Глава седьмая

Рано утром на полустанке Брынчень с поезда сошли четыре пассажира – трое чирешаров и девушка лет восемнадцати с иссиня-черными косами до пояса. От станции вели две дороги – одна прямо в село, другая углублялась в лес. Девушка обвела веселым любопытным взглядом юных рыцарей и стремительной походкой направилась по дороге в деревню. Чирешары пошли другой дорогой. Но, к удивлению своему, на опушке леса они снова увидели девушку: она стояла и ждала их.

- Что же вы не сказали, что идете лесом? Мы бы вместе пошли.

- А ты тоже в Вултурешть? – спросил Дан.

- Тоже. Я вижу, и вы туда. Только раньше я вас что-то не встречала. Уж не впервые ли у нас?

Они зашагали по широкому проселку, рассекавшему лес на две части.

- А мы действительно здесь впервые, – заметил Урсу.

- Зачем же вам тогда такая прорва вещей? Уж не развалины ли вас прельщают? Поди, четвертый год как никто туда не ходит.

- Отчего же? – притворно удивился Дан. – Нельзя, что ли?

- Отчего нельзя? Можно. Да что там теперь увидишь! Ведь все, что не тронули здешние, потом разворотили ученые. Не знаю, чего им надо было, – роются и молчат, будто немые. Поговаривают, что они ищут какие-то кости, да чего только не наплетут…

- А нашли там кости?

- Вроде бы нашли. Только давно это было. В ту пору наши деревенские возили оттуда камни и кирпичи и строили себе хаты.

- Как так? – удивился Тик. – Растащили развалины?

- Все дома нашего села из того самого камня. Да и на что он еще годен? А наши селяне люди хозяйственные, домовитые. И то удивительно, что вы не слышали о нашем селе. Злые языки даже поговорку придумали про жителей Вултурешть: «Сливу, так и быть, бери, только косточку верни…» Но это так, одно зубоскальство.

- Я вижу, у вас тут немало занятного, – попытался пошутить Дан.

- А то как же! – продолжала девчонка, ее звали Катриной. – В ту же пору пошел слух, что иным горожанам очень нужны старинные вещи – горшки, черепица, мечи и всякая всячина. Лишь бы стариной отдавало. Мол, за это получить можно немалые деньги. Тут-то и принялись наши хозяева рыскать по дому, доставать всякую рухлядь, придавать ей вид лежалый, подержанный – то ржавчиной ее покроют, то нацарапают на ней что-то. Мама говорила, что все горшки в хозяйстве стали такие, будто от старого Ноя достались, а прадед наш так обработал свои доспехи времен турецкой войны, словно сам царь Дацебал дакийский оставил ему их. Другие и не такое откалывали. Отдерут, бывало, черепицу с крыш, подержат в горячей смоле, намалюют на ней разные знаки – кому что придет в голову – и пошла тут торговля…– Говорят, много тогда заработали, кучу вещей продали; особенно гонялись за ними какие-то поджарые горожаночки. А один наш умник перестарался: взял да и написал на просмоленных черепицах три имени: «Дацебал, Траян и Мэрару». Поначалу горожанки заверещали от радости. Потом задумались, – мамка моя своими глазами видела, – откуда еще этот Мэрару взялся? И имя-то они как-то по-своему перековеркали. А тот умник возьми да и ляпни: «Должно быть, предок попа Мэрару, что служит в верхнем скиту». Бедные женщины чуть в обморок не брякнулись. И давай кричать: «Грабители! Обманщики!» Но и здешние не дураки. Дескать, купили – и дело с концам. Разве кто говорил вам, что вещи от прадеда Ноя? Сами же к нам пожаловали, из рук все вырывать стали, так нечего, значит, и грабителями обзывать, проваливайте-ка подобру-поздорову… Так и уехали дамочки не солоно хлебавши.

Тик, несмотря на волнение, которое он испытывал, приближаясь к развалинам, от души посмеялся рассказам девушки.

- Ну и пройдохи! Надо же! Прадед попа Мэрару…

- Ох, каких только историй у нас не бывало, – заключила девушка.

Вскоре она простилась со своими спутниками, показав им, как напрямик выйти к развалинам.

Развалины действительно представляли жалкое зрелище. Крепость была расположена у подножия крутой горы. Теперь от задней ее стены остались отдельные куски, разрушенные временем и человеком участки. Боковые стены сохранились лучше, по обеим сторонам зияли рвы и ямы. Передней стены как не бывало. Люди разобрали ее до основания и камни свезли в село, на фундаменты для домов. На месте стены пролегал глубокий ров, в нем, кроме вонючих луж, ничего не было.

Вот и все, что осталось от стародавнего Орлиного гнезда.

Трое друзей поставили палатку над задней стеной, вернее, над тем местом, где она когда-то стояла. С этого возвышения можно было свободно обозреть всю территорию бывшей крепости, а горная каменистая круча защищала их сзади.

Первое знакомство с развалинами произвело на ребят удручающее впечатление. Дан собрался было начертить план крепости, но потом передумал. Вряд ли эти жалкие остатки, исхоженные вдоль и поперек, могли представлять какой-либо интерес. А уж о беломраморном замке – приюте княжеских семей – и говорить не приходится. Вот потому-то они изучали развалины без особого рвения, хотя и внимательно.

- Мне кажется, – заметил Дан, – что крепость имела форму трапеции, причем основание проходило у самой горы… А ты что скажешь, Урсу?

- Трапеции? А мне подумалось – треугольника.

- Треугольника? – удивленно переспросил Дан. – А как же эта высокая стена впереди?

- Мне думается, что она не является частью самой крепости. Она скорее напоминает полукружье впереди крепости, как бы передовой ее форпост.

- Ты думаешь, она тянулась до самой? Тогда получается, что это пространство, которое мы называем крепостью, на самом деле было чем-то вроде замковой башни. Но где же это видано, чтобы башня имела форму треугольника?

- Во всяком случае, я уверен, что передний форпост не связан с развалинами, которые мы обследуем, – ответил Урсу. – Вполне возможно, что это остатки вовсе не крепости, а замка.

- Почему ты так думаешь? – спросил Тик.

- Слишком большая разница между передней стеной и стенами, на которых мы теперь находимся. Я видел несколько камней и кирпичей, что остались от форпоста. Вы тоже видели их…

- Да, – вспомнил Дан, – но не понимаю, в чем дело…

- Они из другого материала. Этим, наверное, и объясняется, почему стену использовали как настоящий каменный карьер, почему ничего не осталось от нее. Она была из лучшего, более прочного материала.

- И что же из этого следует? – спросил Дан.

- Кто его знает? Я не специалист, хотя позапрошлогодним летом и помогал дяде-каменщику. Кое-что я усвоил. Возможно, передняя стена более древняя, чем остальные…

- А я думал – наоборот, – удивился Тик.

- Нет, если хорошенько подумать…

- Я считаю, ты абсолютно прав, – заметил Дан. – Передняя стена как форпост подвергалась наиболее тяжелым ударам, и потому она должна была состоять из более прочного материала, чем здание и внутренние башни.

- Я тоже об этом думал, – подтвердил Урсу. – Теперь ты понимаешь, Тикуш, почему я решил, что перед нами развалины укрепленного замка?

- Не может быть! – решительно возразил Тик. – Не может эта развалюха быть замком! Да еще каким! Никогда этому не поверю!

- Тик, не горячись! – сказал Дан. – Почему ты решил, что именно здесь должен быть Замок двух крестов? Конечно, тут много совпадений. И в названиях и в самой архитектуре.

- Почему же историки ничего не обнаружили? – спросил Урсу. – Во всяком случае какой-то вывод они должны были сделать. Но какой?

- Яснее ясного, – заявил Дан. – Раз Орлиная крепость и Замок двух крестов до сих пор не найдены, то, значит, и здесь не обнаружено каких-либо следов.

- Неплохо все-таки обшарить эти подземелья, – предложил Урсу. – Мы не имеем права оставлять неисследованными такие места. А ты как думаешь, Тик?

Тик только этого и ждал. И Дан тоже. Оба осторожно последовали за Урсу. И действительно, пройдя несколько метров по мягкой, глинистой почве, они почувствовали под ногами твердый, очевидно каменный, пол. Трое разведчиков зажгли фонари. Они стояли у входа в подземную галерею, выложенную каменными плитами. Ребята осторожно продвигались, освещая себе путь. По обеим сторонам подземного хода зияли пустоты. Как выяснилось, это были заброшенные комнаты.

Они обследовали их поочередно, выстукивая стены, пол, но не обнаружили никаких выходов. Ни тайных, ни скрытых. Ребята уже собрались было повернуть обратно, как Дана вдруг осенило:

- Мы же не осмотрели потолки!

В комнате справа в углу потолка они обнаружили квадратное отверстие. Чирешары удивленно переглянулись. Это было уже любопытно. Воображению Тика рисовались таинственные мраморные палаты, и в них – в белом, ослепительно белом платье…

И он попросил у ребят разрешения первым проникнуть в квадратное отверстие.

Девушку в белом перевели в первое помещение, с которого началось ее знакомство с замком. После долгих поисков, нетерпеливого, злобного выстукивания, в просторной зале снова наступила тишина. Трое кладоискателей ничего тут не обнаружили. И теперь обшаривали другие помещения.

Пленница в сопровождении кота Филиппа вышла в большой внутренний двор. Новое событие взволновало ее. Утром она обнаружила у потайной двери бумажный сверток, а в нем большую золотую монету. Она снова рассмотрела ее при свете дня. Это была древняя римская монета. Она так хорошо сохранилась, что казалось, ее недавно отчеканили. Сколько могла стоить такая драгоценность? На обеих сторонах монеты был изображен римский император. Девушка расшифровала имя и вздрогнула: Калигула, деспот, жестокий владыка, присвоивший звание консула своему коню Инцитату. Значит, монета была почти 2000-летней давности…

Лаура разгладила бумагу, в которую была завернута монета, и с удивлением прочла: «Не волнуйся. Ты не одинока! Прими в знак искреннего расположения монету. Не теряй ее! Друг».

Кто же скрывался под этим именем? Что он хотел сказать словами «Ты не одинока»? Зачем он дарил ей эту ценную монету, да еще в «знак искреннего расположения»?

Пока понятно было одно: чирешары, если и получили письмо, еще не успели добраться до замка. Да и доберутся ли когда-нибудь? Она написала еще одно письмо и даже нарисовала план дороги, идущей к крепости, и тропку, что вела к входу в замок, приметные вехи в лабиринте, проложенном между буграми, рвами и камнями. Но как отправить это письмо чирешарам? Каким образом? С чьей помощью?

- Филипп, дурачок мой, как же тут одиноко! Как хочется на свободу и чтоб было побольше народу! Чтоб со мной были мои друзья!

Лаура решила еще раз подняться на стену. И снова, стоя над пропастью, с надеждой оглядела тропку, по которой тогда проходил чабан. Никого… Она спустилась во двор, ей было очень грустно.

- Как ты думаешь, Филипп, можно доверить тому, кто назвал себя другом, новое письмо чирешарам?

Лаура повторила вслух вопрос, который задавала себе мысленно не один раз.

- Что же ты молчишь, Филипп? – настаивала она. – Есть у нас в этой тюрьме друг или нет?

Но Филипп не слушал ее. Он вдруг высоко подпрыгнул и исчез за большим камнем. Лаура огляделась, не понимая, что это с ним. На каменном столике, который служил ей скамьей, она увидела черную движущуюся ленту…

Блестящая синяя змея, с роговидным выростом на верхней челюсти, напряглась, будто готовая взвиться пружина.

И когда змея молнией мелькнула в воздухе, кот прыгнул ей навстречу. Хвост гадюки скользнул по платью Лауры.

Змея не успела увернуться – Филипп мгновенно обезглавил ее. Затем как ни в чем не бывало стал тереться у ног девушки. А Лаура медленно приходила в себя. Надо было взять себя в руки, преодолеть ужас, что-то делать. Ласка зверька успокоила ее.

Она взяла палку и сбросила в яму извивающееся тело змеи. И только тут заметила страшную припухлость на челюсти маленькой, отвратительной головы. Мурашки пробежали у нее по спине. Филипп смотрел на нее ласковыми, сонными глазами. Наклонившись, Лаура стала гладить кота, а он принимал ласку, словно избалованное дитя, сожмурив глаза и монотонно мурлыча.

- Милый мой дружок… – ласково шептала девушка.

Вечерело. В замок проникали сумерки. Пленница направилась в свою комнату. В глазах ее стояли слезы.

- Какая жестокость, Филипп! Каким бессердечным он бывает… – шептала она, думая а человеке со шрамом.

…В комнате, где жили похитители, сидели на походной койке двое. Черты лица еле угадывались в сумеречном свете.

- Сегодня шеф очень сердит, – раздался голос тощего.

- Я тоже заметил. Не ладится у него что-то.

- Ты думаешь, из-за чабана?

- Из-за него тоже… Но есть и другие причины.

- А мне казалось, что они в конце концов столковались…

- В чем-то – да. Но разве можно быть полностью уверенным? Вдруг он проболтался, рассказал кому-нибудь?

- Не мог с нами раньше поговорить! Дурень!

- Но он же клялся, что и словом не обмолвился…

- Уж и не знаешь, верить или не верить… Надо быть начеку…

- Ты полагаешь, мы еще что-нибудь найдем?

- Уверен. Шеф говорит, что это еще не все. Вбил себе в голову, и все тут…

- Боюсь, как бы он не поступил опрометчиво. Как с девушкой, например. А ты как думаешь?

- Я полностью ему доверяю. Не забудь, что мы уже не первый раз оказываемся в подобных обстоятельствах. И всегда нам улыбалась удача.

- Но сейчас все куда опаснее. В любой момент, на каждом шагу подстерегает неожиданность.

- Тихо. Кажется, идет, – шепнул человек с глазами хорька.

- Тебе показалось. Он, наверное, в той комнате.

- И теперь не слышишь?

- Ага.

Потайная дверь открылась, и в проеме показалась плотная фигура человека со шрамом.

- Кто-нибудь с фонарем ко мне. Быстро!

Тощий соскочил с койки, достал из ниши фонарь и поспешил за шефом. Хорек остался один в комнате. Он тут же осторожно направился к нише, открыл невидимую дверцу, сунул руку в тайник и достал горсть золотых монет. Прикосновение к блестящим монетам рождало ощущение физического наслаждения. Но тут до слуха донеслись какие- то звуки. Он быстро водворил на место монеты, закрыл дверцу тайника и опустился на походную койку.

Те двое вернулись. Тощий сухо сообщил:

- Ничего.

В комнате снова воцарилось молчание.

В другой зале замка крепко спала девушка в белом.

И снилось ей, что она в беломраморной палате с огромной колонной посередине… Большая, кованная железом дверь широко открыта… Лакей в ливрее с золотыми позументами покорно смотрит на нее маленькими глазами хорька. В углу стоит высокий мужчина с длинным шрамом от края левого глаза до угла рта, стоит с опущенной головой, с видом побежденного. За дверью слышен шум шагов, звяканье шпор, молодые голоса. Лакей с глазами хорька, согнув спину колесом, тихо докладывает:

«Ваше сиятельство, прибыли Рыцари с улицы Черешен».

Владетельница замка, позабыв о своих титулах и высоком роде, бежит к двери встречать гостей. Вдруг сердце у нее заколотилось. По мраморным плитам пола поползла, бесшумно извиваясь, черная лента… Хозяйка замка громко вскрикнула во сне…

Услышав крик спящей, человек с глазами хорька застыл на месте. С раскладушки горящими глазами смотрел на него кот. Толстяк спрятался за колонной и подождал. Немного погодя он снова показался на виду. Луч фонаря осветил нишу… В ней лежал бумажный сверток. Человек подошел поближе и прочитал слова, выведенные крупными буквами: «Парикмахерская «Гигиена» – для чирешаров». Он взял в руки сверток, ощупал его и вздрогнул. В нем была монета. Он погасил фонарь и сунул находку в карман. Затем подошел к раскладушке. Глаза кота настороженно следили за ним. Человек наклонился, протянул руку… И в то же мгновенье Филипп подпрыгнул со своего места, целясь когтями в протянутую ладонь. Ночной гость испуганно одернул руку и, бесшумно отступив, вышел из комнаты через потайную дверь.

А Лаура по-прежнему спала и видела сон… Кот набросился на черную, отвратительную ленту, откусил ядовитую голову…

- Филипп! – шепнула спящая, и кот блаженно примостился у ее ног.

Было около полуночи. В палатке на горе чирешарам не спалось. Они тихо лежали, перебирая в памяти события минувшего дня. Обнаруженный в потолке лаз привел их в тесную и грязную каморку, на ее стенах красовались имена и даты, причем совсем недавние. Видимо в праздничные дни сельская ребятня играла тут в прятки. Затем они осмотрели и остальные погреба: всюду была грязь, кучи камней – трудно было представить, чтобы здесь были потайные двери, скрытые ходы или другие интересующие их вещи. И все же чирешары решили продолжать поиски с еще большей тщательностью и завтра.

Урсу догадывался, что друзья не спят. Ему не давала покоя одна мысль, и потому он еле слышным шепотом решился спросить:

- Вы спите?

Ему ответили так же тихо:

- Нет.

- Мне кажется, что нам нужно работать быстрее, – сказал он. – Нельзя тратить время только на обследование развалин. Ты как думаешь, Тикуш?

Тик понял, куда гнет Урсу. Конечно, ему бы хотелось продолжать осмотр развалин. А вдруг тут обнаружится какой-нибудь ловко замаскированный лаз, а его при этом не будет. А если тут ничего нет? Тогда они и впрямь зря потратили время.

И он ответил:

- Ты прав. Мы должны заняться и другим делом.

- Думаешь, нам надо идти по следам посыльного? – спросил Дан.

- Именно, – шепнул Урсу. – Но Тик может справиться и один. Особых трудностей я не вижу. Надо поскорее разобраться в этой истории с замком и пленницей. Завтра к полудню у нас должно быть хотя бы самое общее представление. Вы как думаете?

- Я могу отправиться хоть сейчас, – ответил Тик. – Завтра до полудня я обязательно найду того, кто первый получил пакет, пусть даже мне придется заходить в каждый дом.

- Ну, а теперь, раз мы договорились, то попробуем поспать хоть часок, – предложил Дан, зевая. – Завтра у нас множество дел. Спокойной ночи.

Тик, должно быть, видел хорошие сны: рассвет застал его бодрым, полным сил, готовым сейчас же отправиться в путь. Но некоторое время он вместе с друзьями еще покопался в развалинах, а когда решил, что село уже проснулось, простился с ребятами и двинулся в дорогу.

Но в селе уже никого не было. Крестьяне тоже встали до зари – лето было в разгаре – и ушли в поле. В мэрии Тик застал одного только старика, который был, очевидно, и сторожем и посыльным, смотря по надобности.

- С добрым утром! – приветствовал его Тик. – А что, разве тут никого нет?

Старик ответил долгим взглядом из-под густых бровей.

- Что значит никого? А я, по-твоему, никто?

Тик поперхнулся. Неудачное начало. Он попытался поправить дело.

- Я хотел сказать – никого из работников мэрии.

Но тут же понял, что запутался еще больше.

- Слушай, пострел, ты думаешь, я тут пятая спица в колеснице? Слыхал про такого Плэчинтэ?

- А как же, – нашелся Тик. – Кто же его не знает?

- Уж будто бы все знают, – недоверчиво протянул старик. – А ты сам откуда слыхал?

- От… от одной девчонки, Катрины, – сказал Тик. – Она говорила – другого такого в селе не сыскать.

- Так она и сказала, эта сорока?

- Честное слово!

- А может, смеха ради сказала, а?

- Да нет, – решительно возразил мальчуган. – Она сказала: «Поглядели бы вы на деда Плэчинтэ, – старый, а как держится, а начнет рассказывать веселые байки, живот надорвешь… В молодости такие штуки откалывал…»

- Прямо так и сказала?

- Ага.

- Так знай, что тот самый Плэчинтэ зять мне, он тут секретарем в мэрии.

У Тика сделалось такое несчастное лицо, что старик сжалился.

- Попался, бесенок? Я и есть тот самый Плэчинтэ. А секретаря звать Илие. Илие Далбэ. Не лучше ли говорить правду с самого начала?

- Ну, вы так напустились на меня… А я хотел сделать вам приятное, ей-богу. Каждый видит, что человек вы хороший и добрый.

Тут старик не выдержал:

- Что ж, ты парень не промах, да и Катрину передразниваешь, как никто в селе. Ведь эта сорока – моя дочь. А на что тебе Илие Далбэ?

- Хотел задать ему один вопрос.

- А может, меня спросишь? Ведь все равно, прежде чем ответить, он беспременно на меня глянет.

- Я хотел спросить, не принес ли кто-нибудь в мэрию на той неделе маленький сверток, перевязанный веревкой?

- Как же. Григоре Бетялэ принес. Люди называют его еще Развалюхой. А на что он тебе?

- Я хотел спросить его кой о чем.

- Кого? Развалюху? Так он, должно, ушел – он же не здешний. Живет в Зогрень. Вчера вечером еще был здесь, а утром отправился домой.

- А может, он еще не ушел, – проговорил малышка Тик. Он знал, что село Зогрень находится в шести километрах от города, но с противоположной стороны.

- Может, и так. Узнай попробуй. Ступай напрямик по улице, а за колодцем спроси кого-нибудь из ребятни – там их куча день-деньской возится. Они тебе покажут хату Болгындэ, где ночевал Развалюха.

Тик поблагодарил старика и пустился почти бегом к колодцу, что виднелся в нижнем конце улицы. Отправься он пораньше, да не будь дед Плэчинтэ так речист, то, пожалуй…

- Эй, шпингалет! – обратился он к мальцу в красных полотняных штанишках, игравшему у колодца. – Где тут хата Болгындэ?

- А на что он тебе?

- Ты ответь, чего глаза пялишь!

- Не скажу!

- Хочешь, дам пуговицу?

- А не врешь? – засомневался малец.

Пришлось Тику оторвать пуговицу и отдать шпингалету. Теперь он понял, что Катрина права: в этой деревне даже детишки не забывают о своей выгоде.

- Вон, где растет та шелковица. Прямо перед ней. Только дома никого нет.

Но Тик не слушал – он бежал к указанной хате. Постучал в ворота, да так громко, что все собаки в селе загавкали. Но в хате никто не отозвался. Наконец из окна соседнего дома высунулась старуха:

- Кого надо? Чего расшумелся? Никого нет у Болгындэ.

- Куда же они подевались? – неосторожно спросил Тик.

- Да ты что думаешь, охальник, людям делать нечего? Или у нас в селе баклуши бьют? А ну-ка проваливай, не то собак спущу.

- Тетушка, да что вы! – взмолился Тик. – Мне поговорить надо с кем-нибудь из семьи Болгындэ. Я не хотел вас обидеть, ей-богу!

Когда надо было, он умел строить такие несчастные рожи…

- Что же ты не сказал? Дома-то остался самый махонький. Должно, возится у колодца. Такая пичужка в красных штанишках.

- Спасибо! – отозвался Тик с такой яростью, что старуха опять было собралась спустить собак.

Добежав до колодца, чирешар отвел в сторону малыша в красных штанишках.

- Хочешь еще пуговицу? Еще покрасивее?

- А не врешь? – засомневался малец. – Эта, что у тебя осталась, нехорошая.

- У меня есть замечательная пуговица, только смотри – больше не обманывай.

- Не буду, правда, только дай еще пуговицу.

- Где дед Бетялэ?

- Какой Бетялэ?

- Развалюха. Где он, малыш?

- А, Развалюха! Так он ушел еще с петухами…

- А куда он пошел?

- Домой к себе, в Зогрень. Он к нам приходит раз в год. Теперь только через год явится.

- Слушай, он в самом деле ушел?

- Чтоб мне не сойти с этого места!

- А ну-ка дай пуговицу, посмотрю, какая из них больше?.. Так! А теперь катись колбасой.

- Так ты же говорил, что дашь еще пуговицу, а сам и эту отнял.

- А ну топай! Слыхал.

- Отдай пуговицу! Не то я бате скажу.

- Почему ты позволил Развалюхе уйти? Я бы тебе десять пуговиц дал. На, держи монету и не скули!

Услышав про монету, мальчуган подскочил, точно воробышек. Схватив монету, он спрятал ее в карман и лишь потом сказал:

- А Развалюха вовсе и не в Зогрень пошел. Сказывал, дело у него в селе Папура.

Услышав неожиданную весть, Тик отдал ему тут же обе пуговицы. Малец схватил их и пустился наутек к дому. Прежде чем принять решение, Тик зашел в мэрию.

- Где тут село Папура? – спросил он деда Плэчинтэ.

- Папура? От Зогрень надо идти километров пять в сторону Вэлень. А прямиком по тропе – четыре. А на что тебе?

Радость Тика как рукой сняло: он-то думал – село где-то поблизости.

- Так, хотел узнать… – неохотно ответил он деду.

Поиски Тика начинались явно неудачно.

Урсу и Дан ничего не обнаружили и во втором подвале. Только измазались в глине и набрали полные ботинки воды. Пришлось идти к ближайшему источнику и заняться постирушкой. Когда явился Тик, ребята уже нежились на солнце.

- Вот как! – упрекнул их паренек. – Вспомнили, что сейчас каникулы.

- Да мы тут совсем замучились! – пожаловался Урсу. – В этих развалинах и осколка мрамора не найдешь

- Осталось обследовать только стены с правой стороны, – заключил Дан. – Там несколько грязных погребов. До вечера, наверное, справимся.

- А ты, Тикуш, что собираешься делать? – спросил Урсу.

- Поеду искать Развалюху.

- Может, подождешь нас? Вместе поедем.

- Зачем время терять, – возразил Тик. – Один справлюсь. До вечера разыщу Развалюху. А из Папуры до города километров десять.

- А мы, если обнаружим что-нибудь, сообщим телеграммой. Хотя вряд ли…

- Взять маленький рюкзак? – спросил Тик.

- Было бы неплохо. Когда отправляешься?

- Прямо сейчас.

Тик быстро надел рюкзак. Урсу и Дан пожали ему руку и от всего сердца пожелали успеха в его поисках.

- Если до вечера узнаешь что-нибудь, отбей телеграмму в адрес мэрии. А то наткнемся еще на какую-нибудь чертовщину, из-за которой задержимся на всю ночь.

- Договорились, – ответил Тик.

Он и не подозревал, сколько дорог ему предстояло пройти, сколько ждало его впереди неожиданностей, неудач, находок.