Духовный автолизис.

Нет ничего случайного в композиции.
Она не допускает обмана.
Лучшее, что ты сможешь написать,
есть лучший ты.

– Генри Дэвид Торо –

В своей первой книге я познакомил вас с процессом духовного автолизиса – самопереваривания, который является чем-то вроде ведения журнала стероидов, предназначенных помочь нам выжечь кажущиеся бесконечными слои эго и иллюзии наиболее быстрым и наименее болезненным способом. Попробуй написать что-нибудь истинное, и продолжай писать, пока это у тебя не получится – вот искра, из которой возгорится пламя.

Также в первой книге мы познакомились с Джулией, яркой и привлекательной молодой женщиной, которая пришла ко мне под тем предлогом, чтобы взять у меня интервью для холистического журнала. Она получила нечто большее, чем хотела, или, во всяком случае, думала, что хотела. В действительности произошло то, что Джулия сделала один шаг, к которому шла всю жизнь, а быть может, многие жизни до этого – Первый Шаг.

Мы окончили первую книгу на этой ноте, указав на то, что для Джулии ничто не окончено, но всё только начинается. Началом чего это было, мы покажем здесь, так как Джулия выбрала духовный автолизис в качестве основного метода ведения продолжительной битвы, которая ей предстояла. Она также выбрала меня в качестве получателя своих писем, что было вполне разумно. Это позволило ей писать тому, кого она знает, чтобы представлять его сидящим напротив неё, когда она будет писать, или шагающим рядом с ней, когда она будет шагать, или сопровождающим её на длинных задумчивых прогулках. Я – тот, кого она знает, и я прошёл через тот процесс, которому она подвергалась сейчас. Для неё это мощный инструмент – адресовать свои слова воображаемому мне.

Когда я проходил через такой же процесс, у меня не было никого, кому я мог бы адресовать свои слова, поэтому я адресовал их тебе, мой воображаемый читатель. С моей перспективы книга " Духовное просветление – прескверная штука" имела около пятнадцати предшественниц, написанных в течении двух лет, более чем за двенадцать лет до того, как я начал писать саму книгу, каждая из которых писалась с искренним намерением издать её, каждая в конце концов оказывалась сожжённой или удалённой, и каждая по-настоящему служила своей цели.

***

В начале моего пребывания у Мэри, я познакомился с сыном её экономки. Кертис – чёрный парень восемнадцати лет, который однажды, забирая свою мать, стал жаловался на то, что должен найти какую-нибудь подработку до сентября, когда начнутся занятия в общественном колледже, где ему назначена стипендия как участнику футбольной команды. Мы поговорили пару минут, и я спросил, не хочет ли он поработать на меня вместо " МакДональдс". У меня всегда есть много дел, которые я не хочу делать, особенно принимая во внимание написание второй книги. Он сказал окей, и мы спросили его мать, согласна ли она. Она подумала, если я гость Мэри, значит мне можно доверять, поэтому она тоже сказала окей. Окей.

Одним из дел для Кертиса было просмотреть огромный запас неотвеченных писем, и принять одно из трёх решений для каждого письма: удалить, если возможно; сохранить, если необходимо; или показать мне, если совершенно невозможно этого не сделать. Для него это было непросто, поскольку он был абсолютно незнаком с духовными вещами вообще, и с моими взглядами в частности. Однако, он усердно принялся за дело – прочёл мою первую книгу на ноутбуке, задал пару неплохих вопросов и прочувствовал мой стиль работы. Он сохранял непредвзятость, ни с чем не соглашался и ничего не отвергал, но прекрасно понял, что мне нужно, и работал эффективно и быстро. За первую неделю мы попривыкли друг к другу, и наши взаимоотношения начали становиться более непринуждёнными.

Сортируя мою почту, Кертис наткнулся на папку, куда я сохранял письма Джулии ко мне, часто не читая. Я просмотрел несколько дюжин из них, чтобы удостовериться, требуется ли моё участие, но его не требовалось. Там хранились письма больше, чем за год, а иногда она присылала по десятку в день. Я попросил Кертиса посмотреть, что в них, и он пришёл ко мне с толстой кипой распечатанных писем Джулии, спрашивая, что с ними делать.

Джулия была рождена для процесса пробуждения, и она продвигалась так быстро, как, вероятно, никто другой. Я сказал ей, чтобы она указывала в графе темы слово " Беатрис", если хотела, чтобы я прочёл это письмо, либо ответил на него, но она ещё этого не сделала. Порой на протяжении одного абзаца её настроение менялось от лёгкой болтовни до сильного напряжения от страха. Это было хорошим признаком, так как означало, что она не перечитывает и не редактирует. Именно так это и нужно делать – просто продолжать плыть вперёд, не теряя времени на внешний вид. Что было, то было. В данном отрывке она пишет о понимании важности такого беспрерывного движения вперёд:

" Процесс духовного автолизиса оказался трудным для меня по одной глупой причине. Как профессиональный писатель, и как бывший студент, стремящийся стать профессиональным писателем, я всегда полагалась на процесс редактирования и переписывания, добиваясь, чтобы мои слова выглядели так, как я хочу. Я положительно не желаю просто писать слова и двигаться дальше, оставляя их в сырой черновой форме. Теперь я понимаю ценность этого. Я вижу, как это работает. Я знаю, что никто не увидит этих писем, кроме, возможно, вас, Джед (а может, и нет, но я должна писать так, как будто вы будете вчитываться в каждое слово). Мне кажется, что когда я пишу и переписываю, редактирую и снова редактирую, это затрагивает слой мыслей, которые не являются просто словами, и процесс постоянной обработки просто переходит на другой уровень. Но всё же, я не привыкла писать только один раз и оставлять слова неотполированными."

Создание и раскрытие процесса является частью процесса, то есть ты должен сам выстраивать процесс и быть собственным механиком, подгонять его к своим потребностям и предпочтениям, чинить его на лету, и отделываться от всего, что становится ненужным.

" Я знаю сорок или пятьдесят предположительно просветлённых мужчин и женщин. Я брала у них интервью. Я читала их книги. Я слушала их слова, я была не помню на скольких сатсангах. Журналы, для которых я писала, открывали передо мной двери, и я всегда выставляла предметы своих статей в наиболее выгодном свете, поэтому меня всегда принимали с распростёртыми объятиями.

Сейчас, просматривая свои воспоминания, я не могу думать ни об одном из этих возвышенных персонажей иначе, как о приспособленном, минимизированном, гибридизированном, приукрашенном или как-то ещё модифицированном эго. Возвышенные эго. Всё это выглядит жалким и ничтожным теперь, когда я оглядываюсь назад. Глупые людишки излагают собственные толкования безопасных, общепринятых тем о единстве, медитации, сознании, жизни в моменте, любви, служении, высшем сознании и так далее, глядя вниз на обращённые к ним лица, так страстно ищущие не истины, но просто кого-то, на кого можно посмотреть. Слепые ведут слепых. Как дети, честное слово. И это была я.

Вы назвали их " наивысшим уровнем удовлетворённости" – они именно такие. Не пастыри свободы, но хранители иллюзии. Я начинаю понимать, почему это так, и почему это не плохо, но ещё не до конца – я всё ещё злюсь и возмущаюсь. Не нужно было бы, но я злюсь – или, я злюсь, значит, похоже, так должно быть. Я знаю, что они не злые и не совершают никакого преступления, что они всего лишь исполнители, состоящие на службе у Майи, и злюсь не столько на них, сколько на себя, что верила им, что была такой овцой, что освещала их в самом выгодном свете."

Джулия родом из Канады, и у её семьи есть что-то вроде хижины, или дачи – место, где они проводят свои отпуска. Именно там она писала это. У неё было место только для себя, а не для случайного медведя, который будет копаться в её мусоре. Она работала на Macintosh Powerbook, и держу пари, она печатала до ста двадцати слов в минуту, когда принималась за дело. Такое у меня было ощущение, когда я читал её письма – словно её пальцы не успевали за словами.

" Я теперь смотрю на всё это как на вершину (или лучше сказать самое дно?) безумия. Если бы прямо сейчас один из этих духовных учителей-хвастунов появился перед моей дверью, предлагая мне свою помощь в этой работе, я не пустила бы его на порог, я бы даже дверь не открыла. Зачем? Теперь они для меня совершенно бесполезны. Они абсолютно не знакомы ни с этим процессом, ни с трансформацией эго в не-я. Я бы скорее впустила голодного медведя. Современный духовный учитель сможет предложить не больше помощи тому, кто поглощён процессом пробуждения, чем местный инструктор по рыбной ловле.

Я уже начинаю по достоинству ценить глубочайшую важность слова " дальше". Часть меня хочет пребывать под чарующим воздействием фальшивых учений, доверчивости, самообмана, страха, эго, отрицания – полный набор. Психология духовных индивидуумов и групп, особенно в отношениях ученик-учитель, была бы неплохой темой для статьи или книги, и меня тянет больше времени уделять этому, но потом я представляю вас, Джед, сидящим здесь, напротив меня, и вам даже говорить ничего не нужно. Я чувствую в себе страстное желание отвлечься от того, что есть. Я должна помнить, что я здесь не как журналист, и не как турист – я проделываю свой путь, и всегда возникают соблазны и рационализации, стремящиеся сбить меня с него. Вот почему самым важным является слово " дальше". Я понимаю это. Нужно всё время быть бдительным, потому что враг не дремлет. Всё, что касается мира и себя, требует остановки, и есть только одна вещь, за которую можно уцепиться в борьбе с этими мощными соблазнами – это слово " дальше". Вот где я вижу свою предполагаемую доброту как своего злейшего врага. Очень легко попасть под влияние своих альтруистических импульсов, чтобы оправдать остановку ради помощи другим, чтобы поделиться тем, что ты узнал за это время ­– эгоистическая, бодхисаттвическая чушь. Вот прямо сейчас я чувствую, что достигла понимания, которым должна поделиться, что требует лучшего развития этого понимания и того, как лучше им поделиться, что, разумеется, не приведёт ни к чему иному, как к остановке. Да, я хочу поделиться тем, что я узнала. Да, я хочу помочь другим, показать им путь. Да, я хочу противостоять темноте и невежеству, из которого я сама только начинаю выбираться, и да, всё это продуманная и болезненно эффективная уловка эго, чтобы я прекратила своё путешествие – путешествие это просто метафора для процесса срывания с себя слоёв эго, будто сдираешь с себя кожу. Я опять заговорилась? Прошу прощения, эти понимания врываются и требуют немедленного выражения, или попытки выражения, во всяком случае. Ведь я должна увидеть всё, что скрыто от меня! "

Как мы увидим далее, она не всегда была так разумна и внимательна.

Очень полезно иметь метафору, под знаком которой происходит процесс. Это придаёт ему узнаваемые очертания, внутри которых ты двигаешься, определяешь отличительные особенности, следишь за прогрессом, и так далее. Переформатирование загромождённого жёсткого диска эго, или ведение битвы с армиями иллюзии – вот примеры. Цель в том, чтобы создать ментальное пространство, 3D-конструкцию, как виртуальную реальность, внутри которой ведётся путешествие, как генерал следит за войной, стоя над настольной картой. Я дал ей несколько советов о том, как обеспечить контекстуальное обрамление для её процесса, и она приняла идею, что исследование и очищение её внутреннего пространства не слишком отличается от того, чтобы залезть на чердак, который много лет использовался для хранения всего подряд.

" Откуда взялся весь этот хлам? Какой бардак! Я думала, что мой ум это мой ум, но я зашла сюда и не нахожу здесь ничего, кроме промозглой темени, доверху набитой самым непостижимым мусором! Что-то мне знакомо, а что-то нет. И это мой ум, это я, это то, чем я являюсь, и я ожидала увидеть здесь чистое, простое, организованное, незахламлённое, пространство типа дзен. Вместо этого я нахожу этот ужасный, отвратительный, омерзительный бардак. Чудо, что я вообще могла функционировать. Я бы хотела, чтобы у меня был огнемёт или бомба. Пусть меня убило бы. Это не аналогия, это мой ум, это моё " я", и мне так тошно, как будто меня изнасиловали, я чувствую, что моя голова сейчас взорвётся! "

Я рассмеялся. Кертис выглядел несколько смущённым. Я поглядел на него поверх учительских полукруглых очков, взгромоздившихся на кончике моего носа.

– Что? – спросил я его.

– Она, кажется, сильно расстроена, – ответил он.

– Всё нормально, – успокоил я его. – Это лучший вид расстройства. Всё хорошо. Перечитай и распечатай, что тебе покажется интересным, и мы посмотрим, пригодится ли это для книги.

– Я?

– Да.

– Почему я?

– Почему не ты?

– Как я узнаю, что интересно?

– Потому что это заинтересует тебя.

Он беспомощно посмотрел на меня, развернулся и пошёл в кабинет, где находился ноутбук. Я вернулся к письму, которое было у меня в руках. В нём Джулия только начала отважный процесс разборки на чердаке, и её шок, от того, что она там обнаружила, быстро сменился возмущением, эмоциональная интенсивность которого впредь будет здорово ей помогать.

" Я чувствую, словно сгораю в негативных эмоциях, чего меня всегда учили не делать, но это кажется хорошим, необходимым! Я чувствую презрение, даже ненависть. Всё ложное, все, кто увековечивал ложь, всё ложное во мне, я сжигаю в гневе! Я утыкаюсь лицом в подушку и просто ору! Я осматриваю этот чердак – себя! – и мне кажется, словно меня в детстве похитили, и только сейчас я начинаю понимать истинную природу моего пленения: вся моя личность сфабрикована, весь мой мир – некое подобие галлюцинации. Кто я? Вот в чём всё дело! Кто я, чёрт подери?! Я осматриваю весь этот хлам и не имею понятия, как он сюда попал. Это не я. Я не клала это сюда. То есть, что-то я клала. Что-то я узнаю. Я вижу свои балетные тапочки, гитару, дневники. Я вижу свои книги и журналы. Я вижу свои фотографии, но знаю, что они это мои преувеличенные образы себя, не то, что кто-нибудь видит на самом деле, и уж точно, это не я в действительности. Но что есть я в действительности? Аналогия с чердаком отличная, понимаю, но мой чердак во мраке. Нужно найти окно и впустить солнечный свет. СВЕТ! БОЛЬШЕ СВЕТА! Почему-то мне кажется, что здесь должно быть светло. Светло и легко, а не темно и тяжело. Я думаю, что многое здесь, хорошее или плохое, не выдержит прямого освещения. Освещения! Вот ключ к тому, чтобы разобрать весь этот хлам. Я знаю, что бормочу как сумасшедшая, но мне всё равно. Чем бы оно ни было, я хочу обнажить это и выяснить, что реально. Ничего реального я пока не вижу. Я хочу добраться до чего-то реального."

Большинство духовно ориентированных людей, вероятно, даже не поймут, что она проходит через процесс пробуждения. Большинство людей, духовных или нет, скорее отгрызут себе руку, чтобы не идти туда, куда сейчас идёт эта женщина. Эта женщина идёт туда, где она должна отгрызть себе голову, но сначала она должна пройти через процесс становления тем, кто предпочтёт отгрызть себе голову любой другой альтернативе.

Она продолжала в том же духе ещё дюжину абзацев. Раздражённая, растерянная, извиняющаяся, обманутая, ещё раздражённее.

" Сколько лет я провела, воскуривая благовония и зажигая свечи? Медитируя? Бегая за гуру и учителями, читая весь этот вздор, следуя за каждой новой причудой, читая каждую новую глупую книгу? Но теперь я ясно вижу, абсолютно ясно, что всё, чем я когда-либо занималась, всё это было направлено лишь на то, чтобы избежать этого. Избежать себя. Теперь я вижу, есть только это. ЭТО! Всё, чем я занималась, это отвлекала себя, чтобы не делать этой единственно вещи. Жизнь, мир, реальность, всё зависит от того, чтобы не делать этого. Вот истинное богохульство. Вот истинная ересь."

Я был доволен. Вся моя жизнь, наверное, была направлена на это маленькое движение, этот разворот внутрь. Я просматривал страницы, читая понемногу то здесь, то там.

" Не существует внешних авторитетов. Я сама себе авторитет. Какое освобождающее открытие! Как же я раньше не знала?

***

Там есть чудовищных размеров предмет мебели, или ящик – не могу даже определить его величину – похожий на христианство, или религию, но нет. Здесь наверху ничто не обозначается, нет ничего ясного и определённого. Это что-то тяжёлое, тёмное и смутное, но оно больше, чем это, и не совсем это, и оно такое большое! Его никогда не сдвинуть с места. И это только одна вещь. А здесь полным-полно таких вещей. Хлам! Есть какая-то огромная штука, похожая на чёрный мрамор, что-то вроде страховой компании или банка, или все огромные хищные жадные финансовые институты, как они существуют в моём уме, в моём сердце – неподвижная масса страха, чистого страха. Я вижу большой ящик, похожий на гроб, с флагом на нём. Это мой патриотизм, или, возможно, что-то вроде моей политической или национальной идентификации. Всё такое тёмное, смутное и тяжёлое. Я не могу сказать, что это на самом деле такое, и может, всё это в реальности ничто. Может быть, в этом всё дело. Казалось, что ясно, что это такое, но теперь, когда я смотрю на это, я не имею представления о том, что это, или зачем оно здесь, или откуда. Вот такие дела со всем этим мусором. Ничто не является тем, чем казалось.

***

Есть ли я здесь где-нибудь? Что-нибудь здесь является мной? Нужно найти окно. Нужно впустить немного света. Но окна заблокированы какими-то обломками, и я не могу даже подойти к ним. СВЕТ!!! Здесь так душно. Я задыхаюсь от плотного неподвижного воздуха – от себя. Я задыхаюсь от своей затхлости. Тот факт, что каждый находится в таком же состоянии, что именно это означает быть личностью, что никому не лучше чем мне, абсолютно ничего не значит. Это не приносит утешения. Я ничто. Я хлам. Я мусор.

***

Гнилые отбросы по самую крышу. Одно не лучше другого, просто больше или меньше, тяжелее или легче. Вот мама и папа. Моё детство. Вот моя благоговейная юность. Зачем это дерьмо всё ещё здесь торчит? Закрывает солнце, вот зачем! Мешает! Блокирует! Вызывает гниение, промозглость и разложение. Заставляет меня быть закрытым, тёмным, боящимся человеком под весёлой маской. Это угнетает. Это угнетение. Это невозможно. Можно разбираться здесь десять жизней, и никогда не вычистить всего. Слишком много. Но что ещё я могу сделать? У меня нет другого дела, кроме этого. Если это займёт десять жизней, пусть будет так."

Это не занимает десять жизней, но это медленный и глубоко пугающий процесс. Ты делаешь то, что можешь, и тогда, когда можешь, что-то одно за один раз. Это в контексте метафоры. Но в реальности она занимается тем, что распутывает массивный узел эго, в создании которого вряд ли принимала участие, и в реальности реально она занимается тем, что убивает себя по частям.

6. Там нет никакого оазиса.
(высказывания Ю.Дж.Кришнамурти: часть 1)

Конец иллюзии это твой конец.

– Ю.Дж.Кришнамурти –

Мне многое нравится в Ю.Дж.Кришнамурти, но временами я совершенно не понимаю, о чём он говорит. В отрывках, представленных ниже, а также ещё в двух дальнейших главах, его взгляды совпадают с моими. Возможно, что-то будет вырвано из контекста, но смысл здесь в том, чтобы постараться передать сложные и часто парадоксальные идеи, и вместе с тем удерживать состояние реализованного существа для наблюдения, и мне кажется, эти отрывки справляются с этой задачей.

Для серьёзного искателя вызов это развлечение – это две стороны одной монеты – и, кроме всего прочего, Ю.Дж.Кришнамурти бросает вызов и развлекает.

Люди называют меня " просветлённым человеком" – я ненавижу этот термин – они не могут найти другого слова, чтобы описать мой образ действий. И в то же время я говорю, что такой вещи, как просветление, вообще нет. Я говорю это, поскольку всю свою жизнь я искал его и хотел быть просветлённым человеком, а обнаружил, что просветления вообще не существует, поэтому не возникает вопроса, просветлён данный человек или нет. Мне начхать на Будду шестого века до нашей эры, уж не говоря обо всех других претендентах среди нас. Все они – шайка эксплуататоров, наживающихся на доверчивости людей. Нет власти вне человека. Человек создал Бога из страха. Значит, проблема в страхе, а не в Боге.

Я обнаружил для себя сам, что не существует " я", которое можно осознать – вот реализация, о которой я говорю. Это сокрушительный удар. Как удар молнии. Ты вложил всё своё состояние в одну " корзину" – самореализацию – а в конце неожиданно обнаруживаешь, что нет никакого " я", которое можно обнаружить или реализовать, и ты говоришь себе: " Чем же я, блин, занимался всю жизнь?! " Это взрывает тебя.

***

Мы не хотим быть свободными от страха. Мы хотим лишь играть с ним в игры и разговаривать об освобождении от него.

***

Ваше постоянное перемалывание мыслей, чтобы придать непрерывность вашему отдельному " я", и есть вы. Внутри вас больше ничего нет.

***

Понимаете ли, поиск уводит вас от самих себя – совсем в другую сторону – и к вам никакого отношения не имеет.

***

Поиск всё время ведётся не в том направлении, поэтому всё, что вы считаете основательным, всё, что вы считаете святым, это осквернение сознания. Вам может не понравиться слово " осквернение", но всё, что вы считаете святым, праведным и истинным это осквернение.

***

История моей жизни дошла до определённой точки, а затем остановилась – после этого не было уже никакой биографии.

***

Отсутствие желаний, отсутствие жадности, отсутствие злости – для меня эти вещи не имеют смысла; они фальшивы, но они не только фальшивы сами, они фальсифицируют меня. Я покончил со всем этим.

***

Все святые – жулики, они говорят мне только о том, что есть в книгах. Это я могу прочитать – " Делай также снова и снова" – но я не хочу этого. Я не хочу переживаний. Они пытаются поделиться со мной переживаниями. Мне не интересны переживания. Что касается переживаний, для меня нет разницы между религиозным переживанием и сексуальным, или любым другим; религиозное переживание похоже на любое другое. Мне не интересно переживать Брахмана, мне не интересно переживать реальность, мне не интересно переживать истину. Это может помочь другим, но не поможет мне. Мне не интересно делать снова одно и то же; достаточно того, что я уже сделал.

***

Кто я, чтобы дать тебе это? У тебя есть то, что есть у меня. Мы стоим на улице Санниди, а ты спрашиваешь меня: " Где улица Санниди? " Я говорю, что ты на ней находишься. Не то, что я знаю, что я там.

***

Мне неинтересны абстракции, которыми ты бросаешься. Есть ли что-нибудь за абстракциями?

***

Я дошёл до того, что сказал себе: " Будда сам заблуждался и ввёл в заблуждение других. Все эти учителя и спасители человечества были проклятыми тупицами – они одурачили самих себя – и поэтому такие вещи меня больше не интересуют", и это абсолютно вышло из моей системы.

***

Я ничего здесь не пытаюсь продать. Ты не можешь симулировать это. Это произошло вне пространства, вне зоны, в которой я надеялся, мечтал и хотел измениться, поэтому я не называю это " изменением". Я, правда, не знаю, что со мной произошло. То, что я говорю вам, это мой образ действий. Похоже на то, что есть разница между моим образом действий и вашим, но в сущности никакой разницы быть не может. Какая может быть разница между мной и вами? Никакой. Но в том, как мы пытаемся себя выразить, кажется, разница есть. У меня есть ощущение, что какая-то разница существует, и всё, что я пытаюсь понять, это в чём она состоит. Вот мой образ действий.

***

Понимаете, трудность общения с людьми, которые приходят ко мне, состоит в том, что они, похоже, не в состоянии понять мой образ действий, а я, похоже, не в состоянии понять их образ действий. Как мы можем вести диалог? Мы оба должны остановиться. Какой между нами может быть диалог?

***

Ваше естественное состояние не имеет никакого отношения к религиозным состояниям блаженства, счастья или экстаза – все они лежат в области переживания. Те, кто веками вёл людей по пути религиозности, возможно, испытывали подобные религиозные состояния. Вы тоже можете. Это состояния бытия, вызванные мыслью, и они как приходят, так и уходят. Сознание Кришны, сознание Будды, сознание Христа, или ваше сознание – все ведут в неверном направлении, они все находятся в области времени. То, что вне времени, нельзя испытать, нельзя ухватить, ограничить, ещё меньше оно поддаётся выражению кем бы то ни было. Заезженная колея никуда вас не приведёт. Там нет никакого оазиса – мираж заворожил вас.

***

Понимаете ли, люди обычно представляют себе, что так называемое просветление, самореализация, реализация Бога или что хотите (мне не нравится пользоваться этими терминами) это что-то экстатическое, какое-то бесконечное счастье, непрекращающееся блаженство – все нахватались этих образов от тех людей… Нет никакой взаимосвязи между тем образом, который у вас в голове, и действительной ситуацией… Вот почему я очень часто говорю людям: " Если бы я мог дать вам проблеск того, что есть на самом деле, вы бы не притронулись бы к нему и десятифутовым багром". Вы бы сбежали, потому что это совсем не то, чего вы хотите. То, чего вы хотите, не существует.

***

Если кто-то неожиданно задаёт мне вопрос, я пытаюсь ответить, делая ударение на том, что на этот вопрос нет ответа. Поэтому, я просто перефразирую, перестраиваю его и кидаю обратно вам. Это не игра такая, потому что я не заинтересован, чтобы одержать над вами победу во мнениях. Здесь дело не в том, чтобы выдвигать какие-то мнения – конечно, у меня есть свои мнения на всё, начиная от болезни и кончая божественностью, но они также бесполезны, как и любые другие.

***

Выражайтесь проще. Я не могу следить за сложной структурой – есть у меня такая трудность, видите ли. Может быть, я необразованный придурок, не знаю – но я не могу уследить за концептуальным мышлением. Вы можете выражаться в самых простых словах. Какой в точности ваш вопрос? Потому что ответ уже есть, мне не нужно его давать. И я обычно переделываю вопрос, перефразирую его таким образом, что вопрос становится для вас бессмысленным.

***

Понимание это состояние бытия, когда вопросов больше нет, нет никого, кто бы мог сказать " теперь я понимаю! " – и в этом основная трудность между нами. За счёт понимания того, о чём я говорю, вы ни к чему не придёте.

***

Вопрошающий сам создаёт ответ, и он сам воплощается из ответа, в противном случае его нет. Я не пытаюсь играть словами. Вы знаете ответ, и вы хотите моего подтверждения, или вы хотите пролить свет на вашу проблему, или вам любопытно – если по одной из этих причин вы хотите вести со мной диалог, вы зря теряете время; вам нужен учёный, брамин, знающий человек – они могут пролить много света на эти вопросы. Вот всё, что для меня важно в таком диалоге: помочь вам сформулировать ваш вопрос. Попробуйте сформулировать вопрос, который можно назвать вашим.

7. Обитатели тьмы.

Распознанная иллюзия исчезает.

– " Курс чудес" –

Два важных момента были затронуты Ю.Дж.Кришнамурти в предыдущей главе, как видно из следующих цитат:

Если кто-то неожиданно задаёт мне вопрос, я пытаюсь ответить, делая ударение на том, что на этот вопрос нет ответа. Поэтому, я просто перефразирую, перестраиваю его и кидаю обратно вам. Это не игра такая, потому что я не заинтересован, чтобы одержать над вами победу во взглядах. Здесь дело не в том, чтобы выдвигать какие-то мнения – конечно, у меня есть свои мнения на всё, начиная от болезни и кончая божественностью, но они так же бесполезны, как и любые другие.

Какой в точности ваш вопрос? Потому что ответ уже есть, мне не нужно его давать. И я обычно переделываю вопрос, перефразирую его таким образом, что вопрос становится для вас бессмысленным.

Понимание это состояние бытия, когда вопросов больше нет, нет никого, кто бы мог сказать " теперь я понимаю! " – и в этом основная трудность между нами. За счёт понимания того, о чём я говорю, вы ни к чему не придёте.

Вопрошающий сам создаёт ответ, он воплощается из ответа, в противном случае его нет.…. Вот всё, что для меня важно в таком диалоге: помочь вам сформулировать ваш вопрос. Попробуйте сформулировать вопрос, который можно назвать вашим.

Во-первых, сам вопрос препятствует прогрессу, а не отсутствие ответа. Вопрос это ключ. Если мы действительно поймём вопрос, мы получим желаемый ответ. Желаемый ответ это всегда убирание препятствия, которое представляет собой правильный вопрос. Вопрос, понятый правильно, является препятствием. Если нет, смотри пункт второй.

Во-вторых, найдите правильный вопрос. Он всегда только один. Где бы вы ни находились сейчас, означает, что здесь вы застряли, и есть единственный вопрос, который имеет значение – тот, который поможет вам сделать ещё один шаг дальше. Забудьте концепции и идеи, забудьте о прошлом и будущем, забудьте о человечестве и обществе, забудьте о боге и любви, забудьте об истине и духовности. Найдите этот единственный вопрос – тот самый вопрос, который эго не хочет, чтобы вы задавали. Направьте на него всё своё внимание. Только так возможен прогресс. Всё остальное ведёт к застою.

Чтобы двигаться вперёд, вы должны в точности знать, что является препятствием. Чем бы это ни было, на самом деле его не существует, у него нет реальности, нет субстанции. Это ваше собственное создание – прячущийся в закоулках вашего ума фантом, тёмный демон. Ваши препятствия это ваши демоны, а демоны обитают во тьме. Они живут и процветают в полумраке невежества, и убить демона можно лишь осветив его изо всей силы и мощи вашего сфокусированного внимания, пристально глядя на него. Разгони тьму светом, и ты увидишь сам, что никакого препятствия не существует, и никогда не существовало. Мы создаём своих демонов и питаем их. Чтобы пробудиться, мы должны убить их. В этом и состоит весь процесс – убил одного демона, сделал один шаг.

Повторил.

8. Прескверная штука.

Я оглядываюсь на свою жизнь, где я продирался
сквозь туман с лингвистами и кандидатами;
теперь у меня нет ни насмешек, ни аргументов –
я наблюдаю и жду.

– Уолт Уитмен –

Я сидел на палубе, наблюдая за кораблями в заливе в прорезиненный бинокль, который всегда был здесь для этих целей. Так сидел я и думал о своём, пока Кертис не напугал меня, подойдя совсем близко, и протягивая мне отчёт о моём рейтинге.

– Вас критикуют, – сказал он.

– Хотелось бы, – ответил я.

– Вам не нужно хотеть, – сказал он, – смотрите.

– Мне не нужно смотреть, – сказал я, – у меня есть ты.

– Ну, я посмотрел, и вот тут полно всякой критики на вас.

У него в руках было около двадцати распечатанных писем и любительских отзывов. Неплохо, принимая в расчёт, сколько я просил его просмотреть.

– Что за критика?

– Некоторые говорят, что вы высокомерны, – ответил он.

– Окей, это больно. Что ещё?

– Не знаю. Ну, знаете, критика.

– Знаю, это похоже на критику, но это не настоящая критика. Я бы хотел, чтобы критика была обоснованной. Я не имею в виду критику против центрального послания книги, которое неопровержимо – если истина с нами, кто может быть против нас, верно? – но я всегда надеялся на обратную связь, которая могла бы обнаружить пробелы в моём выражении данного предмета. Мы хорошо постарались, чтобы книга была, э, законченной, чтобы она не оставила неотвеченных вопросов, чтобы она была самостоятельной, и ей больше ничего не требовалось.

Кертис посмотрел на меня озадаченно.

– Помнишь, в первой книге говорится, что есть много вопросов, но не так много ответов?

– Да.

– Мы…

– Мы это кто? Как " Мы, император"?

– Многие люди прочли первую книгу до того, как она вышла в печать, выискивая недостатки, пробелы, упущения, логические ошибки.

– Окей.

– Мы хотели обеспечить присутствие этих немногих ответов в книге. Фактически, настоящая причина написания второй книги была в том, чтобы ответить на то, что у тебя в руках.

– На критику.

– Да, вроде того. На конструктивную критику. Мы надеялись, что если мы что-то упустили, забыли, не включили что-то важное, на это обратят внимание читатели и эта обратная связь с ними обеспечит основу для второй книги.

– Что вы и делаете.

– Вторую книгу? Да, но не ту, что мы планировали. Эта больше для развлечения – предоставляет различные перспективы, рассматривает стадии развития, описывает взгляд с необычной высоты. Говоря точнее, я думаю, она отразит разницу между двумя самыми распространёнными целями духовности: реализацией истины – просветлением, и человеческой зрелостью, что совсем другое, но что в действительности, я думаю, ищет большинство искателей. Вторая книга это не продолжение первой, понимаешь? Это не какой-то следующий уровень, или что-то подобное. Первая книга, как оказалось, сама по себе полна. Она стоит отдельно. Мы хорошо потрудились.

Он потряс распечатками.

– Тогда что всё это такое?

– Посмотри сам и выясни. Взгляни на это как адвокат или учёный. Посмотри сквозь эмоцию и попробуй обнаружить суть. Если кто-нибудь выдвинет веский аргумент, дай мне знать. Честное слово, для меня это было бы очень полезно.

– Некоторые говорят, что вы не просветлённый, потому что вы говорите " я", " я", " я" слишком много. Как будто у вас слишком большое эго.

Я улыбнулся.

– Ничто из этого не имеет никакого отношения ко мне. Здесь становится сложновато. Ты уверен, что хочешь это понять?

– Да.

Я указал на свободный стул, и он сел.

– Рассматривая группу людей, вообще-то любую группу, можно распределить индивидуумов по шкале привязанности к эго. На одном конце шкалы находятся те, кто полностью отождествляет себя с ложным " я", а на другом конце те, кто носит своё эго имперсонально, как свободную накидку. Улавливаешь? Те, кто в мире и принадлежат миру – с одной стороны, а те, кто в мире, но не принадлежат ему – с другой. Так как эта степень привязанности является единственной истинной мерой человеческого возраста, эта шкала может быть представлена в виде лет: скажем, от восьми до шестнадцати, понимаешь?

– Вроде, – сказал он. – Не совсем.

– Хорошо. Хорошо, что ты говоришь, что не понимаешь, когда не понимаешь. Мы продолжим, и ты поймёшь. То же самое с читателями духовной книги – их можно распределить по шкале привязанности к эго, которую, как мы говорим, точнее рассматривать как человеческий возраст. Такая книга, как " Прескверная штука", затронет более широкий круг читателей, чем для которого она действительно была бы полезной. Она говорит жёсткие вещи, очень взрослые. Она говорит, что нет истинной веры. Что гуру, медитации и духовные учения это незаметные хитрости, предназначенные для того, чтобы утешить внутреннего труса, а не выковать внутреннего героя. Поэтому " Прескверная штука" выглядит как духовная книга, но на самом деле это анти-духовная книга. Она выглядит так, как будто она для всех, но в реальности она лишь для немногих.

– Значит, когда говорят, что вы не можете быть просветлённым…

– Лично я? Ко мне это не имеет никакого отношения. Любой, кто пытается втянуть меня в это просто старается отвлечь себя от реального послания, послания для взрослых, послания о самоуничтожении. Это очень страшно. Если они говорят, что не верят, что я просветлённый, они и правы, и неправы. Они правы, потому что никто не просветлён. Я говорил об этом в первой книге – нет такой вещи как просветлённый человек, это непременное противоречие. И они неправы, потому что когда ты говоришь о просветлении, то я являюсь именно тем, о чём ты говоришь, знаешь ты об этом или нет, нравится тебе это или нет. Но они основывают свои утверждения на чём-то другом. Они, возможно, думают, что просветление это субъективная вещь, что-то, что существует во сне, или, может быть, они думают, что я, как автор, ожидаю их одобрения или подтверждения, как будто моя подлинность зависит от мнения читателей. Духовный рынок воспитывает подобную динамику покупатель-продавец, вместо строжайшего научного исследования, что намного больше соответствовало бы делу такой важности.

– Похоже на борьбу за популярность.

– Именно. Существует мнение, что мнение чего-то стоит. Гёте говорил, что никто так безнадёжно не порабощён, как тот, кто ошибочно думает, что свободен. Думаю, это применимо и здесь. Люди могут говорить, что они духовны, или что они хотят знать истину, или всё, что угодно, но в основном они просто хотят того же, что и любой другой относительно больших вопросов – просто достаточно для того, чтобы устроиться, чтобы продолжать жить свою жизнь, может быть, делать всё немного лучше, немного подняться в своих глазах. Вот, в общем-то, и всё. Когда дело касается религии и духовности, то чем ближе ты присматриваешься, тем туманнее всё становится, и, думаю, многим нравится просто вот так болтаться в тумане.

– То есть, таковы эти люди, – он поднял листки, – если они говорят, что вы не знаете, что означает духовное просветление?

– Это интересный вопрос: Что означает духовное просветление? Я думаю, что оно означает пробуждение – реализацию истины, постоянное пребывание в недвойственном сознании – но, полагаю, другие думают иначе. Есть только три возможных направления: человеческая зрелость, реализация истины и возвышенные состояния сознания. Истина абсолютна, нет больше ничего, и если кто-то говорит, что просветление не означает реализацию истины, то он принижает просветление, а не истину. Нет ничего больше истины, и всё, что меньше истины – ложь, и сказать, что просветление означает что-то другое, чем реализация истины, значит сказать, что оно находится внутри иллюзии, что не очень-то похоже на просветление. Понимаешь, о чём я?

– Немного, – он озадаченно потряс головой, – Похоже на то, что люди ищут чего-то, но сами не знают чего, да и на самом деле найти не хотят.

Я рассмеялся, потому что это именно то, на что это похоже.

– И это не сумасшествие? – спросил он.

– Как и большинство человеческих игр.

– То есть, если достаточное количество людей делают это…

– …то это уже не сумасшествие.

– И вы пишете эти книги, – продолжал он, – о том, что есть на самом деле, и как это найти для людей, которые в реальности этого не хотят.

– Ну, да, может быть. Думаю, некоторые, всё же, хотят, и, думаю, кому-нибудь, в любой части шкалы, может пригодиться хорошая карта.

– Всё это похоже на…

– Что?

– Чёрт-те что.

– Да, – согласился я, – очень похоже.

Меня также сбивают с толку эти вопросы, как и Кертиса. Кто чего хочет? Насколько сильно? Почему? Кто искренен? Кто просто балуется? Кто использует пробуждение для того, чтобы покрепче заснуть? Дуальность это дремучий лес, в котором многие мнимые искатели истины используют мачете проницательности в качестве кухонного ножа. Не зная, куда они хотят идти, если вообще хотят, они довольны там, где они сейчас. Боясь подлинности, они хватаются за подделку, выбирая слова и украшения в ущерб подлинному изменению, подпитывая иллюзию духовного прогресса пустыми практиками и бесполезным знанием, бегая на месте, чтобы создать ощущение движения. А ещё важнее, что они не причиняют эго никакого вреда, используя духовность, чтобы усилить, а не разрушить образ себя. Любой, кто может объективно взглянуть на вещи, придёт к выводу, как Гёте, что чем больше мы уверены в своей правоте, тем больше, вероятно, мы заблуждаемся. Крепче всего Майа держит тогда, когда мы думаем, что её хватка слаба. Говорят, что никто не совершенен, и это буквальный факт. Если хочешь стать совершенным, стань никем. Единственный способ освободиться из лап Майи это не дать ей ни за что ухватиться.

– В книге вы говорите, что не достигли лучшего положения, так? – спросил Кертис. ­– Это правда? То есть, вот прямо сейчас, вы и я в одинаковом положении?

– Конечно. Мы оба сидим здесь, ощущаем солнце и ветер. Я не где-то на вершине горы. А ты не низвергнут в глубины ада. Разве я выгляжу блаженным?

– Блаженным?

– Неестественно счастливым.

– Вы выглядите как все люди.

– Вот. Если и есть какая-то практическая разница, то ты в лучшем положении, чем я. У тебя впереди жизнь, полная взлётов и падений, а у меня – жизнь, полная, э, удовлетворённости.

– Но удовлетворённость это хорошо.

– Не совсем. Удовлетворённость это то, что находится по ту сторону забора. Когда она есть, забываешь, что в ней такого хорошего.

– Значит, это плохо?

– Видишь, там гамак висит?

– Да.

– Отличный гамак, верно? Раскачиваешься в гамаке. Лёгкий ветерок. Ничто тебя не заботит. Звучит неплохо, да?

­– Да, здорово.

– Это здорово в контрасте, но не как постоянное состояние. Может, полчаса в какой-нибудь воскресный денёк, но не как образ жизни. Понимаешь?

– Да. И у вас вот такая жизнь?

Я улыбнулся.

– Почти. Раскачиваться в гамаке с надвинутой на глаза шляпой и глупой улыбкой на лице – вот в основном моя жизнь.

– Звучит круто, чтобы жаловаться.

– Да, это так. Так вот, разница не в том, что у меня есть то, чего нет у тебя, а в том, что ты веришь во что-то, а я нет. Ты думаешь, это реально, а я даже не вижу этого. И поэтому, я вообще не помню об этом.

– И что это?

– Всё. Всё, во что ты веришь. Всё, в чём ты абсолютно уверен. Всё, за что бы ты поручился жизнью.

Кертис постучал по столу.

– Ручаюсь жизнью, что это настоящий стол.

– Отличный пример, – сказал я. – Мне даже не в голову не придёт, что этот стол может существовать в реальности. У меня нет даже отдалённо напоминающей мысли об этом. У меня нет контекста, в котором такая мысль могла бы существовать. Для меня реальность не реальна.

– Вы говорите, что стола нет?

– Я говорю, что нет вопроса о столе.

Он посмотрел на меня изучающе, пытаясь определить, действительно ли я думаю, что стол, о который мы оба облокачиваемся, не реален.

– Вы живёте в " Холодеке", – сказал он, имея в виду компьютерную реальность в Стар Трек. – И не только стол. Я? Океан? Всё?

Я дал ему подумать над этим. Он быстро сообразил.

– Компьютер, конец программы, – сказал он и выжидающе огляделся, но ничего не изменилось. – Да, окей, думаю, я понял всё это из книги, но, кажется, есть что-то глубже, есть что-то ещё, о чём вы не говорите.

Я был впечатлён.

– Именно. Очень хорошо. Это реальность, истина, но Джед МакКенна не может выразить её, а читатель ухватить. Вот почему я сказал в книге – иди и посмотри сам. Это единственный возможный ответ. Я знаю, это непонятно. Тот, кто знает, о чём он говорит, никогда не скажет, что это можно понять. Это иная парадигма. Джед МакКенна может прекрасно говорить о том, о чём нельзя говорить, но Джед не более реален, чем этот стол, и он может говорить лишь о том, чего нет, а не о том, что есть.

– Но что-то же есть, верно? То есть, ну, не ничто?

– Не знаю. Может быть, ничто это всё.

– То есть, ничто может быть чем-то?

– Ты что-то имеешь против ничто?

– Ну, это как-то, не знаю, маловато.

Я снова рассмеялся.

– Да, если бы ты заказал это в ресторане, думаю, ты сожалел бы об этом.

– Что вы имеете в виду?

– Я имею в виду, что то, о чём мы говорим, не может являться чьим-то желанием. Этого нельзя достичь, желая – но ненавидя и уничтожая его противоположность. Вот почему это процесс отрицания. Это может выглядеть как злость или ненависть, но это нечто большее. Понятно?

– Почти так же, как остальное.

– Да, вот такая это штука. Две разные парадигмы. Для теории это абсолютно бесполезно в отличие от практики, поэтому теоретики, наверное, будут весьма недовольны.

– И таковы примерно ваши читатели, духовное сообщество?

– Не совсем. Э-э, сообщество, как таковое, духовно ориентированных людей, довольно разнообразно. Не существует сплочённости, центральной доктрины, единой ведущей философии, которая бы их объединяла, кроме выхода из общего потока. Есть течения в буддистской и индуистской мысли, касающиеся этого, но они не подводят никакой реальной основы. Существует много метафизических учений, я всего и не знаю, много о стиле жизни, обо всех сортах целебных средств. Поэтому нельзя приписать единое определяющее качество духовной аудитории вне определённой независимости от мыслей – не отвергнув общие взгляды на религию, здоровье, образ жизни, на всё, я полагаю.

– Значит, эти люди, которые вам пишут, то есть, я не имею в виду, что это всё плохо, это в основном хорошо, действительно хорошо, но плохо то….

– Что некоторые говорят, что я не могу быть просветлённым, потому что говорю из перспективы эгоистического существа?

– Ну, они так не говорят…

– Именно об этом говорится в первой книге так хорошо, как только можно сказать. Это один из ответов, которые не упущены. Ты прочитал книгу, можешь ли ты сказать, что их возражения основаны на том, что ты прочёл?

Он задумался.

– Да, могу сказать, что это так.

– Верно. Вот что я имел в виду, когда говорил, что эта книга для взрослых. Это не просветление для ленивых, или просветление за тридцать дней, или что-то наподобие. Конечно, она попадает в руки людей, у которых сказочное представление о духовности, и эти люди будут реагировать враждебно, когда кто-то будет говорить им, что это серьёзное дело с почти абсолютными шансами не провал.

– Эта книга для взрослых.

– Да, для людей, которые могут встретиться с фактами, даже если это факт, что они не хотят встречаться с фактами.

– Но это не связано с возрастом?

– Нет. Истинный возраст отличается от годичного с самого рождения. Ты старше, чем я был в твоём возрасте.

– Правда? Сколько мне тогда лет, по-вашему?

– Не знаю, ребёнок ещё. Одиннадцать? Двенадцать?

– Двенадцать? – напрягся он, расширив глаза. – Мне восемнадцать! Я могу пойти на войну!

Я поднял руки.

– Расслабься, – сказал я, – вдохни поглубже. Не нужно злиться. Отпусти это чувство.

Он быстро оправился.

– Окей, теперь посмотри на это чувство, на чувство оскорблённости. Сделай шаг назад и наблюдай себя, свои процессы. Посмотри на свою реакцию на мои слова. Вот что есть у тебя в руках. У людей, писавших мне письма, была такая же реакция, как сейчас у тебя. Они во что-то верили, а веры содержат в себе эмоции. И люди принимают всё на свой счёт. Это обнажает их суть. Это задевает их " я". Здесь нужно обнаружить, что ты не тот, кто ты думаешь. И это людей немного раздражает.

– Так мне не одиннадцать или двенадцать? Вы это сейчас сказали?

– Не знаю. Давай распилим тебя пополам и посчитаем кольца.

Он вновь посмотрел на меня озадаченно.

9. Радикально здравомыслящий человек.

Человеческое безумие это небесный разум. Отбившись ото всего смертного разума, человек, наконец, приходит к той божественной мысли, которая для рассудка совершенно абсурдна и безумна; и в благости или в горе он становится непреклонным и безразличным, как его Бог.

– Герман Мелвилл, " Моби Дик" –

Мы с Мэри обедали вместе каждый воскресный вечер. Из-за несовпадения наших расписаний это было единственным временем, когда мы могли увидеться. Она всё время пропадала где-то в городе, или в Нью-Лондоне, или в Гротоне, а я всегда то там, то сям, либо сплю допоздна, поэтому мы решили назначить воскресный вечер для наших встреч. В пределах получасовой езды находились десятки чудесных ресторанов, поэтому мы всегда шли в новое место и сменяли друг друга в оплате счёта. Я всегда заказывал бифштекс и заканчивал морепродуктами. Сегодня мы были в одном из местных яхт-клубов. Мы сидели за столом на наружной палубе, с любопытством рассматривая гавань. Я расправлялся с лобстером, у неё было что-то типа тушёного флорентийского морского окуня. Как обычно, у меня на уме был " Моби Дик", и, думаю, Мэри была счастлива снова обсудить это с кем-то после стольких лет без Билла.

– Значит, ты понял, почему Ахаб преследовал кита? – спросила она меня, начиная разговор. – Это не месть?

– Нет, это не месть. Ахаб не преследовал кита.

– Ахаб не преследовал кита?

– Нет.

– Капитан Ахаб не охотился на Моби Дика?

– Не-а.

– Да, окей, довольно смелое заявление. За чем же он охотился?

– Не знаю. Он сам не знал. Это не имеет значения.

– Но это не Моби Дик?

– Нет, Моби Дик, это то, что ему мешало. Моби Дик это то, что необходимо уничтожить. Он лишь пытался пройти дальше. Моби Дик стоял на пути, поэтому Моби Дик ­– враг.

– И это одно из твоих прозрений об этой книге?

– Нет, это было совершенно ясно. Ахаб говорил, что Моби Дик это стена между ним и свободой. Вот почему кит белый – он как чистый экран, на который мы можем проецировать наши препятствия на пути к свободе. Первым из двух моих прозрений было то, что " Моби Дик" это одна из величайших духовных книг. Это не рассказ о китобойном промысле или о морском приключении, но захватывающий дух рассказ о духовном исследовании. Наверное, глупо пытаться оценивать подобные вещи, но с практической точки зрения могу сказать, что это самая точная карта духовной местности, когда-либо созданная, и поэтому, это самая полезная духовная книга, когда-либо написанная, и поэтому, это самая лучшая книга вообще. Или таковы мои рассуждения.

Мэри склонила голову и улыбнулась в тихом смущении. Она перестала жевать, подняла салфетку, чтобы прикоснуться к губам, отхлебнула немного вина и несколько минут сидела молча, прежде чем заговорить.

– Джед, не знаю, знаешь ли ты об этом, или нет, и, может быть, тебе так не кажется, но я думаю, очень возможно, что ты написал лучшую духовную книгу, из когда-либо написанных.

Она подняла руку, не давая мне перебить себя.

– Пожалуйста, я не просто так это говорю. Знаю, тебе всё равно, и сомневаюсь, что её когда-нибудь признают таковой, но я не считаю это даже делом чьего-либо мнения. Не думаю, что любой разумный человек, который смог бы объективно взглянуть на неё, скажет иначе. Твоя книга это самое лучшее объяснение самой высокой материи. Вот прямо так: самое лучшее объяснение самой высокой материи. Я не какой-нибудь духовно продвинутый ньюэйджевец, и не думаю, что когда-либо совершу то путешествие, которое совершил ты – не в этой жизни, по крайней мере – но благодаря тебе я поняла, действительно, впервые в своей жизни, сама, не заимствуя ни у кого, что происходит в реальности, чем является жизнь, и чем она не является.

Она сделала паузу, и я заметил, что она становится слегка возбуждённой.

– Я действительно думаю, что не может быть книги лучше твоей. Окей, извини, больше не буду. Значит, ты говоришь, что Моби Дик это великая духовная книга. Допускаю, что я несколько скептична, но я знаю, что ты просто так ничего не говоришь, и знаю, что ты не будешь заставлять меня поверить во что-то, поэтому я очень заинтригована. Но искренне сомневаюсь, что тебе удастся убедить меня в том, что " Моби Дик" это величайшая из книг, духовных или каких-либо ещё, когда-либо написанных. Для меня это место занято.

Я занялся лобстером. Несколько минут мы ели молча, прежде чем она продолжила разговор.

– Итак, " Моби Дик". Ты видишь там что-то, чего никто больше не видит?

– Насколько я могу судить, да, – сказал я. – Есть ключ, открывающий " Моби Дика". Когда у тебя есть ключ, он становится совершенно другой книгой. Действительно великой и важной книгой.

– Многие думают, что это и так великая и важная книга.

– Да, могу себе представить. В сегодняшней интерпретации это скорее неудачная книга. Меня не удивляет, что вначале книга не имела успеха, и Мелвилл умер в безвестности. Скорее меня удивляет то, что эта книга смогла возродиться. Она чудесна во многих аспектах, но терпит неудачу на высшем уровне, поэтому, – я пожал плечами, – что ещё остаётся?

– Мне кажется, я понимаю, о чём ты говоришь. Определённо не существует удовлетворительного объяснения мономании Ахаба, которая, похоже, является центральной темой книги.

– Да, я провёл последние несколько недель, просматривая комментарии к " Моби Дику". Я просмотрел всё в твоём доме, был в местных библиотеках и в городе, искал в интернете, где только можно. Я прочёл – ну, пробежал глазами – точки зрения, касающиеся " Моби Дика", из всех возможных перспектив, и ни одна из них не признаёт того факта, что все они восхищаются неверным уравнением – уравнением, которое не сходится. Это кажется странным, но факт остаётся фактом: " Моби Дик" приобретает смысл, только будучи верно интерпретирован, а насколько я смог выяснить, никто до сих пор этого не сделал. В общепринятой интерпретации, это печальная патетическая история о невротическом безумце, который уничтожает всё и вся в области своего влияния по необоснованным причинам – ради мести бессловесной твари, как сказал Старбок, которая покарала его из слепого инстинкта. Интересно отметить, что в течении ста пятидесяти лет читатели не смогли понять Мелвилла лучше, чем Страбок понимал Ахаба. Многие обозреватели пытались выжать сколь-нибудь великого смысла из книги, словно они знали, что это великое произведение классики и значит, уравнение должно сходиться, но оно не сходилось. Явно не сходилось. Король был голым. Некоторые критики говорят, что это история о Человеке, сражающимся с Судьбой или Богом, потому что это самые большие вещи, у которых есть названия. Современным эквивалентом их версии трагического героя Ахаба был бы мужик, который зашёл в кафе и застрелил тридцать человек из-за царапины на его машине. Вот Ахаб. Говорить, что " Моби Дик" великая книга в соответствии с таким взглядом, так же нелепо, как защищать того стрелка из кафе, возвышая его до какого-то великого мистического измерения. Это абсурд.

Это было определённо многовато для её восприятия; она была слишком проницательна, чтобы не увидеть своё имя в списке моей обвинительной речи.

– И однако, ты говоришь, что это великая книга.

– О, да, за пределами чисто литературного величия. Вот что я говорю. Это было одним из самых больших удовольствий в моей жизни – открыть эту книгу и её автора.

– Ну, не заставляй меня ждать. Что такого ты увидел, что пропустили все остальные? Что это за ключ, который открывает " Моби Дика" и превращает его в совершенно другую книгу?

– Капитан Ахаб был в здравом уме. В более здравом, чем обычно. Радикально здравом.

Несколько мгновений она пристально смотрела на меня, чтобы понять, серьёзно ли я говорю. Наконец, она медленно заговорила.

– Я никогда не слышала правдоподобных аргументов в пользу здравомыслия Ахаба. Некоторые пытались, но это всегда было похоже на квадратную затычку в круглой дырке. Не могу себе представить интерпретацию, где капитана Ахаба можно воспринять как здравомыслящего человека.

– Знаю, – ответил я, – но я могу. Я абсолютно чётко это вижу. " Моби Дик" это как открытка, посланная нам Мелвиллом. До сих пор все полагали, что это игра его воображения, выдуманное место, но это не так. Это реальное изображение реального места, и я узнаю его, потому что был там.

Мэри молча слушала меня. Она начинала немного волноваться. Книга Мелвилла, с которой она так долго была прекрасно знакома, которая была значительной частью её жизни, очень близкой её сердцу, начинала выглядеть не такой уж знакомой, возможно, даже немного враждебной.

– Герман Мелвилл составил карту, – продолжал я, – запредельного, о чём никто и подозревать не мог. Это совсем не то, что думают, это даже близко не похоже на то, что думают.

Мы с дочерью Мэри вместе ходили в школу танцев в те времена, когда ещё оставляли зубы под подушкой. Мы носили белые перчатки. Она была первой девочкой, которой я кланялся, а я был первым мальчиком, которому она делала реверанс. Мэри тогда назвала меня своим красавчиком. Теперь её красавчик вырос во что-то непонятное и, может быть, не такое красивое, которое сидело напротив неё прекрасным вечером, созерцая яхты в порту, и рассказывало ей о том, что она никогда не видела того, на что она наиболее пристально смотрела; что даже сейчас, когда её дети выросли, муж давно умер, а жизнь подходит к завершению, её путешествие может только начинаться. Она волновалась не оттого, что чувствовала начало чего-то нового, но скорее из-за того, что обычно предшествует началу. Жизненные циклы не совпадают с циклами тела. Это может стать абсолютно новым миром, абсолютно новой жизнью в любом возрасте, но перед тем, как принять новое, мы должны отпустить старое.

10. Кем бы ты ни был, обнимающий меня.
Уолт Уитмен

Кем бы ты ни был, обнимающий меня,
всё бесполезно без одной вещи.
Честно предупреждаю тебя, прежде чем ты увлечёшь меня дальше –
я не тот, кто ты думаешь, но совсем другой.

Кто мог бы стать моим последователем?
Кто смог бы назвать себя кандидатом на мою любовь?

Этот путь покрыт мраком –
результат неопределён, возможно разрушителен;
Тебе придётся оставить всё остальное –
лишь я должен быть твоим Богом, единственным и непреложным.
И даже тогда твоё послушание будет долгим и изнурительным,
вся прошлая теория твоей жизни и всё сходство
с жизнями вокруг должно быть отброшено.
Так отпусти меня сейчас, не доставляй себе лишних хлопот –
сними руку с моего плеча,
оставь меня и иди своей дорогой.

Или где-то украдкой в лесу попытайся,
или на гребне скалы, на открытом воздухе
(ведь я не могу появиться в комнате под крышей какого-то дома,
и ни в одной компании,
и в библиотеках я лежу немой, тупой, либо не рождённый, либо мёртвый),
но, быть может, на высоком холме –
сперва проверь хорошенько, нет ли кого на много миль вокруг –
я появлюсь вдруг,
Или, быть может, на плывущем корабле, или на берегу моря,
или на каком-то тихом острове,
и позволю тебе прикоснуться своими губами к моим
долгим поцелуем верного товарища,
или жениха,
ибо я твой жених, я твой товарищ.

Или, если захочешь, я проберусь под твои одежды,
где смогу почувствовать биение твоего сердца,
или прильнуть к твоему бедру.
Унеси меня с собой, когда отправишься в путь по земле иль по морю,
ведь для меня достаточно – лучше всего – просто прикасаться к тебе,
и вот так, прикасаясь к тебе, я тихо усну
и унесусь в вечность.

Но эти строки – обман, ты рискуешь быть обманутым,
ты никогда не поймёшь их, не поймёшь меня,
сперва они ускользнут от тебя, потом ещё больше –
и, уж конечно, я ускользну от тебя,
даже когда ты будешь уверен,
что непременно поймал меня, смотри!
Ты увидишь, как я уже вырвался из твоих рук.

Я не для того занимался тем, что писал эту книгу,
чтобы читая её, ты смог всё понять,
Ведь не тот лучше всего знает меня, кто восхищается мной
и хвастливо меня превозносит,
И кандидаты на мою любовь (или очень немногие из них)
не становятся победителями,
И мои поэмы делают не только добро –
они делают столько же зла, а может, и больше,
Потому что всё бесполезно без того, что ты много раз
мог угадать, но так и не угадал – того, на что я намекал.

Поэтому отпусти меня, и иди своей дорогой.