Журналистика в сороковые годы 4 страница

Очень активно продолжал сотрудничать в журнале Тургенев. Кроме ряда рассказов из «Записок охотника», там были напечатаны его повести «Три встречи», «Два приятеля», «Затишье», «Муму» и несколько рецензий. В «Современнике» появились «Сон Обломова» Гончарова («Литературный сборник», приложенный к журналу в 1849 г.), «Рыбаки» и «Похождения Накатова» Григоровича, «Богатый жених» и «Фанфарон» Писемского, «Три страны света» Некрасова и Станицкого.

Никак нельзя считать бедной и поэзию «Современника». В журнале печатались Некрасов, Майков, Огарев, Полонский, А. Толстой, Фет. Большая заслуга Некрасова заключается в том, что он в 1850 г. в статье «Русские второстепенные поэты» напомнил о забытых читателями стихах Тютчева, отнеся его к числу первостепенных поэтических талантов, и перепечатал в «Современнике» более ста его стихотворений. С этого времени Тютчев занял подобающее ему место в русской поэзии. В отделе «Литературный Ералаш» в 1854 г. впервые появился на свет знаменитый Козьма Прутков (А. Жемчужников, В. Жемчужников, А. Толстой), афоризмы которого осмеивали казенно-бюрократическую тупость и самодовольство, а стихи пародировали поэтов «чистого искусства» и эпигонов романтизма.

Можно было бы назвать и ряд ценных научных работ, напечатанных в «Современнике» в эти годы (Грановского, С. Соловьева, Перевощикова и др.), и переводы Диккенса («Давид Копперфильд», «Холодный дом»), Теккерея («Ярмарка тщеславия», «Ньюкомы»), но и сказанное убеждает в том, что «Современник», несмотря на не­которое оскудение, продолжал быть очень интересным и содержательным журналом.

Руководители «Современника» Некрасов и Панаев прилагали большие усилия к тому, чтобы сохранить и прежнее демократическое направление журнала. Они были верны и преданы традициям и заветам Белинского и вели «Современник» хотя и с ошибками, с отклонениями, по пути, намеченному их учителем и другом. Ошибочным является утверждение В. Е. Евгеньева-Максимова, что «Современник» периода «мрачного семилетия» «становится органом буржуазно-дворянского, в большей мере дворянского, чем буржуазного либерализма»[100][3].

Представления о либеральном характере «Современника» того времени основываются обычно на «Письмах иногороднего подписчика» и других выступлениях Дружинина. Но тенденцию этих писем нельзя отождествлять с направлением журнала. «Смешивать Иногороднего подписчика с редакцией «Современника» совершенно несправедливо», – заявил Панаев в «Заметках Нового поэта о русской журналистике» в майской книжке журнала за 1851 г., осуждая манеру Дружинина с «бесцеремонностью и фамильярностью говорить о предметах, заслуживающих серьезного и делового обсуждения». Некрасов и Панаев придавали «Современнику» направление, далекое от взглядов Дружинина, и не раз выступали на страницах журнала против его мнений и оценок.

Вполне определенное понятие о линии «Современника» дают программные произведения Некрасова, опубликованные в журнале в те годы. В таких стихотворениях, как «Новый год», «Блажен незлобивый поэт», «Муза», «Беседа журналиста с подписчиком», в статье «Русские второстепенные поэты» раскрывается как мировоззрение Некрасова, так и его понимание задач литературы и журналистики.

Литературные тенденции редакции «Современника» нашли исключительно сильное воплощение в известном стихотворении Некрасова «Блажен незлобивый поэт». Речь в нем идет о Гоголе, но образ поэта-сатирика, нарисованный Некрасовым, несомненно, имеет более широкое значение, и не только литературное, но и политическое. В то время как вся реакционная и либеральная критика (и Дружинин прежде всего) выступала против гоголевского направления, против сатиры и критики крепостничества в литературе за идеализацию действительности, за «чистое искусство», Некрасов совершенно в духе Белинского воспевает в своем стихотворении поэта-гражданина, бойца и обличителя, который «проповедует любовь враждебным словом отрицанья».

Недаром на стихотворение «Блажен незлобивый поэт» нападали и «Москвитянин», и Дружинин. Последний не раз безуспешно пытался иронизировать по поводу главной мысли стихотворения: «любил – ненавидя». Защищал в «Современнике» Некрасова Панаев, а Тургенев под впечатлением этих стихов написал те «несколько слов» о Гоголе, которые послужили причиной его ареста и ссылки.

В 1917 г. В. И. Ленин в статье «Политический шантаж» использовал стихотворение Некрасова в борьбе с буржуазной печатью, клеветавшей на большевиков. «Большевик вообще, – писал Ленин, – мог бы применить к себе известное изречение поэта:

Он слышит звуки одобренья

Не в сладком ропоте хвалы,

А в диких криках озлобленья»[101][4].

К стихотворению «Блажен незлобивый поэт» примыкает и стихотворение «Муза», написанное Некрасовым в 1851 и напечатанное в «Современнике» в 1854 г. Здесь поэт тоже утверждает правдивое изображение жизни в искусстве и связь поэзии с трудом и страданиями народа. Характерно, что и эта поэтическая декларация Некрасова не осталась без ответа со стороны защитников «чистого искусства». По прочтении «Музы» поэт А. Майков обратился к Некрасову со стихотворным посланием, в котором призывал Некрасова отказаться от «вражды» и «злобы» и «склонить усталый взор к природе»[102][5].

Существенное место в «Современнике» периода реакции занимает известная статья Некрасова «Русские второстепенные поэты». Значение ее заключается не только в том, что она «открыла» читателям Тютчева, но и в пропаганде передовых эстетических принципов. В то время как сторонники «чистого искусства» твердили, будто поэзия должна чуждаться сознательной мысли и общественной тенденции, Некрасов в своей статье выступал убежденным сторонником демократической эстетики, которая, не боясь обвинений в проповеди «дидактизма», отстаивала неразрывное сочетание поэзии и сознательной мысли и решительно отвергала поэзию, лишенную серьезного общественного содержания.

Поставив в своей статье вопрос о причинах бедности современной поэзии, Некрасов утверждает, что первая и главная причина заключается в том, что поэты не обращают должного внимания на содержание своих произведений, а следят только за отделкой формы. Между тем, по мнению Некрасова, в настоящее время наша литература «находится уже на той ступени, когда изящная форма почитается не достоинством, а условием необходимым». Теперь от поэта требуется ум, от поэзии – содержание. Белинский во «Взгляде на русскую литературу 1847 года» называл мысль «живой силой» искусства. Некрасов пишет статью в защиту поэзии, «исполненной мысли и неподдельного чувства», против стихов гладких и благозвучных, но пустых.

Настоящей декларацией, посвященной вопросам журналистики того времени, является стихотворный фельетон Некрасова «Беседа журналиста с подписчиком» (1851, №8). Известно, что в ней Некрасов высмеивает такие недостатки журналистики, как безыдейность и крохоборчество научных отделов журналов, низкий уровень журнальной полемики, подмену серьезных, принципиальных споров пустыми перебранками, печатание в журналах слишком большого числа переводов в ущерб произведениям русских авторов.

По замыслу фельетон Некрасова был направлен против «Отечественных записок» и их редактора Краевского. Однако критические суждения подписчика, с которым, несомненно, был согласен и сам поэт, вскрывали типичные болезни всей тогдашней журналистики. «Беседа журналиста с подписчиком» лишний раз характеризует Некрасова не только как выдающегося поэта, но и как замечательного редактора, который глубоко осознавал особенности и недостатки периодических изданий того времени, отлично разбирался в запросах читателей и выступал борцом за идейность и народность русской журналистики.

Труды по руководству «Современником» делил в те годы с Некрасовым И. И. Панаев. Он был и очень активным сотрудником журнала. Из номера в номер Панаев помещал в «Современнике» пародии и фельетоны «Нового поэта» и обзоры русской печати. По справедливому мнению И. Г. Ямпольского, выступления Панаева в журнале при всех их недостатках характеризуют его «как человека, который в основном остался верен литературным взглядам Белинского», как критика, высказывания которого «не только не сближаются со взглядами и оценками Дружинина, как об этом иногда писали, но прямо противоположны им»[103][6].

В своих обзорах журналистики и фельетонах Панаев вел неутомимую борьбу с враждебными «Современнику» журналами, в первую очередь с «Отечественными записками» и «Москвитянином». И хотя обзоры Панаева не отличались такой глубиной, содержательностью и остротой, как знаменитые выступления Белинского, все же они отстаивали передовые эстетические принципы, реалистическое направление в литературе.

Вместе с Некрасовым Панаев активно боролся на страницах «Современника» за гоголевское направление в литературе, за правдивую литературу, «которая изображает жизнь без прикрас, сквозь видимый миру смех и невидимые слезы» (1852, № 12). Он с глубоким уважением отзывался о Гоголе, Диккенсе, Теккерее, выдвигал на первый план современной русской литературы Некрасова, Тургенева, Островского, с сочувствием отнесся к «Рыбакам» Григоровича, к творчеству Писемского.

Вместе с тем Панаев с ожесточением преследовал литературу, которая «усиливается украшать и завивать» действительность. Он отмечал нереальность, вымышленность сюжетов и персонажей повестей Дружинина и различных второстепенных литераторов того времени, идеализацию жизни в некоторых пьесах Островского («Не в свои сани не садись» и др.), авторский произвол в «Проселочных дорогах» Григоровича. Особенно отрицательно относился Панаев к прикрашенному изображению крестьянской жизни. «Всякая ложная идеализация в деле искусства – неприятна; ничего не может быть оскорбительнее идеализации крестьянского быта», – писал он.

Как ученик Белинского, Панаев выступал за литературу передовых идей, которая не только воспроизводит действительность, но и борется за ее преобразование. Именно с этих позиций Панаев осуждал натуралистические тенденции в творчестве Писемского – писателя, которого он считал одним «из талантливейших наших беллетристов». Серьезный недостаток Писемского он видел в его чрезмерной «объективности», вследствие которой в некоторых произведениях этого писателя «решительно не было видно, кому из своих лиц он сочувствует» (1851, №12).

И в обзорах журналистики, и в фельетонах «Нового поэта» Панаев вел постоянную войну против теории и практики «чистого искусства». Щербине (антологические стихотворения которого расхвалил Дружинин) он рекомендовал, «оставив древний мир, попробовать свой талант в сфере живой действительности», на Кукольника (появление которого в «Современнике» приветствовал Дружинин) писал злые пародии, обнажающие обывательский, вульгарный характер его романтизма и эстетизма. Пародии «Нового поэта», – отмечает И. Г. Ямпольский, – «являются несомненными и непосредственными предшественниками пародий Козьмы Пруткова и в большинстве своем направлены против тех же литературных явлений, тех же поэтов, что и они. Самый образ Нового поэта, хотя и не сложился в столь целостное и яркое создание, как Козьма Прутков, но тоже является его безусловным предшественником»[104][7].

Присяжный фельетонист «Современника», Панаев и здесь, в своем отношении к фельетону, решительно расходился с «несвоевременным защитником» «веселенькой» литературы и пустопорожней литературной болтовни – Дружининым. В специальном обзоре, посвященном разъяснению взглядов редакции «Современника» на фельетон, Панаев заявил, что он, как и «Иногородний подписчик», любит остроумную шутку, но ему «грустно и жалко видеть, когда вся литература превращается в фельетон, добровольно отказывается от собственного высокого призвания и значения, от высокой цели искусства; когда она служит только одним пустым развлечением, одною забавою праздного любопытства». В свете такого отношения редакции «Современника» к фельетону становится ясным, почему известные фельетоны Дружинина «Сантиментальное путешествие Ивана Чернокнижникова по петербургским дачам» перестали появляться на страницах журнала Некрасова и Панаева.

Таким образом, очевидно, что Некрасов и Панаев в трудные годы «мрачного семилетия» прилагали все усилия к тому, чтобы «Современник» сохранил направление и содержательность, свойственные ему при Белинском. В основном эта задача была ими решена.

Однако положение журнала в те годы было трудным. В «Современнике» не было литераторов, способных заменить Белинского и Герцена, поднять уровень критики в журнале, придать ему последовательное и боевое революционно-демократическое направление.

С первого номера «Современника» 1854 г. в нем начинают печататься рецензии и статьи Н. Г. Чернышевского. Появление Чернышевского в «Современнике» имеет поистине историческое значение. В журнал пришел великий революционер, ученый, публицист и критик, достойный продолжатель Белинского, непоколебимый защитник интересов угнетенного народа. Скоро он станет «властителем дум» передового русского общества и вождем революционеров-демократов шестидесятых годов.

С именами Чернышевского и Добролюбова связан новый этап в жизни «Современника».

в начало

«Финский вестник»

Насколько велика была у передовой русской интеллигенции 1840-х годов потребность в своих периодических изданиях, свидетельствуют не только преобразование «Отечественных записок» и «Современника», но и попытки превратить в орган прогрессивной мысли журнал «Финский вестник».

«Финский вестник» был основан в 1845 г. Ф. К. Дершау – автором книги «Финляндия и финляндцы». Издание нового журнала было ему разрешено, вероятно, потому, что «Финский вестник» ставил себе цель знакомить Россию со Скандинавией и Финляндией, а Финляндию с Россией, что соответствовало видам правительства. Редактором Дершау пригласил критика В. Н. Майкова, который принимал вместе с Петрашевским участие в составлении «Карманного словаря иностранных слов». В числе сотрудников «Финского вестника» в объявлении о подписке на журнал был назван Белинский.

«В «Финском вестнике», прочитав статью Майкова в отделе наук, я ужаснулся направлению, противоположному «Москвитянину» и «Маяку». Новый язычник возник на Руси в подкрепление «Отечественным запискам», – писал из Архангельска М. П. Погодину не­кто Вальнев. Но сотрудничество Майкова в «Финском вестнике» оказалось непродолжительным. Он участвовал в выпуске двух первых книжек, поместил в них свою статью «Общественные науки в России» и затем покинул редакцию из-за принципиальных разногласий с Дершау.

После ухода Майкова «Финский вестник» до 1848 г. продолжал занимать позиции в лагере прогрессивной журналистики, хотя и не был столь содержательным, боевым, принципиальным журналом как «Отечественные записки». Большое место в журнале занимали специальные отделы: «Северная словесность», заполнявшаяся преимущественно переводами из скандинавских писателей, и «Материалы для северной истории». Русская художественная литература была представлена слабо и пестро: Кукольник, Загоскин, Растопчина и наряду с ними петрашевцы Пальм и Дуров. Особо нужно отметить отдел «Нравоописатель», где было помещено большое количество физиологических очерков Даля, Гребенки, В. Толбина и др. Можно считать доказанным, что некоторое участие в «Финском вестнике» принимали Белинский и Некрасов. Отдела критики «Финский вестник» не имел. Вместо него велась «Библиографическая хроника», состоявшая из анонимных рецензий. «Отечественные записки» и «Современник» оцениваются «Финским вестником» как превосходные журналы, «оправдывающие ожидания публики и много обещающие в будущем»; «Москвитянин» же характеризуется как «жалкий представитель известной партии московских литераторов ученых и неученых». В «Петербургском сборнике» Некрасова «Финский вестник» оценил «направление живое, современное», а о «Московском сборнике» 1846 г. отозвался как о книге, в которой «проявились химерические идеи истых славянофилов, которыми они потешают публику во славу бороды и армяка». Статьи Белинского, Герцена «Финский вестник» считает «дельными и умными», романы «Бедные люди» Достоевского, «Кто виноват?» Герцена, «Лукреция Флориани» Жорж Санд – замечательными, высокохудожественными произведениями современной литературы. Отрицательно отнесся журнал к «Выбранным местам из переписки с друзьями» Гоголя.

В 1847 г. приобрести журнал или войти в долю с издателем хотел Петрашевский, но эта попытка не осуществилась. С 1848 г. «Финский вестник» переходит к В. В. Григорьеву, профессору-востоковеду Петербургского университета, который привлекает к ближайшему участию других профессоров: археолога П. С. Савельева и слависта И. И. Срезневского. С января 1848 г. журнал стал выходить под названием «Северное обозрение», что связано с постепенной утратой им своего скандинавско-финского уклона. Решительным образом меняется и направление журнала. Новая редакция объявила, что он будет издаваться в «религиозно-патриотическом духе». «Наш журнал будет другом «Москвитянину», если сей последний не опочил навеки от трудов», – писал Григорьев Погодину. Славянофил Хомяков также извещал своего друга Попова, что в «Петербурге молодые люди... стали издавать журнал «Северное обозрение» в духе нашего направления». Однако «религиозно-патриотическое» направление журнала не было поддержано читателями. Выпустив всего три книжки, Григорьев передал «Северное обозрение» В. В. Дерикеру, помощнику Сенковского по «Библиотеке для чтения». При Дерикере журнал потерял всякую определенность в своем облике. С одинаковым пылом «Северное обозрение» начало хвалить и Тургенева, и Масальского, и «Отечественные записки», и «Сын отечества». Отдел «Нравоописатель» в журнале исчезает, но зато разрастается отдел «Науки».

В 1850 г. издание «Северного обозрения» было прекращено[105][8].

в начало

Журналы «триумвирата»

1840-е годы в истории русской журналистики характерны не только возникновением журналов, тесно связанных с растущим революционно-демократическим движением, но и постепенным закатом некогда могучего «журнального триумвирата». Одновременно с расцветом «Отечественных записок» и «Современника» гибнут или теряют всякую популярность периодические издания Греча, Булгарина, Сенковского.

Ярким примером может служить судьба «Сына отечества». Он побывал в руках Греча и Н. Полевого (1838–1840), Никитенко и Н. Полевого (1841), Сенковского (1842), К. Масальского (1843–1844 и 1847–1850) и П. Фурмана (1850–1852), менял внешний облик и план издания, превращался из ежемесячника в еженедельник и обратно. Тем не менее журнал все время влачил жалкое существование, запаздывая с выдачей книжек, выходя неполными годовыми комплектами, теряя подписчиков. Во второй половине 1844 г. К. Масальский вынужден был приостановить издание «Сына отечества» до 1847 г. В 1852 г. журнал прекратился и лишь в 1856 г. был восстановлен А. Старчевским.

Надежды на возрождение «Сына отечества» возникли у читателей в связи с привлечением в 1838 г. к руководству журналом такого опытного и прославленного журналиста, как Николай Полевой. Подписка на журнал быстро поднялась: в 1837 г. «Сын отечества» имел 279 подписчиков, в 1838 г., при Полевом, – две тысячи.

Но Полевой не оправдал ожиданий публики. «Грустное удивление встретило первые номера его нового журнала, – писал Герцен. – Он стал покорным и льстивым». Правительственная опала, материальные лишения превратили Полевого в защитника официальной идеологии. Вместе, с Гречем и при ближайшем сотрудничестве Булгарина стал он выпускать «Сын отечества».

И несмотря на то что Полевой отдался своему делу с энтузиазмом, что «Сын отечества» был единственным журналом, получившим разрешение иметь политический отдел, и увеличил объем книжек до 50 печатных листов, подписка на него продолжала падать. Тон «квасного патриотизма», принятый Полевым, и панегирики по адресу правительства не могли привлечь симпатии читателей. К тому же Полевой, явно отставая от века, совсем не понимал новых явлений общественной и литературной жизни и продолжал развивать в «Сыне отечества» устаревшие философские и эстетические теории. Он поверхностно иронизировал над диалектикой, считая ее схоластикой, защищал эстетические принципы романтизма и боролся с позиций «официальной народности» и романтизма с творчеством лучших писателей. Лермонтов для Полевого – создатель полудюжины недурных стихов и плохой прозы, а Гоголь – автор пятиактного водевиля («Ревизор») и забавных повестушек в «малороссийском жанре». Полевой всерьез верил, что у различных, даже в свое время никому неизвестных Озерецковских, Фроловых, Княжевичей и им подобных (не говоря уже о Грече и Булгарине) «право, станет дарования против какого-нибудь Лермонтова».

Еще более жалкой была участь другого периодического органа – «Русского вестника». Этот журнал, издававшийся с 1808 по 1824 г. С. Н. Глинкой, перешел от него в 1840 г. к Н. И. Гречу, который пригласил в качестве ближайших помощников Н. Полевого и Кукольника. Редакции удалось собрать лишь 500 подписчиков. В 1843 г. «Русский вестник» не выходил. В 1844 г. возродить его пытался П. Каменский, но безрезультатно: за весь год читатели получили только одну книжку «Русского вестника». Не мог иметь успеха журнал, который в основном заполнялся сухими специальными статьями и материалами (три четверти одной из книжек было отведено «Книге Указной» царя Михаила Федоровича) и по своему направлению ничем не отличался от «Сына отечества». Журнал ратовал за «самобытно русское» миросозерцание; утверждал, что «современное искусство походит не на богиню изящного, а на полупьяную растрепанную вакханку», разносил Гоголя за то, что он «выставляет уродливым и нелепым» все русское. С особенной резкостью обрушился «Русский вестник» на первый том «Мертвых душ». По мнению Полевого, эта поэма полна «небывалых преувеличений и грубых карикатур» и представляет собой произведение антипатриотическое.

Не только «Сын отечества» и «Русский вестник», но и самый распространенный журнал 1830-х годов – «Библиотека для чтения» – стал в 1840-е годы клониться к упадку. Число подписчиков «Библиотеки» с пяти-семи тысяч упало в 1847 г. до трех тысяч. Совершенно очевидно, что безыдейность и беспринципность журнала, его вражда ко всему значительному в литературе опостылели читателям. Шутки «барона Брамбеуса», которые становились все более плоскими и грубыми, не могли помочь «Библиотеке». Читатель уже знал «смех сквозь слезы» Гоголя, глубокую и серьезную иронию Белинского, блестящее остроумие Герцена.

Не могла нравиться читателям и критика Сенковского, основанная на беспринципности, на потакании провинциальным, полукультурным вкусам, на безоговорочном принятии официальных установок. Как и Полевой, он замалчивал творчество Кольцова и неодобрительно относился к произведениям Лермонтова. В «Мертвых душах» Сенковский видел лишь «унижение русских людей», грубость, сальность, неправильность и неприличие слога и т. п., произведения авторов натуральной школы считал «грязными» и противопоставлял им «светскую повесть», изысканным языком изображающую «возвышенные чувства» людей образованного круга. Вместе с тем Сенковский продолжал твердить о гениальности Кукольника, Тимофеева и других второстепенных писателей.

В 1848 г. издатель «Библиотеки» книгопродавец Печаткин оттесняет Сенковского от единоличного управления журналом и приглашает в качестве соредактора А. В. Старчевского. А к 1856 г. Сенковский и совсем был отстранен от участия в созданном им журнале. После Сенковского и Старчевского «Библиотека для чтения» переходила из рук в руки (Дружинин, Писемский, Боборыкин) и в 1865 г. навсегда закончила свое существование.

Постепенно теряет в 1840-е годы свою популярность газета Булгарина и Греча «Северная пчела». Направление газеты, как и прежде, было самым «благонамеренным». Выход «Мертвых душ» Булгарин и Греч, как и все другие реакционные критики, встретили в штыки, зато внезапно похвалили «Героя нашего времени», пытаясь истолковать его как нравоучительное произведение, доказывающее гибельность неверия и отрицания («Северная пчела», 1840, № 246). Непрерывную войну вели критики «Северной пчелы» против писателей гоголевского направления. Возмущаясь демократизмом новой литературной школы, Булгарин писал в 1845 г., что она «стяжала себе лестный эпитет натуральной, т. е. старательно ищущей вдохновения исключительно в одних темных углах и закоулках жизни». Самым жестоким нападкам со стороны «Северной пчелы» подверглись произведения Достоевского, Некрасова, Тургенева, Белинского, помещенные в «Петербургском сборнике».

Белинского Булгарин и Греч обвиняли в похвалах Гоголю, писателям натуральной школы и особенно в том, что он уничтожал «выгодное мнение» читателей о Грече, Загоскине, Полевом, Булга-рине, Сенковском, Кукольнике, Бенедиктове и других литераторах, которые рекламировались «Северной пчелой» и безуспешно противопоставлялись ею передовым и лучшим писателям эпохи.

Так, в 1840-е годы один за другим утрачивают свое значение или вовсе прекращаются периодические издания «триумвирата», уступая место журналам, в большей степени соответствующим запросам времени.

в начало

«Репертуар и Пантеон»

Не имели большого успеха в 1840-е годы и периодические издания, которые, не задаваясь сколько-либо серьезными целями, стремились доставить публике лишь занимательное чтение. К такому типу изданий относился известный театрально-литературный журнал «Репертуар и Пантеон», возникший в 1842 г. из слияния двух журналов: «Репертуара» и «Пантеона».

«Репертуар русского театра» издавался с 1839 г. Песоцким. Редактором его был В. С. Межевич – тот самый литератор, которому Краевский пытался поручить критический отдел «Отечественных записок» и который с приходом в «Отечественные записки» Белинского ушел из журнала и, по выражению Белинского, «душою и телом предался Полевому, Гречу и Булгарину». Во вкусе своих новых друзей Межевич и руководил «Репертуаром».

«Пантеон русского и всех европейских театров» выпускал с 1840 г. книгопродавец Поляков. Редактором его был театральный критик и водевилист Ф. А. Кони. «Пантеон», не отличаясь глубиной и идейностью, был все же более содержателен, чем его собрат. С «Репертуаром» он повел довольно резкую полемику, в основе которой лежала журнальная конкуренция. Нельзя не отметить, однако, очень смелого и злого нападения редактора «Пантеона» Кони на вдохновителя «Репертуара» Булгарина в водевиле «Петербургские квартиры», где тот изображен под именем продажного журналиста Авдула Авдеевича Задарина («Пантон», 1840, №10). В «Пантеоне» начал свою литературную деятельность Некрасов, печатавший там водевили и театральные рецензии.

Но существование двух литературно-театральных журналов было тогда невозможно по малочисленности их читателей. В 1842 г. журналы соединяются. Издателем «Репертуара русского и Пантеона всех европейских театров» становится Песоцкий, а редактором сначала Булгарин (1842), а затем Межевич (до 1847 г.).

Объединенный журнал ничем существенным не отличался от «Репертуара». Только наряду с пьесами, игранными на русской сцене, «Репертуар и Пантеон» стал печатать и неигранные, да, кроме обозрения русских театров, помещал обозрения театров европейских. Во всем остальном журнал не изменился. Как и прежде, он заполнялся пустенькими комедиями и водевилями и романтическими драмами псевдопатриотического характера (типа драм Полевого). «Обозрения театров в «Репертуаре», – писал Белинский в одной из рецензий, – давно уже знамениты отсутствием всякого мнения, удивлением всему и всем и разве легкими заметками насчет самых плохоньких пьес, которых, по русской пословице, только ленивый не бьет».

Характерно, что отсутствие всякого мнения было возведено редакцией в принцип. Исключение из этого правила делалось только для драматургии Гоголя, которую «Репертуар и Пантеон» вслед за Булгариным не одобрял. Не заботясь о направлении «Репертуара и Пантеона», редакция прилагала усилия к тому, чтобы журнал был занимательным. Для этого, кроме водевилей и комедий, журнал заполнялся биографиями артистов и музыкантов, театральными мемуарами, закулисной хроникой, слухами и анекдотами.

Сравнительно более серьезный облик принял «Репертуар и Пантеон» в 1846 г., когда ближайшим сотрудником Межевича стал А. А. Григорьев, помещавший в журнале стихи и прозу, статьи и рецензии. Но и его участие не могло поддержать падающий «Репертуар и Пантеон», и журнал был передан Ф. А. Кони, который стал его издателем и редактором с 1847 г. При Кони «Репертуар и Пантеон» хотя и сохранил свой коммерчески обывательский характер, но стал более содержателен. Журнал перестал восхищаться плохими изделиями драмоделов, бранить и замалчивать драматургию Гоголя, одобрительно отзывался о произведениях писателей натуральной школы (одно время литературные обозрения у Кони вел M. M. Достоевский) и, наконец, с одобрением встретил первые драматические произведения А. Н. Островского. Под редакцией Кони «Репертуар и Пантеон» выходил вплоть до своего прекращения в 1856 г.

в начало

«Маяк»

Подъем освободительного движения в России сороковых годов вызвал энергичное противодействие правящих кругов. Наряду с полицейскими мерами правительство стало думать о создании органов прессы, которые могли бы поколебать авторитет передовой журналистики во главе с Белинским. Верноподданнические издания Булгарина, Греча, Н. Полевого, сильно скомпрометированные в глазах русского общества, потеряли свое былое значение и уже никого не удовлетворяли. Поэтому правительство Николая I отступило от своего правила, запрещавшего выход новых журналов, и поощрило возникновение «Маяка» и «Москвитянина».

Журнал «Маяк современного просвещения и образованности» начал выходить в 1840 г. Редакторами и издателями его были в 1840–1841 гг. П. А. Корсаков и С. А. Бурачек, а затем один Бура-чек. «Маяк» был органом воинствующего мракобесия. «Православие, самодержавие и народность» он славил на каждой своей странице, во всех отделах, разговаривая с читателем в псевдонародном стиле.