Равенна. Италия.

Ранние византийские храмы можно уподобить раковинам, шершавая оболочка которых таит перламутр и светоносные жемчужины мозаик.

Такое впечатление производит на зрителя и равеннская церковь Сан-Витале (середина VI в.) — вось­мигранник с гранёным выступом алтаря. Плоскость её фасадов на­рушают только мощные контрфор­сы — выступы, укрепляющие стены. Основу конструкции составляют во­семь высоких опор, несущих купол. Опоры соединяются между собой полукруглыми двухэтажными арка­дами, так что вокруг центрального пространства образуется венок ажур­ных криволинейных форм. За арка­дами находится галерея, обходящая центральное подкупольное ядро хра­ма. Из каждой точки здания откры­ваются всё новые и новые виды: ко­лонны с кружевными капителями словно плывут в нескончаемом тан­це, сходятся и расходятся пересека­ющиеся рёбра сводов, изгибаются бесчисленные арки... А смальта растворяет стену, уничтожает её матери­альную грубость, превращая интерь­ер в подобие небесного мира.

Именно там, за гранью земного бытия, парит на сфере юный Хри­стос, протягивающий мученический венец Святому Виталию. Ангелы и святые по сторонам Христа располо­жены симметрично: Святой Виталий принимает дар от Господа, Святой Экклесий — строитель первой на этом месте церкви — сам преподно­сит Христу модель храма, но тем не менее они словно не видят друг дру­га. Некая незримая пелена обволаки­вает и разобщает их. Они жили в разное время, никогда не встречались друг с другом, но вместе предстали перед Царём Небесным; время разде­лило их, а вечность объединила.

Ниже, на алтарной стене, показа­ны две процессии, приносящие да­ры храму. Одну из них возглавляет император Юстиниан, другую — его супруга Феодора. Бедный илли­рийский крестьянин, вознёсшийся в начале VI в. благодаря удаче и реши­тельности к высотам император­ского сапа и явивший в редком со­четании властолюбие и аскетизм, великодушие и коварство, женился на дочери циркового смотрителя, танцовщице и куртизанке. Её, сме­лую и умную, своекорыстную и мстительную, энергичную и пре­красную, по праву считают самой знаменитой женщиной византий­ской истории. Подробности биогра­фий императорской четы служили любимой темой пересудов константинопольской черни, в то время как мудрые государственные установления Юстиниана и незаурядный ум Феодоры стали предметом внимания историков. Однако ни намёка на личные качества изображённых нельзя усмотреть в отрешённом выражении большеглазых лиц, в застылых позах венценосцев. Мантии скрывают очертания фигур, превращая их в плоские, наложенные на стену силуэты. Всё плотское, сиюминутное, недостаточно пристойное для храма словно осталось за его пределами: Юстиниан и Феодора являются зрителям как идеальные образы идеальных правителей, осиянные отблеском Божественной славы. Юстиниан предоставил византийской церкви новые экономические и юридические льготы, даровал ей земли и имущество. По его словам, «источником всех богатств церквей является щедрость императора».