Завершение

Перевод В. Левика

Ubi defuit orbis [446].

I

Так — я перелистал историю народов!

Все есть в той книге — скорбь, величье, блеск походов.

И дух мой трепетал при смене царств и лет,

Когда скрывала тьма мужей великих лица,

Гремя, откидывалась медная страница

И век злодеев шел вослед.

Теперь ту книгу мы закроем — не пора ли!

В надежде пламенной мы сфинкса вопрошали —

Немое чудище в личине божества,

Но разве разрешит его загадку лира?

Лишь кровью и огнем он в летописи мира

Заносит темные слова.

II

И кто поймет их смысл? Искатель правды смелый,

Усни, усни, поэт, над лирой онемелой!

К чему нести на торг заветной думы плод?

Зачем ты пел, скажи, то гневно, то уныло?..

Пытливой мысли нужно было

В движенье увидать народ.

Дух революции я вызвал беспокойный?

Но хаос надобен, чтоб мир воздвигнуть стройный,

Я слышал некий глас в безмолвии ночном,

И я воззвал к толпе, чтобы могучим словом

Век отошедший с веком новым

Соединить одним звеном.

Народ внимающий необходим поэту —

Он должен жечь сердца, будить, вести их к свету,

Он должен видеть мир бескрайный пред собой,

Он к небу воспарил, раскрыв крыла впервые,

И что ж — он как в родной стихии

Над бездной моря голубой!

Он мощь обрел свою. Взмахнув крылом могучим,

То волн коснется он, то унесется к тучам,

В любой предел стремит безудержный полет.

Он в вихре кружится, как буря, чужд покою,

Ногою став на смерч, рукою

Поддерживая небосвод!

26 мая 1828 г.

ФЕЯ

Перевод Э. Линецкой

И королева Маб ко мне явилась тенью.

Когда мы спим, она низводит к нам виденья.

Эм. Дешан. «Ромео и Джульетта»

Будь то Урганда иль Моргана, —

Но я люблю, когда во сне,

Вся из прозрачного тумана,

Склоняет фея стебель стана

Ко мне в полночной тишине.

Под лютни рокот соловьиный

Она поет мне песни те,

Что встарь сложили паладины, —

И я вас вижу, исполины,

В могучей вашей красоте.

Она за все, что есть святого,

Велит сражаться до конца,

Велит сжимать в руке суровой

Меч рыцаря, к боям готовый,

И арфу звучную певца.

В глуши, где я брожу часами,

Она, мой вездесущий друг,

Своими нежными руками

Луч света превращает в пламя

И в голос превращает звук.

Она, укрывшись в речке горной,

О чем-то шепчет мне тайком,

И белый аист, ей покорный,

Со шпиля колокольни черной

Меня приветствует крылом.

Она у печки раскаленной

Сидит со мною в поздний час,

Когда на нас из тьмы бездонной

Глядит, мигая утомленно,

Звезды зеленоватый глаз.

Влечет видений хороводы,

Когда блуждаю меж руин,

И эхо сотрясает своды,

Как будто там грохочут воды,

Подобные волнам стремнин.

Когда в ночи томят заботы,

Она, незрима и легка,

Приносит мне покой дремоты,

И слышу я то шум охоты,

То зов далекого рожка.

Будь то Урганда иль Моргана,

Но я люблю, когда во сне,

Вся из прозрачного тумана,

Склоняет фея стебель стана

Ко мне в полночной тишине.

СИЛЬФ

Перевод И. Озеровой

Гроза обрушилась, шутя,

На беззащитное дитя.

— Откройте, — крикнул он, — я голый!

Лафонтен. «Подражание Анакреону»

«Ты, что жадному взору в окне освещенном

Вдруг предстала сильфидой в смирении скромном,

Отвори мне! Темнеет, я страхом объят!

Бледных призраков полночь ведет небосклоном,

Дарит душам покойников странный наряд!

Дева! Я не из тех пилигримов печальных,

Что рассказы заводят о странствиях дальних,

Не из тех паладинов, опасных для дев,

Чей воинственный клич откликается в спальнях,

Будит слуг и пажей, благодарность презрев.

Нет копья у меня или палицы быстрой,

Нет волос смоляных, бороды серебристой,

Скромных четок, меча всемогущего нет.

Если дуну отважно я в рог богатырский,

Только шепот игривый раздастся в ответ.

Я лишь маленький сильф, я дитя мирозданья,

Сын весны, первозданного утра сиянье,

Я огонь в очаге, если вьюга метет,

Дух рассветной росы, поцелуй расставанья

И невидимый житель прозрачных высот.

Нынче вечером двое счастливых шептали

О любви, о горенье, о вечном начале.

Я услышал взволнованный их разговор,

Их объятья мне накрепко крылья связали,

Ночь пришла — а свободы все нет до сих пор.

Слишком поздно! Уже моя роза закрылась!

Сыну дня окажи ты великую милость —

Дай до завтра в постели твоей отдохнуть!

Я не буду шуметь, чтобы ты не смутилась,

Много места не надо — подвинься чуть-чуть.

Мои братья уходят в цветущие чащи,

Открывают им лилии сладкие чаши,

Травы в чистой росе, как в вечерних слезах.

Но куда же бежать мне? Дыханье все чаще:

Ни цветов на лугах, ни лучей в небесах!

Умоляю, услышь! Ночи темные эти

Ловят маленьких сильфов в незримые сети,

К белым призракам, к черным виденьям влекут…

Сколько сов обитает в гробницах на свете!

Сколько ястребов з а мки в ночи стерегут!

Близок час, когда все мертвецы в исступленье

Пляшут в немощной ночи при лунном свеченье.

Безобразный вампир, полуночный кошмар,

Раздвигает бестрепетной дланью каменья

И могиле приносит могильщика в дар.

Скоро карлик, весь черный от дыма и пепла,

Снова спустится в бездну бездонного пекла,

Огонек промелькнет над стеной камыша,

И сольются, чтоб в страхе природа ослепла,

Саламандры огонь и Ундины душа[447].

Ну, а если мертвец, чтоб от скуки отвлечься,

Средь костей побелевших велит мне улечься?!

Иль, над страхом смеясь, остановит спирит,

Мне прикажет от мирных полетов отречься,

В тайной башне мечты и порывы смирит?!

Так открой же окно мне, покуда не поздно,

Не вели мне отыскивать старые гнезда

И вторжением ящериц мирных смущать!

Ну, открой же! Глаза у меня, словно звезды,

И признанья умею я нежно шептать.

Я красив! Если б ты хоть разок поглядела,

Как трепещет крыло мое хрупко и смело!

Я, как лилия, бел, я прозрачнее слез!

Из-за ласки моей и лучистого тела

Даже ссоры бывают порою у роз!

Я хочу, чтоб сказало тебе сновиденье

(Это знает сильфида), что тщетны сравненья:

Безобразна колибри, убог мотылек,

Когда я, как король, облетаю владенья, —

Из дворца во дворец и с цветка на цветок.

Как мне холодно! Тщетно молю о тепле я…

Если б мог за ночлег предложить, не жалея,

Я тебе мой цветок и росинку мою!

Нет, мне смерть суждена. Я богатств не имею, —

Их у солнца беру и ему отдаю.

Но укрою тебя я во сне небывалом

Шарфом ангела, феи лесной покрывалом,

Ночь твою освещу обаянием дня.

Будет сон этот нового счастья началом,

От молитвы к любви твою душу маня.

Но напрасно стекло мои вздохи туманят…

Ты боишься, что зов мой коварно обманет,

Что укрылся поклонник за ложью речей?!

Разве слабый обманывать слабого станет?

Я прозрачен, но тени пугаюсь своей!»

Он рыдал. И тогда заскрипели засовы,

Нежный шепот ответил нездешнему зову.

На балконе готическом дама видна…

Мы не знаем, кого удостоила крова, —

Сильфу или мужчине открыла она!