -- НЕВНИМАТЕЛЬНЫЕ РОБОТЫ,

СПОСОБНЫЕ ИЗМЕНИТЬСЯ

Наше сегодняшнее и три последующих занятия проводятся в пользу

" Содружества Ригпа" -- организации, построившей здание для проведения

встреч, где мы сейчас и находимся. Слово ригпа используется в традиции

дзогчен тибетского буддизма как указание на нашу не поддающуюся

интеллектуальному осмыслению изначальную природу Будды -- предельную

ясность, чистоту, восприимчивость и сострадание, которыми мы можем обладать.

Я -- член " Содружества Ригпа", американской ветви международной

организации, поддерживающей учение и деятельность Согьяла Ринпоче,

известного тибетского ламы [1]. Однако наш семинар я провожу не как буддист:

в этой области я пока что чувствую себя начинающим. У меня есть определенный

опыт в гурджиевской работе -- традиции, обучающей большей внимательности в

условиях повседневной жизни. Так что, прежде всего, я буду опираться на эту

традицию. Разумеется, мое знакомство с дзогчен, равно как и мои познания в

области современной психологии и других дисциплин, так или иначе проявятся

тоже.

Я очень люблю мирскую жизнь. У меня нет никакого желания жить в

монастыре, так что для моего стиля жизни крайне важно учиться большему

присутствию и внимательности в повседневности. Я, как и многие другие,

значительную часть времени провожу, теряясь в своих мыслях, поддаваясь

эмоциям или совершая разные экстраординарные поступки. Но я обнаружил, что

практика внимательности, предлагаемая гурджиевской традицией (я вношу в нее

кое-что и из современной психологии), может помочь мне хотя бы отчасти

избавиться от потока мыслей и чувств, мешающих человеку войти в контакт с

реальностью.

ХОРОШИЕ И ДУРНЫЕ НОВОСТИ

Помните, как одно время в моде были шутки про хорошую и дурную новость?

Я начну с хорошей.

Она состоит в том, что наша глубинная природа чудесна, и это дает нам

надежду. Мы можем стать менее сумасбродными. Мы можем обрести больше живости

и чувства реальности и больше соприкасаться с собственной глубинной

природой. Существует также множество способствующих этому методов, и хотя

они нередко требуют социальной поддержки, их трудно практиковать на свой

страх и риск.

Дурная новость состоит из двух компонентов. С одной стороны, мы

запрограммированы таким образом, что имеем весьма жалкое представление о

себе и о жизни, и это постоянно приносит нам неприятности. С другой -- эти

программы срабатывают в нас автоматически и постоянно " прокручиваются" и

поддерживаются невнимательностью и бездумностью нашего общества. Нам не

требуется никакой внимательности, чтобы ориентироваться в повседневной

жизни: все происходит само собой.

Гурджиев, который подходил к вещам прямо, говорил об этом без обиняков,

а именно, что большинство людей, которых мы встречаем на улице, мертвы. Они

ходят и разговаривают, делают карьеру, занимают высокие посты, но они

мертвы. Их внутренняя сущность, душа, дух -- как это ни называй -- до такой

степени погребены под хламом запрограммированности, что практически они

просто машины.

Я не люблю утверждений, что кто-то безнадежен. Это противоречит моим

собственным надеждам и темпераменту. Однако множество людей настолько

глубоко погрязли в своей обусловленности, что шанс измениться у них весьма

невелик. Они будут жить и умрут как запрограммированные автоматы. И все мы в

значительной степени подобны автоматам.

Я собираюсь сегодня, с одной стороны, изложить некоторые соображения о

том, зачем нужно быть внимательным, что помогает и что препятствует этому, а

с другой -- предложить ряд средств, позволяющих стать внимательными в нашей

повседневной жизни. Однако эти средства окажутся совершенно бесполезными,

если вы не станете ими пользоваться; они будут работать только в том случае,

если работать будете вы.

ВНИМАТЕЛЬНОСТЬ

Быть внимательным не так уж и трудно. Здесь не требуется особых усилий.

Проблема состоит лишь в том, чтобы постоянно помнить об этом.

Идеальный способ выработать внимательность предполагает, что вы все

время делаете небольшое усилие для того, чтобы быть более внимательным. Это

именно то, что мы должны практиковать. Однако, поскольку мы не в состоянии

проделать это достаточно хорошо, нам необходимо иметь рядом просветленного

учителя, который тонко чувствует, когда мы соскальзываем в фантазию,

принимающую вид обыденного сознания, и говорит нам в этот момент:

" Проснись! " Это было бы особенно полезно в те моменты, когда наблюдение

собственной механичности могло бы привести к серьезному прозрению. Но найти

такого учителя нелегко, тем более если речь идет о его присутствии, когда

внимательность особенно важна. Так что подобная идея тоже не очень хороша.

Эту работу необходимо делать самим. Существуют методы, которые могут помочь

человеку помнить себя.

Если вы не в состоянии определить, в какие моменты полезнее всего

вспомнить о необходимости быть внимательным (обычно это моменты, когда

человек глубоко погружается в фантазию, искаженно воспринимает

действительность или готов сделать какую-то глупость), то мы прежде всего

можем посоветовать напоминать себе о внимательности как можно чаще. Но может

оказаться и так, что человек не вспомнит об этом даже в решающий для него

момент, когда внимательность привлекла бы его к чему-то такому, что могло бы

его глубоко обеспокоить, потрясти или изменить его жизнь. Наши

бессознательные психологические защиты позволяют нам избегать беспокойства.

Иными словами, мы склонны претворять практику в повседневную реальность в

моменты наименьших, а не наибольших возможностей, то есть не в те

психологически богатые моменты, когда мы научились бы большему и больше

могли бы сделать.

Не имея постоянно рядом с собой просветленного учителя, мы можем

воспользоваться стохастическим, то есть случайным, вероятностным учителем,

который напоминает нам о внимательности, не ожидая, пока нам покажется, что

мы пребываем в соответствующем для этого настроении. Некоторые из

стохастически определяемых моментов могут оказаться совершенно пустыми (хотя

и они перестанут быть пустыми, если мы станем немного внимательнее), а

некоторые -- представить интерес с точки зрения обнаружения собственных

психологических привычек и того, что мы защищаем и что мешает нам быть более

внимательными.

КОЛОКОЛ, ЗОВУЩИЙ К ПРОБУЖДЕНИЮ

Таким стохастическим учителем может быть магнитофон. Он будет

воспроизводить звук колокола через произвольные промежутки времени. Что бы

мы ни делали в эти моменты, нужно на мгновение остановиться. Если мы

находимся в движении, остановимся на несколько секунд, но важнее всего при

этом остановиться психически. Дайте уйти поезду мысли! Не бойтесь ее

потерять, на ее смену придут другие. Я могу вам это гарантировать.

Итак, когда зазвонит колокол, остановитесь на несколько секунд и

придите в себя. В особенности постарайтесь прочувствовать свое тело. Мы

будем много говорить о том, как использовать его для сосредоточения

внимания, потому что оно обладает замечательным качеством, которое

отсутствует у ума: оно живет только в здесь и теперь. Оно не знает ничего о

прошлом или будущем, в то время как ум обычно находится либо в прошлом, либо

в будущем. Вы можете использовать свое тело как орудие для закрепления себя

в настоящем моменте [2]. (Прямо сейчас прочтите примечание на стр. 187.)

После того как я в течение ряда лет использовал на семинарах эту

технику, мне довелось услышать от своего приятеля рассказ одного буддийского

монаха из Вьетнама о том, что во вьетнамских деревнях существовал обычай (не

знаю, сохранился ли он) неожиданно звонить в колокол. При этом все на

мгновение останавливались. Какая прекрасная картина: люди, занятые различной

работой и находящиеся на расстоянии одной-двух миль от колокола, замирают на

миг и вспоминают посреди повседневных занятий о своей внутренней природе! У

нас будет нечто подобное, пока мы вместе [3].

ЭКСПЕРИМЕНТИРОВАНИЕ С УБЕЖДЕНИЯМИ

Чтобы начать с чего-то практического, мне хотелось бы предложить вам

мысленный эксперимент, прежде чем я начну излагать трудный теоретический

материал. Этот эксперимент можно назвать экспериментированием с убеждениями.

Он состоит в том, чтобы вы произвольно на строго определенный отрезок

времени (например, на десять минут) поверили, насколько это возможно для

вас, в те или иные предпосылки. Подобная процедура значительно отличается от

того, как формируются многие из наших убеждений, которые мы сохраняем затем

в течение всей жизни. Обычно мы не принимаем никаких решений относительно их

содержания и продолжительности существования. Экспериментирование же с

убеждениями -- это именно эксперимент: вы принимаете определенное убеждение

и смотрите, что будет происходить в течение того времени, пока вы этого

убеждения придерживаетесь; затем расстаетесь с ним и оцениваете его

воздействие.

В этом эксперименте я хочу затронуть некоторые убеждения, важные для

западной культуры, хотя они и распространены по всему миру. Эксперимент

также дает возможность прояснить такие вещи, в которые мы верим, не

задумываясь, не отдавая себе в этом отчета. Мы прочтем " утверждение веры"

как стилизованное под христианское " символ веры", но отражающее современные

представления. Мы не имеем в виду само христианство; это касается лишь того,

что происходит в нашей культуре, внушаемых нам представлений о реальном мире

и нас самих, а также тех последствий, которые вытекают из этого

обусловливания. Мы собираемся произвольно поверить в это и проследить за

своей реакцией.

Это необходимо потому, что мы приходим к внимательности не просто как

нейтральные наблюдатели, незаинтересованные лица, видящие вещи такими,

каковы они есть на самом деле. Мы несем с собой значительный культурный

багаж, и этот факт важно пережить на собственном опыте.

Но прежде чем начать эксперимент, закройте глаза и спросите свое " я",

хотите ли вы принять в нем участие. Прислушайтесь к себе: соглашается ли ваш

ум на это?

(Читатель, остановитесь на минутку и проделайте то же самое.) Если в

ответ вы услышите " нет", попытайтесь уговорить себя, спросите, не позволит

ли ваше глубинное " я" поэкспериментировать минут десять-пятнадцать, а после

этого вы вновь вернетесь к тем убеждениям, которые запрограммированы в вас и

которые вы считаете своими.

(Читатель, проделайте и это, если необходимо.) Если вы все же получите

ответ " нет", то притворитесь, что участвуете в эксперименте, не вкладывая в

него в действительности никакой энергии. Так вы не будете выделяться среди

других.

Чтобы использовать различные культурные нормы для усиления

эмоционального воздействия эксперимента, я попрошу вас встать,

сконцентрировать свое внимание, положить правую руку на сердце -- так, как

если бы вы приносили присягу флагу. Давайте встанем в несколько рядов и

медленно прочтем текст вместе.

(Читатель может встать в указанной позе, вообразить группу людей вокруг

себя, проделывающих все это вместе с ним. Читать надо громко, твердым

голосом.)

КРЕДО ЗАПАДНОГО ЧЕЛОВЕКА

Я ВЕРЮ, что материальная Вселенная, управляемая неизменными физическими

законами и случайностью, является единственной и предельной реальностью.

Я УТВЕРЖДАЮ, что Вселенная не имеет Творца, объективной цели, смысла

или предназначения.

Я СЧИТАЮ, что все идеи относительного Бога или богов, просветленных,

пророков и святых, нефизических существ или сил -- сплошные предрассудки и

иллюзии. Жизнь и сознание совершенно идентичны физическим процессам и

возникают из случайного взаимодействия слепых физических сил. Как и вся

остальная жизнь, моя жизнь и мое сознание не имеют ни объективной цели, ни

смысла, ни предназначения.

Я ВЕРЮ, что все суждения, ценности и нормы морали -- мои собственные

или других людей -- субъективны и возникают исключительно на биологической

основе, личной истории и случайности. Свободная воля -- это иллюзия.

Следовательно, все наиболее рациональные ценности, в соответствии с которыми

я могу жить, должны быть основаны на знании, что для меня хорошо то, что

приносит мне удовлетворение, и плохо то, что доставляет страдание. Тот, кто

помогает мне получить удовольствие и избежать страданий, -- мой друг; тот

же, кто мешает мне в этом или приносит страдания, -- мой враг. При

рациональном подходе друзья и враги должны служить увеличению моих

удовольствий и уменьшению страданий.

Я УТВЕРЖДАЮ, что церкви нужны только для оказания социальной поддержки,

что не существует таких грехов, которые можно было бы совершить и получить

за них прощение, что нет наказания за грехи и награды за добродетель, кроме

тех, которые я сам себе могу воздать, непосредственно или через других.

Добродетель для меня состоит в том, чтобы получать все, что я хочу, не

будучи пойманным и наказанным другими.

Я СЧИТАЮ, что смерть тела -- это смерть ума. Жизни после смерти не

существует, и всякая надежда на это -- чепуха.

Теперь сядьте, закройте глаза и понаблюдайте за состоянием своего тела

и за своими чувствами. Продолжайте наблюдение, сохраняя веру в эти

утверждения. Не думайте при этом об интеллектуальных доводах и аргументах.

(Читатель, уделите этому по крайней мере две минуты. Может быть, вам

стоит сделать какие-то заметки относительно своих реакций, прежде чем читать

дальше.)

Было бы очень полезно уделить какое-то время обмену мнениями и

рассказам о собственных ощущениях, но, поскольку нам предстоит еще много

другого, я просто расскажу о том, что обычно испытывают люди во время этого

эксперимента.

Некоторые участники жаловались на то, что чувствовали подавленность и

готовность махнуть на все рукой. Многие были опечалены. По вашим лицам я

вижу, что вы их понимаете. Иные рассказывали, что чувствовали себя

маленькими и запертыми в замкнутом пространстве. На физическом уровне

некоторые ощущали мышечные зажимы и головокружение, боль в шее, усиленное

сердцебиение. Были и такие, кто отмечал, что эксперимент помогал им

почувствовать себя " здесь и теперь".

Фактически убеждения, которые предлагаются в данном эксперименте, не

так уж и отличаются от обычных представлений того интеллектуального круга, в

котором живут большинство из нас. Они редко формулируются в виде кредо, то

есть системы убеждений, но это как раз то, к чему нас приучают: это

рациональность.

Участники эксперимента нередко обнаруживали, что какая-то часть их

действительно верит во многое из этого " кредо западного человека", хотя в

целом они считают себя духовными людьми, которые ни в коем случае не

согласились бы с подобными утверждениями. Я полагаю, что, как бы ни были

наши сознательные убеждения далеки от этого " кредо", мы, будучи западными

людьми, отчасти верим в него, и в немалой степени. Это присутствует в нас и

подкрепляется тем или иным способом в течение многих лет. Некоторые люди,

считающие себя религиозными, начинали плакать, обнаружив, что какая-то часть

их сущности действительно верит во многое в этом " кредо".

Я могу найти любое из фактических его утверждений. Они содержатся в той

или иной форме в различных учебниках. Лженаука служит религией нашего

времени. Это то, чему нас официально учат. Конечно, можно возразить против

такого " кредо", можно иметь свою систему убеждений, но мы знаем, что так

называемые люди науки сочтут все это проявлением слабости и неспособностью

трезво смотреть на вещи.

Если вы верите в Бога, в духовную природу Вселенной, в высшую цель

жизни, бывают ли у вас моменты, когда вам кажется, что вы ошибаетесь? Может

быть, ваши убеждения нелепы? Может быть, они являются проявлением

незрелости? Нам постоянно твердят, что вера в Бога нужна людям примитивным,

а мы, мол, люди образованные и должны стоять выше предрассудков.

В действительности с точки зрения реальной науки все это не научные

утверждения, а социальная система; это " кредо" внушено нам обучением,

выработано в нас, как рефлекс у собак Павлова выделять слюну на звук

колокольчика. Это западное " кредо" -- не что иное, как наука, искаженная до

нетерпимой фундаменталистской системы верований.

КОГДА УБЕЖДЕНИЯ СТАНОВЯТСЯ ПРИВЫЧКОЙ

Духовные поиски многих из нас питаются надеждой на то, что жизнь --

нечто большее, чем это утверждает " кредо". Однако его положения кажутся

систематическим и доказанным научным знанием, что постоянно воздействует на

людей, ищущих свой путь.

Я убежден, что чем больше у человека неосознанных, неподкрепленных

убеждений, действующих более или менее автоматически, тем сильнее он

порабощен. Используя буддийскую терминологию, можно сказать, что чем больше

у человека подспудных убеждений, тем больше у него кармы. Если вы осознанно

верите во что-то, то можете проверить свое убеждение. Если вы, скажем,

сознательно убеждены, что люди часто предают вас, вы можете при желании

проверить это. Например, можно сказать: " Я считаю, что люди недостойны

доверия, но, возможно, я ошибаюсь. Так почему бы мне не довериться некоторым

из них и не посмотреть, предадут ли они меня? "

К сожалению, наши убеждения становятся просто привычками мышления,

привычками восприятия. Они буквально извращают наше мировосприятие и кажутся

и при этом совершенно естественными. Мы упускаем возможность усомниться в

них, проверить их непоколебимость. Один из важных аспектов тренировки

внимательности -- научиться наиболее критично относиться к своим убеждения,

наблюдая их в действии, и замечать, к чему они обычно приводят. Тогда вы

получите возможность не просто принимать свои убеждения на веру, а решать,

хотите ли вы сохранить или изменить их.

Итак, десять минут, которые мы отвели на эксперимент, закончились, и

можно вернуться к своей прежней системе убеждений (хотя в некотором смысле

вы, наверное, уже не сможете вернуться точно в то же состояние, в каком были

раньше). Я надеюсь, вы всегда будете более чувствительными к этим аспектам

вашей системы убеждений.

Один из великих духовных учителей мира, американский политический

деятель Патрик Генри, говорил, что " вечная бдительность -- цена свободы". Мы

обычно воспринимаем эту фразу в политическом плане, но она также имеет

важное психологическое и духовное значение. Не стоит, конечно, вырывать ее

из основного контекста и полагать, что паранойя -- лучший духовный путь. Но

нам нужно учиться быть бдительными, поскольку очень многое в нашем уме

автоматически происходит само по себе, отнимая у нас свободу.

КТО ТАКОЙ ГУРДЖИЕВ?

В качестве пояснения к тому, как убеждения и привычки определяют наше

восприятие так называемой реальности, я хочу рассказать историю про

" кундабуфер". Но сначала нужно сказать несколько слов о Георгии Ивановиче

Гурджиеве (именно ему принадлежит этот термин), поскольку я и дальше часто

буду ссылаться на него.

Гурджиев родился в Армении. (Во всяком случае, место, где он родился,

периодически относилось к Армении. Это было в той части Малой Азии, которую

примерно каждые полвека кто-нибудь завоевывал, что влекло за собой

определенные изменения.) Он жил на перекрестке культур. На ближайшем рынке

он мог одновременно встретить буддистов, экзотических христиан, в том числе

православных, зороастрийцев, езидов, суфиев и т.д. Он рос, имея возможность

постичь относительность убеждений: одни люди были абсолютно убеждены в

одном, другие -- не менее глубоко -- в другом.

Он также понял, что за всей пестротой воззрений кто-то мог

действительно знать истину или, по крайней мере, иногда приближаться к ней.

Древние системы, в которых когда-то были крупицы истинного знания, могли

выродиться в рутинно и обусловленно принимаемые верования. Гурджиев провел

свою жизнь в поиске людей, обладавших этим знанием. Он побывал в Тибете, в

Индии, долго жил в среднеазиатских странах, и все это в те времена, когда

путешествовать было весьма нелегко. Он старался держаться в тени, чтобы люди

сами могли оценить передаваемые им знания, на основе того опыта, который они

приобретали в процессе общения с ним, а не на основе рассказов о том, что-де

он учился у авторитетных учителей таинственного Востока. Однако у многих это

вызывало еще большее желание разузнать подробности о его путешествиях.

Известно, что пребывание Гурджиева в Тибете связано с его работой там в

качестве агента царской разведки: просто отправиться путешествовать в то

время в столь экзотическую страну было крайне сложно, особенно людям, не

имеющим средств. Работая на русского царя, он одновременно много узнал о

тибетском буддизме. Вряд ли мы когда-нибудь узнаем, насколько он был полезен

царской разведке (разве что теперь опубликуют наконец соответствующие

документы). Но в одном нет сомнений: Гурджиев -- очень колоритная фигура.

Он был неутомимым искателем истины. Он раскапывал древние руины,

надеясь обнаружить нужные рукописи, учился у суфиев, буддистов, йогов,

зороастрийцев и других экзотических учителей. Примерно к середине своей

жизни Гурджиев вошел в контакт с тайным Сармунским братством, сохранявшим в

живой форме реальное древнее знание. Предполагают, что он учился в этом

братстве -- тайном среднеазиатском ордене. Возможно, оно является

родоначальником многих известных сегодня традиций.

Как я отметил, все это предположения: у нас нет возможности обратиться

в деканат Сармунского университета и спросить, получал ли человек по фамилии

Гурджиев степень Мастера в начале девятисотых годов. Для нас это миф,

неразрешимая загадка; однако я присоединяюсь к Гурджиеву в том, что его идеи

следует оценивать на основе собственного опыта обращения с ними, а не на

основе рассказов о нем самом.

На Западе Гурджиев появился, по-видимому, с чем-то вроде учительской

миссии, хотя он никогда не писал об этом -- по крайней мере, публично --

достаточно определенно. Он отмечал, что нужно бы посмотреть, как западные

люди будут воспринимать некоторые основополагающие духовные идеи.

Мне кажется, что он во многих смыслах экспериментировал с жителями

Запада. Гурджиев располагал идеями и методами, характерными для культур,

сильно отличающихся от современной западной культуры. Ему хотелось

удостовериться, можно ли приспособить эти идеи для западного человека.

Я полагаю, что некоторые эксперименты Гурджиева не удались. Примером

может служить первая написанная им книга -- " Все и Вся: рассказы Вельзевула

своему внуку", -- которую отдельные гурджиевские группы воспринимают как

некое евангелие, требующее неустанного чтения, перечитывания и штудирования.

Это крайне трудная книга. Я слышал, что Гурджиев использовал ее в качестве

материала для проверки утверждения о том, что люди не оценят идеи

по-настоящему, если не потратят достаточно много сил на ее освоение, чтобы

их получить. Он брал некоторые из идей своего учения, писал о них главу,

умышленно пользуясь высокопарным языком, строя длиннейшие предложения,

придумывая многосложные и многоязычные технические термины для того, чтобы

понимать ее было не так-то просто. Затем читал главу своим ученикам. Если

оказывалось, что многие из них поняли, о чем идет речь, он переписывал

текст, делая его еще более трудным. После этого читал снова и, если ученики

опять что-то понимали, переписывал главу заново, еще более усложняя. Ему

вполне удалось сделать окончательную редакцию трудночитаемой.

Лично мне эта история (правдива она или нет) нравится, потому что она

оправдывает мое нежелание продираться сквозь все эти сложности. Так что

судите сами.

Я не сомневаюсь, что кто-то, поняв наконец кое-что из содержания книги,

действительно будет ценить ее из-за той огромной работы, которую он

проделал. Но большинство людей читают книгу, как религиозный текст, снова и

снова чувствуя, что не понимают ее, и порицая себя за это. Так что это

эксперимент со смешанными результатами, если не полная неудача.

ТРИ ТИПА ЛЮДЕЙ, ЧЕТЫРЕ ПУТИ

Итак, Гурджиев много экспериментировал с западными людьми, и главный

его эксперимент состоял в том, чтобы найти методы, применимые в повседневной

жизни. Он говорил, что отправиться в монастырь хорошо для одного типа людей

и не столь хорошо для другого. Он подразделял главные духовные мировые

традиции на четыре типа, соответствующие трем основным типам людей.

Чтобы выйти за рамки последних, необходима огромная работа. К первому

типу относятся люди, внимание которых сконцентрировано на своем теле: для

достижения своих целей они пользуются физической силой и ее аналогами. Эти

люди имеют определенные преимущества и определенные недостатки. Второй тип

-- эмоционально ориентированные люди. Их главный способ реагирования на мир

-- эмоции, которые могут быть как полезными, так и весьма разрушительными.

Третий тип людей -- преимущественно интеллектуалы. Их основной способ связи

с миром -- интеллектуальный подход, размышление, анализ, связывание нового с

уже известным с целью получения еще более нового понятия.

Путь факира

Существуют духовные пути, соответствующие каждому из этих типов.

Первому типу соответствует путь, который Гурджиев называл путем факира. Он

имел в виду индийских факиров -- людей, развивших такую силу воли, что они

могли, например, принять определенную позу и оставаться в ней годами. Он

видел людей, принявших молитвенную позу и действительно не двигавшихся в

течение двадцати лет. В Индии и до сих пор есть подобные люди, хотя, думаю,

что их стало гораздо меньше. Факиры начинают свой путь, подражая

какому-нибудь из своих коллег. Поначалу они могут лишь непродолжительное

время удерживать позу и время от времени расслабляются, но потом вновь

возвращаются в это положение. И так снова и снова, несмотря на жару, мух,

других насекомых, грязь и палящее солнце.

Все факиры имеют учеников. Им необходимо иметь учеников, так как к тому

времени, когда они чего-то достигнут, они в буквальном смысле не в состоянии

двигаться: их соединительные ткани застывают. Ученикам приходится их

кормить, мыть после естественных отправлений и т.д.

Чтобы стать продвинутым факиром, необходимо приложить невероятные

усилия. Гурджиев подчеркивал, что это полный духовный тупик. Развив до

предела силу воли, они никак не используют ее, кроме как для неподвижного

стояния! И хотя эта духовная борьба впечатляет людей, Гурджиев считает, что

все это довольно глупо. По его мнению, все надежды этих людей связаны с тем,

чтобы кто-то из духовных людей иного рода мог спасти их и дать им

возможность применить свою силу воли более продуктивно. В противном случае

они останутся просто духовными экспонатами.

Путь монаха

Люди второго типа, люди эмоциональные, следуют обычно пути монаха. Этот

путь подразумевает концентрацию на молитве, интенсивнейшую эмоциональную

вовлеченность, стремление к получению помощи, достижению спасения, глубокие

эмоциональные переживания. Обычно это требует подчинения себя чьей-то воле в

качестве практики перед подчинением воле Божьей.

По Гурджиеву, люди на этом пути зачастую достигают парапсихических

способностей, то есть могут творить чудеса. Но он отмечал также, что если

этим путем следовать до крайности, то результатом может быть " глупый

святой", способный вершить чудеса, но не слишком умные. В качестве

современного примера представьте себе человека, который в стране, в течение

двух тысячелетий страдающей от перенаселения, начинает искренней молитвой

излечивать супружеские пары от бесплодия. Это, конечно, чудо, но если

взглянуть на него под другим углом зрения, то вряд ли в данном случае это

наилучший способ использовать чудесную силу.

Путь йога

Люди третьего -- интеллектуального -- типа следуют путям

интеллектуальных видов йоги. Я вслед за Гурджиевым буду использовать здесь

это слово в крайне ограниченном смысле, на самом же деле есть много других

видов традиционной индийской йоги. Йог в гурджиевском смысле -- это человек,

имеющий ряд прозрений, научившийся понимать вещи, способный концептуально

связывать все со всем. Но если он умеет только это, то он оказывается, как

говорит Гурджиев, " слабым йогом", то есть человеком, который знает все, но

ничего не может делать.

Я полагаю, что прекрасным примером " слабых йогов" являются

университетские профессора. Они много знают, блестяще владеют словом, могут

что угодно объяснить и взаимосвязать. Но если посмотреть на качество их

личной жизни, то можно обнаружить, что они так же тупы и невротичны, как и

все остальные. Я говорю об этом на основании довольно богатого личного

опыта!

Четвертый путь

Гурджиев говорит, что он учит четвертому пути, который, в отличие от

первых трех [4], требует сбалансированного развития всех трех модусов

функционирования.

Он говорил об этом и другими словами (напомню, что эксперимент

Гурджиева состоял в формулировании его собственных идей и методов таким

образом, чтобы западные люди могли их понять). Так, он отмечал, что мы имеем

три " мозга". Он использовал слово мозг, поскольку в материалистическом мире

это слово имело как бы больший вес, нежели слово ум. Мы все сейчас уверены,

что ученые, изучающие мозг, -- это настоящие ученые; так же обстояло дело и

в начале века, когда Гурджиев излагал свое учение.

Он называл людей " трехмозговыми" существами. Кроме интеллектуального

мозга (единственного, который мы считаем собственно мозгом), существует

эмоциональный мозг и телесно-инстинктивный. Каждый их них является мозгом в

том смысле, что: а) принимает информацию о нас самих и об окружающем мире;

б) обрабатывает ее и сравнивает с прошлым опытом; в) использует свой

собственный род логики, принимая всевозможные решения; г) рекомендует

производить действия, которые кажутся осмысленными с точки зрения его

внутренней логики.

Беда в том, что практически у каждого человека достаточно развит лишь

один мозг. Одни люди интеллектуальны, другие -- телесно-инстинктивны, третьи

-- эмоциональны. Другие два мозга не только не развиты, но нередко находятся

на крайне примитивном уровне; это как бы мозг идиота, причем не просто

идиота, а типично невротического идиота, продукта неуравновешенного

развития.

Интеллектуалы пытаются решить почти все свои проблемы путем осмысления.

Но бывают моменты, когда нужно действовать с помощью тела или прислушаться к

чувствам. Люди эмоционального типа пытаются разрешить свои проблемы

правильными чувствами, но бывают моменты, когда нужно абстрагироваться от

чувств и интеллектуально проанализировать ситуацию или же прислушаться к

собственному телу. Люди телесно-инстинктивного типа пытаются во всех случаях

использовать силу воли, но порой бывает нелишне прислушаться к чувствам или

хорошо подумать о своих проблемах.

Таким образом, гурджиевский подход к внимательности требует развития

всех трех аспектов, достижения относительно нормального уровня

интеллектуального, эмоционального и телесно-инстинктивного функционирования

организма. Сбалансированное развитие такого рода является принципиально

важным для четвертого пути.

Мне кажется, я посвятил уже достаточно много времени общему обзору.

Теперь предлагаю задавать мне вопросы, чтобы вы смогли лучше понять

сказанное мною, а я -- почувствовать, как вы схватываете эти идеи.

ФУНДАМЕНТАЛЬНОСТЬ ВНИМАТЕЛЬНОСТИ

Студент: Я читал немного о Гурджиеве. Как я понимаю, он старался

заставить людей проснуться. Когда вы говорите о внимательности, вы имеете в

виду ту же идею? Она так же важна и в других традициях?

Несколько упрощая, можно сказать, что сущность высших духовных путей

состоит в том, чтобы постоянно быть открытым к сознаванию всего. Результатом

этой постоянной, все углубляющейся внимательности может быть все остальное.

Суть каждого конкретного пути заключается в способе его достижения.

Важность внимательности легче всего доказать, рассматривая феномен

невнимательности. Совершал ли кто-нибудь из вас нелепые поступки только

потому, что не заметил чего-то важного в окружении, чересчур

расфантазировавшись? (Все поднимают руки.)

Если оставить в стороне проблемы бессознательной мотивации, то можно

сказать, что нелепости такого рода составляют сущность невнимательности. К

сожалению, я могу описывать это бесконечно. В действительности же меня

интересует просветление, а не невнимательность, но я не знаю, что это такое.

С другой стороны, я могу считать себя авторитетом в области затемнения. Я не

только всесторонне изучал его, но и практиковал лично более пятидесяти лет;

я хорошо знаю, что оно означает.

Подобное знание может в какой-то мере помочь нам быть более

внимательными. В идеальном варианте вы могли бы выработать в себе своего

рода чистую внимательность, просветление, которое дало бы возможность

полностью избежать того, что мы теряем в фантазиях, искажении восприятия

действительности и т.п. Можно было бы миновать все человеческие проблемы. Но

знать на своем опыте, что такое затемнение, весьма полезно. Намного проще

наполнить бензином бак своей машины, если вы знаете, где он находится, и

понимаете, что если указатель приближается к нулю, то бензин нужно долить,

иначе вы никуда не доедете.

Определение внимательности как сложного, постоянного сознавания всего

теоретически верно, но настолько абстрактно, что на практике совершенно

бесполезно. Если я, к примеру, погружен в свои фантазии, то переживаемое

мною может быть живым и ярким, однако они блокируют многое другое. Мы

собираемся говорить об очень основательной внимательности -- о точном

восприятии того, что происходит именно здесь и именно сейчас.

Обычно мы не очень хорошо сознаем мир вокруг себя, несмотря на то что у

нас достаточно возможностей для этого. Мы обладаем, например, великолепным

набором физических чувств. При близком рассмотрении мы видим, что это

замечательные органы. Если, скажем, вы, обладая нормальным слухом (не

перегруженным слишком большими дозами громкой рок-музыки, что сейчас, к

сожалению, не редкость), войдете в абсолютно звукоизолированную комнату, то

нельзя сказать, что вы ничего не будете слышать. Вы услышите легкий шипящий

звук -- шум молекул воздуха, сталкивающихся друг с другом! Это максимальная

чувствительность, какой только можно было бы желать. Если бы ухо было более

чувствительным, то это шипение заглушало бы все. Все наши органы чувств

невероятно хороши, и все же большинство из нас не замечает множества вещей,

поскольку мы живем " во сне наяву".

Гурджиев говорил: " Человек спит". Он повторял это вновь и вновь, но

затем сформулировал данную мысль в более, как мне кажется, точной метафоре:

" Мы движемся во сне наяву -- опасном сне". Ночной сон вполне безопасен,

поскольку мы просто лежим в постели. Мы не делаем в физическом мире ничего

такого, что навлекло бы на нас беду. Сновидения же наяву вовлекают нас во

множество неприятностей, поскольку мы не находимся в прямом контакте с тем,

что происходит вокруг нас; однако мы действуем и пожинаем плоды своих

действий. Только что прозвенел колокол.

Проговорил наш " стохастический учитель". Быть более внимательным прямо

сейчас, когда колокол только что прозвенел, прийти в настоящее означает для

меня среди прочего то, что я в большей степени вхожу в свое тело. Я стараюсь

быть внимательным и когда говорю, в том числе и сейчас, но это трудно. Так

что когда прозвенел колокол, я начал лучше сознавать свое тело с помощью

некоторых способов. В ступнях и лодыжках, например, появляется иное качество

чувствования, чем в остальной части тела. Я почувствовал пульс в груди.

Сейчас я, конечно, говорю о прошлом, пытаясь остановить мгновение. Быть

поистине внимательным на уровне тела -- значит отслеживать все ощущения тела

от мгновения к мгновению, к