В. В. Сдобников, О. В. Петрова ♦ теория перевода. Ни в нашем, ни в тогдашнем смысле этого слова

ни в нашем, ни в тогдашнем смысле этого слова. Су­мароков даже оскорбился, когда Тредиаковский сказал, что он перевел шекспировскую трагедию, а дал ему гневную отповедь в печати: «Гамлет мой, го­ворит он (т.е. Тредиаковский), не знаю от кого ус­лышав, переведен с французской прозы английской шекспировой трагедии, в чем он очень ошибся. Гам­лет мой, кроме монолога в окончании третьего дей­ствия и Клавдиева на колени падения, на шекспи-рову трагедию едва, едва походит». И это правда. Эта переделка построена по канонам классицизма; тема ее — борьба за престол, а в основе лежит конфликт любви и долга. Сумароков как классик стремился не передать на своем языке индивидуальное иноя­зычное произведение, а создать некое внеличное произведение, приближающееся к идеалу. При этом можно было как угодно обращаться с перево­димым автором, если переделки улучшали его. Пе­реводчик-классик относился бережно лишь к тому автору, который, по его понятиям, сам приближал­ся к идеалу. Но Шекспир был, по мнению Сумаро­кова, «английский трагик и комик, в котором очень худова и чрезвычайно хорошева очень много». И он переделывал это «худое» на «хорошее»¹⁹. Еще раз отметим, что эта тенденция к переделке оригинала, его «улучшению», зародившаяся во Франции, полу­чила значительное распространение и стала веду­щей в России конца XVIII-начала XIX века.

Для русских переводов XVIII века характерны многочисленные случаи замены иноязычных имен и бытовых деталей оригинала русскими именами и деталями родного быта, изменения всей обстанов­ки действия, то есть перенесение действия в рос­сийскую действительность. Такая практика полу­чила название «склонение на наши нравы». Приме­ры «склонения на наши нравы» легко можно найти

¹⁹ Л е в и н Ю. Русские переводы Шекспира//Мастерство перево- дга.1966. М.: Сов. писатель, 1968. С.5-7.

ЧАСТЬ I. Очерк истории переводческой деятельности 25

в переводах многих литераторов того времени, в ча­стности, у Гавриила Романовича Державина. Так, в переводе Горация «Похвала сельской жизни» он создает чисто русскую обстановку. Читатель встре­чает здесь и упоминание о «горшке горячих добрых щей», и сугубо русскую реалию «Петров день». В то же время упоминаются и блюда французской кух­ни — устрицы, фрикасе, рагу. То есть, по сути, про­исходит стирание различий между переводом и собственным творчеством. Такая форма передачи произведения иностранной литературы для того времени было закономерным явлением, обуслов­ленным стремлением переводчиков как можно активнее осваивать переводимые подлинники, де­лать их настолько своими, чтобы в переводах не чув­ствовалось их иноземное происхождение. Этот ме­тод перевода, дольше всего сохранявшийся в теат­ре, в России вызывал обсуждения и далее серьезные возражения. Так, драматург В.И.Лукин, переводив­ший пьесы для театра, отвечая на нападки критики, обосновывал данный метод необходимостью при­спосабливать пьесы к русскому бытовому фону. По­добные споры свидетельствуют об оригинальности русской переводческой мысли XVIII века: раздают­ся голоса в защиту своеобразия подлинника, в поль­зу сохранения иноземного фона, а стороннику «склонения на наши нравы» приходится защищать свою позицию²⁰.

Кроме упомянутых уже переводчиков большой вклад в развитие практики перевода, освоения средств русского литературного языка, который тогда только складывался, в освоение литератур­ных жанров и стилей, поэтических форм внесли такие литераторы, как Д.И. Фонвизин, И.А. Кры­лов, Н.М. Карамзин, А.Н.Радищев.

²⁰ Ф е д о р о в А. В. Искусство перевода и жизнь литературы. Л.: Сов. писатель, 1983. С.73-74.