Марло, Кристофер

(Marlowe, Chistopher)

(1564—1593) — английский поэт и драматург, создатель ряда титани­ческих трагедийных характеров, ставших классическими. Получил образование в Кембридже. Автор трагедий «Ацдона, царица Карфаге­на» («The Tragedie of Dido, Queene of Carthage», публ. 1594), написан­ной совместно с Томасом Нэшем в студенческие годы; текст выполнен десятисложником; двухчастного де-сятиактного «Тамерлана Великого» («Tamburlaine the Great», I часть — не позже 1587, II часть — в следую­щем году; публ. 1590), «Мальтийс­кий еврей» («The Jew of Malta», не публиковалась до 1633), «Эдуард II» («Edward II», публ. 1594) и относя­щихся к последним годам жизни произведений «Парижская резня» («Massacre at Paris»), «Трагическая история доктора Фауста», («The Tragical Historie of Doctor Faustus», публ. 1604). Из поэтических произ­ведений наиболее интересна неза­конченная поэма «Геро и Леандр» («Него and Leandr», публ. 1598).

«Тамерлан Великий* («Tamburhi-пе the Great»)

(Трагедия, 1 ч. не позже 1587, 11ч. в следующем году; публ. 1590. Пер. 1ч. — Э. Аитцкой, II ч. — Е. По­лонской)

Тамерлан (Tamburlain) — великий полководец, не знающий пораже­ний, могучий и непобедимый, кото­рый говорит о том, что он пришел в этот мир карать тиранов и деспо­тов. Т. одерживает победы над мно­гими монархами и сам становится жестоким и беспощадным. О при­роде сил, берегущих Т., спорят пер­сонажи пьесы. Его называют адским божеством. Придворный персидско­го двора Ортигий, не зная, к чему склониться, говорит. «Бог, или Дья­вол, или дух земли, / Кто б ни был он, откуда б ни пришел / И под какой звездою ни родился — / Сраженья с ним спокойно будем ждать / <...> Будь он посланцем ада иль небес». Сам Т. говорит о себе как о «сыне пастуха, при чьем рож­денье чудный знак явили небеса, / Соединив светила, что враждебны / Всегда друг другу от начала века». Эти слова содержат разгадку того, о чем размышляют многие в ходе пье­сы. Судьба Т. — это судьба человека, в котором объединено божествен­ное и греховное, земное. Т. выбира­ет путь к утверждению земного бла­гополучия, и это в нем нравится его сподвижникам. Его верный сорат­ник Теридам говорит. «Поэтому я дружен с Тамерланом: / Он, как земля, огромен и устойчив. / И, не мечтая о небесных высях, / Идет к земному счастью напролом». И все же Т. поддерживает миф о своей бо­гоизбранности. «Подчинены мне жребии людские, / Я управляю ко­лесом фортуны». «Небеса благослови­ли / Высокие деянья Тамерлана», — говорит он о себе. Знаком его защи­щенности высшими силами становит­ся то, что он, как об этом говорится в пьесе, никогда не был ранен в мно­гочисленных сражениях «Могучий муж, попробуй прикоснуться / Ме­чом к моей заговоренной коже, — / И сам Юпитер длань с небес про­стрет, / И отвратит удар твой от меня». «Я с войском обошел вокруг земли / И не был ранен ни в одном сраженье, / Нигде не потерял ни капли крови», — говорит Т. своим сыновьям, перед тем как преподать им урок мужества и нанести себе ранение в знак того, что не следует бояться ни боли, ни вида крови. К.Марло творит миф о Т., о кото­ром известно, что он был ранен стрелами, и следы ранения сохрани­лись на плечевой кости и на указа­тельном пальце правой руки. Дви­жения правой руки были у леген­дарного полководца ограничены, к тому же он был хром, что запечат­лено в его имени — Тимур-хромец (Тамерлан). Эти сведения могли быть известны англичанам, посколь­ку Англия XIV в. находилась в дру­жеских отношениях с Т. Английс­кий рыцарь Джон Мандевиль совер­шил в XIV в. путешествие на Восток, а Тимур и его сын Мираншах вели дипломатическую переписку с Ген­рихом IV.

Подобно тому как в Т. объедине­ны силы Тьмы и силы Света, зна­менуя своим сплетением земную его природу, в пьесе ему сопутствуют три цвета: белый, черный и красный. Белый цвет присутствует при описании красоты Зенократы, дочери египетского султана (а не фараона! Soldan of Egipt), которую Т. делает своей женой. Она белее снегов на скифских курганах. Т. обещает умчать ее в белых санях, впряженных в молочных оленей. Этим же цветом описывается сия­ние светил, и он же является цве­том пощады.

Сочетание белого и красного станет символом доблести поверженного врага, сопутствует описанию битвы. Эти же цвета повторены в цвете волос Т. и его сыновей. У Т. «волос упрямых огненные пряди» (в ориги­нале: anber hair — янтарные воло­сы). У трех сыновей Т. «кудри белы и легки, как пух». По мнению Т., «нет в них той воинственности гроз­ной, / Которая его сынам приста­ла. / Смесь воздуха с водой!» Он считает, что их волосы должны быть, «как иглы дикобраза, / Чер­ней смолы и жестки, словно сталь!». Портрет Т. несколько опоэтизиро­ван К. Марло, но в целом соответ­ствует тем сведениям, которые до­ходят о нем из исторических источ­ников и подтверждены М. Гераси­мовым, реконструировавшим порт­рет Т. на основании находок при раскопках мавзолея Гур-Эмир, усы­пальницы династии Тимуридов. У Тимура были широкие плечи, боль­шая грудная клетка, относительно высокий рост, сильная атлетическая мускулатура, гордая посадка головы, крутой широкий лоб, четко модели­рованные ноздри, толстые, крепкие, энергично очерченные губы, резко очерченный подбородок. Волосы толстые, прямые, рыжие и темно-каштановые.

Черный цвет становится символом беспощадности и смерти. Правило Т. при осаде города — рас­кинуть белые шатры и штурмовать его на белых скакунах под белыми знаменами. Во второй день осады белый цвет палаток, лошадей и зна­мен меняется на красный. Если го­род не сдается, в третий день шат­ры, кони и штандарты становятся черными, и тогда Т. действует бес­пощадно, не принимая предложе­ний о мире, переговорах или поща­де. Он не меняет своего правила, когда к нему с просьбой о пощаде приходят на третий день осады де­вушки Дамаска. Т. приказывает каз­нить их, выставить тела на городс­кой стене и начинает штурм. К началу второй пятиактной части Т. начинает просто тонуть в крови, окрашивая весь мир вокруг себя в кроваво-красный цвет. Кровавым видит небо над Т. царь Иерусалим­ский: «Твоих успехов так неистов рост, / Что свод небесный, полный метеоров / Из сгустков крови, про­литой тобой, / Их вскоре на твои обрушит плечи, / И град кровавый череп твой пробьет. / Так наша кровь за нашу кровь отмстит». Но Т. вовсе не страшит ответная лавина смерти. Он готов штурмовать небе­са и разбить светила, будто не пони­мая, что это значит остаться во тьме. Атмосфера вокруг Т. становится все мрачнее. Белый цвет уходит вовсе со смертью Зенократы, которой хоть изредка удавалось смягчать сердце неистового воителя. Даже верность ее памяти у Т. носит зловещий от­тенок. Он не предает ее тело земле, а возит с собой, чтобы быть похоро­ненным вместе с ней. (Ф. Арьес в книге «Человек перед лицом смер­ти» — рус. пер. 1991 — утверждает, что именно к концу XVI в. относит­ся появление стремления людей жить и быть похороненными рядом с могилами своих близких.) Т. в своей жажде власти становится просто чудовищем, о чем ему все чаще го­ворят поверженные им противники: «Чудовище! Сам повелитель ада / Не ведает жестокости такой, / Та­кою горькой злобой не пылает», «Чудовище! Отродье преисподней! / Ты, адом посланный людей тира­нить». Т. в своей неукротимости впрягает в повозку поверженных им монархов и считает честью для них иметь такого возничего, как он. Т. держит в клетке плененного им ту­рецкого султана Баязида и его жену Забину, доводя их своими унижени­ями до отчаяния и смерти. Таким образом, трагедия происходит с природой доблестного человека, ко­торый одержим одной всепоглоща­ющей страстью — жаждой власти. Она делает его жестоким и бесчело­вечным. Узнав о том, что один из его сыновей, Халиф, не вышел из шатра, чтобы вступить в сражение, заявив, что отец справится и без ею поддержки, Т. убивает его. Отсут­ствие милосердия приводит к поте­ре доблести, в которой сам Т. себе не отказывает, поскольку беспощад­ность к противнику всегда была ус­ловием его успеха. Умирающий Т. остается Великим Человеком и воином. Он пытается противостоять смерти. В английс­ком языке «смерть» — мужского рода, и Т. переносит в отношения со смертью свои понятия полководца о взаимодействиях с противником. Он упорствует в том, что смерть может быть преодолена усилием воли, она не может покорить ею. Он считает, что мог свершить больше, чем лю­бой из смертных, и не может сми­риться с тем, что он лишь человек: (см; «Кто может больше, тот не че­ловек» — у. Шекспир, «Макбет»; Р- Грин, Бэкон). Он готов загнать смерть прямо в ад и считает, что должен идти на нее в наступление, лишь тогда она отступит. И на смертном одре Т. просит раскрыть перед ним карты, чтобы видеть, сколько осталось не покоренной им земли. Он завещает сыновьям взять все, что он не успел. Т. считает, что наделил сынов не только коронами, царствами и властью, но и своим огненным духом, который больше не в силах держать в повиновении. Сын Т. Амир воспринимает свою коронацию как признание неизбеж­ности ухода отца и потому медлит. Т. завещает ему не ставить любовь выше чести.

Постоянные спутники и соратники Т., генералы Теридам, Техелл и Узумхазан, обеспокоены прежде всего тем, что со смертью Т. могут перемениться все оценки его дея­ний. Зная о том, что на Т. движется с войском сын турецкого султана, они обращаются к счастливой звез­де Т.: «Звезда, за то, что он тобой любим, / За то, что наделен чудес­ной силой, / За то, что возвеличен до небес, / Решили эти трусы ото­мстить / Внезапным нападеньем на владыку. / Но коли он умрет — тебя затмят; / Земля, нахмурясь, скажет небо — ад!» Сподвижников Т. страшит то, что с его уходом небо назовут адом, добро злом, справед­ливость несправедливостью (см.: «ужасное — прекрасно». У. Шекс­пир, «Макбет»). Он заставляет ду­мать по-другому только силой, сво­им физическим присутствием. При этом звучат несколько принципи­альных для понимания происходя­щего в пьесе слов, таких, как «честь» и «доблесть», которые остались не переведенными на русский язык. Таким образом, что есть добро и что есть зло, становится относительным в трагедии. Т. милостив со своим ок­ружением, даруя царства и короны, и беспощаден с противником. При этом противником его становится весь мир, который ему не принадле­жит.