Реформы Мэйдзи.

ЯПОНИЯ

Япония в эпоху Токугава.

Реформы Мэйдзи.

План.

1.Социально-экономическое развитие.

2.Политическое устройство и идеология.

3. Япония и иностранные державы.

4.Феодальный кризис в сёгунате

5.«Открытие» Японии и заключение неравноправных договоров.

6.Гражданская война и революция Мэйдзи.

7.Реформы Мэйдзи.

1. В нач. XVII в. в Японии было около 260 крупных и мелких княжеств, общее население которых насчитывало 18 млн. человек. 80% были заняты в сельском хозяйстве. Земли в Японии были как государственные (владения сёгуна), так и частные (князей, храмов, монастырей). Крестьяне вели самостоятельное хозяйство на правах наследственного держания. Характерной чертой феодальных отношений Японии было отсутствие открытых форм крепостничества. Феодал не мог продать или купить крестьянина, хотя и существовала личная зависимость – прикрепление к определённому участку земли. Основной формой землепользования была аренда. Господствующая форма повинностей – натуральная рента – оброк. Отработочная рента (барщина) не получила широкого распространения, т.к. феодал по большей части не вёл своего хозяйства. Лишь в отдельных районах Япо­нии на землях, самураев-ленников существовала барщина. Но даже в этом случае отработочная рента играла подсобную роль и заключалась в обслуживании личных нужд феодала: ремонт помещений, заготовка топлива и кормов для скота, а также выполнение общественных работ, которые вменялись в обязанность главе княжества чиновниками бакуфу (сёгунского правительства), — строительство и ремонт дорог, мостов и т, д.

Основой административно-хозяйственного устройства общества бы­ли феодальные княжества. Владетельные князья, в подавляющем большинстве находившиеся в зависимости от дома Токугава, делились на категории согласно доходам — по количеству собранного в их вла­дениях риса (рис был основным мерилом ценностей). Минимальным по размеру феодальным княжеством считалось то, которое приносило доход в десять тысяч коку риса в год (1коку – 160 кг). Общий сбор риса в стране оценивался в 11 млн. коку, из которых дому Токугава принадлежало 4 млн коку. Класс феодалов в целом составлял 10% населения. При этом общее число самураев, имевших земельные участки и занимающихся хозяй­ством, постоянно сокращалось. Со времени междоусобных войн круп­ные князья (даймё) переселяли самураев-ленников в замок, переводя их на рисовый паек-жалованье, равный примерно количеству риса, который обычно собирали с их участка.

Токугавская Япония имела немало городов, центров ремесел и торговли. Крупнейшими из них были Эдо, Осака, Киото, Нагоя, Нага­саки, Хаката. Вскоре после захвата власти Токугава начал строить свою столицу Эдо, выбрав для этого отдаленный от императорской столицы Киото восточный район долины Канто. В середине XVII в. население Эдо и Киото достигло 500 тыс. человек, Осака — 270 тыс.

Сословная система установленная сёгунатом определялась следующей формулой: си-но-ко - сё, где си – самурайство, но - крестьянство, ко – ремесленники, сё – торговцы. Сословие си было неоднородно — верхняя часть дворянства была представлена сёгуном и его ближайшим окружением. Микадо (император), живший в старой столице Киото, осуществлял только религиозно-церемониальные функции, а фактическая власть полностью была сосредоточена в руках сёгуна. Окружение Микадо составляла аристократическая знать, кугэ, не имевшая земель, поэтому не обладавшая достаточной экономической и политической силой. Она получала жалованье рисом не от микадо, а от сегуна и, следовательно, полностью зависела от него.

Кугэ - номинально составила самый высокий разряд самураев, остальная его часть была отнесена к категории букэ (военные дома), которые и представляли преобладающий в стране класс военно-феодального дворянства. Букэ в свою очередь делились на владетельных (даймё) и рядовых дворян (буси), не имевших, как правило, земельных владений.

Владельцы крупных княжеств стали, объектом пристального внимания сегунов Токугава, начиная с Иэясу. Самый верхний слой даймё составляли симпан, связанные с домом сегуна родственными узами. Остальных в зависимости от их позиции в битве при Сэкигахара (на стороне Токугава или его противников) Иэясу поделил на две категории: фудай-даймё и тодзама-даймё. Фудай — это прямые вассалы сегуна, свыше 150 князей, связанных с Токугава еще до прихода его к власти. Из них формировался высший правительственный персонал и назначались наместники в провинциях. Тодзама-даймё составляли опальную группировку высшего самурайства. Восемьдесят феодальных князей, которые были богаче и сильнее фудай и не уступали по эко­номической силе сёгунскому дому, рассматривались Токугава как постоянные и опасные соперники. Тодзама не разрешалось занимать правительственные посты, а в отдаленных районах Кюсю, Сикоку и юга Хонсю, где были расположены владения тодзама, правительство строило замки, передавало отдельные княжества (Нагасаки н др.) цент­ральной власти, чтобы затруднить создание коалиций против бакуфу.

Наряду с этим сёгунский дом предпринимал другие репрессивные меры. Наиболее серьезно подрывающими мощь и влияние тодзама были конфискация и перераспределение их земельных владений. За двухлетний период с1600 по1602 г. больше половины княжеств токугавской Японии сменили своих владельцев. К тому же эти мероприятия отра­зились не только на положении даймё — конфискация княжеского владения традиционно превращала его вассалов (буси) в ронинов (человек-волна, самурай без хозяина), лишившихся и земельных вла­дений, и жалованья рисом. Сотни тысяч самураев с семьями оказались жертвами борьбы Токугава за власть.

Весьма активную меру давления на даймё представляла система заложничества — синкинкотай. Официально она была введена третьим сегуном Иэмицу в 1634 г., однако начальный этап ее можно отнести к годам правления Хидэёси, обязавшего семьи всех даймё жить не в княжествах, а под постоянным наблюдением в Осака и Фусими — офи­циальных резиденциях могущественного диктатора.

Токугава в начале правления стремился заставить тодзама-даймё приезжать в Эдо, добиваясь демонстрации признания ими верховной власти сегунского дома. После 1634 г. условия усложнились — все князья были обязаны через год приезжать в столицу с семьей и сви­той. По истечении года даймё возвращался в княжество, а жена и дети оставались при дворе сегуна в качестве заложников. Неповиновение, попытки создания антисёгунского заговора вызывали немедленные репрессии в отношении членов семьи даймё. Кроме того, санкинкотай означала возложение на князей дополнительного финансового бремени: постоянные переезды, жизнь в столице, строительство и содержание там собственных дворцов ослабляли княжество, одновременно обогащая и украшая Эдо.

Сёгун не облагал налогом феодальные княжества, но периодически по заведенному обычаю князья преподносили сегуну дары — золотые и серебряные монеты. Несмотря на верховный контроль бакуфу, в княжестве даймё имел большую самостоятельность, особенно это касалось его взаимоотношений с низшими социальными слоями — крестьянами, торговцами и ремесленниками.

Нижний слой военно-феодального самурайства составляли хатамото - непосредственные вассалы сегуна и удельных князей. Они не имели земельных участков и получали жалованье в рисовом исчислении. Из них набиралось сёгунское войско, формировался персонал государственной администрации, включавшей систему сыска и надзора. Особое место занимали чиновники мэцукэ (смотрящие), призванные выявлять нарушение интересов сегуна. Будучи независимыми от должностных лиц, мэцукэ осуществляли тайную и явную слежку не только за служилым самурайством, но прежде всего за даймё.

В условиях длительного мира изменилось положение самого многочисленного слоя служилого дворянства. Согласно кодексу чести, са­мурай не имел права заниматься чем-либо, кроме военного дела. Теперь же даймё больше не нуждались в многочисленных дружинах, а, кроме того, указы сёгуната предписывали значительное их сокращение. Княжествам, имевшим доход в 100 тыс. коку, разрешалось иметь не более двух тысяч воинов. Таким образом, теряя сюзерена, самурай низших рангов становился ронином. Ряды ронинов пополняли и обедневшие самураи, покидавшие даймё из-за того, что их уже_; не удовлетворял размер рисового пайка. Вчерашние самураи отказывались от сословных привилегий и становились учителями, врачами, мелкими служащими. Бездомные и деклассированные самураи увеличивали все возрастающий слой недовольных социальной системой токугавского государства.

Городское население, не принадлежавшее к господствующему фео­дальному классу, занимало последние ступени токугавской сословной системы (ко — ремесленники, сё — торговцы). Юридически оно имело меньше прав, чем остальные сословия, но экономическая сила бога­тых купцов и ремесленников обеспечивала им возрастающее влияние в обществе. Оба социальных слоя были связаны с обслуживанием фео­дального класса, включая даймё, и сёгунат, используя денежные на­копления богатого городского населения, стремился опереться на него для укрепления феодального режима.

Рост внутренней торговли, развитие сети коммуникаций содейст­вовали созданию крупных городов — центров политической и экономи­ческой жизни. Главными центрами купечества были Эдо, Осака, Кио­то, Сакаи, Нагасаки. В сёгунской столице Эдо крупные купеческие дома были зависимы в своей деятельности от интересов представите­лей верховной власти в стране, в Киото — ориентировались на по­требности императорской столицы, и лишь в Осака купечество занима­ло более независимую позицию, добившись различных привилегий.

Мощные купеческие гильдии (кабунакама) и цехи ремесленников (дза) превратили Осака в главный центр коммерческой деятельности, называемый «кухней» страны. В Осака был главный рынок страны, куда даймё свозили со всех княжеств производимую там товарную продукцию (рис, шелк, хлопчатобумажные ткани, лако­вые изделия, фарфор, бумагу, воск и др.). В Осака была рисовая бир­жа, устанавливающая цены на рис, обязательные для всех рынков страны, биржи по оптовой торговле рыбой, овощами. Хотя главным мерилом ценности оставался рис, все более широкое распространение как эквивалент получали деньги.

. В Японии по правовому положению горо­да делились на три категории: принадлежащие сёгунату, княжеские и «вольные». Фактически все они правовой стабильности не имели.

Феодальные княжества утрачивали свой замкнутый характер. Уже в XVII в. сложились районы, специализировавшиеся на производстве определенного товара. Так, северный и юго-западный Кюсю изготав­ливал фарфор и хлопчатобумажные ткани; район Киото-Нара — пар­чу, шелковые ткани, сакэ, изделия из металла и лака; район Нагоя-Сэто керамику и фарфор; Нагано — шелк-сырец; Сацума — сахар; Тоса и Тёсю — бумагу. Углубле­ние общественного разделения труда ускоряет формирование об­щенационального рынка, хотя этому препятствовало незавер­шившееся объединение страны.

На базе капиталистической работы на дому и ре­месленного производства в отдельных отраслях в конце XVI—XVII в. возникают мануфактуры — первичные формы капиталистического предпринимательства.

Торговый капитал завоевывал все более прочные позиции в жизни города. Особенно большим влиянием пользовались гильдии оптовых торговцев, торговавших одним видом товаров или монополизировав­ших торговые операции в определенной части страны.

Регламентации токугавского правительства по борьбе с роскошью распространялись на купцов и других богатых горожан. Им запреща­лись ношение шелковой одежды, золотых и серебряных украшений, строительство просторных домов. В действительности купечество сосредоточивало в своих руках значительные капиталы и редкостные предметы роскоши.

Правительство, получая от купечества кредиты, в очень редких случаях пыталось препятствовать концентрации богатств в их руках. Когда же установленные ограничения все же вступали в силу, обнаруживалось баснословное обогащение купеческих фамилий.

Деятельность ремесленников определялась еще более строгими регламентациями и контролем. Они по профессиональному признаку образовывали цехи (дза), которые обладали четкой иерархией и пра­вом наследовать занятие цеховым ремеслом. Правительство предостав­ляло цехам определенные привилегии и защищало их профессиональ­ную монополию. Вместе с тем, используя цехи как объект поборов, оно осуществляло постоянное давление на них — вводило различные ограничения и скрупулезный надзор за выпускаемыми товарами и их сбытом.

В число горожан входили служилые люди — выходцы из различ­ных сословий — самураев, купечества и ремесленников. Учителя, худож­ники, врачи испытывали постоянное давление со стороны токугавского режима, стремящегося ограничить возможности развития этого слоя. Поэтому нередко представители этих профессий выступали выразителями недовольства горожан и даже их руководителями.

В конце XVIII в. возрастает число восстаний городского населе­ния, к которым иногда присоединяются и крестьяне. Чаще всего воз­никают «рисовые бунты», связанные с повышением рыночных цен на рис, спекуляциями купцов Крупные феодалы, - сёгунское правительство — поставщики риса на рынок — были заинтересованы в высоких ценах на рис. «Рисовые бунты», выступления против феодального произвола отражали нара­стающий рост социальных противоречий в городе.

Нестабильность правового положения отличала фактически все го­родские слои. Даже юридические и фактические преимущества самурайства не спасали его, включая высшие слои, от репрессивных мер сёгуната. Общее кризисное состояние верхнего сословия привело к ак­тивному размыванию его нижнего слоя — служилого самурайства, пополнявшего ряды деклассированных элементов и людей «свободных профессий». Купцы и ремесленники пытались восполнить изъяны правового статуса созданием гильдий и цеховых организаций. Возрастающее экономическое могущество торгово-ростовщического капитала привело к изменению его правовых позиций — сёгунат, вынужден был офици­ально признать существование кабунакама — мощных компаний, пол­ностью контролирующих рынок, устанавливающих цены и спекулирую­щих на рисе, охватывающих в городах все разнообразие видов произ­водства и услуг. Для правительства признание кабунаками было не­выгодно, так как оно теряло право на конфискацию богатств купече­ских фамилий. Но оно вынуждено было это сделать, так же как подтвердить право торговцев, освоивших в XVIII в. целинные земли, стать владельцами новых земельных владений, т. е. признать даль­нейшее усиление формирующейся буржуазии.

Городское население имело пестрый и нестабильный состав, что свидетельст­вовало об открытости города как социальной системы и высоком уров­не социальной мобильности.

2. Таким образом, структурное своеобразие феодального военно-админи­стративного и идеологического механизма Японии было представлено двоевластием; сёгун обладал реальной властью, император— «живой бог» - царствовал, но не управлял, почитание его было связано с ре­лигиозным культом—синтоизмом. Официальной идеологией, призванной освящать созданный токугавской династией сегунов общественный порядок, было конфуцианство. Буддизм с его проповедью бренности человеческого существова­ния мог по представлению высшего токугавского чиновничества привести к пренебрежению обязанностями подданных. К тому же сёгунат беспокоила военная и. экономическая мощь буддийских монастырей, а также их тайная поддержка недовольных токугавской системой тодзама-даймё. Этическая программа конфуцианства с ее фанатичной верой в непогрешимость традиции, с ее концепциями покорности, послушания и почитания старших полностью соответствовала целям и идеалам сегунов Токугава.

Укреплению режима и усилению контроля над населением содействовало активное использование сегунами религиозных институтов. После «закрытия» страны законодательные установления поставили под контроль государства деятельность всех буддийских храмов и святилищ. Храмы получали земли, но при этом назначенные прави­тельством чиновники наблюдали за священниками, для более широкого контроля прави­тельство поощряло выделение глав­ного, головного храма, которому подчинялись все остальные. В то же время храмам вменялось в обязанность под предлогом борьбы с хрис­тианством осуществлять скрупулез­ный контроль над населением. Каж­дый японец получал удостоверение личности и был зачислен в храмо­вые списки. Любые ритуальные действия (свадьба, похороны), уст­ройство церемоний, так же как по­ездка за пределы места жительст­ва, требовали обязательного согла­сования с буддийским священником, в противном случае — лишение удо­стоверения личности ставило че­ловека вне закона. Священник, по­лучавший жалованье — рисовый паек от сёгунского правительства или местного князя, фактически находился на службе у государст­ва, а храмы становились компонен­том единой, всеохватывающей си­стемы полицейского надзора. Той же цели устранения оппозиции существующему режиму слу­жила политика сёгуната в отношении синтоистских святилищ: с одной стороны, шли пожалования земельных владений (в середине XVII в. 985 святилищ получили землю непосредственно от сёгуната), с дру­гой — ужесточался политический контроль над святилищами.

В период правления токугавской династии синкретизм синто и буддизма достиг наивысшего уровня. Нередко храмы и святилища совместно владели земельными участками, включая территории, выде­ленные под культовые сооружения. В интерьерах святилищ устанав­ливалось по нескольку буд и бодхисатв — воплощение синтоистского божества. В построенном после смерти Токугава мавзолейном комп­лексе в Никко, в святилище Тосёгу в качестве синтай (предмета, во­площающего синтоистское божество) была помещена деревянная статуя Иэясу. Однако ни по архитектуре, ни по богатому, пышному декору, характерному для буддийских храмов, Тосёгу не напоминал синтоистское сооружение — синкретизм буддизма и синто выражался и в том, что при открытии святилища проводились как синтоистские, так и буддийские церемонии. Это активное взаимопроникновение двух религий формировало и религиозную практику масс — японец равно просил заступничества как у будды, так и у синтоистских божеств.

Используя буддийское духовенство в осуществлении контроля над населением, сёгунат в то же время не делал его главной опорой в по­литике укрепления своего господства. Позиции буддизма активно под­рывало чжусианское конфуцианство, ставшее официальной государ­ственной идеологией. Конфуцианство с его доктриной гармонии и незыблемости всего существующего, требованием полного подчинения подданных своему правителю было удобной этической программой для представителей сёгуната. Немаловажным в ней было то, что осуществ­ление желаемого порядка отождествлялось с восхвалением порядка существующего.

Однако сразу же возникла проблема взаимоотношений со стары­ми религиями. В период утверждения конфуцианства его наиболее из­вестные последователи — Фудзивара Сэйка (1561—1619), Хаяси Рад-зан (1583—1657), Ямадзаки Ансай (1618—1682) — попытались соеди­нить идеи конфуцианства с синто. В работах Ямадзаки проводилась идея соединения конфуцианского принципа почтительности с культом императора, что по существу сводило содержание синто только к по­клонению «живому богу».

Если попытки конфуцианцев дополнить синто конфуцианской эти­кой закончились неудачей, то по отношению к буддизму они выступа­ли более решительно. В 60-х годах XVII в. в княжествах Мито, Окаяма, Айдзу началось массовое закрытие буддийских храмов: в Мито — более половины, в Окаяма — почти 60%. Буддийских монахов принуж­дали отказываться от сана и работать на полях. В конце XVII в. на­чался процесс очищения синтоистских храмов от буддийской скульп­туры. Буддизм все более и более теряет свои позиции в стране. Это стремление представителей конфуцианства к синкретизму с синто и к борьбе против буддийского монашества привело к серьезному укреп­лению позиций синтоизма.

Сёгуны Токугава создали суровый полицейский режим. Политика жёсткого контроля осуществлялась в отношении всех слоёв населения. О самураях речь уже шла выше. Все стороны жизни крестьян регламентировались властями: еда, одежда, жилище и т. д. Деревня делилась на пятидворки, во главе которых стояли старосты. Пятидворка несла ответственность за всех своих членов. Города также находились под строгим административным контролем.

Княжеские владения не подвергались столь жесткой регламентации сёгунских властей, однако на их территории действовал подчи­ненный сегуну законспирированный аппарат политического сыска (мэцукэ). К тому же сёгунат, особенно со времен правления Иэмицу, начал под разными предлогами передавать территории отдельных фео­дальных княжеств в прямое подчинение аппарату бакуфу. Эти терри­тории становились оплотом режима сёгуната в отдаленных частях юж­ной и юго-западной Японии. Отсутствие правовой неприкосновенности княжеского города подтверждает и указ Токугава «Икко-дзё» (Один замок в феодальном владении), введение которого привело к разру­шению замков и утрате значения многих городов в княжествах.

3. Токугава, так же как и его предшественники, не мог избежать взаимоотно­шений с иностранцами, однако он стремился использовать техниче­ские знания иностранцев, а также европейское оружие. Происки ино­странцев, пытавшихся укрепить влияние в стране, представляли опре­деленную опасность. В частности, они использовали князей, принявших христианство, для проникновения в государственный аппарат. В нача­ле XVII в. в стране насчитывалось свыше 700 тыс. христиан. Токугавское правительство после смещения чиновников, повинных в связях с иностранцами, и подтверждения указа о запрещении миссионерской деятельности перешло к решительным действиям — несколько христи­ан были казнены, а в 1614 г. особым указом было введено полное и безоговорочное запрещение иноземной религии. Этим мерам предшecтвoвaла христианизация населения острова Кюсю, где местные даймё, преследуя свои торговые интересы, нередко насильственно на­саждали христианство.

С 1636 г. под страхом смертной казни японцам запрещалось по­кидать территорию своей страны, а также строить большие корабли, пригодные для дальних плаваний. Иностранцам было строго запреще­но заниматься миссионерской деятельностью. Иностранные купцы да­вали специальное обязательство заниматься только торговлей. При этом все торговцы с Кюсю, с острова Хирадо, где располагались фак­тории, были переселены в Нагасаки на маленький, специально соз­данный для них у входа в бухту островок Дэдзима, где они должны были жить в строгой изоляции и торговать под контролем усиленных ограничительных правил.

В 1637 г. в Симабара (вблизи Нагасаки) произошло крестьянскоевосстание, вызванное притеснениями местных даймё. Будучи антифеодальным по своей сущности, оно вследствие широкого распростране­ния католичества на Кюсю приняло соответствующие религиозные формы. Крестьяне были вооружены огнестрельным оружием, получен­ным от миссионеров. Восстание быстро охватило значительный район Кюсю. Сёгунская армия в течение нескольких месяцев не могла по­давить восстание. Только помощь голландских кораблей, бомбарди­ровавших с моря замок Хара, где сосредоточилась мужественно со­противлявшаяся тридцатитысячная армия повстанцев, позволила вой­скам Токугава взять его штурмом и учинить кровавую расправу. После подавления симабарского восстания сёгунат рядом указов окончательно «закрывает» страну для иностранцев, стремясь пресечь любое иностранное влияние. В 1638 г. по указу Токугава высылаются из страны все португальцы, на испанцев репрессии были распростра­нены еще раньше. Исключение было сделано лишь для голландцев — помощь этих кальвинистов сёгунату в подавлении восстания японцев-католиков обеспечила им особое положение в закрытой стране, где они монополизировали все контакты с западным миром. В единствен­ный порт в стране — Нагасаки — два раза в год также был разрешен заход корейских и китайских кораблей. Режим, установленный токугавской династией сегунов, имел целью создание и сохранение ста­бильного социального порядка, основанного на господстве военно-дворянского сословия (самураев) и подчиненном, угнетенном положе­нии всех остальных слоев населения, порядка, способного устоять как перед опасностью чужеземных завоеваний, так и перед крестьянскими восстаниями.

Длительная изоляция Японии от внешнего мира никогда не была полной. Регулярные, хотя и строго регламентированные сёгунатом, связи поддерживались с голландскими и китайскими купцами. Вся шедшая через голландских купцов европейская наука и культура (голландская наука - рангакуся) оказывала немалое воздействие на японцев. Сёгунат через штат чиновников, знавших голландский язык и пере­водивших книги, которые регулярно привозили голландские корабли, получал сведения о западном мире.

Торгов­ля полностью монополизировалась чиновниками бакуфу. В то же вре­мя сёгунский дом и императорское окружение регулярно отправляли снабженные особыми разрешениями на плавание за пределы страны корабли для торговли в странах Юго-Восточной Азии (Аннам, Сиам).

С начала XVIII в. в Японию доходят сведения о выходе соседней России на берега Тихого океана и ее активной деятельности по освое­нию этого района. Первые десятилетия XVII в., когда Япония вступила в полосу длительной изоляции и ее жителям было запрещено совер­шать далекие плавания, стали как раз временем, когда русские в процессе присоединения Восточной Сибири к российским владениям вышли к Охотскому морю. Экспедиции В. Пояркова, А. Атласова, Е. Хабарова, в ходе которых шло освоение восточносибирских просто­ров, и русское мореплавание на Тихом океане привели ко многим гео­графическим открытиям. На русских картах XVII в. были нанесены Татарский пролив и отмечено островное (а не полуостровное, как счи­талось ранее) положение Сахалина. В 1697 г. после похода Атласова к России были присоединена Камчатка, и в первой четверти XVIII в. началось обследование Шантарских и Курильских островов. Большая часть Курильской гряды была картографирована в результате не­скольких экспедиций (1711, 1713, 1719—1721), возглавленных русски­ми исследователями И. П. Козыревским, Д. Я. Анциферовым, Ф. Ф. Лу­жиным, И. М. Евреиновым и др. Результаты обследования содержали обстоятельное описание айнского населения Курил, а также сведения о Японии. В июне 1739 г. экспедиция М. Шпанберга и В. Вальтона впервые подошла к северо-восточному побережью острова Хонсю и затем высадилась на восточном побережье острова Эдзо (Хоккайдо). Несмотря на дружественные контакты с местным японским населе­нием, установить торговые отношения не удалось. Бакуфу подтвердило свое неуклонное следование политике изоляции выпуском новой инст­рукции о насильственных мерах в отношении иностранных кораблей (1739). С первой половины XVII в. осуществлялось планомерное, систематическое обследование и заселение Сахалина и Курильских островов. Во второй половине XVIII в. русские селения существовали на островах Парамушир, Шумшу, Симушир, Уруп и Итуруп. Первые попытки экспедиций на острова Южно-Курильской гряды со стороны Японии относятся, к 80-м годам XVIII в. и выглядят на фоне русских исследований XVII—XVIII вв. единичными. (Наиболее известный японский географ и исследователь Могами Токунай был первым из своих соотечественников, высадившихся на островах Итуруп и Уруп в 1786 г.).

Успешной была экспедиция А. Лаксмана (1792—1793), отправлен­ная с целью установить торговые отношения. А. Лаксман был принят как официальный представитель и получил письменное разрешение на заход в Нагасаки одного русского корабля в год. Это было зна­чительным успехом — впервые за все годы «закрытия страны» рус­ские получили позиции, одинаковые с голландцами. Однако русское правительство в течение десяти лет не воспользовалось разрешением на торговлю. Прибывшему в Нагасаки осенью 1804 г. посольству Н. Резанова (вместе с первой русской кругосветной экспедицией Кру­зенштерна) было отказано даже в переговорах. Неудача постигла и последующие русские экспедиции 1806—1807 гг. и особенно экспеди­цию В. Головнина 1809—1813 гг., пробывшего в японском плену на острове Эдзо около трех лет.

Токугавское правительство продолжало упорно сохранять и да­же усиливать систему заградительных мер, поддерживающих режим изоляции. Любое новшество рассматривалось им как угроза стабиль­ности существующему феодальному порядку.

4. Социально-экономические процессы, происходившие в стране в период правления последних сегунов из дома Токугава, свидетельст­вовали о глубоких противоречиях в японском обществе. Сельское хо­зяйство к середине XIX в. стало обнаруживать проявления серьезного кризиса. Обрабатываемая площадь с начала XVIII в. не расширялась, оставаясь на одном и том же уровне. Прирост насе­ления был предельно низок — с начала XVII в.до середины XIX в. он составил 0, 01% в год. Усилилось расслоение в деревне, быстрыми темпами шло обезземеливание крестьянства. Вследствие быстрого развития товарно-денежных отношений крестьянин, нуждающийся вденьгах, все больше попадал в зависимость от торгово-ростовщического капитала. Поскольку кредит обычно предоставлялся под залог земельного участка, ускорились обезземеливание крестьянства, рост арендаторских слоев, появление беднейшего пауперизированного кре­стьянства — мидзуноми (пьющих воду).

Сёгунат неоднократно предпринимал попытки задержать процесс расшатывания феодаль­ного строя и восстановить положение дворянского сословия, теряюще­го свои экономические позиции, а также противодействовать росту экономической мощи торгово-ростовщического капитала, буржу­азных элементов общества. Регент при малолетнем сегуне и фактиче­ский правитель страны в 1786—1793 гг. Мацудайра Саданобу под флагом борьбы за экономию начал наступление на расточительство и роскошь в среде самурайства, богатых горожан и крестьян. Он сокра­тил средства, шедшие на обеспечение императорского двора. В то же время с целью укрепить пошатнувшееся экономическое положение самурайства он освободил хатамото (вассалов сегуна) от уплаты по долговым обязательствам, превышающим шестилетнюю давность. Од­нако недовольство и противодействие торгово-ростовщического капи­тала, объединившегося с дворянской оппозицией режиму экономии, привели к полному краху политики реформ Мацудайра Саданобу.

В японской деревне между тем шел медленный, но неуклонный процесс разложения феодальных отношений. Характерной его чертой были подрыв монополии дворянства на землю, потеря земельных вла­дений крестьянами и концентрация их в руках нового социального слоя — землевладельцев из купечества, богатых крестьян (гоно) и землевладельцев из рядовых самураев (госи). Наиболее ярким свидетельством активно идущего вызревания в экономике Японии предпосылок капиталистического способа производ­ства было неизменное увеличение числа мануфактур. В первой поло­вине XIX в. в стране возникло более 180 новых мануфактур, что зна­чительно превышало общую цифру за два предшествующих столетия. Мануфактуры создавались представителями торгово-ростовщического капитала, феодальными князьями и правительственными ведомствами бакуфу — так называемые казенные мануфактуры. Мануфактуры, создаваемые купцами, были в красильном, гончарном, текстильном производствах (ткацкие и прядильные), в производстве сакэ, пищевых продуктов.

Среди княжеских мануфактур подавляющую часть составляли про­изводящие вооружение. Особенно это характерно было для княжеств юга и юго-запада Японии, отличавшихся на протяжении всей истории сепаратистскими тенденциями и, следовательно, заинтересованностью в производстве оружия. Были в княжествах также мануфактуры шел­коткацкие, хлопкопрядильные и производящие пищевые продукты.

Казенные мануфактуры фактически были мануфактурами самого богатого в Японии феодального дома Токугава. Однако, несмотря на мощную финансовую базу, они возникли гораздо позднее купеческих и княжеских мануфактур и имели более низкую в сравнении с ними техническую оснащенность. Среди казенных мануфактур были горно­рудные и железоделательные.

Как правило, на мануфактурах всех трех типов использовался наемный труд. Беглые крестьяне, разоренные ремесленники, ронины составляли значительный резерв свободной рабочей силы, определяю­щей появление предприятий капиталистического типа. На мануфак­турах княжеств также использовался наемный труд (в отличие, на­пример, от вотчинных мануфактур России, где работали крепостные крестьяне). Работницы шелкоткацких мануфактур в Кумамото, Киото, сахарных мануфактур в Кагосима, в промышленных поселениях Фукусима, Гифу, провинции Симоса и других получали за свой многоча­совой (16 часов) труд заработную плату.

В мануфактурное производство вводились различные технические усовершенствования, прежде всего в горном деле, в плавке металла. Мануфактура в этот период имела специализацию и дифференциро­ванную оплату, например казенное горнодобывающее производство в северо-западной части Хонсю насчитывало около двухсот рабочих, которые были распределены согласно видам выполнявшихся ими работ. Заработная плата имела строгую дифференциацию (2—4 иены — зарплата рабочего, 70 иен — зарплата управляющего). О весьма широком развитии капиталистического уклада говорит распростране­ние по разным районам Японии предприятий с начальными формами капиталистической промышленности, хотя в целом уровень экономи­ческого развития страны был ниже по сравнению с европейскими странами и Северной Америкой.

Крестьянские восстания, большие и малые, локальные и охваты­вающие центральную часть страны с жизненно важными экономическими центрами, были той социальной силой, которая постоянно расшатывала режим сёгуната и привела в начале XIX в. к глубокому политическому кризису. Острое недовольство различных социальных слоев и классов выражалось в крестьянских восстаниях, городских «рисовых бунтах», в участии в вооруженных выступлениях предста­вителей торговой и зарождавшейся промышленной буржуазии и даже представителей правящего самурайского сословия, выступавшего про­тив системы сёгуната.

Нарастанием крестьянских и городских бунтов по всей централь­ной Японии можно объяснить новую попытку сёгуната укрепить феодальные порядки, что выразилось в серии ре­форм (1830—1843). Эти реформы в значительной их части явились повторной попыткой осуществить мероприятия по укреплению эконо­мического положения самурайства и поднятию его престижа как при­знания прежнего особого положения воинского сословия. Реформы запрещали роскошь, богатое украшение домов, торжественные празд­ничные шествия, курение табака как разрушающие нравы и «скром­ный» образ жизни.

Но наибольший эффект должно было дать серьезное ограничение деятельности торгово-ростовщического капитала — указ о роспуске в декабре 1841 г. монопольных гильдий. Созданные около ста лет назад для ограничения деятельности торгового капитала, эта органи­зации приобрели такую экономическую мощь и влияние, что сёгунат оказался не в состоянии добиться реформами каких-либо результа­тов. Указ о роспуске монопольных гильдий (кабунакама), означаю­щий свободу торговли, не только не привел к снижению вздутых монополиями цен, но и сделал совершенно неуправляемым состояние рынка. Эта мера вызвала такой взрыв недовольства со стороны тор­говцев и ростовщиков и саботаж реформ, что закон о ликвидации кабунакама был официально отменен в 1851 г. Крах очередной попытки реформ, имевших целью укрепить разлагавшийся феодальный строй, свидетельствовал о дальнейшем ослаблении позиций класса феодалов и неуклонном росте активности буржуазных слоев, добившихся унич­тожения феодальных ограничений и получивших, таким образом, перс­пективы более быстрого, чем ранее, обогащения.

В общую атмосферу нарастающего социального кризиса в стране дополнительный «горючий» материал внесла усилившаяся борьба в феодальном лагере. Могущественные князья-тодзама объединились против дома Токугава. Территориально эти княжества, значительно удаленные от Эдо, были расположены на юго-западе страны (княжест­ва Сацума, Тёсю, Тоса, Хидзэн) и поэтому обладали значительной экономической и военной самостоятельностью. Знаменем антитокугавской коалиции стали император и его окружение. Выдвигая задачу восстановления «законной» императорской власти, князья-тодзама вы­ступали, таким образом, против «узурпатора» — сегуна.

Отход значительной части феодалов от поддержки токугавского режима определялся также неудачами во внутренней политике сёгуната, опиравшейся на систему регламентации и фактического круше­ния политики изоляции. «Закрытие» страны, хотя и консервировало наиболее застойные формы феодальных отношений и привело к отста­ванию Японии от европейских стран, не могло прекратить развитие производительных сил, товарно-денежных отношений, хотя и в из­вестной мере затормозило этот процесс. В условиях внутреннего кри­зиса всей феодальной системы токугавского сёгуната участились попытки визитов европейских и американских военных кораблей к японским берегам. В 1825 г. бакуфу еще продолжало рассылать ста­рые предписания обстреливать иностранные суда в случае их прибли­жения к японским берегам, но уже в 1842 г. был издан указ с требо­ванием снабжать прибывающие в японские порты иностранные суда водой и продовольствием и лишь потом требовать их ухода.

5. Сороковые годы XIX в. были отмечены активной борьбой Англии за захват колониальных позиций в Китае. Для американского империа­лизма Дальний Восток представлял также значительный интерес как огромный потенциальный рынок, составными частями которого явля­лись Япония и Китай. В 1845 г. конгресс предоставил полномочия пре­зиденту США на установление торговых отношений с Японией. После нескольких неудачных попыток начать переговоры с японцами была снаряжена военная экспедиция в Японию. 8 июля 1853 г. в бухту Урага, южнее столицы вошла эскадра коммодора Перри, корабли которой угрожающе направили пушки на берег. Перри отказался перенести переговоры в Нагасаки и передал сегуну письмо от президента, а также модели машин последнего американского производства. Очевидная военная демонстрация закончилась обещанием подож­дать ответа до весны 1854 г., когда американские корабли вернутся в Японию после визита в китайские порты. Появление «черной эскадры (паровые корабли оставляли при движении шлейф черного дыма) вы­звало страшную панику в городах и деревнях. Сёгунат, нарушив уста­новленную им самим традицию, запросил у императорского дома совет по поводу сложившейся ситуации. В растерянности правительство даже обратилось к голландцам за консультацией и с просьбой помочь в ор­ганизации обороны Эдо. Однако чиновники бакуфу понимали, что в по­добных обстоятельствах трудно было рассчитывать на успех в органи­зации вооруженного отпора, даже с использованием голландского ору­жия. Было решено под прикрытием длительных переговоров с амери­канцами избежать конкретного ответа на требование США открыть страну. Однако прибытие коммодора Перри в феврале 1854 г. в бухту Урага совершенно изменило ситуацию. Девять военных кораблей, ос­нащенных двумястами пятьюдесятью пушками, команда из 1800 чело­век, требования Перри, сопровождаемые угрозами вызвать в Эдо весь американский флот, наконец, высадка пятисот военных моряков на бе­рег во время переговоров продемонстрировали сёгунату как возмож­ность военной интервенции, так и всю серьезность планов заокеанской державы в отношении Японии.

31 марта 1854 г. в Канагава (Иокогама) был подписан первый японо-американский договор. Американские корабли получили право захода в порты Симода (полуостров Идзу) и Хакодатэ, где на деньги или в обмен на товары через посредство сёгунских чиновников могли приобретать продовольствие, воду, уголь и другие товары. Договор, за­ключенный в Канагава, не был торговым договором, и американцы на­стаивали на заключении нового — по образцу американо-китайского 1844 г. 14 октября 1854 г. был подписан англо-японский договор, повто­рявший основные положения канагавского.

В период первого посещения Японии коммодором Перри, почти од­новременно с ним, 21 августа 1853 г. в Нагасаки прибыла русская мис­сия во главе с вице-адмиралом Путятиным. Она имела директиву ис­ключительно мирным путем добиваться установления торговых отноше­ний, а также признания Сахалина и Курильских островов русскими вла­дениями, частью Приамурского края. Переговоры, которые сёгунское правительство всячески затягивало, не привели к заключению, дого­вора. Не удалось Путятину договориться и с Перри — он уклонялся от контактов, явно стремясь заключить первым договор с Японией и полу­чить максимум привилегий. Начавшаяся русско-турецкая война и воз­никшая угроза нападения англо-французской эскадры на Петропав­ловск и русское Приморье заставили Путятина выйти из Нагасаки и отплыть на север.

Договор между Россией и Японией был подписан 7 февраля 1855 г. в Симода. Почти вся Курильская гряда была признана владе­ниями России. Вопрос о Сахалине остался неразрешенным: пользуясь трудной международной ситуацией, в которой оказалась Россия, веду­щая Крымскую войну, японцы отказались признать остров русским владением. Твердость позиций японских представителей на перегово­рах была обусловлена поддержкой США, Англии и Франции. Согласно договорам, подписанным с Англией и Россией, для кораблей этих стран открывался порт Нагасаки.

США и Англия не были удовлетворены заключенными с Японией договорами. Принципы неравноправных договоров, навязанных Китаю, они хотели использовать в отношениях и с Японией. И первой страной добившейся в договорах с Японией новых привилегий, стала Голлан­дия.

Подписанные в 1856—1857 гг. два голландско-японских договора оформили установление консульской юрисдикции для голландцев, введение таможенных пошлин размером в 35% стоимости товара, открытие для торговли порта Нагасаки и т. д. Голландия считала, что эти доку­менты станут основой всех последующих соглашений с западными стра­нами. В действительности образцом стал американо-японский договор 1858 г., неравноправный и унизительный для Японии. Он был заключен после почти двухлетних переговоров, которые вел в Симода первый ге­неральный консул США Гаррис. Договор предусматривал свободу тор­говли, устанавливал консульскую юрисдикцию и право постоянного проживания американцев путем создания особых экстерриториальных поселений для иностранцев (сеттльменты) в портах и городах, откры­тых или в ближайшие годы подлежащих открытию: Хакодатэ, Симода, Канагава (Иокогама), Нагасаки, Ниигата, Хёго (Кобэ), Осака и даже Эдо. Шкала таможенных пошлин имела минимальный уровень 5% и максимальный — 35%—в зависимости от товара. Но главным было то, что Япония, подписав этот договор, потеряла право таможенной ав­тономии и не могла протестовать против пониженного импортного та­рифа. Этот договор о «дружбе и торговле» предполагал посредничество США при возникновении конфликтов Японии с любой европейской дер­жавой, он включал статью о праве Японии закупать американское ору­жие и приглашать военных специалистов из США.

Целая серия так называемых «ансэйских договоров», заключен­ных Японией с западными странами в период 1854—1858 гг. (японо-американские— 31 марта 1854, 29 июля 1858 г.; голландско-японские — 30 янв. 1856, 1858 г.; англо-японские — 14 окт. 1854, 26 авг. 1858 г.; франко-японский — 9 окт. 1858 г. и русско-японские — 7 февр. 1855, 19 авг. 1858 г.), завершила длительную изоляцию страны и в то же время сталарубежом нового периода — превращения ее в зависимое государство.

6. Подписание японо-американского договора 1858 г. привело к уси­лению политического брожения в стране и расколу в правящей груп­пировке. Если в первые годы после открытия страны (1854—1859) оп­позиционные правительству силы лишь формировались и охватывали главным образом разнообразные (начиная от даймё, кончая служилым самурайством) слои правящего класса, то заключение договора стало толчком к расширению социальной базы и активизации всего движе­ния. Действия оппозиционных сил включали теперь выступления горо­жан, представителей разнообразных слоев складывающейся буржуазии, ронинов, крупных боевых отрядов самурайства, которые боролись не только против бакуфу, но и против верхушки феодальных княжеств.

Обратившись к императору за «советом» в момент прибытия в страну эскадры Перри, сегун фактически связал себя обязательством ив дальнейшем получать санкции и директивы двора. Переговоры с американцами вызвали сопротивление императора и кугэ, но сёгунат, не­взирая на их противодействие, подписал договор. Это усилило противо­стояние двух группировок правящего лагеря и объединило различные группы дворянской оппозиции в активных действиях и пропаганде про­тив сёгуната. Особенную ненависть вызывал правительственный дея­тель Ии Наосукэ (1815—1860), назначенный тайро (регентом) в мае 1858 г. и жестоко расправлявшийся с оппозицией. Вскоре после подписания договора (1858) более ста самураев подверглись тюремному за­ключению, четверо были казнены.

Однако полицейские расправы не могли остановить ни продолжав­шихся крестьянских восстаний, ни массовых выступлений самурайства.

Тогда токугавское прави­тельство решило изменить тактику — оно пошло на соглашение с груп­пой высшей придворной бюрократии в Киото. Это объединение военно-феодального дворянства буси с кугэ составило группировку кобугаттай, которая, с одной стороны, стремилась укрепить оплот феодализ­ма — сёгунат, с другой — содействовала проведению токугавской поли­тики «изгнания варваров». Внешне сёгунские чиновники продолжали соблюдать договоры, поддерживать нормальное общение с иностранца­ми, в то же время по стране тайно рассылались директивы населению быть готовым по сигналу выступить против «иностранных варваров».

Этот лозунг, рассчитанный на удовлетворение самурайской оппози­ции, хотя и привлек значительные социальные силы, но не смог предот­вратить выступления мощных тодзама-даймё.

В 1862 г. князь Симадзу (юг о-ва Кюсю, княжество Сацума) во главе своих войск вошел в Киото с намерением продемонстрировать им­ператору верноподданнические чувства, а потом двинулся на Эдо. Это была явная демонстрация независимости, к тому же Симадзу потребо­вал у сегуна отмены прежних регламентаций в отношении санкинкотай. Сёгунат вынужден был отступить, система заложничества была отме­нена. Даймё должны были являться в столицу не ежегодно, а раз в три года, кроме того, они должны были привлекаться к участию в решении важнейших для страны политических вопросов.

Маневры сёгуната в политике в отношении иностранцев привели к тому, что по всей Японии начались стихийные и организованные вы­ступления против представителей Запада. В 1862 г. в княжестве Сацума самураи убили англичанина, в июне 1863 г. из крепостных укреплений Симоносэки в княжестве Тёсю, в соответствии с директивой «почитание императора, изгнание варваров», обстреляли ино­странные суда. Правительству пришлось выплатить компенсацию за убийство англичанина, а его попытка объявить решение о закрытии портов для иностранцев была встречена разрушительной бомбардиров­кой Кагосима — столицы княжества Сацума. Самурайские войска Си­мадзу, все еще державшие в полном подчинении взятую в 1862 г. им­ператорскую столицу Киото, спешно направились на юг, в Сацума, чтобы вступить в борьбу с англичанами. В Киото осталось самурайство из Тёсю. Значительную часть этих воинских сил составляли самураи низших рангов, ронины, примыкавшие к ним вооруженные отряды го­рожан - кихэйтай. Социальный состав определял их действия — вы­ступления были не только против сёгуната, но все чаще против имущих классов — феодалов, торговцев, ростовщиков и других привилегирован­ных представителей городского населения — сторонников кобугаттай. Боясь движения низов гораздо больше, чем мятежных феодалов, сёгу­нат попытался договориться с иностранцами — уладить конфликт меж­ду англичанами и Сацума и получить помощь в ликвидации критичес­кой ситуации в Киото. Используя помощь войск феодального дома Симадзу, который на этот раз пошел с сегуном на соглашение, а также поддержку французов, предоставивших оружие и инструкторов, обуча­ющих правительственные войска, бакуфу заставило самураев из Тёсю и другие вооруженные отряды покинуть Киото.

Однако отступившие отряды кихэйтай нашли подкрепление в Тёсю и других княжествах и вновь двинулись на Киото. 19 авг. 1864 г. в жестоком сражении они потерпели поражение от сёгунских войск. По­лучив приказ от императора организовать карательную экспедицию против Тёсю и опираясь на кобугаттай, представители дома Токугава разгромили силы дворянско-буржуазной оппозиции.

Дополнительным ударом по оппозиционному движению стали сов­местные действия иностранных держав. 4—5 сент. 1864г. объединенный флот Англии, США, Франции и Голландии подверг сокрушительной бомбардировке Симоносэки (Тёсю). Расширение гражданской войны со все возрастающей активностью низших слоев населения вызывало бес­покойство держав и определило тактику, отражающую их соперничест­во в стране. Англия все более определенно поддерживала антисёгунскую коалицию, Франция по-прежнему ориентировалась на сёгунат.

Однако, несмотря на цепь неудач, в 1865 г. оживилась деятель­ность радикальной части дворянско-буржуазной оппозиции, представ­ленной сацумскими руководителями - образованными дворянами, побывавшими за границей и уверовавшими в необ­ходимость скорейшей перестройки общественной жизни и экономики Японии с учетом западной культуры и техники. Организация второй карательной экспедиции против Тёсю, объявленной бакуфу в мае 1865 г., затянуласъ. Княжество Сацума, на помощь которого рассчи­тывал сёгунат, отказалось принимать участие, и даже фудай-даймё вся­чески старались избежать посылки своих войск. Фактически подготов­ка экспедиции привела к сплочению и укреплению дворянско-буржуаз­ной оппозиции. Со времени поражения сёгунских соединений в июле 1866 г. в войне с Тёсю требование «Тобаку!» (Долой бакуфу!) становит­ся центральным лозунгом и стержнем всего движения. Антисёгунская коалиция четырех юго-западных княжеств — Тёсю, Сацума, Тоса и Хидзэн — получила значительную финансовую поддержку от несколь­ких банковских домов, в том числе дома Мицуи. Главенство в антисёгунском движении все более активно переходило к рядовому, радикаль­но настроенному самурайству. Требование ликвидации сегуната как ви­новника навязанных Японии неравноправных договоров, так же как и призыв «Долой варваров!», приобретали в глазах представителей ши­роких городских и крестьянских масс патриотический и прогрессивный смысл.

В условиях обострения обстановки и явного ослабления позиции сегуната западные державы осенью 1865 г. потребовали немедленного открытия предусмотренных договором 1858 г. Хёго и Осака, а также пересмотра таможенных тарифов. Сегун полностью принял требования иностранцев и добился их ратификации императорским двором.

В 1866 г. умирает сегун Иэмоти, к власти приходит Кэйки (Хито-цубаси) — последний сегун феодальной династии Токугава. Группиров­ка южных кланов, объединенная лозунгом «тобаку», двинула войска к Киото. В начале 1867 г. умер император Комэй, и это также сыграло не­маловажную роль в дальнейшем ослаблении позиций сегуната: Комэй был крупнейшей фигурой кобугаттай, поддерживающей соглашение с сёгунатом. Его преемник четырнадцатилетний Муцухито не мог выступить продолжателем начатой политики. Воспользовавшись ситуацией лидеры оппозиции предъявили сёгуну требование вернуть власть законному правителю. Сёгун согласился на словах, а на деле готовился к борьбе. В январе 1868 г. он потерпел поражение и бежал в Эдо. 3 мая Кэйки без боя сдал свой замок, но окончательно господство дома Токугава было сломлено к маю 1869 г.

К власти пришло новое правительство во главе с императором Муцухито. Период его правления получил название «Мэйдзи» - прсвещённое правление.

7. Муцухито и действовавшие от его имени советники начали с того, что радикально реформировали систему социальных связей в стране. С целью ослабить и сделать невозможными в дальнейшем феодальные распри реформа 1871 г. ликвидировала феодальные уделы и наслед­ственные привилегии князей-даймё, а также подорвала социальную и экономическую базу самурайства. Вся Япония была разделена на губернии и префектуры во главе с назначаемыми из центра чиновниками.

В марте 1872 г. были учреждены три сословия: высшее дворянст­во, в которое вошли бывшие даймё и кугэ, дворянство-самурайство и простой народ. Фактически самурайство не потеряло привилегирован­ного положения. Кадры чиновничества, вследствие образованности его представителей, пополнялись преимущественно из среды самурайства. Сложилась традиция, что на высшие государственные посты, руко­водство армией и флотом выдвигались выходцы из оппозиционного дворянства двух княжеств — Сацума и Тёсю (представители Сацума занимали руководящие посты во флоте, Тёсю — в армии).

Важной составной частью первой серии социально-сословных преобразований стала реформа 1872 г., вводившая всеобщую воинскую повинность, которая была призвана окончательно подорвать позиции самураев, в лучшем случае теперь имевших основание претендовать на офицерские должности в регу­лярной армии. В 1873 г. в Токио была открыта военная академия, готовящая под руководством фран­цузских офицеров командный состав японской армии. Английские офи­церы преподавали в военно-морской академии и военно-морском ин­женерном училище.

Хотя армия капиталистической Японии создавалась по европейско­му образцу, ее идеологическая основа строилась на основе средневе­ковой самурайской морали — использовался кодекс «бусидо», син­тоизм с их культом предков и идеей о божественном происхождении императора, патернализм («офицер — отец солдата») и пр.

Наиболее значительным мероприятием нового правительства было проведение аграрной реформы в 1872—1873 гг. Содействуя развитию капиталистического предпринимательства в деревне, правительство стремилось укрепить положение новых помещиков и богатых кресть­ян, имевших в фактическом пользовании заложенные бедняками зе­мельные участки. Объявление собственниками земли всех тех, кто вла­дел ею к моменту издания закона, означало признание земельных сде­лок (закладных, дарственных и т. д.), запрещенных в период токугавского правления и означавших экспроприацию участка у крестьянина новым слоем собственников в деревне. В 1872 г. была официально раз­решена купля-продажа земли, ликвидирована земельная монополия феодального класса и введен буржуазный принцип частной собствен­ности на землю.

В то же время бедное крестьянство — наследственные держатели земельных наделов в княжествах — теперь зачастую не могло их со­хранить из-за обремененности долгами, а, приобретя землю, вскоре теряло ее, закладывая и продавая помещику или богатой верхушке деревни. Процессу обезземеливания крестьянина после реформы, превращению его в арендатора содействовало принятие в 1873 г. закона, об изменении земельного налога. Многочисленные феодальные пода­ти и повинности были заменены единым налогом в размере 3% от стоимости земли, независимо от урожая. Вместо кокудака (подати ри­сом) новый налог выплачивался деньгами. Вследствие чрезвычайно высокой цены, установленной правительством на землю, он составлял почти 50% валового дохода крестьянского двора, что снова приводи­ло к закабалению и потере крестьянином участка. Уход разоривших­ся крестьян в город содействовал временному уменьшению глубины имущественной дифференциации, а с другой стороны, имущественная дифференциация постепенно перерастает в социальную.

Поступления от земельного налога составляли почти 80% государ­ственного бюджета страны. В результате половинчатой аграрной ре­формы, сохранившей помещичье землевладение, и высокого земельно­го налога не сложились условия для формирования крепких самостоя­тельных крестьянских хозяйств капиталистического типа. Земельные участки, полученные основной массой крестьянства, как правило, бы­ли невелики по размеру. Реформа содействовала активизации процес­са классовой дифференциации. Все возрастающее число арендаторов, еще недавно бывших собственников, противопоставлялось богатой де­ревенской верхушке, сохраняющей черты полуфеодального землевла­дения (полуфеодальная аренда, натуральная арендная плата). Однако при всей ограниченности аграрная реформа стала важней­шей вехой в развитии капиталистических производственных отноше­ний в Японии. Высшая феодальная знать перестала быть социальной опорой правительства в деревне — ею окончательно становятся новые помещики и буржуазия.

В 1872 г. была проведена реформа государственного аппарата, введено единое законодательство, учреждены суды состязательного характера. В 1873 г. вводится григорианский календарь, европейский костюм. Провозглашается свобода выбора профессий, места жительства, передвижений.

Ещё в1870 г. была введена единая денежная система на территории всей страны, взамен многочисленных денежных знаков была введена иена. В Японии развернулось быстрое промышленное и железнодорожное строительство (первая железная дорога была построена в 1872 г. между Токио и Иокогамой), правительство поощряло развитие частного предпринимательства и банковское дело.

Уничтожение феодальных кня­жеств и создание вместо них префектур, в том числе трех столичных (Токио, Киото, Осака), содействовало ликвидации феодального сепа­ратизма и завершению государственного объединения страны. Созда­ние новой административной системы, уничтожившей господство фео­дальных князей, было осуществлено в соответствии с интересами раз­вития капиталистической экономики.

Незавершенность, половинчатость буржуазных революционных со­бытий 1867—1868 гг. в Японии проявилась во всех реформах, прове­денных дворянско-буржуазным блоком. Она определялась двойствен­ной позицией буржуазии, не боровшейся за полноту власти, а пытав­шейся уступками удовлетворить своего союзника — феодалов и ото­двинуть, предотвратить революционные выступления масс, недоволь­ных реформами.

Объединение страны содействовало формированию япон­ской буржуазной нации, созданию самостоятельного национального государства. Эти условия В. И. Ленин считал важнейшими при рас­смотрении вопроса, почему Япония опередила другие страны Азии в экономическом развитии по капиталистическому пути, «...в самой Азии условия наиболее полного развития товарного производства, наиболее свободного, широкого и быстрого роста капитализма создались толь­ко в Японии, т. е. только в самостоятельном национальном государ­стве...».

События, произошедшие в Японии в 1867—1868 гг., их анализ и место в развитии страны стали почти сразу же одной из главных, к тому же дискуссионных тем в японской исторической науке, актуаль­ность и острота которой сохраняются и в наши дни.

Советская историография рассматривает вопрос о предпосылках и классовой сущности этих событий Мэйдзи как незавершенную буржу­азную революцию. Составляя сводку главных данных всемирной ис­тории после 1870 г., В. И. Ленин в графе «Революционные движения (непролетарского характера)» отметил: «1868—1871: Япония. (Рево­люция и преобразования)».

Произошедшая, как результат закономерного процесса обществен­ного развития, классовой борьбы прогрессивных сил японского обще­ства против феодальной системы, но осуществленная под лозунгом восстановления императорской власти, Мэйдзи исин отличается опре­деленным историческим своеобразием. В отличие от английской бур­жуазной революции XVII в. и французской революции конца XVIII в., когда в недрах феодальной формации этих стран сформировался ка­питалистический уклад, в Японии буржуазия не стала крупной эко­номической и политической силой общества, готовой пойти на ее ре­волюционное переустройство. Буржуазная революция была соверше­на радикальным крылом дворянства, прогрессивной самурайской интеллигенцией; буржуазия, неспособная возглавить движение за лик­видацию феодального господства, вошла в союз с феодалами в пра­вящем блоке. В этом причина незавершенности революции Мэйдзи, половинчатости проведенных ею буржуазных преобразований.

Движущей силой событий Мэйдзи были крестьянские восстания, несмотря на их стихийность и раздробленность, приведшие страну к крестьянской антифеодальной революции.

Для определения характера преобразований Мэйдзи большое зна­чение имеет выяснение степени развития капиталистического произ­водства в Японии к 1867—1868 гг. Исследования советских историков убедительно свидетельствуют о развитии капитализма в «закрытой» токугавской Японии. «Закрытие» страны, несмотря на консервацию феодальных отношений, сыграло и определенную положительную роль: в стране, избежавшей колониального порабощения, создавшей пре­грады проникновению иностранного капитала, медленно, но неуклонно шло развитие ростков капиталистического уклада.

Советские исследования подчеркивают прогрессивное значение Мзйдзи исин, избавившей Японию от угрозы колониального порабощения, ликвидировавшей феодальную раздробленность и способствовавшей национальному объединению страны, вступившей на путь капитали­стического развития.

Характерной чертой генезиса капиталистических отношений в Япо­нии стали преимущественное развитие монополистической формы ор­ганизации производства и активное участие в этом процессе государ­ства, протекционистская политика ускоренного «выращивания» нацио­нального капитализма. Большое значение для индустриального раз­вития страны имело наличие значительной (в количественном отноше­нии), дешевой и дисциплинированной рабочей силы. Традиционные на­выки коллективного труда в земледельческой общине с его скрупулезностью в выполнении работ, ответственностью и организованностью позволяли вчерашнему крестьянину за короткий срок освоить на го­родском предприятии различные рабочие профессии, удовлетворить потребность развивающейся экономики в высококвалифицированном труде.

Марксистская историография критически рассматривает выводы некоторых японских ученых, а также представителей западной бур­жуазной, и особенно американской историографии, преувеличивающих значение внешнего фактора в событиях 1867—1868 гг.

Безусловно, иностранный нажим, система неравноправных догово­ров, насильственно включившие Японию в орбиту мирового хозяйст­ва, соприкосновение с буржуазной культурой Запада и воздействие более передового способа производства не могли не усилить затянув­шийся политический кризис токугавского режима.

Немаловажным фактором признает отечественная историография меж­дународную ситуацию, которая во второй половине XIX в. оказалась благоприятной для исторических судеб Японии. Произошли ослабле­ние натиска на Японию со стороны западных держав, предотвращение активного вмешательства в ее дела Англии и Америки. Англия была отвлечена событиями в Индии и Китае (восстание сипаев, «опиумная война» и участие в подавлении тайпинов), а Америка — начавшейся там гражданской войной. Академик Н. И. Конрад писал: «...Япония в - этот критический момент своей истории многим была обязана именно революционной стихии мирового исторического процесса... им, этим революционным силам... следовало бы воздвигнуть памятник благо­дарности за помощь в Мэйдзийском обновлении».

Отечественные историки при изучении проблем Мэйдзи считают необ­ходимым учитывать как внешние, так и внутренние обстоятельства событий, решающая роль при этом отводится анализу социально-эко­номического и политического развития страны.