Часть 2 14 страница

Не знаю, что со мной случилось в тот миг. Я хотел ответить очень вежливым и сухим отказом на его преувеличенно восхвалительное восточное приветствие. Хотел выразить даже возмущение его навязчивым и наглым залезанием в мою внутреннюю жизнь и... вместо всего этого, еще раз поклонившись, ответил согласием. Этим я очень обидел моего близкого друга, в семье которого я обещал провести вечер и где звали гостей “на меня”.

Черные глаза незнакомца, точно пара мышей, бегали по мне, рот его улыбался, а глаза искали, беспокоили, приказывали. Моя знакомая взяла меня под руку, и мы, провожаемые снова аплодисментами, спустились вниз, сели в прекрасную коляску моего нового приятеля и покатили по шумным улицам города.

“Вы не удивляйтесь, я ведь маг очень высокой степени и потому легко читаю мысли людей. Если у вас есть затаенные и невыполнимые для вас желания, я могу привести все и всех к вашим ногам”.

Слишком долго было бы рассказывать вам историю трех лет моей жизни. Скажу кратко. Как только я вошел в его дом — нечто вроде восточного музея, безвкусного, провинциального, пошлого, — я перестал существовать как Грегор. Я стал тенью, отражением этого человека, завладевшего моей волей и мыслями. Он обучал меня магии, которая оказалась черной, показывал мне всевозможные чудеса, и... образ И. исчез из моей памяти, как будто я его никогда и не знал. Если когда-то у меня были порывы служить людям красотой, то теперь я жил только одними мыслями о наживе, жаждой роскоши и славы. Женщина, прежде не любимая мною, была моей женой и всячески помогала своему другу завязывать веревки на моем мешке страстей. Слава моя все возрастала. Спрос на мои картины был огромен, но характер их резко изменился. Они были отражением земли, страсти которой горели в них соблазнительными огнями, выставляя пороки, приглаженные добродетелью. Вероятно, не одна душа была соблазнена мною в тот период. Мой новый покровитель помогал мне вкладывать в мои творения бесовскую силу красок и выражений. Короче говоря, он оказался тем темным оккультистом, которых на Востоке называют “дукпа”.

Я катился все ниже, в полном забвении небес, чистоты и доброты. Все прежние друзья отшатнулись от меня, один Василион остался мне верен, и я тянул его за собой.

Время шло, и однажды дукпа объявил мне, что вскоре состоится собрание их ордена и что я буду принят и посвящен в его члены. Тут жена моя заболела, дукпа должен был уехать по делам своего ордена. Считая меня прочной жертвой своей воли, он решился уехать, и я один отправился на выставку проследить за установкой моих новых картин. Погода была прекрасная, я велел кучеру ехать одному к выставке, сам же решил пройтись пешком.

Выйдя на мост чудесной широкой реки, я залюбовался блеском солнца, игрой воды, отражением в ней облаков и зелени и вдруг отдал себе отчет, что несколько лет я не видел солнца, природы, неба. Мысли, точно облака, помчались бурно одна за другой. Я стоял, ошеломленный этим открытием, не понимая, что такое сталось с моей жизнью, где я, как вдруг подле меня выросла дивная фигура И.

Не смею передать вам всего того, что было мне им сказано. Но все, что я мог сказать, было: “Спасите меня”.

Благословенное сердце не отвергло меня. И. открыл мне глаза, над какой пропастью я стоял и куда вел за собой Василиона...

Через два часа, в числе еще десяти человек, мы ехали на пароходе на Восток...»

— Но вижу, что вы все также недоумеваете, какая же связь между рассказанной мною вам жизнью и вами. Очень, очень глубокая, Левушка. В последнем разговоре, который вел со мной И. уже здесь в Общине, куда он привез нас после некоторого периода жизни на родине, то есть в оазисе Дартана, потому что мы с Василионом родились и выросли там, он мне сказал: «Не думай, друг, что преданность и самоотверженность, а главное, цельная верность и служение Истине приходят к человеку с годами. Когда ты настолько освободишь свой дух, что перестанешь думать о себе и сможешь видеть окружающих тебя людей такими, как они существуют в действительности, то есть кусками Истины, ты убедишься, что Истина может быть открыта совершенно юной форме, без всяких непременно существующих условий земного бытия. Ты увидишь и убедишься, что древний дух, много потрудившийся для своего освобождения, может быть включен в совершенно юную форму. Ты поймешь, что от ума служить идее нельзя, что надо достичь простоты в своем обращении с людьми. Простота откроет сердце для уважения каждого встречного в его точке эволюции, а уважение к ней раскроет сердце к простой доброте, и ты сам легко постигнешь, что только верность, цельная до конца, приводит человека к гармонии ума и сердца. В первый же раз, как ты увидишь эти три истины в человеке, ты прочтешь и первое ученическое правило: будь готов. Ибо в тот миг ты сам будешь готов к труду Светлого Братства, ты сможешь выполнять его задачи в широком мире». Первый человек, Левушка, в котором я прочел и постиг мои три истины, были вы. Теперь вы понимаете, как я тронут и благодарен вам, первому человеку, на котором я осознал, что вижу, что могу жить свободным, что буду творить на благо и пользу людей. Я счастлив. Мне хочется обнять весь мир и прежде всего вас.

Грегор ласково обнял меня. Нечего и говорить, какой радостью дышало мое ответное объятие.

Едва окончился наш разговор, как широкие двери трапезной открылись и в них показались: И., Ясса, Раданда впереди, Зейхед, Ольденкотт и еще много незнакомых мне людей за ними, а в самом конце, к моему удивлению и огромной радости, я увидел Наталью Владимировну, Бронского и всех остальных ее питомцев сегодняшнего дня. Слава с несколькими молодыми братьями замыкали шествие.

Как обычно, И. сел за стол Раданды, рядом с ним по другую сторону настоятеля сел Ясса. И., оглядывая зал, несколько задержал свой взгляд на нас с Грегором, улыбнулся и поманил нас к себе. Он приказал мне занять место подле себя, Грегор сел рядом со мной. Когда все заняли указанные им места, я очутился напротив Натальи Владимировны, Ольденкотт и Бронский сидели рядом с ней. Мне показалось, что лицо Андреевой печально, что она чем-то расстроена и недовольна. Это было странно, сердце мое так ликовало за Яссу, за всех собравшихся здесь людей, достигших новой ступени в своем освобождении, я никак не мог понять, как можно сосредоточить внимание на себе и быть не в духе. Но мне не пришлось размышлять о моей дорогой подруге, так как Раданда, сделавший братьям знак подавать кушанья, встал и обратился к присутствующим:

— Привет вам, дорогие друзья мои. Сегодня великий день жизни почти для всех, кто здесь присутствует. Мир, великий мир сердца, радость как напутствие в дальнейший путь — вот что должен испытывать всякий человек сегодня здесь, провожая своих близких в далекий путь нового служения людям. Все, кто еще не смог в эту минуту настроить свой дух на высокий путь мысли о помощи и благословении уходящим отсюда братьям и сестрам, переключите свои мысли, забудьте лично о себе и думайте только о том, чтобы не нарушить общей гармонии токами своей колючей ауры. Проходя день, человек больше всего должен думать, как пронести в себе наибольшее количество мира в дела и встречи. Мир, который проливает одна душа другой, — это тот клей, который стягивает раны раздражения, согревающий компресс к синякам бушующих страстей и бальзам на огорченную душу собеседника. Никогда не забывайте, что вся ваша деятельность, как бы высока она ни была, будет в большинстве случаев трудна нашим встречным, если вы сами будете в бунте и разладе. Наиценнейший труд не будет доступен массам, если выбросивший его в мир труженик был одержим постоянной ломкой в своем самообладании. Его труд, даже гениальный, останется достоянием немногих, так как продвинуть великую или мелкую идею в массу народа может только тот, чьи силы живут в устойчивом равновесии. Все, уходящие отсюда или остающиеся здесь, установите в себе теперь полное спокойствие, чтобы проведенные здесь минуты были минутами служения Истине, а не только мыслями «о» служении Ей.

Раданда сел. В тишине зала можно было различить даже дыхание отдельных людей. Братья-подавальщики сменили второе блюдо. Я взглянул на лица людей, сидевших напротив меня, и был поражен, насколько разными были их выражения. Неизменно доброе лицо Ольденкотта сейчас казалось мне вырезанным из камня, так оно было спокойно, решительно, точно раз и навсегда данная клятва, которую никто, ничто и нигде не может поколебать. Андреева, щеки которой были багровы, глаза метали молнии, делала над собой нечеловеческие усилия, чтобы привести себя в равновесие. Зная ее доброту и огромную доброжелательность к людям в серьезные моменты, помня, как она говорила мне на крылечке о вновь найденной примиренности, я диву давался и не мог понять, что привело ее в такое возбуждение. Переведя взгляд на Бронского, я удивился не менее. Артист, казалось, не существовал в эту минуту здесь, или, вернее, все окружающие не существовали для него. Глаза были устремлены куда-то вдаль, минуя всех сидевших вокруг. Фигура? Вытянутая, напряженная. Приподнятая вверх голова, точно он слушал нечто вне комнаты такое значительное и прекрасное, от чего не мог оторваться. Я понял, что его захва-

тил высокий экстаз, что о нем мне думать нечего, что он и Ольденкотт каждый по-своему несут Истину в себе и служат Ей всецело как умеют и могут.

Я вернулся к Андреевой. Посылая ей самую глубокую любовь, я тихонько коснулся цветка Великой Матери, моля Ее пролить мир моей чудесной сестре, похожей скорее на глубочайшее море, чем на земную плоть.

Я ощутил легкий электрический ток, шедший от И. мимо меня, и увидел, как огромное количество рубиновых звездочек летело от него через стол к ауре Натальи Владимировны и мелькало вокруг ее головы и беспокойно двигавшихся рук. Почти мгновенно руки ее успокоились. Еще через мгновение краска отлила от щек, искры огромных глаз превратились в мягкие и ласковые лучи, и наконец на устах мелькнуло нечто вроде улыбки. Она посмотрела на И., глубоко вздохнула и благодарно — смиренно благодарно — склонила голову в сторону И.

В зале стояла все та же тишина. Только откуда-то издалека — казалось, из очень большой дали — доносилось стройное, прекрасное пение. Точно большой хор, необыкновенный и неземной, пел Гимн Жизни...

Спустя несколько мгновений, как проникло в тишину зала это пение, И. Встал, поднял руки вверх, как бы призывая высшие Силы благословить всех собравшихся, затем перекрестил всех широким крестом и заговорил.

Боже мой, как много раз слышал я уже речи И. При каких самых разнообразных обстоятельствах я видел его чудесное лицо, и никак не мог привыкнуть к этой красоте, к этой мелодии чудесного голоса и положительно божественной гармонии всего его существа. Всегда поражали меня его речи, но на этот раз его слова пролили особенное успокоение и мир в мое сердце, жаждавшее приобщиться к труду моего дорогого Учителя и друга, снисходительнейшего из наставников.

— Дорогие мои братья, дети, сотрудники и друзья. Не в первый раз я встречаю многих из вас на своем пути. Большая часть из присутствующих здесь сегодня связана лично со мной старинными кармами. Другие из присутствующих связаны не менее крепко с иными членами Светлого Братства, и это не имеет особого значения. Поскольку человек связан с одним членом Братства, он связан со всеми его членами. Ибо в Светлом Братстве нет условностей, оно живет и действует только на основах Реального, основах Вечного. В эту минуту, великую минуту жизни каждого из здесь присутствующих, я приветствую вас от имени всего Светлого Братства как его младших братьев и верных сотрудников в общем деле Великой Любви. Вы раскрепостились от целой тучи предрассудков и тем самым освободили себя для труда в широком мире как утвердившиеся в верности служению единой цели — благу людей. Вы поедете в Америку, в ту Общину, что сейчас организует один из величайших наших Братьев, Великий Учитель Флорентиец. Вы станете ему радостными помощниками, столпами духовного и физического труда, вы внесете в новую Общину все то, чего достигли и чему научились здесь. Что для вас, друзья, теперь представляют из себя люди? Что для вас Земля? Имеет ли значение тот или иной кусок Земли, где вы будете служить людям? Люди для вас — части Единой Жизни. Земля для вас — путь вечный, короткий этап той же Единой Жизни благословенный этап труда в тех собственных условиях, которые каждый сам для себя создал своими предшествовавшими существованиями. Не все доходят в своем пути Земли до такого состояния освобожденности, чтобы относиться отрешенно, без пут личного к месту, времени и окружению. Вы же дошли. Вы стали путями Светлому Братству. Вы можете нести его задачи, можете быть передаточными

точками Огня творчества для счастья людей. Каковы же ваши ближайшие задачи? Кончается ли ваш труд над собой, над неустанным повышением ваших духовных достижений только потому, что вы стали станками — Божьими арфами, на которых могут играть, то есть трудиться высокодуховные существа? Подумайте сами. Есть ли предел человеку в развитии какого-либо творчества? Кончается ли когда-нибудь работа гениального артиста над собой? Чем выше он поднимается в работе над собой, тем шире его влияние в этой роли, влияние, для которого он готовит свое рабочее место, свой творящий дух. Также и вы. Чем выше ваше самообладание, честь, чистота и любовь, тем полезнее вы в своем служении самоотверженным труженикам Светлого Братства. Чем выше ваша верность, чем яснее в вашем сознании, что для вас нет ни похвал, ни наград, что вы сжигаете этот мусор условностей на огне Вечного, тем шире та помощь, которую могут Светлые Братья проносить Земле через вас. Мужайтесь. Вы все, конечно, из плоти и крови, но вы же и из

духа и Света. Не всегда ауры ваши могут быть устойчиво непоколебимы под давлением ударов встречных аур, вам враждебных. И такие встречи в кипучей суете жизни, куда вы идете, для вас неизбежны. Но не теряйте мужества и самообладания именно в эти минуты. Не допускайте раздражения в сердце. Охраняйте мысли, памятуя, что никто из вас не один, что он идет вместе с миллионами самоотверженных тружеников двух миров, посылающих вам ежеминутную помощь. Умейте только ее подбирать. Не огорчайтесь, если будете сталкиваться с узкими религиозниками, с грубыми сектантами, не видящими во встречном человека, если он не в их форме чтит Бога. Старайтесь в этих случаях своим примером показать, что безразлична, а чаще и не нужна религия для тех, кто чтит Истину, Ей служит и Ей поклоняется в живом человеке. В новом месте вы встретите величайшего из Учителей, обаятельнейшего и милосерднейшего из великих руководителей земного человечества. Вы, тоскующие сейчас, что вам надо покинуть место, где вы нашли в себе силы войти в вибрации Гармонии, осознайте, что не место помогло вам их найти, а сила Жизни, развернувшаяся в вас; Ее аспекты подняли вас на тот уровень, где живут волны этих вибраций. Поднявшись духом к этому уровню, вы стали способны слышать эти вибрации, чувствовать их сердцем, а потому вы и вошли в Гармонию. Можете ли вы потерять обретенную в себе силу только потому, что перемените место?

Сила человека может быть потеряна потому, что та или иная страсть, от которой он считал себя освобожденным, на самом деле оказалась живой и при первом же удобном случае дала о себе знать. Как оживающая змея, она подняла свою ядовитую голову и нарушила вашу гармонию. На что надо вам устремлять внимание в вашей новой жизни? Что надо ставить себе задачей дня? Если ваше окружение — Сама Движущаяся Жизнь, то и вы сами — Она. Устремляйте внимание не на то, кто и что делает, но как вы сами на все реагируете. Под мудрым и милосердным руководством Учителя Флорентийца вы еще легче и проще поймете свой урок земли. Поезжайте радостно, легко, весело. Запомните, как Раданда учил вас начинать всякое дело только тогда, когда вы радостно настроены. Сохраните это правило и в вашей новой жизни, и да будут дни ваши легкими вам и радостными для всех вас окружающих. Идите с миром отсюда и внесите его в каждое новое дело и встречу.

И. снова перекрестил всех широким крестом, и в трапезной точно свет вспыхивал каждый раз, как он поднимал руку.

В благоговейной тишине люди стали выходить из зала. Каждый подходил к Раданде, низко ему кланялся, и почти каждый выражал ему свою благодарность одинаковыми словами:

— Благослови, отец, своей любовью в дальний путь. Тебе я обязан своим возрождением. Благодарю тебя за доброту и заботы. Я здесь понял, что такое доброта, любовь, радость. Твой образ поможет мне и дальше, не забывай меня, отец.

Раданда каждого нежно обнимал и отвечал:

— Унеси в сердце верность и утверди ее во встречных. Будь благословен. Сердце мое тебя не забудет вовеки.

Кланяясь И., почти все говорили:

— Ты меня спас. Будь благословен, Учитель. Хочу отслужить тебе.

И. отвечал всем:

— Ты путь, и я путь. Нет ни спасающих, ни погибающих, есть любящие и колеблющиеся. Мужайся, расти, любя побеждай.

Когда все вышли, И. собрал всех нас вместе возле себя, ласково посмотрел на Андрееву и сказал:

— Что по масштабу одного чрезвычайно много, то по масштабам другого гибельно мало, и никакого значения для вечного пути человека не имеет, на каких церемониях он «бывает», куда он «допущен». Но огромное значение имеет, как он всюду бывает, что с собой приносит в окружающую среду. То есть насколько у него хватает такта, выдержки и прозрения, чтобы мгновенно распознать силы окружающих, оценить их возможности и степень духовной зрелости и не нарушить, а укрепить гармонию окружающей среды. Пока человек, идя по земле, забывает закон такта и утверждения, он все еще в личном, он думает, прежде всего: «я», — и, неся в себе бесценное сокровище знания, похож на электрическую батарею, вокруг которой надо строить защитную сеть, чтобы она по нечаянности не убила кого-нибудь. А между тем, носитель сокровенного знания духа есть строитель защитной сети для всех его окружающих.

— Я знаю, я все поняла, — тихо и кротко ответила Андреева, так тихо и так кротко, что Ольденкотт посмотрел на нее в полном изумлении. И. крепко пожал руку Наталье Владимировне, и так, рука с рукой, и вышел с ней из трапезной в покои Раданды. Всех нас, сидевших за его столом, И. пригласил следовать за собой.

Мы вышли на широкий балкон зала Раданды. Ночь давно уже спустилась над чудесным садом Общины, на небе мерцали звезды, к красоте и необычайности которых я никак не мог привыкнуть. Я знал, в каком месте я увижу то или иное сочетание звезд, и все же каждый раз я точно ждал, что увижу небо России, с которым сроднился с детства. Я думал о силе привычек в человеке и как бы наново понял слова И. о необходимости создавать в себе новые привычки, чтобы двигаться скорее и легче в пути совершенствования. Свет звезд то вспыхивал, то бледнел, точь-в-точь как дух человека, неустойчивая гармония которого загорается или меркнет под давлением встречных огней человеческих аур.

Точно отвечая на мои мысли, И. сказал:

— Вскоре мы уедем отсюда и вернемся в Общину Али. А когда вернемся туда, для некоторых из вас настанет время снова отправиться в мир трудиться, где трудились, и продолжать нести людям творчество сердца в той форме, какая дана каждому из вас Жизнью. Сила прежних привычек, хотя и ослабленная, все еще владеет вами. Чем больше вы сознаете, какая мощь — укоренившаяся в организме привычка, с каким трудом вырвали вы каждую из них из себя, тем с большим усердием вы должны стремиться создать себе новые привычки, новые навыки, помогающие единиться с людьми. Новые навыки должны стать привычными сначала и неизменными, единственными впоследствии способами вашего обращения с людьми. У людей того мира, среди которых вам придется жить, слугами, помощниками и друзьями которых вы готовитесь быть, нет расширенного понимания себя и всей вселенной Единой Материей, Единым Творчеством. Поэтому условность владеет ими. Они, как ширму, выдвигают ее при всяком общении, стараясь прикрыть ею красоту своих душ, боясь обнажить свои души перед встречным. Они считают, что все богатство их души только им принадлежит, только их сокровище и владение, которое они вправе подавать и утаивать, как им заблагорассудится. Вы же, знающие, что такое истинная жизнь человека на Земле, не только не можете обособляться в кружки и секты, где одним несете, а других отталкиваете, но вы всем одинаково братья и слуги. Вся разница в вашем поведении та, что, распознавая, вы знаете, где можно подать Свет Мудрости, а где надо помнить: «Не мечите бисер пред свиньями». Руководящей нитью ученика в его встречах неизменно должна быть радость. Только на этом фоне могут развиваться в ваших встречных ответные симпатизирующие и сродные вам вибрации. Чтобы вызвать во встречной душе творческие элементы жизни из-под пудов налипших личных, эгоистических побуждений, надо в самом себе раскрыть первый аспект Бога, а он и есть радость. Тот, кто стоит перед Учителем в печали, не может услышать самого ценного в протекающей встрече, так как его печаль как дымное покрывало окутала в нем первую силу восприятия Величия — радость. Человек может быть очень высоко развитым духовно. Ему могут быть даже подвластны некоторые силы природы, и все же, если он печален, неуравновешен или раздражителен, он меньше вынесет из встречи с Учителем, чем самый обычно одаренный человек, проводивший свою встречу в сияющей радости. Не поддавайтесь же печали, как это делаете почти все вы сейчас. Утвердитесь в привычке жить вне времени и пространства, вне разлук и свиданий. Живите в Вечном, понимая, что для Него нет этих мизерных условий. Труд вечный, труд радости, неизбежный как самое дыхание Земли, становится легким и милым по мере того, как разворачиваются в вас силы духа и ваши мысли перестают вращаться только в футлярах тел и домов, но парят во вселенной, где каждый из вас имеет свое творческое место. Как только созревает привычка жить в космическом, человек сбрасывает со своих глаз условные путы телесной любви и входит в единение с теми, кто живет во всех футлярах. Одни из вас грустят, что уедут из Общины Али. Как туманная страна неприятных шумов и духовного убожества встает перед ними далекая новая страна, где оставлено вами когда-то старое мировоззрение. Вам чудится, что здесь легче вы продвигались вперед. Проверьте каждый себя. И вы увидите, как часто в этом «здесь» вы были в раздражении, нетерпении и в тоске. Не идеализируйте этого места, как места «близости» к Великому Светлому Братству. Я уже не однажды говорил вам, что можно поместить человека среди ангелов и он будет проводить свое время в усердных поисках пятен на их одеждах. Близость к Богу, близость к Учителю всюду и всегда одна и та же для человека: все в нем. Ваши труд и примиренность — вот что может помочь вам достигнуть освобожденности, и ничто больше не поможет вам в этом. Вам могут указать способы достичь внутренней самодисциплины, чтобы помочь вам развить в себе новые начала для благих привычек. Вам могут указать, что эти новые привычки необходимы вам, чтобы сорвать с места старые, как липкие листы, мешающие вам развивать в себе силы Великой Жизни. Но действовать, творить свой путь можете только вы. В эту минуту одно из бьющихся здесь сердец имело бы больше всего оснований желать уехать в новую страну, к своему великому другу-Учителю и к своему другу, брату-отцу. Но в этом сердце не только нет ни на миг такого желания, но даже мысль о таком желании не мелькнула в нем. Сердце это не подало ни стона, ни вздоха о разлуке. Это верность до конца. Это сердце моложе вас всех. Каждый из вас метался в молниях тоски и сомнений во все время своего «сегодня, а это сердце только лило свою радость.

— Я давно уже поняла на примере этого сердца, что значит достигать самодисциплины путем верности. Это значит обскакать всех на крылатом коне, — громко сказала Наталья Владимировна.

— Я же понял совсем иное, — возразил Ольденкотт. — Я понял, что путь человека, из каких бы слагаемых он ни суммировался, вводит каждого в то место, где живут созвучные его радости вибрации. Я понимал это всегда одним умом. Мысль, логика говорили мне, что это так. Теперь я понял это всем своим существом. Я увидел, что так же, как радость есть первый аспект пробужденной Жизни в человеке, верность есть первый стимул человеческого существования, через который должны идти все. И успешность в достижении гармонии есть именно верность. Ею все начинается и Ею все кончается.

— А еще вернее выразиться: верность есть полное знание, что каждое «сейчас» не что иное, как славословие Богу, славословие всем существам, до конца, — сказал Раданда. — Идите, мои дорогие, мои любимые, усните сейчас в мире, в мысли о Вечности и приготовьте себя к новым встречам и проводам завтра так, чтобы ваше поведение было прямым результатом Света, зажегшегося в вас сегодня по-иному.

Раданда ласково простился с каждым из нас. И. остался еще с Яссой и Радандой, мы же все вышли вместе в темноту жаркой ночи. Я захватил спящего Эту, который взгромоздился мне на руки, делая вид, что очень устал и хочет спать. На самом же деле хитрец преуморительно наблюдал за мной и старался головкой прижаться к моему лицу. Я ласкал моего друга, делая вид, что вполне верю его слабости и желанию спать, но он так же отлично понимал мои чувства, как я его.

Никому из нас не хотелось говорить, каждый уносил в сердце ту Любовь, которой был окутан в покоях Раданды, как самое драгоценное сокровище. Грегор и Василион простились с нами молча у своего домика, мы также дошли до собственных комнат молча, уважая переполненность каждого.

Последний утренний завтрак отъезжающих. Напутствие детям. Еще раз Ариадна. Рассказ Мулги о Раданде. Уединенный скит строптивцев. Старанда и Георгий. Беседа И.с Андреевой и Ольденкоттом

В озвратившись к себе, я долго еще не спал, и мой дорогой Эта, не желая расставаться со мной, дремал у меня на коленях, засунув головку в мой широкий рукав. Отдавая себе отчет в своем поведении за день, столь богатый впечатлениями и встречами, я чаще всего останавливался вниманием на Наталье и посылал ей самую нежную любовь, на какую было способно мое сердце.

Впервые я ощутил всем сознанием, как труден путь постоянно взволнованного человека и как точно определяли слова Раданды, что такое верность и то, что ее в первую очередь надо утверждать человеку в самом себе и во встречном. Всякое волнение вызывается и вызывает в другом обостренную личную жизнь. Личность покрывает индивидуальность, и, следовательно, та часть человеческого существа, где живет верность, меркнет. Верность как таковая перестает временно существовать. Вся индивидуальность отступает в тень, покрываемая блистательным светом личности.

За этими размышлениями застал меня И., легко вошедший в мою комнату, как только он один и умел входить — почти бесшумно и всегда заполняя все пространство дивным светом и силой своего существа.

— Довольно решать философские проблемы, мой милый секретарь, завтра раньше обычного тебя разбудит Слава. Ты пойдешь со мной к раннему завтраку провожать отъезжающих. Ночь мелькнет очень быстро, еще затемно надо встать к проводам. Тебе и спать-то не больше двух часов. Ложись, завтра поговорим о том, как подавать помощь людям, неся им мир и успокоение. И. погладил спинку Эты, обнял меня и прошел к себе. Чтобы не мешать ему в его делах — я был совершенно уверен, что спать он не будет, а будет заниматься, — я поспешно лег в постель, оберегая его спокойствие и потребность в полной тишине. По обыкновению я не заметил, как заснул, и, когда Слава меня будил, я не сразу понял, что часы сна уже прошли, что пора снова начинать день. Я убежал в душ, Эта, конечно, меня сопровождал, и через самое короткое время мы с ним явились убирать комнату И.

К моему удивлению, комната была уже прибрана, и в ней, кроме И., сидел еще Ясса. Оба уже ждали меня, и мы немедленно отправились в покои Раданды. Там мы встретили Грегора и Василиона. Радостно встреченные всеми, мы вошли все вместе в трапезную. Сегодня она представляла из себя совсем особое зрелище. Все отъезжавшие были в костюмах для дальнего путешествия по пустыне и походили на фигуры с древних гравюр, изображающих кочующие племена. Все были укутаны в широчайшие халаты и покрывала, облекавшие их с головы до ног. Наскоро позавтракав, все вышли на площадку, откуда вела аллея к воротам. И. Вышел с нами, и здесь его окружила целая толпа детей, сопровождающих своих родителей в далеком пути.

Часто я видел И. окруженным детьми и разговаривающим с ними. Но еще никогда я не видел в беседах с ними его лицо таким сосредоточенно-внимательным. Он так всматривался в лица детей, точно хотел на весь век запомнить лицо и внутренний образ каждого ребенка.