Тайный брак императора

Канва этого потрясшего покой царской семьи романа довольно проста. В 1866 году 47‑ летний император завел себе очередную любовницу – а они стали регулярно появляться у него с начала 1860‑ х годов. На этот раз избранницей государя стала 17‑ летняя княжна Екатерина Михайловна Долгорукая. Через год выяснилось, что это не просто адюльтер, а глубокое и сильное чувство, внезапно поразившее немолодого государя. Долгорукая стала в сумерках приходить в Зимний дворец, открывала своим ключом дверь, входила в апартаменты, принадлежавшие некогда Николаю I, и там ждала своего возлюбленного…

Как бы разгневался отец Александра император Николай I, увидев, что его сын, как будто в насмешку над ним, хранителем семейной морали Романовых, избрал местом любовных встреч с девицей именно его комнаты! Николай считал, что морганатические браки оскверняют трон. Да и сам Александр в 1865 году, незадолго до начала своего романа, поучал сына Сашу (будущего императора Александра III): «Не давай разрешения на морганатические браки в твоей семье – это расшатывает трон… В нашей семье не было ничего серьезней гостиных интрижек». И вот такое произошло с ним самим! В чем же дело? Чем покорила государя молоденькая смолянка?

Возможно, она привлекла его именно своей юной невинной чистотой. Известно, что как‑ то, посетив Смольный, государь увидал Екатерину Долгорукую, которую знал с 10‑ летнего возраста, и был поражен расцветшей красотой девушки. Он помнил ее еще девочкой, которая смело сидела у него на коленях, когда он как‑ то раз посетил имение ее родителей под Полтавой… А дальше – достаточно намека, и в дело вступили придворные сводники. Дама, вхожая ко двору и в дом Долгоруких, организовала «случайную» встречу царя с княжной в Летнем саду, потом еще где‑ то… А Екатерина все не понимала, как же можно без любви? И потом – ведь это сам государь, особа священная… Словом, в отличие от других женщин, она не сразу подпала под его чары. Удивленный странным упорством девицы, император вдруг всерьез ею заинтересовался, взглянул на нее другими глазами и увидел в ней личность, человека… Увлекшись ею всерьез, государь, как юный корнет, стал страстно искать с Екатериной свиданий в парках и иных уединенных местах, потом тронул ее какой‑ то своей внутренней беззащитностью (или сыграл удачно) и так постепенно завоевал ее любовь. В первую их ночь в июле 1866 года во дворце Бельведер, что под Петергофом, император якобы сказал Екатерине: «Увы, я сейчас несвободен. Но при первой же возможности я женюсь на тебе, ибо отныне я навеки считаю тебя своей женой перед Богом». Он сдержал слово.

Ждать «первую возможность» пришлось 14 лет, до весны 1880 года, когда умерла жена Александра II императрица Мария Александровна. Все эти годы она с необыкновенным достоинством и смирением несла свой крест, не устраивая скандалов и не упрекая неверного мужа. Даже тогда, когда, вернувшись в конце 1877 года с Русско‑ турецкой войны, он поселил Долгорукую над своими покоями в Зимнем дворце, так что его жена, государыня Мария Александровна, могла слышать, как над ее головой бегают побочные дети ее мужа. Это отравляло ей некогда счастливую и спокойную жизнь. Много лет спустя ее сын Александр III, когда в одном разговоре зашла речь о канонизации в России, вдруг воскликнул, что если кто‑ то достоин причисления к лику святых, так это его мать! Его понять можно – вся семейная трагедия разворачивалась на его глазах.

Неизвестно, что стало причиной такого грустного финала некогда лучезарного брачного союза юной (она родилась в 1824 году) принцессы Гессен‑ Дармштадтской Максимилианы Вильгельмины Августы Софии Марии и цесаревича Александра Николаевича, родивших в горячей любви шестерых детей. Эта любовь вспыхнула с первого взгляда в 1837 году в Дармштадте, куда приехал 23‑ летний Александр и впервые увидел эту прелестную 15‑ летнюю девочку. Родители Александра, получив письмо сына с просьбой одобрить его выбор, неохотно пошли навстречу своему влюбленному сыну. Все давно знали, что девочка эта была не родной дочерью великого герцога Гессенского Людовика II, а плодом тайной любви его супруги герцогини Вильгельмины и придворного кавалера. Однако они дали согласие и в 1840 году сыграли пышную свадьбу Александра и Марии Александровны – так стали называть молодую супругу наследника. Молодые долго жили счастливо. Но к моменту встречи императора с Екатериной Долгорукой его брак с Марией давно «омертвел». Возможно, что в жене он уже не видел того, что нашел в юной Екатерине как в женщине (известно, что существовали эротические рисунки императора с изображением Екатерины). Став императрицей, Мария Александровна оказалась в плену неизменного придворного этикета, сделалась рабой внешних привычек, ритуала. Между тем жизнь Александра II стала другой. Начатые им Великие реформы изменили все его существование. Он с головой погрузился в пучину проблем, которые не давали ему покоя ни днем, ни ночью. При этом оказалось, что император одинок в своей семье. Мария Александровна, занятая привычными придворными делами, часто больная и унылая, не могла ничем помочь ему. Погруженная в придворные и семейные дела, проникнутая глубоким религиозным чувством, она была далека от государственных проблем, терзавших государя. Так незаметно она осталась за пределами того мира, в котором бурно жил теперь ее муж, а также его брат Константин. И тут, начав роман с Екатериной Долгорукой, он неожиданно для себя встретил понимание и отклик…

Некоторые современники утверждали, что царь смотрит на мир глазами Долгорукой, говорит ее словами. Но, кажется, дело обстояло сложнее. Александру был нужен слушатель, живой, сопереживающий ему человек. И княжна Долгорукая постепенно вошла в суть многих дел, которые волновали государя, выслушивала его, задавала вопросы, высказывала свое мнение. Если в чем‑ то царь и повторял мысли своего «карманного советника», то это были его же собственные мысли, усвоенные ею ранее от него! К тому же Долгорукая жила уединенно, вся ее семья кроме, пожалуй, сестры, от нее демонстративно отвернулась, поэтому царь знал наверняка, что за спиной Екатерины не стоял влиятельный клан алчных родственников‑ интриганов и хитроумных сановников.

Так, с годами, Екатерина и царь становились все ближе и – в равной степени – остро необходимы друг другу. Из многочисленных поездок Александр слал ей каждый день письмо (а то и не одно в день, а два‑ три). Всего их сохранились тысячи три! Письма императора к Долгорукой неформальны, нефальшивы, и в них порой резко пробивается нечто неординарное, наболевшее, плоды его долгих и мучительных размышлений и страданий.

Александр II, находясь на вершине власти, был убежден, что он, как и каждый человек, может иметь свою, закрытую от всех прочих людей жизнь, свой, недоступный для других частный мир. Но в этом‑ то он как раз заблуждался: ведь всякий правитель живет на виду, и каждый его шаг, жест, слово замечают, обсуждают, превращают в событие, облекают сплетнями. Его связь с Долгорукой, свидания, тайные поездки вместе с ней, встречи за границей и в Крыму быстро стали секретом Полишинеля, вызвали страшное смятение, печаль, возмущение в его собственной, раньше столь дружной семье. Особенно удручен был наследник, цесаревич Александр Александрович. Человек простой, но прямой, честный, добрый, он искренне любил отца, восхищался им и поэтому не смел осуждать поступки государя и батюшки. При этом он мучительно переживал за мать, которая чувствовала себя униженной и брошенной. Она якобы сказала в конце жизни: «Я прощаю оскорбления, наносимые мне как императрице. Но я не в силах простить мучений, причиняемых супруге».

Естественно, что в глазах Александра Александровича Долгорукая была главной виновницей всех бед матери и семьи. Как‑ то раз Долгорукая присутствовала в Петергофском дворце как фрейлина и танцевала на балу. Император Александр не дождался конца танцев и, когда начался котильон, сел в экипаж. Его провожал наследник Александр Александрович. Затем цесаревич вернулся в зал и между танцующими парами прошел к эстраде, на которой играл оркестр Преображенского полка. Современник пишет:

«Несмотря на то, что среди танцующих была и цесаревна Мария Федоровна, он (Александр Александрович. – Е. А.) громким голосом крикнул: – Спасибо, преображенцы! Домой! – Танцы резко оборвались. Наследник удалился с цесаревною во внутренние покои, смущенные гости поспешно разъехались».

Вероятно, в этот момент наследник не мог вынести даже мысли, что эта женщина, принесшая им, и особенно матери, столько горя, может тут весело танцевать вместе с порядочными людьми. Своим резким поступком – прервав бал – будущий царь показал свое отношение к факту участия в официальных придворных празднествах фаворитки своего отца.

Многие люди не понимали, как важна для царя связь с этой женщиной и почему он так решительно ее защищает. Попытки коснуться этой болезненной темы Александр II всегда резко пресекал, ибо для него это было грубейшим вмешательством в его личную и, как он думал, запретную для всех остальных частную жизнь. В апреле 1872 года Екатерина родила в Зимнем дворце сына Георгия, а следом, в 1873 году, дочь Ольгу. Рождение детей было для Долгорукой и радостью, и печалью: отец любил их, часто играл с ними, но ведь они считались бастардами. При этом Александр гордился сыном, говорил, что в этом мальчике много русской крови – такая редкость для Романовых! Но в 1874 году статус бастардов – Георгия и Ольги – резко изменился. В указе императора Сенату от 11 июля 1874 года им было даровано дворянство, «княжеское достоинство с титулом светлейших». Получили они и фамилию – Юрьевские. Фамилия эта происходила от имени Георгий, или Юрий. Позже, в 1876 году, родился умерший в младенчестве Борис, а в 1877 году – дочь Екатерина.

Сама же Долгорукая стала княгиней Юрьевской только после того, как весной, 20 мая 1880 года, умерла Мария Александровна. Бесспорно, супруг был жесток и даже бессердечен с ней до конца. Даже в последние дни жизни Марии Александровны, когда она уже не вставала и всем было видно, что она умирает, Александр тем не менее каждый вечер покидал дворец и уезжал ночевать в Царское Село, где ждала его Долгорукая и дети. В одну из таких ночей Мария Александровна так тихо ушла из жизни, что этого даже не заметила задремавшая у ее постели сиделка. Императрица как будто чувствовала, что муж только и ждет ее смерти, чтобы узаконить свои отношения с Долгорукой.

Так это и было. Брак с Марией Александровной казался императору тюрьмой. Уже после венчания с Екатериной он сказал: «О, как долго я ждал этого дня. Четырнадцать лет. Что за пытка! Я не мог ее больше выносить, у меня все время было чувство, что сердце не выдержит более этой тяжести». Шестого июля 1880 года, когда еще не закончился 40‑ дневный траур, государь обвенчался с Долгорукой в Царском Селе. Как и в своих отношениях с Марией Александровной, которая для него была в тягость, но с которой он жил‑ таки под одной крышей, в отношениях с Екатериной император не был последователен. Он так спешил узаконить перед Богом свой брак, что пренебрег церковным 40‑ дневным траурным обычаем, но при этом венчался тайно, в присутствии всего лишь нескольких человек (среди них не было ни наследника престола, ни его жены), будто он стыдился своего поступка. Есть и другая странность: в тот же день он подписал указ Сенату о присвоении княжне Долгорукой в связи со вступлением в брак «имя княжны Юрьевской с титулом светлейшей». Зачем это? Ведь она вступала в законный брак с императором и становилась не Юрьевской, а некоронованной, но женой государя из рода Романовых. Впрочем, возможно, император хотел сохранить свой брак в тайне до момента предполагаемой коронации Екатерины. Он приказал навести справки о короновании Петром Великим Екатерины Алексеевны в мае 1724 года – это был первый и последний случай, когда правящий самодержец короновал свою супругу.

Придворные, получавшие приглашения на чай к молодоженам, были изумлены той фамильярностью, с которой Долгорукая обращалась к государю. И вообще, манеры Юрьевской показались им вульгарными, провинциальными, как и ее наряды. Возможно, отчасти так и было. Ведь Екатерина после Смольного почти все годы провела в изоляции, вдали от светских салонов. Она так и не успела «обтесаться» там, приобрести лоск безупречно воспитанной придворной дамы. Но, может быть, в этом и заключались для царя ее достоинства: не приобретя салонного лоска, она не стала фальшивой. В общении с Александром в присутствии других она была, вероятно, так же проста, как и без них. А это коробило придворных, привыкших к довольно жестким нормам ритуала, который, как известно, распространялся даже на обычное чаепитие на «собственной половине» царской семьи.

Кажется, что царь спешил с оформлением бумаг не зря: годы, тяжесть короны делали свое разрушительное дело, да и охота, которую устроили на него террористы, была в самом разгаре. Летом 1880 года он подписал указ о выделении капитала для детей, который мог бы обеспечить их будущее. Как бы предчувствуя свою гибель и зная отношение сына и наследника Александра к княгине Юрьевской, он просил его не оставлять жену и детей без защиты в случае его, императора, гибели. Вместе с тем известно, что Александр хотел передать трон наследнику Александру III и уехать вместе с Екатериной и детьми во Францию, купить виллу в Ницце и там, на свободе, встретить старость и смерть… Впрочем, в указе Сенату о присвоении Екатерине Юрьевской, а также детям от нее (Георгию, Ольге и Екатерине) титула светлейших сказано, что титул этот имеют право получить и те дети, «которые могут родиться впоследствии». Значит, царь думал о своем с Екатериной семейном будущем…

1 марта 1881 года государь, как гласит легенда, якобы пообещал Екатерине, что после развода караула в Михайловском манеже он вернется во дворец и они отправятся гулять в Летний сад. Она ждала мужа, уже одетая для прогулки, как вдруг услышала вдали взрыв… Этот взрыв погубил императора и их будущее, их жизнь. Юрьевская какое‑ то время жила в Петербурге, а потом уехала за границу, в ту самую Ниццу, о которой они мечтали с Александром. Ее жизнь тянулась еще долго‑ долго, до 1922 года.

Однако с 1879 года народовольцы открыли уже настоящую охоту на царя. В том же году на Дворцовой площади в него пять раз выстрелил А. К. Соловьев, но Александр, как профессиональный военный, уклоняясь на бегу от пуль влево‑ вправо, сумел спастись. Осенью того же года под Москвой царский поезд проехал над бомбой, подложенной под полотно, незадолго до ее взрыва. Пятого февраля 1880 года Степан Халтурин взорвал столовую в Зимнем дворце в 6 часов вечера, но царь случайно опоздал к столу. Народовольцы были честными и бескорыстными людьми, но опасными фанатиками. Они ни во что не ставили не только свою жизнь, но и жизнь окружающих невинных людей – тех, которые гибли при покушениях на царя. Так, Халтурин, подкладывая бомбу в Зимнем дворце, прекрасно знал, что взрыв неминуемо убьет много солдат в караулке прямо под царской столовой, но это его не остановило. В итоге от взрыва погибло 11 и было покалечено 56 человек.