Студопедия

Главная страница Случайная страница

КАТЕГОРИИ:

АвтомобилиАстрономияБиологияГеографияДом и садДругие языкиДругоеИнформатикаИсторияКультураЛитератураЛогикаМатематикаМедицинаМеталлургияМеханикаОбразованиеОхрана трудаПедагогикаПолитикаПравоПсихологияРелигияРиторикаСоциологияСпортСтроительствоТехнологияТуризмФизикаФилософияФинансыХимияЧерчениеЭкологияЭкономикаЭлектроника






Глава 6. Мохамед Мохсин, купец






Болезнь вынудила меня пробыть в Иерусалиме десять дней, хотя я хотел быть на пути в Алеппо. Недуг был обычным, которым страдают путешественники, не привычные к пище Среднего Востока, а поскольку я собирался путешествовать сушей, мне нужно было быть совершенно здоровым.

Моя вынужденная остановка дала мне возможность много читать. Я выбирал главным образом персидских авторов, которые мог читать в подлиннике, или где были хорошие переводы на английский. Я хотел понять, почему суфиев обвиняли в неоплатонизме, гностицизме и шаманизме. Признаюсь, я работал с большими неудобствами, потому что я мало был знаком с великими учителями суфиев, чтобы делать свои выводы. Достаточно ли я уверен в принятии решения, которое удовлетворило бы меня одного? И какое мне дело до того, что на суфизм повлияли неоплатоники? И все же, имеет ли значение, откуда пришли их теории?

Эти вопросы беспокоили меня, ибо я ощущал себя рискованно близким к тому, чтобы внести в данную ситуацию интеллектуальные или академические аргументы.

Источник материала, который я нашел с помощью дружески настроенного ко мне книготорговца, включал Аль Газзали, Джалалуддина Руми и Фаридуддина Аттара-химика.

Газзали, как считается всюду в мусульманском мире, возродил веру, и именно этот титул он и носит. Обнаружив в уме сомнения, он странствовал десять лет, пока их не разрешил. Полагаю, что его книги повлияли как на мышление св.Францизска, так и Фомы Аквинского. И в то же время - он один из столпов мусульманской мистической философии. Его " Признания беспокойного верующего", переведенные Баттом, в высшей степени волнующи. " Прежде всего я ищу, что же представляют из себя вещи в реальности, поэтому я без сомнения должен попытаться выяснить, что же такое знание в реальности".

Его исследование было направлено к холодному анализу без излишнего академического многословия или интеллектуальных химер. Он искал, он отбирал и, самое главное, он переживал.

Цитирую его: " Откуда приходит, - говорит сомневающийся внутренний голос, - уверенность в восприятии себя? Наиболее могущественным чувством является зрение. Однако когда оно направлено на тень циферблата солнечных часов, зрение видит ее неподвижной и полагает, что нет никакого движения. Затем путем опыта и более глубокого наблюдения, через час, оно знает, что тень на самом деле движется, и более того, она не движется порывами, но постепенно и равномерно, бесконечно малыми отрезками таким образом, что она никогда не находится в состоянии покоя. И еще, зрение смотрит на солнце и видит, что оно размером с шиллинг, однако геометрический расчет показывает, что оно по размеру больше, чем Земля".

Чтение Газзали вдохновляло меня, ибо его упорная борьба со своими сомнениями и интеллектом была описана так же ясно, как и основание каждого его решения. Я мог следовать за его рассуждениями и безупречной логикой и радовался его открытиям. Я мог бы легко принять эти открытия без доказательств, но добротные объяснения освежали мое сознание и давали возможность составить более простой курс через трясину собственных моих незрелых мыслей, эмоций и полуоформленных мнений, основанных на обусловленном мышлении.

Руми, мистик ХШ столетия, написал колоссальную метафизическую работу " Мэснави" - поэму в трех томах, оценить которую полностью могут только очень развитые души. Я не мог даже и подойти к постижению изумительной аллегории и глубокой вибрирующей истины. Я мог только поверхностно читать ее и старался давать реальности просачиваться внутрь меня. Цитирую рассказ о греках и китайцах, показывающий разницу между теологическим и мистическим мышлением.

" Если вы желаете услышать притчу о скрытом знании, послушайте истории о греках и китайцах.
- Мы, как художники, лучше вас, - заявили китайцы.
- У нас перед вами преимущество, - возразили греки.
- Я хочу подвергнуть вас испытанию, - сказал Султан. - Тогда мы увидим, кто из вас подтвердит свои притязания.
- Отведите нам отдельную комнату, как и грекам, - сказали китайцы.
Две комнаты были расположены одна против другой, дверь в дверь. Китайцы поселились в одной, греки - в другой. Китайцы потребовали у Султана сотни красок, поэтому монарх раскрыл свою сокровищницу, и каждое утро китайцы получали свою порцию красок.
- Никакие оттенки или цвета не подходят для нашей работы, - сказали греки. - Все, что нам нужно, - это избавиться от ржавчины. - И они принялись за полировку.

Существует путь от многоцветности до бесцветности, цвет подобен облакам, бесцветность -- это луна. Какое бы излучение или сияние вы не увидели в облаках, будьте уверены, что оно идет от звезд, луны и солнца.

Когда китайцы закончили свою работу, они начали от радости бить в барабаны. Вошел царь и увидел там картины. Восхищение украло его рассудок. Затем он прошел к грекам, которые сдвинули занавес-перегородку так, что отражение китайских шедевров упало на стены, которые они очистили от грязи. Все, что царь видел в китайской комнате, здесь казалось еще более красивым, так что глаза его вылезли из орбит.

Греки, отец мой, - это Суфии. Без помощи книг, учения и повторения они полностью очистили сердца свои от алчности и скупости, корыстолюбия и злобы. Чистота зеркала несомненно есть сердце, которое получает бесчисленные образы. Отражение каждого образа, ограниченное или нет, вечно светит из одного только сердца и вечно каждый новый образ, находящийся в сердце, оказывается внутри него свободным от всякого несовершенства. Те, кто очистили свои сердца, избавились от запаха и цвета, всегда видят красоту".

Глубина мистицизма Руми дает потрясающий по силе потрет " пробужденного человека" - выше религии, выше ереси, выше атеизма, выше сомнения, выше уверенности. Руми объясняет: есть три стадии! Сначала человек поклоняется людям, камням, деньгам или стихиям. На второй стадии он поклоняется Богу. А на третьей он уже не говорит " я поклоняюсь" или " я не поклоняюсь".

Руми предостерегает человека и советует ему искать знания себя самого и применить к этому неочищенному " я" веру или систему, которая приводит его к исполнению его предназначения. Одним из постоянных формовщиков человеческого сознания является любовь. Цитирую: " Человечество имеет незаконченность, желание, и оно стремится осуществить его всякими предприятиями и устремлениями, но только в Любви может оно найти осуществление. Однако оно не должно пользоваться ею безрассудно, ибо огонь, который согревает, может также сжечь".

Основной принцип суфийского пути состоит в том, что обычный человек не может сам распознать и воспользоваться формирующими влияниями, в которых он нуждается. Он должен, волей-неволей, следовать за учителем, который знает, где эти влияния могут быть найдены, в какой мере они должны быть использованы.

Руми постоянно предостерегает против привязанности к внешнему: " Любите меньше кувшин, а больше воду". Он подчеркивает экспериментальные аспекты развития и необходимость постоянной работы.

Аттар-Химик, прославившийся своим произведением " Парламент птиц", по достоинству стоит в первом ряду суфийских пророков. Без сомнения, " Развитие паломника Баньяка" обязано этой фабуле, - тридцать птиц, ведомых удодом, выступили в путь, чтобы найти своего короля. После великих бед и испытаний они обнаруживают, что король - среди них. " Откажитесь от вашей робости и самообмана и вашего неверия, ибо тот, кто делает свет из собственной жизни, освобождается от самого себя, он освобождается от добра и зла на пути к своему возлюбленному".

Так и суфийские мыслители льют из глубин источников мысли и истины и отражают жажду человека к единению с Бесконечным. Меня увлекло их глубокое внутреннее проникновение в трудности человека при поисках своего реального " я". Человек, каков он есть, окруженный всевозможными страхами, теориями и обусловленностями, стоит обнаженным и неподготовленным к тому, чтобы смело встретить лицом к лицу ответственность за свои поиски неизвестного. Правда, западная мысль породила таких мужей, как Шопенгауэр и Кант, таких мистиков, как Успенский и Николл, но никто из них так и не достиг цели из-за сложности и запутанности своего мышления. Они сами были продуктом западной схоластики с ее прагматическим академизмом и изысканным интеллектуальным рассуждением, лишенным глубокого внутреннего проникновения, - то есть того, что характеризует суфийских учителей. Честно говоря, ни один западный мыслитель не развился настолько, чтобы выйти из мира в бесконечное, однако Руми, Аттар и другие не только показали путь, но и проторили дорогу к " Фана" или к погашению " я" субстанцией Истины. Какое доказательство может быть большим для доказательства силы учения? Европейские мистики - св. Франциск, св. Тереза из Авилы и св. Иоанн Креститель - все обязаны своим вдохновением суфийской мысли.

Могу ли я, - спросил я самого себя, позволить себе не замечать эти ясные указания? Гурджиев был обучен этими людьми. Могу ли я надеяться уловить нить учения в том виде, в каком оно применяется сегодня? Могу ли я позволить себе не воспользоваться случаем? Решение было простым, и мои поиски приняли более индивидуальную форму. Я буду следовать пути Гурджиева, но только затем, чтобы найти провозвестие и форму, которые применяются сегодня.

Мое путешествие в Алеппо было полно задержек и трудностей, выражавшихся в упадке сил, и я прибыл туда только в пятницу утром. Остановившись в гостинице, я осведомился о Мохамеде Мосхине, купце, и узнал, что он действительно оставил работу и живет в деревне Эль Баб, в нескольких милях отсюда. Я нашел молодого человека, который предложил проводить меня, сказав, что он сам живет в этой деревне и будет рад помочь мне.

Спускаясь вниз по пыльной, ухабистой дороге, он с большим уважением говорил о Купце, называя его титулом Гуль Баши, - ухаживающего за цветами. Мне сказали, что он всегда был известен под этим именем.

Деревня находилась близко, и жизнь кипела в ней ключом. Мой проводник указал на проселочную дорогу, огибающую деревню, по которой автомобиль пройти не мог. Она вела к дому Купца.

Мы пошли пешком, оставив мальчика-пастуха присмотреть за машиной. Дорога была крутой и пыльной, в действительности это было высохшее русло ручья, который вел в предгорье.

Через полчаса мне показали на едва заметный дом в расселине горы.
- Вон там, - сказал мой проводник.

Прошло не меньше часа, пока мы подошли к большому каменному дому, построенному напротив отвесной скалы. Огромная дверь была покрыта сложной резьбой, и на наш стук открылось небольшое зарешеченное окошко.

Объяснив причину своего путешествия, я спросил, могу ли увидеть Купца. Лицо исчезло, через пять минут дверь распахнулась, и нас провели во внутренний двор - покрытые гравием аллеи, цветочные клумбы, фонтаны. В углу, возле группы розовых деревьев, сидела фигура сморщенного человека в бело-голубом одеянии. Его окружали люди в белом. Он жестом пригласил меня сесть. Мой проводник простился и ушел. Я сел на дерн, надеясь, что мы найдем общий язык. Мне не было нужды тревожиться, ибо Мосхин повернулся к своим слушателям и возобновил свою речь по-английски, - с акцентом, конечно, и не очень бегло.

- И поэтому вы легко можете понять, что до тех пор, пока информация, которую вы имеете, не интерпретируется правильно, с нужной шкалой измерения, вы неизбежно придете к неправильной оценке характера. Рассмотрите эти вопросы, о которых я вам говорил, но только, я повторяю, только применяя те ориентиры, которые я вам дал, и ни в коем случае не позволяйте себе впасть в то, чтобы применять отношения, вызванные в вас обстоятельствами или атмосферой данного времени. Теперь идите, встретимся снова в следующий четверг, и я расскажу вам еще кое-что.

Люди поцеловали ему руку и ушли. Старик повернулся ко мне: " Рад узнать, что Шейх Гасан здоров, и вы ищите у меня помощи. Знайте, что я могу дать вам некоторые факты и указания, но помогут ли они вам, -- целиком зависит от вас".

" Вы хотите знать о Гурджиеве. То, что я могу сказать вам об этом, вам мало поможет, но составит часть картины, если вы способны ее скомпоновать. Я учил Гурджиева фармацевтике и фармакологии, тому, как выращивать и использовать растения, как извлекать из них экстракты и пользоваться этими эссенциями. Он научился этому и ушел от меня через год. Нужно вам это? "

Мне пришлось признаться, что вроде бы не особенно нужно. Я помнил, что о Гурджиеве говорили, будто он интересовался травами, но далее этого я ничего не мог понять.

Я помню, что старался выяснить, сколько же лет старому Мосхину и не мог. Черты его лица были дряхлы, но зубы прекрасны. Его стан, несмотря на хрупкость, был сутулым, а руки тверды и спокойны. Если он был учителем Гурджиева, то когда, в каком возрасте?

- Во-первых, - отвечал он, - вы не должны считать само собой разумеющимся, что для обучения человека необходимо его физическое присутствие. Человека можно обучать по-разному, при условии, что ученик и учитель установили достаточно тесную связь. В этом случае время и расстояние не важны. Во-вторых, не воображайте, что один год означает период в 365 последовательных дней. Он может иметь протяженность и сверх этого периода. Вы, на Западе, требуете " непрерывности" обучения, только потому, что ваш ум не готов - вы можете забыть урок, если за ним не последует через несколько дней следующий. Вы не способны удержать в уме все случаи, обстоятельства и факты урока, чтобы вспомнить его без колебания через год. Гурджиев получил мое учение перед концом вашего девятнадцатого года, когда я был в Эрзеруме.

- Так вы учили там?
- Я создавал сам и так разбрасывал знание, нужное для того времени и тех обстоятельств. Не думайте, что единственный язык цветов - общепринятый язык визуального впечатления или опьяняющего, как вино, запаха. Цветы меняют свой смысл и воздействие в зависимости от своего положения друг к другу, в каком количестве они посажены... Все это - часть истинного языка цветов.

- Но на что они указывают? Могут ли они обучать или как-то воздействовать на прохожего, который не знает их подлинного значения?
- Они действуют на нескольких уровнях. Некоторые цветы воздействуют, как вы сами можете заметить, на органы чувств. Другие воздействия должны создавать микроклимат в определенном месте, чтобы идущие по пути могли освежиться, отдохнуть или использовать их одним из сотни разных способов. Цветы говорят тому, кто в их зоне, какова степень его посвящения. Воздействия, какие они оказывают, не ограничиваются теми, кто сознает их смысл и часть этого воздействия " проливается" в сознание и производит в них определенные идеи и мысли бесполезные, если не рассматривать их в определенном контексте под руководством учителя.

- Гурджиев изучал и эту науку?
- Нет. Ему это было не нужно. Существует определенное братство, несущее ответственность за создание этих садов. Им не обязательно обучать технике, есть также ордена, которые работают только для того, чтобы " запустить в действие" или поддержать связь, или обеспечить " путников из своих рядов".

- Могу ли я спросить: не присуще ли пирамидам и другим памятникам Верхнего Нила то же качество?
- Спрашивать вы можете, ибо я предложил вам все свое внимание, но меня приводит в ужас западное мышление. Я говорю о Фоме, а вы о Ереме (в подлиннике: " Я говорю о небе, а не о веревке". Игра двух персидских слов: небо и веревка). Что же, ради всего святого, вы хотите делать? Ввести в свои мысли посторонние проблемы, которые никоим образом не могут дать вам настоящей мудрости? Если вы спрашиваете только, чтобы увеличить свое случайное знание, то вы меня снова огорчаете своим невежественным подходом. Если вы отправились из своего дома путешествовать, чтобы расспрашивать о мертвых цивилизациях, то это делает мало чести вашим способностям к последовательному мышлению. Вы хотите жить в прошлом и погружаться в суеверия и сказки - или вы хотите извлечь пользу из живой пульсирующей силы, которая пронизывает Вселенную? Пирамиды, сфинксы, вавилонские башни, ковчеги, Ниневии! В будущем им нет места, а вам - есть! Эти памятники исчерпали себя. Охотьтесь за ними, если хотите, но тогда живите в пыли, которой они и являются, и не смешивайтесь с живым будущим.

Разве вы варите вчерашнюю шелуху со свежей картошкой? Если да, то не просите меня помочь вам, сами ешьте это отвратительное месиво. Дисциплинируйте свои мысли, если же их нет, позвольте другим делать это. Откажитесь от этой несчастной склонности пытаться разрабатывать все по отношению ко всему другому. Я столько насмотрелся ваших западных " мыслителей", что ищу убежища от ваших глупостей. Кто была " Мария Магдалина" и где она упоминается в " Книге мертвых", и характер Вараввы, и " Сказание о Гильгамеше", и Жанна Д'Арк, и технократ Гланстонбери, и Ной, и Малый Тресион, и Эмпайр Стейт Билдинг, и Большой Каньон. Ответ заключается в том, что многое взаимосвязано, но в таком измерении, которое вам в теперешнем состоянии не увидеть, не понять в своем невежественном поиске. В действительности вы уходите все дальше от понимания, используя эти методы. Оставьте это занятие.

Произнеся эту тираду, он снова откинулся на спинку стула/? /

Я попытался неуклюже и неубедительно объяснить: " Видите ли, Гурджиев в своей книге упоминает Песчаную Карту, и она мне интересна".

- Вам интересно, - сказал он, - вам недостаточно интересно! Вы так же читаете о диких верблюдах, овцах, ходулях, монастырях, водопоях, однако ничего у вас не вызывает интереса. Вы никогда не заподозрите там аллегорию, вы понимаете все буквально, и вовсе не извлекаете из них пользы, хватаясь за все романтическое, например - за Песчаную Карту и обаяние Древнего Египта. Почему это Гурджиев не сосредоточил свои поиски в Долине Нила? Или не искал Сурмунтское Братство? Упоминал ли он их только, чтобы дать вам аллегорию, чтобы затем перейти к самому себе и возбудить ваши погрязшие в тине умы, чтобы очиститься от веков мертвой мысли? Думали ли вы обо всем этом?

Я смело сказал: " Тогда дайте мне какие-нибудь пояснения, соответствующие моему уровню".
- Нет. Потому что вы ищете объяснения, чтобы помочь себе, а не опыта. В общем, вы хотите, чтобы вам дали книгу: " Тайны Неизвестного, и как их узнать", и вы следовали бы урок за уроком, и достигли бы совершенства. Нет такой книги, которую вы могли бы понять. Но она существует, она легко доступна, но чтобы использовать ее, вы должны уметь переживать некоторые вещи, которые подготовят вас к дальнейшему пониманию. Через эти переживания нужно пройти, а не только думать о них или анализировать. Не спрашивайте меня сейчас о названии этой книги, ибо вы должны найти ее сами. Мой учитель Мохамед Кадир читал ее всю свою жизнь и не закончил - до того времени, как его миссия была выполнена. Теперь идите и ищите Кази Хайдер Гула в Хомсе.

Если вы к этому времени думали о Розе для своего состояния, он возьмет вас к Учителю Дауду. Барака Башад.

Я вышел, сопровождаемый слугой.
Когда я вернулся в деревню, мой автомобиль был вычищен до блеска, а в руках пастушонка был букет цветов. Он отказался от платы, даже в виде шоколада. Он тоже был цветоводом. И сейчас, когда я пишу, передо мной этот букет засохших цветов.

Моя встреча с Мохамедом Мосхином была построена по образцу, который я ощущал только смутно. Эти суфийские учителя были совсем не заинтересованы в учениках, или, может быть, им не нужны они были на условиях " ученика"? Их изречения, казалось, будили мысль и разрушали " знание". Ни один из них не обладал теми чертами и свойствами, которые можно было бы от них ожидать. Вокруг них, несомненно, была аура авторитета и мудрости, подчеркиваемая их спокойствием и магнетизмом, но она носила реальный, а не эфемерный " небесный" характер, как это описывается в книге " Встречи с замечательными людьми".

Я, конечно, не мог подвергнуть сомнению их авторитет или глубокую истину их утверждений. Я слишком хорошо знал, насколько я был неподготовлен, несмотря на все годы изучения гурджиевских " движений". Я знал, что у меня нет никакого права подвергать сомнению их откровенную критику моих позиций и западный интеллект в целом. То, что я по-прежнему искал, с некоторым отчаянием, - это возможность погрузиться в главный поток знания, идущий от того, что, как я был уверен, является источником учения, будь то таинственный монастырь, пещера в Гиндукуше или хотя бы планета в космическом пространстве.

Думай о Розе! Я лихорадочно просмотрел свои книги, чтобы выяснить, что бы это могло значить. Я нашел, что Роза упоминается в каждой поэме. Конечно, это аллегория, говорящая об объекте любви.

Роза Багдада - вот имя, данное Абдуле Кадиру Джилани, основателю дервишского ордена Кадири. По-арабски слово " роза" лишь тональностью отличается от слова, означающего " повторные упражнения", повторение Божественных Имен. Оказывается, Роза в поэзии и в сказке является целью суфийского желания. Они уподобляют себя соловью, который по традиции опьяняется Розой.

Итак, я решил изучать суфийскую литературу, по-крайней мере, настолько, чтобы уловить хотя бы тончайший привкус знания, а затем я начну разыскивать Кази Хайдер Гула в Хомсе.

Для изучения я выбрал " Маснави". Не потому, что я безрассудно воображал, что достаточно развит для понимания этого огромного суфийского текста, но потому, что был хороший перевод и персидский вариант для сравнительного анализа.

Было бы преувеличением даже претендовать на его полное прочтение за те три месяца, которые у меня были. Его язык так превосходен, что его невозможно читать бегло. Глубина его учения была выше моей способности даже хотя бы начать постигать, но можно сказать, что делая постоянное и намеренное усилие избавить ум от обусловленности, я больше узнал за эти месяцы, чем за годы. Я старался дать " Маснави" влиять на меня и скорее переживал его, чем понимал. Слишком легко прочитать в нем много такого, что субъективно. Иногда трудно бывает не поддаться соблазну. Однако я решительно поставил перед собой задачу отбрасывать ловушки, которые я сам себе ставил, ибо знал, что попадая в эти именно ловушки, оставляю следы в своей внутренней жизни.
По общему признанию, я мог бы возложить вину за это на работу Гурджиева в том виде, в каком она существует сейчас и утверждать, что это атрофированное учение задержало меня, но так как я вошел в него и остался добровольно, не подвергая сомнению его очевидную слабость, все время ища награды в проблесках " Реальности", я должен винить только себя.

Я и не думал никогда, как и многие другие, и не позволял себе думать, что где-то существует оригинальное учение в первоначальной форме. Я полагаю, было логично считать, что нынешнее учение Гурджиева приспособлено для Запада и что те, кто его " унаследовали", были утверждены на своих постах Учителями.

По мере того, как я читал дальше, я встречал все больше и больше слов, фраз и историй, которые я мог опознать в книгах Гурджиева. В прошлом я принимал их за чистую монету, но теперь я знал, что если Каратас - дервишская школа, то можно многое понять. Нам этого не объясняли - или потому, что наши руководители сами этого не знали, или не видели, какая будет польза от этого нашего знания. Как бы то ни было, я закусил удила и продолжал идти дальше не в страхе и в трепете, как в прошлые годы, боясь неправильно поставить ногу в гурджиевских " движениях" и не в растерянности, граничащей с нервным потрясением от того, что я не мог понять лекцию о " Космическом водороде", но в состоянии доверия - быть может, не столько к самому себе, сколько к трудам дервишей.


Поделиться с друзьями:

mylektsii.su - Мои Лекции - 2015-2024 год. (0.012 сек.)Все материалы представленные на сайте исключительно с целью ознакомления читателями и не преследуют коммерческих целей или нарушение авторских прав Пожаловаться на материал