Духовный кризис

К концу 70-х годов, казалось, Сорос вознесся на вершину успеха. По канонам жанра, он мог бы расслабиться и достичь душевного равновесия. Не тут-то было! Если его родители обожали сыновей, то сам Сорос, напротив, не мог уделить того же внимания своей семье. Он был всецело поглощен работой и проводил мало времени с женой, а еще меньше с детьми.

В 1977 году его брак дал трещину. По словам Сороса, «я целиком слился со своим фондом; он жил отдельно от меня, а я жить без него не мог, я засыпал и просыпался с фондом... он заменял мне любовниц. Я пытался подавить страх перед возможными убытками и просчета­ми. Моя жизнь тогда являла собой жалкое зре­лище».

Через год, в 1978 году, супруги стали жить раздельно.

В тот же день он случайно встретил двадцатидвухлетнюю Сыозен Вебер, с которой неза­долго до этого познакомился на одном из зва-ных обедов. Ее отец был известным в Нью-Йорке фабрикантом сумок, обуви и аксессуаров к ним. Сьюзен изучала в Барнард-колледже историю искусства, а потом помогала Марку Ротко и Вил-лему де Кунингу, работавшим на студии «XX век-Фокс», снимать документальные фильмы. Сорос схазал, что разъехался с женой, и пригласил ее пообедать с ним. Через пять лет он и Сьюзен Вебер сочетались законным гражданским браком в Саутхэмптоне на острове Лонг-Айленд.

В 1979 году Соросу было только 49 лет. Он не нуждался в деньгах, но перегрузки на работе стали доставлять ему немалые страдания. Фонд настолько разросся, что пришлось нанимать все новых служащих: с трех человек штат вырос до двенадцати. Сорос работал уже не в тесной дружеской компании, где ему приходилось об­щаться с одним-двумя сотрудниками. Теперь хлопот прибавилось: приходилось делиться ответст­венностью с другими, а этой способностью он был одарен, по признанию некоторых сотрудни­ков, более чем скромно.

Чем больше денег, тем больше решений при­ходилось принимать о том, куда их вкладывать. При обилии привлекательных акций было нелег­ко в этом разобраться. Да и Роджерс стал раздражать его. Раньше они улаживали свои раз­ногласия мирно, но теперь взаимные обиды прорывались наружу. Роджерс был не в востор­ге от необходимости руководить столь крупным фондом. Разрыв произошел, когда Сорос попы­тался ввести нового партнера, которого он мог бы со временем сделать своим преемником. Род­жерс встал на дыбы. «Он не одобрил никого из моих избранников, да и вообще не терпел никого рядом с собой, — говорил Сорос. — Он очень усложнял жизнь другим людям».

Примечательно, что партнеры расстались в столь успешном для них 1980 году. В мае Роджерс покинул фонд. забрав свои 20% от причитавшейся премии в 14 млн. долларов. На долю Сороса приходилось 80%, или 56 миллионов.

Официальная версия ухода Роджерса своди­лась к тому, что фонд чересчур разросся, и он был вынужден тратить слишком много времени на раздумья, когда давать многочисленным слу­жащим отпуска или прибавки к жалованью. Ни Сорос, ни Роджерс ни разу не говорили о при­чинах разлада публично. В краткой беседе со мной Роджерс также не пожелал копаться в прошлом. По его тону я понял, что воспомина­ния были еще слишком свежи и горьки.

Сорос задавал себе вопрос, стоит ли зани­маться бизнесом дальше. Денег он заработал больше, чем сможет потратить. Рутина надоела. Он устал играть чужими деньгами, руководить множеством людей, которых нанимал не сам. И для чего? Что взамен? Где радости жизни? Сорос признавал, что он «как-то перегорел». После 12 фантастически удачных лет, пробив­шись наверх, он понял, что жизнь инвестора просто не удовлетворяет его как личность.

«К 1980 году, когда я уже не мог скрывать свои успехи, меня охватил некий духовный кризис. Я спрашивал себя, ради чего я должен терпеть -страдания, если не могу насладиться собственным успехом? Я должен вкушать плоды своего труда, пусть даже придется зарезать ку­рицу, несущую золотые яйца».

Духовный кризис отразился на делах Сороса. Он слишком спешил с выводами, и многие ин­вестиции оказались неудачными. Он слишком долги не обновлял портфель активов. Он долгое время получал сведения от высокопоставленных лиц, но теперь часто обращался к некомпетент­ным людям, во всяком случае, если верить его критикам. В самом деле, он подолгу беседовал с правительственными чиновниками, особенно с председателем совета управляющих федераль­ной резервной системы Полом Волкером. «Если обращаться за советами, куда инвестировать день­ги, к чиновникам, — отмечал крупный инвестор Джерри Маноловичи, позднее ставший сотруд­ничать с фондом Сороса, — в конце концов окажетесь в богадельне».

Летом 1981 года никто не думал, что фонд Сороса окажется на мели. Но многие искренне опасались за состояние дел фонда. А затем на­ступил крах рынка федеральных облигаций. Пролемы Сороса на этом рынке обозначились еще в конце 1979 года, когда Пол Волкер решил переломить хребет инфляции. Учетные ставки подскочили с 9 до 21% годовых, и Сорос резон­но решил, что это вредно скажется на экономи­ке. Когда летом оживился рынок федеральных облигаций, Сорос начал скупать их. Долгосроч­ные казначейские обязательства, срок погаше­ния которых наступал в 2011 году, в июне поку­пали за 109% от номинальной стоимости. Но к концу лета их цена упала лишь до 93%.

Сорос занимал средства по краткосрочным учетным ставкам, которые впервые превысили проценты по долгосрочным кредитам. Это под­рывало экономику страны, вынуждая ФРС по­нижать учетные ставки, чтобы усилить спрос на правительственные ценные бумаги. Однако эко­номика продержалась намного дольше, чем рас­считывал Сорос, и учетные ставки подскочили еще выше.

У Сороса были все возможности свести ба­ланс по операциям с федеральными облигация­ми с положительным сальдо, хотя он играл на заемные средства. Пока процент по облигациям был выше процента по банковским кредитам, облигации могли приносить прибыль. Сорос за­нимал под 12% годовых. Но если облигации приносили 14%, а иногда даже 15%, то процен­ты по краткосрочным кредитам подскочили до 20% годовых, что привело к появлению негатив­ного сальдо, и прибыли исчезли. За год Сорос потерял от 3 до 5% на каждой облигации. По некоторым оценкам, это обошлось его клиентам в 80 миллионов.

Весь в долгах, он пытался удержать струх­нувших клиентов. Несколько основных инвесто­ров из Европы решили изъять свои средства из фонда. Один помощник Сороса вспоминал, что «он чувствовал себя разбитым. Ему словно на­вязали бой в невыгодной обстановке. Он приго­варивает, что нечего делать на рынке, если бо­яться боли. Он был готов к ней психологически и эмоционально, а его инвесторы — нет. Он понял, что группа ненадежных инвесторов была его ахиллесовой пятой. Его беспокоили неудачи, беспокоили убытки, но все эти переживания не сравнятся с испытанным Соросом разочарова­нием в людях, бросивших его в трудную минуту. Он даже подумывал, не пора ли уходить из бизнеса».

Как ни странно, предсказание Сороса о спаде в экономике опять оказалось верным. Но это произошло лишь через шесть или девять меся­цев. Его прогнозы пагубного влияния высоких учетных ставок на экономику были обоснован­ны, но сбылись лишь в 1982 году, когда самому Соросу уже досталось на орехи.

Страдания и растерянность Сороса усилива­лись на протяжении всего кошмарного лета 1981 года, и именно тогда крупный бизнес-жур­нал опубликовал о нем лестную передовицу, описывая его как инвестора в превосходных сте­пенях, — как раз накануне летнего провала.

В июне 1981 года Сорос предстал перед пуб­ликой на обложке «Инститьюшнл инвестор». Рядом с его улыбающейся физиономией красо­валась фраза: «Величайший в мире инвестицион­ный управляющий». Подзаголовок гласил: «Джордж Сорос ни разу не терпел убытков, а его успехи внушают уважение. Мы расскажем о том, как он уловил новые тенденции в инвестиционном биз­несе в 70-х годах и в итоге сколотил личное состояние в 100 миллионов долларов».

Суть статьи сводилась к утверждению, что Сорос — суперзвезда в бизнесе. «Каков Борг в большом теннисе, Джек Никлоз в гольфе и Фред Астер в чечетке, — таков Джордж Сорос о инвестиционном бизнесе».

Статья поясняла, каким образом Сорос зара­ботал свое состояние. Имея активов всего на 15 мил­лионов в 1974 году, фонд Сороса к концу 1980 года вырос до 381 миллиона. «За 12 лет, управляя деньгами таких клиентов, как Гельдринг и Пир­сон из Амстердама или банк Ротшильда в Пари­же, Сорос ни разу не завершал финансовый год с убытками. В 1980-м фонд показал впечатляю­щие темпы роста: 102% за год. Сорос превратил пошлины на прирост капитала в свое личное состояние, оцениваемое примерно в 100 миллио­нов долларов».

Читателям статьи Сорос мог показаться за­гадкой, волшебником, хранящим свои секреты в глубокой тайне, ловкачом, но не бесчестным, а умным, даже слишком умным человеком. Автор статьи отметил: «К окутывающей Сороса атмо­сфере таинственности добавим тот факт, что никто не знает, что будет делать Сорос дальше и как долго он будет заниматься инвестицион­ным бизнесом. Поскольку он управляет офшор­ным фондом, он не обязан регистрироваться в Комиссии по ценным бумагам и биржам. Он избегает профессиональных биржевиков Уолл-стрит. Бизнесмены, знающие его лично, призна­ют, что никогда не были особенно близки с ним. Что же касается славы, сложилось общее мне­ние, что он в ней не нуждается». Сорос из-за этой передовицы потом долго отказывался да­вать интервью журналу «Инститьюшнл инвес­тор». Намного позже он заметил: «Если вы действуете на рынке, значит, вы действуете ано­нимно»,

Как хотелось Соросу остаться в то лето ано­нимным! Вместо этого он неожиданно приобрел статус общественного деятеля. Величайший в мире инвестиционный управляющий с огромным трудом управлял доверенными ему капиталами. Летние убытки глубоко ранили душу Сороса. Как отметил журнал «Форбс» от 12 октября 1981 года, «мир, не знавший о его триумфах, неравнодушен к его неудачам». Благодаря упо­мянутой выше передовице, мир многое узнал о триумфах Джорджа Сороса. И все лето следил за ним.

Нарастала угроза открытого бунта клиентов. Хотя Сорос не раз летал в Европу, чтобы отго­ворить одного крупного швейцарского инвесто­ра от выхода из фонда, тот все же покинул его. Вслед за ним ушли другие. Один из бывших сотрудников Сороса вспоминает: «Он впервые столкнулся с тем, что преданные ранее клиенты и партнеры покидают его в трудную минуту. Тем летом он глубоко разочаровался в людях, которым он заработал столько денег за предыду­щие 10—15 лет. Процесс изъятия средств обна­жил всю уязвимость фонда, и долгое время после этого он не занимался активным привлечением средств».

1981 год оказался для фонда наихудшим. Акции «Квантума» упали в цене на 22, 9%. В первый (и пока последний) раз фонд завершил год без прибыли. Многие клиенты фонда оказались теми, кого один обозреватель окрестил «летучими ис­кателями успеха из Европы». Они боялись, что Сорос утратил свою былую хватку, и добрая треть инвесторов покинула фонд. Позднее Сорос признавал, что не может винить их за это. Уход этих инвесторов урезал средства фонда наполо­вину — до 193, 3 млн. долларов.

На этом фоне неудивительны речи Сороса о своем уходе из бизнеса. Он бился над решением вопроса, что же ему делать. И попытался изба­виться от всех клиентов. По крайней мере, от тех, кого считал потенциальными дезертирами.

Пришло время приняться за книгу, которую он давно хотел написать. Он даже придумал ей рабочее название. Сорос собирался назвать ее «Имперский круг».