Миссия интеллигенции в теории Н. А. Бердяева.

Бердяев Н.А. Кризис интеллекта и миссия интеллигенции. Журнал " Новый Град" №13

Положение в мире интеллекта и его представителей, интеллигенции, ¹) делается все более и более тяжелым и угрожающим. Независимость мысли, свобода духовного творчества отрицаются могущественными движениями па­шей эпохи. Современные поколения и их вожди не при­знают руководящего значения интеллекта и мысли. В этом век наш радикально отличается от века XIX и XVIII. Пред­ставители мысли, творцы духовной культуры должны вы­полнять заказы жизненного процесса, служить социальным интересам и воле к могуществу. Ставится вопрос о судь­бе не интеллекта только, но и духа. Я не хочу сейчас вкла­дывать специально религиозный смысл в слово дух. Но все сойдутся на некоторых признаках духа. Дух есть сво­бода, творческая активность, смысл, интеллект, ценность, качество и независимость, прежде всего независимость от внешнего мира, природного и социального. Духовное на­чало в человеке означает определяемость изнутри в от­личие от того состава человеческой природы, который определяется извне. Как существо духовное, человек есть существо активное, творческое, свободное. Духовная жизнь принципиально отличается от жизни обществен­ной, она не детермирована социальной средой, она имеет другие источники, она изнутри черпает свои духовные си­лы. Это соответствует евангельскому различению царства Божьего и царства Кесаря. Дух вкоренен в царстве Божьем, в этом его свобода, общество же, претендующее повеле­вать духом и требующее от него поклонения, есть царство

¹) Слово интеллигенция я здесь употребляю скорее в западном смысле intellectuels, чем в специфически русском смысле.

кесаря. Это есть вечный дуализм, который вполне преодо­лен может быть лишь конечным преображением мира. Этот дуализм и защищает свободу духа, свободу мысли, свободу творчества. Он противостоит всякому конформиз­му. Диктатура над духом невозможна, она означает угашение и истребление духа. Сейчас происходит восстание против духа, против качества духа, свободы духа со сто­роны воли к жизни, воли к могуществу, воли к организа­ции, и это восстание сопровождается идеализацией ин­стинктов и интересов, которые поставлены выше ценно­стей.

Во все времена существовал в мире конфликт между качеством и количеством, между созерцанием и действи­ем. Но конфликт этот достиг небывалой остроты в нашу эпоху. Чем это объясняется? Мы вступаем в эпоху актив­ного вторжения и господства масс в историю. Такие эпохи уже бывали. Такова была эпоха цезаризма. Аристократизм греко-римской культуры был опрокинут. Господство масс обыкновенно создает диктатуры, выдвигает своих вож­дей, даст преобладание солдатчине, которая и ставила римских и византийских императоров. При этом обычно создается связанный социальный строй. Так было в эпо­ху Диоклетиана. Вся сложность нашей эпохи и вся труд­ность оценок в ней со стороны интеллигенции в том, что экономические требования масс совершенно справедливы и оправданы. Справедливы и оправданы также требования масс, чтобы цивилизация принадлежала и им. В отно­шении к этим задачам недопустимо равнодушие со сто­роны мыслителя, писателя, артиста. Социальная справед­ливость есть духовное начало. Но в первые стадии процес­са вторжения масс неотвратимо понижается принцип каче­ства, опрокидывается аристократизм культуры, происхо­дит посягательство на свободу творчества. Интеллект ари­стократичен, требует качества, возвышения к совершенст­ву. Свобода аристократична в противоположность рас­пространенному мнению. Массы мало дорожат свободой. Вторжение масс со своими требованиями происходит в момент ослабления и падения древних религиозных веро­ваний, умаления духовности в мире. Массам, не приобщен­ным к благам и ценностям культуры, трудна культура в благородном смысле слова, и сравнительно легка техника. Было замечено, что варвар и человек культурный одина­ково могут пользоваться телефоном и военными орудия­ми истребления. Технические результаты пауки нужны для организации жизни, для реализации воли к могуществу. Массы плохо понимают тот интеллектуальный иерархизм, в силу которого самое низшее в технических результатах знания зависит от самого высшего в бескорыстном знании. Побеждает принцип количества. До мировой войны мир был относительно устойчив, общества напоминали твер­дые тела. Против этого старого мира, в котором было мно­го несправедливости и неправды, восставали, стремились к революции, но все же на нем базировались и им питались. Сейчас мир пришел в жидкое состояние, в обществах нет больше твердых тел, всякое органическое единство нару­шено, и жизнь в этом мире становится все более и более трудной и необеспеченной. Массы молодежи требуют, во что бы то пи стало, быстрой организации обществ, един­ства хотя бы принудительного, чтобы не погибнуть в окончательной анархии. Современные диктатуры, деспоти­ческие тоталитарные режимы лишь обратная сторона анар­хического состояния мира. Так всегда бывает. Единство миросозерцания, которого требуют тоталитарные, диктаториальные режимы, рождается не изнутри, не из единства глубоких верований, оно предписывается сверху и извне, декретируется государственной властью. При этом свобо­да мысли, свобода творчества совершенно отрицается. Ин­теллектуальное созерцание, бескорыстное знание и твор­чество представляются помехой для организации жизни, для достижения единства. Восстание силы жизни, нарастание воли к силе совсем не есть в нашу эпоху выражение творческого избытка жизни, оно есть порождение несча­стья, порождение слабости. Вкус современной молодежи к насилию есть выражение духовной слабости. Акт насилия есть жест слабости. Сравнение пашей эпо­хи с средневековьем очень неблагоприятно для нее. Тогда было реальное единство, созданное глубокими верования­ми, теперь его нет, его создают диктатуры adhoc. Поэто­му свободы мысли в средние вера было больше, чем в со­временных тоталитарных режимах. Вспомним, сколько бы­ло в средние века философских, богословских, мистиче­ских школ. Тогда существовал аристократизм интеллекта.

В эпоху глубоких социальных переустройств, когда старые общества рушатся, а новые еще не созданы, ду­ховные ценности отступают на второй план, и их творцы утесняются. Человек есть ущербное существо, которое с трудом вмещает полноту и живет реакциями. Революция психологически сеть также реакция, она сопровождается сужением сознания, вытеснением многих творческих стре­млений и ценностей. То, что в иерархии ценностей стоит выше всего, может казаться ненужным и даже вредным. Могут потребовать подчинения ценностей высшего поряд­ка ценностям низшего порядка.

От духа могут потребовать, чтобы он был слугой ма­териальных интересов и потребностей. Движения соци­ально революционные могут оказаться духовно реакцион­ными. Монизм в понимании исторического процесса не вы­держивает критики. 'Никакие процессы не могут обойтись без услуг интеллекта. Но интеллект может быть обращен в простое средство для организующегося витального про­цесса. Дух рассматривается как эпифеномен. На этой поч­ве происходит острый конфликт подлинного призвания служителей духа с требованиями, им предъявленными. Но вопрос о том, кто виноват, сложнее, чем обыкновенно ду­мают. Есть вина, лежащая на культурной элите. Русская культурная элита виновата в катастрофе русской духов­ной культуры. Есть ужасный эгоизм культурной элиты, ее изоляция, ее презрение к жизненным нуждам человеческих масс. Индивидуализм intellectuels, который нарастал с эпо­хи Ренессанса, совсем не всегда означал защиту духовной независимости и свободы творчества. Он означал также нравственный и социальный индифферентизм, отсутствие сознания своей миссии. Идея служения высшей цели пре­ображения жизни померкла в сознании творцов духовной культуры. Ошибочно противополагать свободу служению. Великие писатели и артисты имели это сознание служения. Подлинныеintellectuels — представители духа, т.-е. свобо­ды, смысла, ценности, качества, а не государства, не соци­ального класса и социальных интересов. Представитель духа, творец духовной культуры имеет профетическую миссию. Профетизм существует не только в религиозной жизни. Древнееврейские пророки — прототипы профетизма, но он существует и в философии, в литературе, в искусстве, в социальной жизни. Этот профетический эле­мент был у Данте, Микель-Анджело, Бетховена, Карлейля, Ницше, Ибсена, Киркегарда, Л. Толстого, Достоевского. Человек профетического типа слушает не голос, идущий извне, не голос общества и народа, а исключительно внут­ренний голос, голос Божий. Но он обращен к судьбе наро­да, общества, человечества. Пророк одинок, он находится в конфликте с коллективом, религиозным или социальным, он побивается камнями, он считается «врагом народа», но он социален, он говорит слово правды народу, обществу, оп прозревает судьбы человечества. Быть может, более всего мы нуждаемся в пробуждении профетического ду­ха. Это дух свободы и независимости, несогласия ни на какой конформизм и вместе с тем сознание служения сверхличной цели. Представитель духа не согласен опреде­ляться обществом и государством, он определяется из­нутри.

Нужно решительно различать социальное призвание от социального заказа, выражения употребляемого в со­ветской России. Intellectuels, мыслитель, писатель, артист имеет социальное призвание, он не может оставаться рав­нодушным к тому, что происходит в социальном мире. Все социальное глубоко связано, положительно или отрица­тельно, с духовным и отображает совершающееся в ду­ховной действительности. Но intellectuels ни в коем слу­чае не должны исполнять социального заказа, это было бы отречением от свободы духа. Социальное призвание идет изнутри, оно свободно, социальный же заказ идет извне, он означает принуждение. Правда, в искусствах пластиче­ских артисты всегда получали заказы от князей мира се­го сделать тот или иной портрет, статую, украсить дворец. Но искусство их оставалось свободно, так как мало зави­сит от сюжета. Сейчас положение более трудно и для представителей пластических искусств, посягательства на них идут дальше. Но положение писателей всегда было иное. Писатели, по крайней мере, более значительные пи­сатели, имеют несчастье дорожить теми или иными идеями и верованиями. И это делает конфликты неизбежными. Intellectuelsпринуждены бороться за свою свободу. То­талитарное государство двояко действует на творцов ду­ховной культуры. Оно или подкупаетintellectuels, сулит им все блага, требует от них послушного исполнения со­циальных заказов, или преследует их и делает их мучени­ками. Ставится вечный вопрос о конформизме. Одни идут на конформизм, приспособляются, соглашаются на отказ от свободы мысли и творчества, другие от конформизма отказываются и попадают в очень тяжелое положение. Трудность вопроса о том, что независимость интеллекта, свобода духа не могут и не должны быть защищаемы че­рез сохранение социальной несправедливости. В режиме либеральном intellectuelsболее свободны, они не подвер­гались прямому насилию (косвенному насилию через день­ги они подвергаются), они могли лавировать, но режим этот был социально несправедливым, он связан с капи­тализмом, с господством классов богатых, обладающих всеми материальными орудиями. Несправедливость эта связана не с самим принципом свободы, а с недостатком свободы, с тем, что свобода была лживой, существовала не для всех, а лишь для немногих. Связать интеллектуаль­ную и духовную свободу с защитой социальной несправед­ливости было бы роковой ошибкой. Это как раз и вызы­вает подозрительное отношение к интеллигенции со сто­роны социальных движений нашей эпохи, особенно со сто­роны марксистов. Если эти подозрения и обвинения часто бывают чудовищно несправедливы, иногда сознательна лживы, то повод для них все-таки существует, его дает эгоизм, изоляция, социальное равнодушие части культурной элиты и даже значительной части. Между тем как борьба за свободу и анти-конформизмintellectuels, твор­цов духовной культуры должны быть связаны не с соци­альным равнодушием и потаканием социальной неспра­ведливости, а с свободно выполняемым социальным при­званием. Люди духа и интеллекта должны сознавать свою независимость и свободу, свою определяемость изнутри, но и свою социальную миссию, свою призванность слу­жить делу справедливости путем своей мысли и творчест­ва. Будущее человечества зависит от того, будут ли соеди­нены в мире движение духовное и движение социальное, будет ли связано создание более справедливых и более человеческих обществ с защитой духовных ценностей, с духовной свободой, с достоинством человека, как духов­ного существа. Самый интеллект не может быть защищен, если он взят отвлеченно и противопоставлен целостной жизни, как разум исключительно теоретический; он может быть защищен исключительно, как органическая часть це­лостной жизни, или часть творящего духа.