Мая. Вечер.

Дочь выглядела встревоженной, грустной. Малфой нежно провел большим пальцем по ее скуле. Он всматривался в лицо дочери, пытаясь понять, что не так с его девочкой.

Она долго не решалась, но вдруг резко произнесла:

— Папа, я не хочу, чтобы ты женился на этой женщине.

«Что?» — Малфой озадаченно вскинул брови.

— Милая, но что случилось, почему ты мне говоришь об этом за несколько часов до свадьбы?

— Думала, ты одумаешься, — взволнованная девушка пытается подобрать слова. — Папа, зачем тебе все это?

Малфой крепко обнял дочь:

— Милая, женитьба никак не скажется на моем отношении к тебе, ты же знаешь, что дороже у меня никого нет.

— Ты же не любишь ее, папа!

— Дорогая …

— Твое сердце до сих пор с ней, с мамой, да? Ты ведь не забыл ее.

Лицо Малфоя полыхает.

Как же забыть, ведь все вокруг напоминает о ней, он спит в комнате, в которой Грейнджер подарила ему дочь. Работает за столом, за которым их накрыла вспышка безумия, за которым его любимая женщина отдала всю себя. Когда приезжает к родителям, Малфой-мэнор подкидывает воспоминания, в которых Гермиона принадлежит только ему. И сейчас на него смотрит его любимая девочка с глазами Гермионы Грейнджер. Конечно же, он не забыл.

— Ты же до сих пор любишь ее, ведь так?

Он выпускает дочь из объятий.

— Я чувствую это, — продолжает взвинченная девочка. — Зачем ты женишься на нелюбимой? Ответь! Зачем этот спектакль, зачем тебе рядом фарфоровая безмозглая кукла?

— Эбигейл! — грозно произносит слизеринец.

Голос гриффиндорки дрожит:

— Никогда не спрашивала, никогда не задавала вопросов о маме, боялась огорчить тебя, мне надоело это, говоришь, что любишь меня, но не хочешь выслушать, папа, и ответов не даешь! Почему?!

— Не все так просто, милая. Я не уверен, что готов рассказать эту историю, я боюсь потерять тебя из-за правды.

— Я много раз слышала от бабушки с дедушкой, что ты сильно обидел маму, и что они себя не так вели. Но, что можно было сделать такого, чего нельзя простить?

Малфой замер на несколько минут, не зная, что ответить.

Наконец он решился:

— Такое не прощают. Боюсь, ты возненавидишь меня.

Девочка села на диван, она давно хотела знать правду, хоть и боялась, что она напугает ее.

— Ты уверена, что хочешь знать правду?

Эбигейл храбро кивнула.

— То, что ты услышишь, не просто история о безответной любви, и я не пытаюсь оправдаться, скорее это исповедь. В первую очередь, я пытаюсь признаться в собственных ошибках себе.

Не секрет, что я рос избалованным ребенком, в материальном плане у меня было все. А вот что касается чувств, эмоций, мне всегда приходилось прятать их глубоко внутри. Я ни разу не забывался, все было четко отработано, четко и правильно … до нее. Когда я влюбился, вся система дала сбой.

Девушка завороженно слушала отца.

— Мой разум предал меня, я стал безумцем, одержимым безумцем.

Я влюбился, а она продолжала смотреть сквозь меня, замечая только своих друзей. Как же я завидовал им, хотелось прибить их только за то, что они общаются с ней, могут открыто смотреть на нее, могут прикоснуться.

Да, она не обязана была любить меня, и уж точно не виновата в том, что так вросла в мое сердце. Не виновата, что я сходил с ума при виде нее, не виновата, что по ней я грезил ночами, не виновата, что в моих снах отвечала взаимностью. Не виновата, что до этого я был подлецом, унижал, оскорблял, не виновата, что из-за нее все полетело к чертям.

Но я думал иначе и не готов был принять отказ. У избалованного мальчишки отобрали куклу. Куклу надо было вернуть и не просто вернуть, наказать, сломать, сделать все, чтобы она больше никому не досталась.

Я не думал о ее чувствах. Да и зачем? Она видела во мне эгоиста, изнеженного папенькиного сыночка. С ней я чувствовал себя жалким недоноском, не понимая, почему не заслуживаю ее любви, да что там любви, взгляда.

Ночами не спал, думал, что могу все исправить, мне необходим был хотя бы шанс, в день, когда я думал, что он появился, она предала меня, пусть и неосознанно. Для меня это был настоящий удар. Поверь она мне, я бы пошел против семьи. Всего один шанс, я бы пошел ради нее на все, а она побоялась, что ее осудят друзья.

Эбби вспомнила, как боялась осуждения подруги, когда стала встречаться с Чейзом.

— В тот день они были героями, а я униженным, оскорбленным, — Драко усмехнулся. — Самое дурацкое, что она пыталась попросить прощение, наверное, жалела. Вид у нее был настолько неважным, что хотелось прижать к себе, поскорее успокоить, сказать, что прощаю. Но жалость не то, что нужно Малфоям, в тот день я поклялся отомстить ей, наказать.

«Наказать Грейнджер».

Время шло, боль и обиды накапливались, я научился не замечать ее. Ее образ преследовал меня только по ночам. Но даже там, в моих снах, она не принадлежала мне, она смеялась надо мной со своими дружками. Мой разум был жесток со мной, он помогал отдалить от меня любимую, возненавидеть ее.

Слизеринцу казалось, что он задыхается:

— Простить, говоришь, можно все? А смерть любимого?

Эбигейл ошеломленно смотрела на отца.

— Я убил его.

Гриффиндорка переменилась в лице.

— Она до сих пор не знает, что он был предателем …

Драко собирался продолжить, но вовремя осекся. Близится годовщина победы. Накануне выйдет сенсационная статья, обличающая Рона Уизли. Скажи он еще слово, и, увидев заголовки, его девочка обо всем догадается, сопоставив факты.

Хотел бы он видеть лицо Грейнджер, когда она узнает о том, что именно Уизли вел двойную игру, именно этот слюнтяй предал Поттера. Простаку удалось обхитрить всех. Но после того, как они с Лордом не договорились о положенной сумме галлеонов, алчность сгубила рыжего. Он стал бороться против Лорда, уверенный в том, что выйдет победителем. Страшно представить, что могло бы быть с Грейнджер, она ведь доверяла ему. Драко не сомневался, что Уизли мог пожертвовать Гермионой ради собственной шкуры.

Да, в момент смерти Уизли, девушка была в плену Малфоя. Но Драко был уверен, что у него безопаснее, несмотря на то, что он сам истязает ее. Ведь это другое, к этому она была готова, мерзкому слизеринцу гриффиндорка не доверяла никогда. Не верила в его чистые намерения, в искренние слова, строки.

«Новость взорвет Волшебный мир».

— Тебя же заставляли убивать, это была война.

— Нет, Эбби, я не белый и не пушистый. Я винил ее за то, что она не поверила мне. А ведь она была права, я не умел любить. Я научился любить только тогда, когда появилась ты.

— Не верю, папа, папа это же … — девочка запиналась, из ее глаз покатились слезы.

Отец подошел к дочери и осторожно стал вытирать ее слезинки.

— Не плачь, — он сел рядом, обнял, и стал убаюкивать ее как в детстве. — Маленькая моя.

Давно его девочка так не дрожала.

— Но почему ты не сказал ей правду?

— Это была месть, — его голос стал ниже. — И самого страшного я тебе не рассказал.

Эбигейл хотела и не хотела слушать продолжение исповеди.

Драко схватился за голову:

— Я убил бы любого, кто посмел нанести тебе часть моего наказания. Размазал бы, такие ублюдки не достойны жизни.

— Папа …, ты … я не верю, ты хороший, ну ошибаются все, я не верю, что ты мог что-то … я не … — девушка была близка к истерике.

— Я хотел убить ее.

В его глазах было столько отчаяния и боли, девочка отгоняла от себя жуткие образы.

Папа, ее папа.

— Я измывался над ней …, насиловал.

У Эбигейл закружилась голова, она не верила. Ее идеал рушился на глазах. Любимый, обожаемый, такой нежный и заботливый папа. Гриффиндорка не верила.

«Нет, нет, нет», — повторяла она про себя, впиваясь ногтями в ладони.

— И самое страшное для матери, я отобрал тебя у нее, насильно вырвал из жизни, не подпускал эти годы …

— Не подпускал эти годы? Это … это значит …

«Да, она ближе, чем ты думаешь».

Эбигейл находилась в полуобморочном состоянии, в глазах помутнело.

«Нет, нет, нет!»

— Ты все еще думаешь, что нет вещей, которые нельзя простить? Думаешь, я заслуживаю этой жизни? Я не стою и твоего волоска, Эбби, не стою волоска твоей матери. Да даже этой невесты своей никчемной я не стою.

Он упал на колени рядом с дочерью, его глаза были мокрыми.

— Маленькая моя, и слез твоих я не стою.

Драко уткнулся в колени доченьки, она пыталась что-то произнести. Сдерживая себя, Эбигейл отпихнула отца. Раздался гортанный вопль. Почти невменяемая гриффиндорка ринулась к камину.