Размещение электронной версии в открытом доступе произведено: http://kizhi.karelia.ru/specialist/pub/library/rjabinin2007/3_wood-art/ershov.htm. Все права сохранены.

В.П.Ершов
К вопросу о «курицах» как конструктивной детали безгвоздевой крыши [001]

Массивные плахи-доски безгвоздевых крыш северных домов, церквей, часовен, амбаров держатся на конструктивных деталях, которые получили странное название – потоки и «курицы». Делали «курицы» из тонкоствольной ели, крюк (окручье) вытесывали из ее корневища. На крюках лежали потоки, в которые упирались нижние концы кровельного теса.

Крестьянская изба – образ полисемантический, в ее архитектурных деталях, их названиях, орнаментах зашифрованы антропоморфные, орнитоморфные, зооморфные образы, составляющие суть религиозных верований наших далеких предков. Это хорошо показала в своем фундаментальном исследовании мифологической прозы Н.А.Криничная.[002] Мой научный интерес связан с «курицами». Семантика этой детали безгвоздевой крыши еще требует тщательного изучения, но все же некоторые соображения уже можно высказать сейчас.

В.И.Даль дает точное функциональное определение «курицы»: «курица в значении крюка, кокоры на кровлю».[003] Это же определение дает и Словарь русского языка IХ-ХVII вв.: «Куръ – приспособление для поддержки чего – либо, крюк».[004] Есть и другие значения, косвенно относящиеся к нашей теме: кур – петух, кур (бранное) – леший[005].

Крестьянин был практичным хозяином. Он широко использовал материал, предоставляемый ему природой, умел найти ему наиболее целесообразное применение. В то же время любая сторона его хозяйственной жизни находила свое место в духовной сфере. КУРЪ, КОКОРА, КРЮК для потока по созвучию подсказали ему мифологему курицы, тем более что зрительно рядоположение крюков на потоке, действительно, имитирует нашест с этими домашними птицами. Само название крюка – «кокора» – связано с звукоподражанием куриному «квоханью». Вл. Даль не прошел мимо этого замечательного лингвистического феномена: «коко – яйцо, особенно в беседе с детьми», «кокошь – курица, наседка», «кокотать – кричать кококо, кудахтать», «кокора, кокарь, кокорыга – бревно или брус с корневищем, дерево с корнем клюкою, с коленом[006]. И лучшую породу дерева, чем ель, для этого предназначения трудно найти: ее корень растет перпендикулярно стволу и позволяет вырубать из него крюк (один или несколько). Естественно, ему придавали форму птичьей головы, реже – конской или дракона.

На декоративную функцию конструктивных деталей крестьянской крыши (потоков, охлупней и куриц) обращали внимание Р.М.Габе, [007] В.П.Орфинский, [008] З.И.Строгальщикова, [009] Н.А.Криничная.[010] «Курицы-кокоры» выполняли прежде всего утилитарную, а также имитативную, декоративную, магическую, оберегательную (апотропеическую) функции. Они типологически соединили в себе два значимых для нас семантических ряда:

· фитоморфный: ель, из которой они сделаны. Ель — дерево мертвых (предков).

· и орнитоморфный: курица – также персонаж «иного» мира.

Оба эти ряда отражают представления о мире предков, это объединяет их в единый сакральный символ. О полисемантическом значении ели я уже писал.[011] О курице и петухе надо сказать особо.

Русским курица была известна уже на рубеже I – начала II тыс. н.э. В Карелии (карелам, вепсам) несколько позже: «в раннем средневековье весь не разводила кур», — пишет И. Ю. Винокурова.[012] Первоначально у прибалтийско-финских народов курицы играли роль домашних охранителей: подвески-обереги в виде «курочек» и «петушков» часто встречаются в древневепсских оятских курганах. «Стилизованные изображения курицы (точнее птиц из семейства куриных) известны в виде объемных подвесок древней веси раннего средневековья: туловище их гипертрофировано, грудь сильно выпячена вперед, на голове хохолок», — пишет А.П.Косменко.[013] И в дальнейшем, с развитием птицеводства, «курица стала объектом многих продуцирующих и предохранительных обрядов».[014] Мифологические представления о курицах и петухах стали основой многих магических обрядов, фольклорных произведений, изобразительных мотивов, в том числе и в орнаментах на избе.

Курица была тесно связана с жильем человека. Н.А.Криничная собрала интересный материал в этом отношении.[015] Курица была вместилищем жизненной силы (волосы, перо), которая переносилась на дом и его обитателей, это делало ее объектом особого почитания. Курица контаминируется с домовым, с предками, является строительной жертвой, потому многие обряды крестьян включали в себя манипуляции с курицами, петухами, еловыми ветками.

Курица даже определила название древней избы — «курная изба». По мнению Н.А.Криничной, прилагательное «курный» образовано от слов «кур», что означает петух, и от глагола «курити» – разжигать огонь.[016] Соответственно, многие архитектурные детали избы сохранили названия различных частей птицы – крылья, гребень, подперки и т. д.

Курица, как и ель, – персонаж потусторонний, хтоническая птица; в свете обрядовой практики — персонаж активный, широко соотносимый с различными сторонами духовной жизни крестьян. Прежде всего она связана с темой смерти, [017] свадебными[018], похоронными, медицинскими, апотропеическими и мантическими[019] обрядами. Мифологемы курицы и ели легли на конструктивную деталь крыши – «крюк-курица» и определили его птичий облик и полисемантическое содержание. «В вепсском декоре птицы занимают важное место: их очертания придавались и кокорам и конькам», — пишет З.И.Строгальщикова.[020] Куриную пластику крюков отмечают Н.А.Криничная[021] и Гришина И.Е.[022] В силу этого мотив «курицы — крюка» в духовной крестьянской жизни представлен ярко и выразительно. Рассмотрим эту проблему, насколько позволяют этнографические материалы.

«Курицы» в похоронном и свадебном обрядах

У разных народов бытует представление о материальном воплощении души умершего человека – чаще всего, в виде птицы – белого лебедя, ласточки, «маленькой, чудной, небесной птички». Они появляются и щебечут под окошками «своих дорогих хороших…», во дворе, у окна, на углу дома или на концах куриц. Карельские причитания хорошо знают термин «с курицей строеньица» kuuriccakerrokset.[023] В похоронных причитаниях плачея часто соединяет душу умершего с «курицами» на крыше дома (kuuriccalintu): «Пусть мой ласковый хороший… чудной небесной птичкой на своем дворике придет пощебетать… Пусть мой славный хороший… невиданной птичкой прилетит ворковать на концах куриц (избы)», [024] или в плаче, когда идут на кладбище: «так не станешь ли для нас бедных горемычных, хоть подобно птицам на курицах куковать».[025] В плаче, записанном в Регозере, также говорится о «диковинной курочке, кукующей на конце куриц».[026] «Мой созданный, покажись в эти последние часочки хоть какой-нибудь невиданной птицей на курицах своего знатного хорошего…», — плачет мать на похоронах единственного сына.[027] Так же и в плаче на похоронах молодого мужчины, погибшего трагически: «птицы, сидящие на курицах, своими необычными голосами будут петь-куковать…».[028]

Н.А.Криничная пишет: «Курицы, получившие семантически значимое декоративное оформление, осмысляются в похоронных причитаниях и верованиях как одно из мест, где в последний раз показывается воплотившийся в птицу умерший, точнее его душа, перед тем как покинуть навсегда этот мир»[029]

В мифологической картине мира вепсов, как отмечает И.Ю.Винокурова, «космологические представления о небесной символике птиц наиболее ярко отразились в народной архитектуре: орнитоморфные образы, как правило, располагаются в верхней части жилища – это, прежде всего, скульптура птицы на конце конька крыши, как бы венчающее все здание, а также изображения стилизованной птицы с маленькой головкой и мощной грудью на концах куриц – особых крюков, поддерживающих крышу».[030] Те же положения можно найти и у А.П.Косменко.[031] Важно отметить, что А.П.Косменко пишет о «курицах» в связи с почитанием вепсами духов предков.

В свадебных причитаниях, которые имеют много параллелей с похоронными, мы также находим мотив «куриц под крышей». Из плача невесты: «Может, я причудилась бы тебе диковинной курочкой, кукующей на конце куриц».[032] Родня невесты после посещения дома жениха хвалит прием, который им оказывали: «под золотыми курицами крыши нас встречали и так хорошо нас угощали, была веселая водица – вино, был папиросный дым для курения».[033] По пути из бани невеста причитывает: «и уж на курицах золотого милостивого / золотые кукушечки не кукуют».[034] Во дворе, на шубе, невеста просит прощения: «Хоть, несчастный стан, оставила бы (честью выношенное имечко. – В.Е.) на курицах своего знатного хорошего красивыми певчими птичками, да вдруг станут трогать их несчастными руками».[035] В прошлом расставание невесты с родительским домом уравнивалось со смертью. Сюжет покидания родного дома невестой, уходившей в «чужой», мужний мир («иной мир»), отразился, в метафорическом именовании невесты курочкой. В одном из свадебных карельских плачей говорится, что невеста-курочка попадает в «ужасные можжевеловые лесочки», т. е. в мир мертвых: «и докуда раздаются /разносятся мои красивые голосочки курицы, дотуда пусть повалятся ужасные можжевеловые лесочки перед неродными чужими выношенными», т. е. перед женихом со свитой.[036]

Оберегательная функция «куриц»

Изба – крестьянский храм или вертикаль между землей (нижним миром) и Верхом (небом), где служат, несмотря на монотеизм православной религии, нижним (предкам) и верхним богам (Христу, Николе, Михаилу, Илье и т.д.). Дом для крестьянина был его крепостью, неприступной для навий и прочих виртуальных опасностей, и защищался магическими изображениями-оберегами на окнах, стенах, кровле. Это была глубоко продуманная система обороны при помощи макрокосмоса со всех сторон сверху до низу. Вообще, крестьянская эпическая традиция четко маркировала границы дома и усадьбы: дверь, порог, крыльцо, поток с курицами, двор, баня, хлев, овин, изгородь и т. д. – все это была священная земля предков. Верх избы – крышу (небо) – защищали еловые «курицы», получившие от предков мандат на охрану верхнего яруса жилища. Это своего рода защитный пояс вокруг жилой избы, доминанта, определяющая мифологическое равновесие между своим и внешним мирами. Высокая семиотичность пояса из куриц определяется опасностью переходной (контактной) зоны. Это последний бастион в защите дома от внешних, враждебных сил. При внимательном взгляде на дом мы увидим, что поток крыши превращается в куриный нашест, роль которого в оберегательной и лечебной практике известна.[037] Пространство под курицами – магически значимая зона в топографии жилища, символически маркирующая переход от своего пространства к чужому. Курицы завершают запирание локуса жилища. А.П.Косменко отмечает, что у вепсов «пластические изображения птиц на «курицах» встречаются в основном на хозяйственных пристройках к жилому помещению».[038] При этом на избе среди нескольких пар «куриц» объемная птица вырезалась лишь на одной паре, которая была ближе к двери. «Невольно создается впечатление, — пишет она, — что это не декоративные, а скорее охраняющие с двух сторон вход оберегательные символы».[039] Она считает, что явление это более архаичное, чем вырезать все пары куриц, что было характерно для русских построек.

Изба православного крестьянина сохранила изображения запретных языческих тотемов – птиц, коней, драконов. Значимость переходной зоны — двора — подчеркивается описаниями обрядов вне дома. В похоронной и свадебной обрядности двор — семиотически значимое место: во дворе продолжается прощание с умершим, куда он прилетает в виде птички к окну и крыше дома посмотреть и попрощаться со своим жилищем. Безопасность всех участников обряда во дворе оберегается поясами «куриц- крюков» как самого дома, так и надворных построек – бани, амбара и т. д. То же можно сказать и о доме жениха, куда «в гости» ходили родственники невесты, а потом «отчитывались», насколько хорошо их встречали: «под золотыми курицами крыши нас встречали и так хорошо нас угощали.[040] Можно сказать, что пояс из «куриц» – это строй предков, вставших на защиту крестьянской усадьбы и ее обитателей. Поток не просто имитировал насест с курицами, он был внешней доминантой, определявшей равновесие между своим и чужим мирами, четко маркировал опасность переходной зоны, был символической границей в сакральной топографии крестьянской усадьбы.

⁰⁰¹ Работа выполнена при поддержке РГНФ; проект №05-04-42402а/С.
⁰⁰² Криничная Н.А. Русская народная мифологическая проза. Истоки и полисемантизм образов. В 3 т. СПб.; Петрозаводск, 2000-2001.
⁰⁰³ Даль В.И. Толковый словарь живого великорусского языка. В 4 т. М., 1955, Т.2. С.223.
⁰⁰⁴ Словарь русского языка IХ-ХVП вв М., 1981. Т.8. С.135.
⁰⁰⁵ Черепанова О.А. Мифологическая лексика Русского Севера. Л., 1983. С.85.
⁰⁰⁶ Даль В.И. Толковый словарь живого великорусского языка. В 4 т. М., 1955. Т.2. С.134.
⁰⁰⁷ Габе Р.М. Карельское деревянное зодчество. М., 1941. С.215.
⁰⁰⁸ Орфинский В.П. В мире сказочной реальности. Петрозаводск, 1972.
⁰⁰⁹ Строгальщикова З.И. Традиционное жилище Межозерья. 1900 - 1960. Л., 1986. С.68.
⁰¹⁰ Криничная Н.А. Русская народная мифологическая проза. Т.1. С.132.
⁰¹¹ Ершов В.П. Ель - древо мертвых // Локальные традиции в народной культуре Русского Севера. (Материалы IУ Международной научной конференции " Рябининские чтения - 2003". Петрозаводск, 2003. С.386-390; Ершов В.П. Вечнозеленые - вечноживущие (Ель - дерево предков) // Кенозерские чтения. Материалы Первой Всероссийской научной конференции " Кенозерские чтения". Архангельск, 2004. С.83-90.
⁰¹² Винокурова И.Ю. Животные в традиционном мировоззрении вепсов. Петрозаводск, 2006. С. 349
⁰¹³ Косменко А.П. Народное изобразительное искусство вепсов. Л., 1984. С.24, рис.4, 9.
⁰¹⁴ Винокурова И.Ю. Животные в традиционном мировоззрении вепсов. С.362.
⁰¹⁵ Криничная Н.А. Русская народная мифологическая проза. Т.1. С.154, 157, 167, 235,, 237, 239, 264, 278, 286, 296-297.
⁰¹⁶ Криничная Н.А. Там же. С.137.
⁰¹⁷ В.К.Цодикович, анализируя икону " Страшный суд", показывает на ней змея мытарств с куриной головой (Цодикович В.К. Русское церковное искусство ХVIII - начала ХХвв. в немузейных коллекциях Ульяновской области. Каталог. Ульяновск, 1991, С.399, приложение 140). Диалектное " жмурка" (курица) может означать " жмурика" - покойника; можно вспомнить обычай на поминках класть голову черной курицы в гроб взамен следующего покойника, когда на селе высокая смертность (Плотникова А.А. Предметный код погребальной обрядности (Вещи, полагаемые в гроб) // Истоки русской культуры. (Археология и лингвистика). М., 1997. Вып. 3. С.83). А.Н.Афанасьев пишет, что постель умершего выносят в курник (курятник) на три дня для отпевания петухом: пение петухов отгоняет нечистую силу, отстраняет влияние смерти (Афанасьев А.Н. Народ-художник. М., 1986. С.71).
⁰¹⁸ У славян существовал обычай: во время свадебной церемонии нести жениху живого петуха (символ жизненной силы, плодородия и потенции) или жертвоприношение петуха в свадебной обрядности. На свадебных полотенцах петух был популярным мотивом.
⁰¹⁹ Находясь в синкретическом единстве с домовым, дворовым и хлевником - известными оракулами, куры и петухи широко использовались в дореволюционной России в гаданиях о женихах, свадьбах, качествах мужа: как они клюют зерно, как поют, какого цвета попадет курица в руки ночью в курятнике. Считали - к несчастью, если курица запоет петухом.
⁰²⁰ Строгальщикова З.И. Традиционное жилище Межозерья. С. 68.
⁰²¹ Криничная Н.А. Русская народная мифологическая проза. Т.1. С.132, 137.
⁰²² Гришина И.Е. О развитии декоративных мотивов в деревянном крестьянском зодчестве Российского Севера // Проблемы исследования, реставрации, и использования архитектурного наследия Российского Севера. П., 1991. С. 74-77. Рис.1.
⁰²³ Степанова А.С. Толковый словарь языка карельских причитаний. Петрозаводск, 2004. С.101, 118.
⁰²⁴ Конкка У. Поэзия печали. Карельские обрядовые плачи. Петрозаводск, 1992. С. 81.
⁰²⁵ Карельские причитания / Изд. подгот. А.С. Степанова, Т.А. Коски. Петрозаводск, 1976. С.169, плач № 90.
⁰²⁶ Конка У. Поэзия печали. С.160.
⁰²⁷ Карельские причитания... С.90.
⁰²⁸ Там же. С.98.
⁰²⁹ Криничная Н.А. Русская народная мифологическая проза. Т.1, С.132.
⁰³⁰ Винокурова И.Ю. Животные в традиционном мировоззрении вепсов. С.43.
⁰³¹ Косменко А.П. Народное изобразительное искусство вепсов. Л., 1984. С. 171
⁰³² Конка У. Поэзия печали. С.160.
⁰³³ Там же. С.195
⁰³⁴ Карельские причитания... С. 406, плач № 216.
⁰³⁵ 0 Там же. С.120, плач № 60.
⁰³⁶ Степанова А.С. Толковый словарь языка карельских причитаний. С.166.
⁰³⁷ Рыбаков Б.А. Язычество древней Руси. М., 1987. С.468.
⁰³⁸ Косменко А.П. Народное изобразительное искусство вепсов. С.171.
⁰³⁹ Там же. С. 171
⁰⁴⁰ Конка У. Поэзия печали. С.195.