Александр Барченко и Гиперборея

Александр Васильевич БАРЧЕНКО родился в 1881-ом году в городе Елец (Орловская губерния) в семье нотариуса окружного суда. Предметом его увлечений с ранней юности стали оккультизм, астрология, хиромантия. В те далёкие времена граница между оккультизмом и естественнонаучными дисциплинами была ещё в достаточной степени размыта, поэтому для углубления своих знаний Александр решил заняться медициной, отдавая предпочтение изучению паранормальных человеческих способностей — феноменам телепатии и гипноза.

В 1904-ом году Барченко поступает на медицинский факультет Казанского университета, а в 1905-ом переводится в Юрьевский университет.

Особую роль в дальнейшей судьбе Барченко сыграло знакомство с профессором римского права Кривцовым, преподававшим на кафедре Юрьевского университета. Профессор Кривцов рассказал новому другу о встречах в Париже с известным мистиком-оккультистом Сент-Ивом де Альвейдром.

* * *

Маркиз Иосиф Сент-Ив де Альвейдр был известен в начале века как автор ряда мистических трактатов, в заглавие которых непременно входило слово " миссия": «Миссия Европы», «Миссия Индии», «Миссия рабочих» и так далее. Этот чрезвычайно эрудированный человек имел обширные контакты с представителями европейских и восточных эзотерических обществ, откуда он почерпнул многие аспекты своей доктрины. Она во многом напоминает «Тайную доктрину» Блаватской, однако имелось и несколько принципиальных отличий. Суть теории Сент-Ива де Альвейдра такова.

Изначальное правление на Земле осуществляла Чёрная раса. Она имела своим центром южные регионы, а северные земли, населённые Белой расой, были оккупи­рованы Чёрными Господами, обратившими всех " белых" в рабство. Конец эре Чёрной расы положил ариец Рам, появив­шийся в землях Севера около 8—6-и тысяч лет до Рождества Христова. Именно с прихода Рама начинается собственно интересующая Сент-Ива де Альвейдра тайная история человечества. Божественный Рам основал гигантскую теократиче­скую Империю Овна (" Рам" на древнем сакральном языке означало " Овен"), в которую входили все прежние эзотерические центры.

Рам устроил систему управления Империей по троичному образцу. На три части делилась Великая Священная Коллегия, высший орган власти Империи, имевший свои аналоги и подобия в различных имперских владениях. Высший уро­вень коллегии — Пророческий. Это уровень непосредственной Божественности, Коро­ля Мира, прообразом которого был сам Рам. Второй уровень — Жреческий, Солнечный, Мужской. Это — сфера Бытия, Света. Этот уровень служит восприемником невидимых влияний Пророческого плана и их адаптаций к низшим планам материального мира. Он относится ко Второй Ипостаси Тро­ицы, к Сыну. И наконец, третий уровень Коллегии — Царский — это сфера Луны, так как земные цари служат восприемниками жреческого Света и устроителями общественного порядка в соответствии с " от­ражаемыми" солнечными влияниями Жрецов. Он соответствует Третьей Троической Ипостаси — Святому Духу. Здесь основную роль играет также символизм Женщины и её детородных органов.

Де Альвейдр назвал та­кую структуру Синархией, то есть Со-Властием, что подчеркивает синтетическое объединение трёх функций — Пророческой, Жрече­ской и Царской — в вопросах имперского устройства. Именно Синархия является для де Альвейдра духовным, религиозным и политическим идеалом, который необходимо реализовать несмотря на все внешние обстоятельства, так как в Синархии запечатлена абсолютная Воля Про­видения, не зависящая от исторической конкретики.

Через несколько веков после ухода Рама на покой в Индии происходит политическая катастрофа, послужившая деструктивным импульсом для всего уст­ройства Империи Рам. Это было восстание принца Иршу. В этом восстании Иршу не только преследовал цели захвата власти, но и совершил религиозную революцию — Перво-революцию, ставшую прототипом всех последующих исторических революций. Это было восстание третьего, Царского, уровня Высшей Коллегии против двух других уровней, и особенно — против второго Жреческого. Символами восстания стали Красный Цвет, Бык, Красная Голубка и Лунный Серп. В Индии Иршу и его сторонники потерпели поражение, но волна Революции прокатилась по всем материкам, образовав цепь антижреческих революций.

Вся человеческая история после восстания Иршу рассматрива­ется де Альвейдром как противостояние двух религиозно-политических парадигм: Синархии и Анархии (частным случаем которой является Монархия, оторванная от двух других уровней Высшей Коллегии). Анархические тенденции выступают не только и не столько как самостоятельные религии или государственные идеологии, сколько как элементы социально-религиозных структур, способных, в зави­симости от обстоятельств либо выходить на поверхность и деклари­ровать Анархию, либо скрыто подтачивать устои Синархического правления че­рез культы Матери Земли.

Так, христианская цивилизация, восстановившая в определённых аспектах Империю Рама не только духовно, но и географически (показательно, что огромную роль в этом де Альвейдр отводил Русскому Православию и вообще славянам — сам он был женат на русской княгине Келлер), была подвергнута внутреннему и внешнему воздействию " нео-иршуистов", что окончательно проявилось во Французской Револю­ции, в Красном Знамени, в материализме и социализме, в дехристианизации Запада. Последними осколками Троической Империи Рам де Альвейдр считал католическую Австро-Венгрию и православную Россию. [23, 26].

Кроме всего прочего, Сент-Ив де Альвейдр был убеждён, что в глубинах Азии (на границе Афганистана, Тибета и Индии) существует страна Агарти-Шамбала, населённая мудрецами медиумами, пережившими революцию " принца Иршу". Сент-Ив де Альвейдер утверждал, что уже общался с её посланцами и даже предлагал правительству Франции связь и сотрудничество с великими магами, живущими в Шамбале.

По его словам, в недоступных горных долинах и пещерах находились лаборатории, где совершенствовался научный опыт древних цивилизаций. Якобы, в районе северо-западного Тибета в доисторические времена существовал очаг величайшей культуры, которой был известен особый синтетический научный метод, с помощью которого возможно раскрыть все тайны вселенной. Базовые положения европейских оккультных систем и мистерий, говорил де Альвейдр, в том числе — масонства, представляют из себя лишь искаженные перепевы и отголоски древней науки.

* * *

— Рассказ Кривцова об Империи Рама, — вспоминал впоследствии Александр Барченко, — явился первым толчком, направившим моё мышление на путь исканий, наполнивших в дальнейшем всю мою жизнь. Предполагая возможность сохранения в той или иной форме остатков этой доисторической науки, я занимался изучением древней истории, культуры, мистических учений и постепенно ушел в мистику [63, 64].

В конце концов это увлечение привело к тому, что Барченко всерьёз приступает к изучению паранормальных способностей человека.

С 1911-го года он начинает публиковать результаты своих изысканий, время от времени (а тогда в среде учёных это было принято) перемежая чисто теоретические статьи художественными произведениями на сходную тему. Его рассказы появляются на страницах таких уважаемых журналов как «Мир приключений», «Жизнь для всех», «Русский паломник», «Природа и люди», «Исторический журнал» [4]. Интересно, что именно эта беллетристика, а, отнюдь, не научные разработки, была для Барченко основным средством существования в те годы.

В том же, 1911-ом, году Барченко проводит ряд уникальных опытов, связанных с приборной регистрацией телепатических волн (N-лучей — по принятой в начале века терминологии). Методика экспериментов была следующая: два наголо обритых добровольца надевали на голову алюминиевые шлемы оригинальной конструкции, разработанной самим Барченко. Шлемы участников опыта соединялись медной проволокой. Перед испытуемыми устанавливались два овальных матовых экрана, на которых им предлагалось сосредоточиться. Один из участников был «передающим», другой — «принимающим». В качестве теста предлагались слова или изображения. В случае с изображениями положительный результат угадывания был близок к 100 процентам, а в случае со словами было много ошибок. Частота ошибок увеличивалась, если использовались слова с шипящими или глухими буквами [63].

В декабрьском номере журнала «Жизнь для всех» за 1911-й год появляется примечательная статья «Душа природы». В ней, как указывается в редакционном обзоре, " даются сведения о том перевороте в научном мировоззрении, который влекут за собой открытия в области лучистой энергии" [4].

«Благодаря Солнцу, — писал в статье Александр Барченко, — атмосфера, нас окружающая, насыщена теплом, светом, химической, " нервной" и радио-лучистостью. Впрочем [...] не смело ли, в частности, такое предположение по отношению к последнему виду энергии? Колебание напряжения солнечной деятельности не может не вызывать возмущений в излучениях таинственных N-лучей, тесно связанных, как мы видели, с нашей духовной жизнью. Кто знает, не установит ли когда-нибудь наука связи между такими колебаниями и крупными событиями общественной жизни? 1905 год соответствовал, например, ближайшему к нам высшему напряжению " пятнистой" деятельность Солнца [имеется в виду нарастание солнечной активности, напрямую связанное с возникновением так называемых " солнечных пятен" — А.П.]. Быть может, в ближайшем 1916 году Солнце не так себя " запятнает"...» [4].

«Душа природы» завершается весьма знаменательной для её автора сноской: «Существует предание, что человечество уже переживало сотни тысяч лет назад степень культуры не ниже нашей. Остатки этой культуры передаются из поколения в поколения тайными обществами».

Позже появляются и другие очерки Александра Барченко, озаглавленные ещё более красноречиво: «Загадки жизни», «Передача мысли на расстоянии», «Опыты с мозговыми лучами», «Гипноз животных» и так далее.

В статье «Передача мысли на расстояние, часть II», опубликованной в № 32 журнала «Природа и люди» за 1911-й год, Барченко описывает один оригинальный аппарат, используемый им для опытов:

«Располагая самым дешёвым воздушным насосом, можно построить разновидность прибора, заменяющего «стенметр» Жуара. Внутри тонкого стеклянного колпака каплей дамар-лака, канадского бальзама или расплавленного с бурой стекла подвешивается сухая тонкая шелковая нить, на конце которой укрепляется в равновесии тонкая сухая соломинка, служащая стрелкой-указателем. На конце соломинки распушен тончайший хлопочек гигроскопической ваты. Диск насоса посыпан мелко толченой солью. Отверстие насоса защищают кусочком сухого картона с пробуравленными дырочками и небольшим бортом, чтобы не сдуло соль. Разреживают воздух осторожно, и аппарат готов к действию. Сосредоточьте взгляд на клочке ваты, стрелку можно повернуть взглядом» [63].

В это же время Барченко публикует и два своих мистических романа.

На некоторое время изыскания Александра были прерваны Первой мировой войной. Однако после ранения в 1915-ом году он продолжил работу. Теперь Барченко собирает материалы, штудирует первоисточники, по которым впоследствии составляет законченный курс «История древнейшего естествознания», послуживший основой для его многочисленных лекций на частных курсах преподавателей в Физическом институте Соляного городка в Санкт-Петербурге.

Революционная буря вырвала Барченко из привычного круга забот, перевернула всю его жизнь. Вскоре в поисках заработка он был вынужден читать лекции на судах Балтфлота:

— Золотой век, то есть Великая Всемирная Федерация народов, построенная на основе чистого идейного коммунизма, господствовала некогда на всей земле. И господство её насчитывало около 144 000 лет. Около 9000 лет тому назад, считая по нашей эре, в Азии, в границах современного Афганистана, Тибета и Индии, была попытка восстановить эту федерацию в прежнем объёме. Это та эпоха, которая известна в легендах под именем похода Рамы. Рама — культура, овладевшая полностью как дорической, так и ионической наукой. Рамидская Федерация, объединившая всю Азию и часть Европы, существовала в полном расцвете около 3600 лет и окончательно распалась после революции Иршу [62, 64].

Как видите, идеи де Альвейдра не только повлияли на мировоззрение Барченко, но и помогали ему заработать себе на хлеб. Выступления Александра Васильевича были настолько зажигательными, что однажды группа матросов-балтийцев выразила желание вместе с учёным пробиваться с боями в Тибет. Моряки направили письма в ряд инстанций, но ответа, конечно же, не получили.

Впрочем, у популярности лекций Барченко была и оборотная сторона. В это самое время идеи и работы Александра Васильевича впервые привлекли внимание ВЧК-ОГПУ. В секретных оперативных сводках, составляемых чекистами, фамилия Барченко появляется уже в 1918-1919 годах:

«Барченко А.В. — профессор, занимается изысканиями в области древней науки, поддерживает связь с членами масонской ложи, со специалистами по развитию науки в Тибете, на провокационные вопросы с целью выяснения мнения Барченко о Советском государстве Барченко вёл себя лояльно» [4].

Более того, в октябре 1918-го года Барченко вызвали в Петроградскую ЧК. Дело происходило во время одного из пиков " красного террора" и поэтому такой вызов, мягко говоря, не сулил ничего хорошего. В кабинете, куда пригласили Барченко, присутствовали несколько чекистов: Александр Юрьевич Рикс, Эдуард Морицевич Отто, Фёдор Карлович Лейсмер-Шварц и Яков Григорьевич Блюмкин. С последним Барченко был уже знаком. Его Александру Васильевичу в своё время представил профессор Петербургского университета Лев Платонович Красавин, охарактеризовав, как неофита, страстно жаждущего приобщиться к таинствам древнего Востока.

Чекисты сообщили учёному, что на него поступил донос. В нём осведомитель сообщал об " антисоветских разговорах" Барченко. К удивлению Александра Васильевича, чекисты вместо того, чтобы взять его " в оборот", заявили о своём недоверии к доносу. В качестве ответной любезности они просили разрешения Барченко посещать его лекции по мистицизму и древним наукам. Разумеется, Барченко дал согласие и после этого неоднократно видел сотрудников ЧК на своих выступлениях [62, 64].

В 1919-ом году Александр Васильевич завершил высшее образование, окончив Высшие одногодичные курсы по естественно-географическому отделению при 2-ом Педагогическом институте. По геологии и основам кристаллографии он держал в своё время экзамен в Военно-Медицинской академии и получил оценку «отлично».

В 1920-ом году Барченко был приглашен к выступлению с научным докладом на конференции Петроградского Института изучения мозга и психической деятельности (сокращённо — Институт Мозга). Там судьба свела его с ещё одним замечательным и талантливейшим человеком, академиком Владимиром Михайловичем Бехтеревым.

Академик Бехтерев и Александр Барченко не могли не сойтись. Дело в том, что с 1918-го года Институт мозга под руководством академика занимался поиском научного объяснения феноменов телепатии, телекинетики, гипноза. Сам Бехтерев провёл серию работ по изучению телепатии в опытах на человеке и животных. Наряду с клиническими исследованиями в Институте мозга проходили " обкатку" методы электрофизиологии, нейрохимии, биофизики, физической химии. Но ведь Александр Барченко затрагивал аналогичные темы ещё в своих старых научно-популярных статьях!

В Институте мозга Александр Васильевич работал над созданием нового универсального учения о ритме, одинаково применимом как к космологии, космогонии, геологии, минералогии, кристаллографии — так и к явлениям общественной жизни. Позднее он назовет своё открытие «Синтетическим методом, основанном на древней науке». В сжатом виде это учение будет изложено в книге «Дюнхор» [62, 63].

30 января 1920-го года, на заседании Учёной конференции института, по представлению академика Бехтерева, Александр Барченко был избран членом Ученой конференции " на Мурмане" и командирован в Лапландию для исследования загадочного заболевания " меряченье", наиболее часто проявляющегося у районе Ловозера.

* * *

Ловозеро расположено в самом центре Кольского полуострова и тянется с севера на юг. Вокруг — тундра, заболоченная тайга, местами — сопки. Зимой тут властвует глухая и ледяная полярная ночь. Летом не заходит солнце. Жизнь теплится лишь в маленьких поселках и стойбищах, в которых живут лопари. Они промышляют рыбалкой и пасут оленей.

Именно здесь, в этом вымороженном пустынном диком краю, распространено необычное заболевание, называемое меряченьем, или эмериком, или арктической истерией. Им болеют не только туземцы, но и пришлые. Это специфическое состояние похоже на массовый психоз, обычно проявляющийся во времена справления магических обрядов, но иногда способное возникать и совершенно спонтанно. Поражённые эмериком люди начинают повторять движения друг друга, безоговорочно выполняют любые команды и по приказу могут даже предсказывать будущее. Если же человека в таком состоянии ударить ножом, то нож не причинит ему вреда. В современной терминологии подобное состояние называется " зомбированием".

В конце XIX-го и начале XX-го веков на крайнем севере России и в Сибири состояние меряченья охватывало довольно большие группы населения. В связи с этим даже был введён термин «психическая зараза». Юкагиры и якуты обычно объясняли эту болезнь кознями тундровых шаманов, разгневанных на людей, посмевших тревожить их покой.

В 1870-ом году сотник Нижне-Колымского казачьего отряда так писал местному врачу: «Болеют какою-то странною болезнью в Нижне-Колымской части до 70-ти человек. Это их бедственное страдание бывает более к ночи, некоторые с напевом разных языков, неудобопонятных; вот как я каждодневно вижу 5 братьев Чертковых и сестру их с 9 часов вечера до полуночи и далее; если один запел, то все запевают разными юкагирскими, ламаутскими и якутскими языками, так что один другого не знает; за ними их домашние имеют большой присмотр» [63].

Экспедиция, возглавляемая Александром Васильевичем, прибыла в Ловозеро в конце августа 1920-го года.

Члены экспедиции попросили рыбаков отвезти их на Роговый остров, но те наотрез отказались. Они утверждали, что только шаманы-нойды могут туда плавать. Вся территория острова оказалась сплошь покрыта оленьими рогами. Их на протяжении сотен лет свозили туда колдуны окрестных племен в дань духам. Обычай запрещал трогать рога — это могло привести к буре или несчастьям.

Только через несколько дней местный парнишка, сын священника, согласился перевезти членов экспедиции на своем паруснике. Но стоило им только приблизиться к таинственному острову, как поднялся сильный ветер, отогнал парусник и сломал мачту.

Не достигнув Рогового, экспедиция решила высадиться на южном берегу Ловозера, в районе туземного погоста. Здесь её ожидали новые сюрпризы. Местность вокруг представляла собой болотистую тундру, прорезанную скалами. Но у южной оконечности озера начиналась мощёная дорога, которая вела к соседнему Сейдозеру. Эта трасса протяженностью в полтора километра заканчивалась довольно необычной площадкой, с которой отчетливо была видна вертикальная поверхность одной из скал на другом берегу с изображённой на ней тёмной человеческой фигурой огромных размеров. Всё указывало на то, что место это — древнее капище.

Были замечены здесь и специфические геомагнитные феномены. Вот что записал член экспедиции астрофизик Александр Кондиайн в своём дневнике 10 апреля 1921-го года.: «В одном из ущелий мы увидели загадочные вещи. Рядом со снегом, там и сям пятнами лежавшим по склонам ущелья, виднелась желтовато-белая колонна вроде гигантской свечи, а рядом с ней кубический камень. На другой стороне горы с севера виднеется гигантская пещера на высоте сажень 200, а рядом нечто вроде склепа замурованного» [64].

Вид гигантской колонны — местные жители называли такие камни " сейдами" и поклонялись им, как богам, — произвел огромное впечатление на членов экспедиции и вселил им какой-то безотчетный ужас. Завхоз Пилипенко не выдержал и даже закричал. Его едва удалось успокоить, но настроение было подавленным у всех.

Чудеса, впрочем, на этом не кончались. Вскоре поблизости обнаружили несколько сопок, похожих на пирамиды. Они показались путешественникам гранёнными искусственным способом. Такие сооружения — " менгиры" — обычно располагаются над точкой пересечения двух или более водных потоков. У подножия их люди испытывают слабость, головокружение, безотчетное чувство страха или галлюцинируют.

По словам участников экспедиции, им также удалось найти сравнительно небольшой " каменный цветок лотоса". Что он из себя представляет, неизвестно до сих пор. Упоминал Барченко и " пирамиду" на вершине одной из гор у Сейдозера, писал о загадочной расщелине, уводящей в глубь земли. Спуститься туда участники экспедиции не решились: помешало некое давящее ощущение " противодействия незримых сил".

Барченко проводил опрос местных жителей, записывал предания. Ему удалось даже встретиться с местными потомственными шаманами по фамилии Даниловы. По утверждению Барченко, они умели впадать в состояние каталепсии и вызывать у себя летаргический сон.

За два года пребывания на Севере Александр Васильевич и его коллеги подробно изучили район культовых сооружений и пришли к выводу, что им удалось открыть Гиперборею — северную страну, легенды о существовании которой в глубокой древности есть практически у каждого народа евразийского континента. В лапландских же шаманах Барченко разглядел последних жрецов древней и таинственной цивилизации, населявшей эту землю. Об этих и других своих догадках он рассказал, возвратившись в Петроград, сотрудникам Института мозга. Его доклад был очень высоко оценен академиком Бехтеревым.

Следует упомянуть, что уже в наше время, ровно через 75 лет после Барченко, к Ловозеру отправилась экспедиция «Гиперборея-97», возглавляемая доктором философских наук Валерием Деминым. Экспедицией были подтверждены и запечатлены на фотопленке открытые Александром Барченко артефакты: двухкилометровая мощёная дорога, ведущая через перешеек от Ловозера к Сейдозеру; пирамидальные камни; изображение гигантской чёрной фигуры на отвесной скале (По саамской легенде, это Куйва, предводитель коварных иноземцев, которые чуть было не истребили доверчивых и миролюбивых лопарей. Но саамский шаман-нойд призвал на помощь духов и остановил захватчиков, а самого Куйву обратил в тень на скале). Кроме того, экспедиции удалось обнаружить развалины древней обсерватории и культовых сооружений на вершине горы Нинчурт [24].

* * *

В конце 1923-го года Александр Барченко вместе с женой на некоторое время поселился в Петроградском буддийском дацане. Здесь он пытался постигнуть основы древней науки от представителя Далай-ламы XIII — бурята Агвана Доржиева, находившегося здесь под покровительством Наркомата иностранных дел.

Хамбо Агван Доржиев (в переводе с тибетского " Доржиев" — " Раскат грома") известен тем, что будучи российским подданным, долгие годы являлся послом Далай-ламы в Российской империи, впоследствии — в СССР.

Около 1880-го года в тибетскую столицу Лхасу прибыл моло­дой лама. В то время он ещё ничем не отличаются от сотен других монахов-послушников, за исключением, пожалуй, того, что не был тибетцем: он родился в сибирских степях к востоку от Байкала. В те дни в Тибете он был известен как Чоманг Лобзанг. Позднее, ког­да к нему пришла слава, в Лхасе его называли Кхенде-чега, а еще позже — Цаннийс Кхан-по.

Вскоре после своего прибытия в Тибет молодой монах поступил в монастырь Дрепунг — один из трёх наиболее значительных центров религиозной деятельности. Однако чрез некоторое время ему пришлось заняться большой политикой. Дело в том, что в Российском Генеральном Штабе давно вынашивался проект присоединения к России " монголо-тибетско-китайского" Востока. Когда Александр III одобрил этот проект и субсидировал его из казны, в Лхасу было отправлено несколько агентов-бурятов, которые и повстречали там своего земляка. Им удалось убедить Доржиева, а Доржиев убедил Далай-ламу в необходимости искать дружбы и покровительства России — единственной державы, которая может защитить тибетцев от англичан.

В 1898-ом году Доржиев впервые появляется в Петербурге в качестве неофициального представителя Далай-ламы. Его даже принимает в частном порядке Николай II. Доржиев заводит полезные знакомства и возвращается в Лхасу с многочисленными дарами от русского императорского дво­ра. Он был полон решимости подчинить Лхасу политиче­ским интересам русского царя. Его аргументы произвели огромное впечатление на тогдашнего Далай-ламу. Они были достаточ­но убедительными. Традиционный союзник Тибета, Ки­тай, больше не обладал значительной военной мощью и практически полностью находился под контролем англи­чан. Россия, с другой стороны, представляла собой реальную военную силу. К тому же, Доржиев видел свою задачу не во включении Тибета в русскую сферу влияния, а в распространении тибетской ре­лигиозной мысли в русской среде.

Доржиев совершил ещё две поез­дки в Петербург. В конце 1901 года он привез в Тибет пред­варительный текст договора между двумя странами. Мало-помалу в Тибет стало просачиваться и русское воору­жение, пока только — ружья. Однако планам Доржиева не суждено было сбыться. 12 декабря 1903-го года британцы начали крупномасштабная военная операцию против Тибета. Россия же, связанная войной с Японией, не вмешалась.

Разгром был полный: и летом 1904-го британцы вступили в Лхасу. Далай-лама был вынужден бежать из страны. Вместе с ним уехал в Монголию и Доржиев. Со стороны казалось, что он навсегда перестал играть сколь бы то ни было зна­чительную роль в международной политике. Но это впечат­ление было обманчивым. Доржиев не раз возвращался в Ти­бет после того, как британские войска были выведены.

С конца 1922-го года Доржиев становится неофициальным представителем Далай-ламы в Советской России. Помимо чисто политических дел он занимается распространением буддизма, сбором средств на строительство новых дацанов и вопросами повышения общекультурного уровня лам. Заботит его и проблема сохранения буддистских памятников, о чём он неоднократно пишет советскому правительству [2, 12].

Доржиев сообщил Барченко местонахождение Шамбалы — на стыке границ Индии, Сипьцзяпа и северо-западнее Непала.

Любопытно, что по утверждению самого Барченко, он к тому времени уже знал, где находится Шамбала. Координаты этой загадочной страны ему сообщили в Костроме ещё в 1921-ом году. Между прочим, именно в Костроме Барченко подвергся первому в своей жизни аресту: местные чекисты заподозрили в нём шпиона.

Но кто в Костроме мог открыть ему эту тайну? Из письма Барченко бурятскому буддологу Цыбикову известно, что Александр Васильевич был хорошо знаком с костромским отшельником Михаилом Кругловым (крестьянином из города Юрьевца, что на Волге). Этот человек выдавал себя за " юродивого", не раз заплатив своей маской приводами в сумасшедший дом, но в результате его оставили в покое, не мешали непонятным проповедям, не пытались отнять некие таблички со странными письменами. Барченко утверждал, что умеет читать надписи на этих табличках. В письме Цыбикову он приводит два слова, начертанных письменами костромских отшельников. Первое из этих слов — название изначальной Традиции, к которой восходят тайные знания костромских отшельников; Барченко прочитал его как «Дюнхор». Второе слово — название священного центра этой Традиции. Его, видимо, следует расшифровывать как «Шамбала» [4, 25].

В том же 1922-ом году дацан, где жил и учился Барченко, посетила приехавшая из Москвы группа участников монгольской военно-экономической делегации. С Барченко встретился министр внутренних дел Народной Монголии Хаян Хирва. Его интересовали разработки Барченко в области системы Дюнхор.

«Дюнхор» — это буддийское эзотерическое учение, происходящее из Шамбалы. В этом учении Барченко искал и находил ответы на самые злободневные вопросы современности. Однако он не хотел довольствоваться только собственным прозрением, а чувствовал потребность разделить своё знание с другими людьми. Среди планов Барченко на будущее было посвятить в тайны Дюнхор " высших руководителей коммунистического движения в России". Он брался доказать советским вождям, что " учение марксизма об основной мировой субстанции, о материи, родственно учению Дюнхор" [2].

Знакомо? Более чем. Любой, кто собирался заниматься оккультизмом в государстве с подчёркнуто " материалистической" идеологией, брался доказать это. Барченко не был исключением.

Здесь же, в дацане, Барченко навестил ещё один человек — Пётр Сергеевич Шандаровский, петербургский юрист, входивший в «Единое Трудовое Содружество», организованное ещё Георгием Гурджиевым. Бывший член Содружества имел при себе требник гурджиевского тайного общества — свод правил поведения. Шандаровский увлёк Александра Васильевича идеей создания тайного общества, целью которого должно было стать нравственное совершенствование личности и изучение необъяснимых сил. Барченко, его друг астрофизик Кондиайн (вместе с которым они разыскали Гиперборею) и юрист Шандаровский учреждают тайное общество под названием «Единое трудовое братство» (ЕТБ). Общество возглавил Александр Барченко; он же написал и устав для новой организации.

Исследования Барченко всегда вызвали определённый интерес у ОГПУ. Как мы помним, ряд его сотрудников были знакомы с Александром Васильевичем лично. Это в конце концов обусловило и привлечение учёного к работе в органах.

Ещё в конце 1923-го года чекист Яков Блюмкин снабдил Барченко рекомендательным письмом писателя-мистика Иеронима Есенского на имя наркома просвещения Анатолия Луначарского. Нарком отнёсся к учёному достаточно благосклонно и даже распорядился принять Барченко на работу в комиссариат в должности учёного консультанта Главнауки. Однако в этом учреждении Барченко надолго не задержался, а после серьёзного конфликта с востоковедом Сергеем Ольденбургом, поставившим под сомнение серьёзность разработок Барченко, он уволился и вновь уехал в Петроград.

В конце 1924-го года на квартиру Барченко в Петрограде явились его старые знакомцы из ОГПУ: Фёдор Лейсмер-Шварц, Александр Рикс, Эдуард Отто и Яков Блюмкин. Теперь спутники Блюмкина имели статус гражданских лиц. Ещё весной 1923-го года они " уволились" из органов. Лейсмер-Шварц работал корреспондентом Союзфото. Рикс занял должность руководителя сектора валюты и внешней торговли в Наркомате финансов. А Отто устроился в Русский музей. На самом деле все их увольнения были блефом чистейшей воды. Эта троица получила задание внедриться в мартинистскую ложу Григория Мёбеса, с которой в своё время искал контактов и Барченко.

Беседа с чекистами продолжалась несколько часов. В конце её Яков Блюмкин неожиданно заявил, что научные разработки Александра Васильевича, связанные с телепатическими волнами, имеют большое оборонное значение; что сегодня это оружие может стать решающим в великой битве пролетариата за завоевание планеты и что, наверное, будет справедливо, если исследования такого характера будут финансироваться ОГПУ или Разведупром Красной Армии. Барченко вспоминал:

— Товарищи заявили мне, что моя работа имеет настолько большое значение, что я должен доложить о ней правительству, председателю ВСНХ товарищу Дзержинскому. По их совету я написал Дзержинскому о своей работе [62, 63].

Так оно и случилось. А Блюмкин в самый короткий срок доставил послание в столицу. Результат не заставил себя долго ждать. Через несколько дней Барченко был приглашён на явочную квартиру ОГПУ на улице Красных зорь, где с ним тайно встретился высокопоставленный столичный чекист, сотрудник Секретного отдела ОГПУ Яков Агранов.

В беседе с Аграновым Барченко подробно изложил ему теорию " о существовании замкнутого научного коллектива в Центральной Азии и проект установления контактов с обладателями его тайн". Агранов отнёсся к его сообщению с большим интересом [62, 63].

Впрочем, Блюмкину этого было мало и для того, чтобы форсировать ситуацию, он попросил Барченко написать ещё одно письмо, но теперь уже на Коллегию ОГПУ — еженедельное собрание начальников всех отделов. В декабре 1924-го года исследователь был вызван в столицу для доклада о своих научных открытиях на Коллегии ОГПУ.

«Вернувшись через несколько дней в Ленинград, — вспоминал Барченко, — Владимиров сообщил мне, что дела наши идут успешно, что мне следует выехать в Москву для того чтобы изложить наш проект руководящим работникам ОГПУ. В Москве Владимиров [" рабочий" псевдоним Блюмкина — А.П.] снова свёл меня с Аграновым, которого мы посетили у него на квартире, находившейся, как я помню, на одной из улиц, расположенной вблизи зданий ОГПУ. Точного адреса я в памяти не сохранил. При этой встрече Агранов сказал мне, что моё сообщение о замкнутом научном коллективе предполагается поставить на заседание коллегии ОГПУ. Моё, это предложение, об установлении контактов с носителями тайн Шамбалы на Востоке имеет шансы быть принятым и в дальнейшем мне, по-видимому, придётся держать в этом отношении деловую связь с членом коллегии ОГПУ Бокием. В тот же или на другой день Владимиров свозил меня к Бокию, который затем поставил мой доклад на коллегию ОГПУ. Заседание коллегии состоялось поздно ночью. Все были сильно утомлены, слушали меня невнимательно. Торопились поскорее кончить с вопросами. В результате при поддержке Бокия и Агранова нам удалось добиться в общем-то благоприятного решения о том, что бы поручить Бокию ознакомиться детально с содержанием моего проекта и, если из него действительно можно извлечь какую либо пользу, сделать это».

Так в нашей истории появляется новый персонаж — Глеб Бокий. (Это тот самый Глеб Бокий, который поставит в 31-ом году свою подпись под приговором членам московского «Ордена тамплиеров»). И с этого же момента начинается жизнь секретной лаборатории нейроэнергетики и её целевое финансирование Спецотделом при ОГПУ, длившееся 12 лет — вплоть до мая 1937-го года.