Главная страница Случайная страница КАТЕГОРИИ: АвтомобилиАстрономияБиологияГеографияДом и садДругие языкиДругоеИнформатикаИсторияКультураЛитератураЛогикаМатематикаМедицинаМеталлургияМеханикаОбразованиеОхрана трудаПедагогикаПолитикаПравоПсихологияРелигияРиторикаСоциологияСпортСтроительствоТехнологияТуризмФизикаФилософияФинансыХимияЧерчениеЭкологияЭкономикаЭлектроника |
Души народов
Высокий одноглазый старик с длинной бородой, в широкополой шляпе и в полосатом плаще. В руках у него копье. На обоих плечах у него сидит по ворону, а у ног лежат два волка. Фигура зловещая, не правда ли? Таково классическое изображение «аль-фёдра» («всеотца». – Ред.), отца немецких богов, самого светлого из асов – Одина. Давно сказано, что человек создает богов своих по своему образу и подобию. Каков истинный образ древнего, беспримесного тевтона, вы видите на этом, так сказать, фамильном портрете. Древнее echt (Echt – подлинный, настоящий, чистый (нем.}.) немецкое воображение вместило в идею своего божества все лучшее, что могло придумать, и вот что оно придумало. Два ворона, Хугин и Мунин, ежедневно облетающие мир и докладывающие Одину обо всем, – прообраз наброшенного на весь мир будущего германского шпионажа. Два волка, Гери и Фреки (то есть Алчный и Жадный), поедают всю пищу, которая приносится Одину в жертву, – прообраз ненасытимой ничем и свирепой жадности этой волкоподобной расы. Копье Гунгнир, всегда попадающее в цель и наводящее неодолимый страх на всех, на кого оно направлено, – прообраз того милого отношения к соседям, которого так усиленно добивается потомство тевтонов. На пальце Одина волшебное кольцо Драупнир, каждую девятую ночь отделяющее от себя восемь таких же колец, – прообраз богатства, которое не требует труда, а само накапливается, как проценты ростовщика. Единственной пищей Одина служит вино, хотя старик, по-видимому, и не страдает от последствий алкоголизма. Вы спросите: а в чем же заключается прообраз немецкой быстро прогрессирующей культуры? Если хотите – в восьминогом коне Слейпнире, на котором летает Один. Конь не только грамотен, но даже на зубах у него начертаны руны. Запомните: руны, начертанные на зубах. О древнерусском Перуне не осталось определенных указаний. Из шести (или семи) наших богов, перечисленных у Нестора, о Перуне сказано немного: «Постави кумиры… Перуна древяна, а главу его сребряну, а ус злат». Это достаточно для паспортных примет, но не для характеристики божественного духа, приписываемого кумиру. < …> По народному преданию, записанному в летописях, Перун был вооружен луком, стрелами, палицей и даже плетью. Не надо забывать, что Перун был, подобно Юпитеру Громовержцу, божеством грозным, «попирающим». Светлым же и благодетельным богом считался Дажбог. Как символизировали наши предки это светлое божество – к глубокому сожалению, не осталось преданий. Известно только, что Дажбог был сыном Неба (Сварога) и олицетворял собою Солнце и что русские люди были внуками его, то есть прямым потомством Солнца (см. «Слово о полку Игореве»). Следовательно, если противопоставлять кого-либо из наших богов Одину, то не Перуна, а скорее Дажбога. «Разве это серьезно? – спросит читатель. – Какой-то древний бред, какие-то воображаемые боги. Можно ли извлечь какой-нибудь толк из сравнения одной нелепости с другой?» Простите, отвечу я, древние религии вовсе не нелепость, а нечто такое, во что вложена была вся душа древних, все их познания, все нравственные идеалы. Правда, древние религии дошли до нас в крайне одичавшем состоянии, так что даже распознать трудно, какая мысль скрывается в том или ином, иногда нелепом, часто глубоко поэтическом мифе. Древние религии только потому уступили место новым, что сильно обветшали, выродились, и мы имеем перед собою лишь искаженные временем иероглифы, ключ к которым часто затерян. Но даже если счесть древние верования бессмысленным бредом, то спросите-ка психиатра, вздор это или не вздор. Он скажет вам, что бред – драгоценный материал, заслуживающий изучения, что существуют разные типы и разновидности бредовых состояний, и по ним не меньше чем по поступкам можно доискаться, какой именно душевной болезнью пациент страдает. А это, в свою очередь, даст руководство к пониманию его характера в здоровом виде. Я напомнил читателю древнегерманского Одина, чтобы еще раз отметить некоторые вечные черты германской расы, черты, не смытые христианской культурой и в последнее время как будто даже прорезавшиеся с древней силой. Ничто не умирает. Не умирают души людей и явлений. Не думайте, что умерли древние боги… они живут гораздо ближе к нам, чем мы думаем, они живут в нас самих. Это наши страсти, это племенные свойства, созданные вместе с нашей природой. Идолы богов разрушены, имена их исчезли или послужили материалом для поэтического творчества, самое же существо богов осталось. Тот же попирающий Гнев, та же Жадность, то же Великодушие, та же Красота, та же Любовь. Не где-то в Греции, а под черепом вашим помещается Олимп, управляющий судьбою вашей, и хотите вы этого или нет, сознательно или бессознательно вы до сих пор служите древним богам – мрачным или светлым, смотря по преобладанию в вас темного или светозарного начала. Если бы мы могли расшифровать древние мифологии, как пытались многие ученые начиная с Бэкона [101](«О мудрости древних»), то, может быть, подошли бы к тем величественным представлениям, полным высокого благородства, какие запечатлены в системах Платона, Пифагора, Сенеки, Марка Аврелия и которые служат достойными Пропилеями для христианских истин. Мы, к сожалению, живем в эпоху, когда разрушен не только храм веры, но и прекрасные преддверия к нему. Следует согласиться с Гартманом: христианство действительно разлагается в Германии, да и не в одной Германии. В последней оно заменяется высшей будто бы религией – «германством», но если присмотреться к этому германству, то в нем невольно почувствуешь силуэт одноглазого бога с двумя воронами на плечах и двумя волками у ног… Вот что пишет мне один петербургский родитель, по-видимому, мне известный, но подписи которого я решительно разобрать не в силах. Так как эта варварская черта – писать и даже подписываться неразборчиво – заслуживает наказания, то я выбрасываю из письма имена и фамилии, оставляя общую суть дела. «Сын мой, – пишет родитель, – сейчас еще в немецком училище… И с каждым днем я прихожу в больший и больший ужас от того, что там происходит. Сын мой и я лично много раз говорили с инспектором… Что он себе позволяет, не поддается описанию. Сын мой получает в ответ: «Русский дурак», я получаю в ответ: «Не ваше дело». Чье же, однако, дело, как не родителей, реагировать на такие, например, фразы инспектора: «Здесь Германия; русских идиотов, которые не желают смириться, выгоняют». В последний раз я получил такой ответ (по-немецки): «Ваш сын должен дать честное слово… ну да впрочем, ведь русское честное слово ничего не значит, это не немецкое Ehrenwort». Русских учеников этот инспектор ругает: «русский дурак», «тупой варвар», не позволяет им говорить по-русски, а его помощник… заявляет, что, «пока нас бьют, он не может быть в хорошем настроении, но когда будет нами взят Петербург, то есть будущий Вильгельмсбург, тогда я несколько успокоюсь». Тот же помощник инспектора ругает французских учителей перед учениками: «Luder» (сволочь). Когда англичане потопили «Блюхера», он придрался к двум англичанам из класса моего сына и оставил их ни за что ни про что на два воскресенья. А директор… заявляет, что он не допустит, чтобы в стенах германского училища раздавался «грубый русский язык в разговоре с немецкими учителями». Инспектор ругается площадными словами, чуть не бьет русских мальчиков, а ему говори «das ruhmvolle Deutschland» (славная Германия. – Ред.) на уроках географии…»
|