Роман «Чевенгур» А. Платонова (1929) - социальная утопия с элементами сатиры.

“Чевенгур” — большой роман, над которым Платонов работал несколько лет.

Роман рассказывает об Октябрьской революции в центральных губерниях России, о людях, которые защищали революцию в гражданской войне, о “строителях стран”, об их идеях, мыслях, переживаниях. Платонов показывает не только то, как идеи овладевали массами, но и то, как эти массы осваивали новые идеи. Ускоренное освоение народными массами нового мировоззрения, наряду с революцией этих масс, порождало и противоречивые, утопические представления о социализме. Платоновские герои, “готовые неизбежно умереть в обиходе революции”, впитывали в себя идеи социализма, причудливо сочетая их со старыми понятиями и взглядами.

В романе сталкиваются утопические надежды перестроить мир “по коммунистическому велению”и “хотению масс” с необходимостью повседневной кропотливой работы. Его герои наивно надеются, что “социализм где-нибудь нечаянно сложится вместе от страха бедствий и для утешения нужды”.

Главный герой романа — Александр Дванов. Он сирота, мастер (важное для Платонова понятие), коммунист. Этот герой, размышляющий, одаренный свойством сопереживания (“сочувствовал любой жизни”) больше всего соответствовал замыслу писателя. Саша Дванов, “самосозданный” народный интеллигент, проходит через смерть, трупы, тоску, сам чуть не умирает от голода, воспаления легких. Он отправляется в город Чевенгур, где образовался полный коммунизм, по дороге встречается со Степаном Коненкиным, освободившим Сашу из рук бандитов. Коненкин — бывший комиссар “полевых большевиков”, а ныне одиноко скитающийся паломник к могиле Розы Люксембург, беззаветный рыцарь идеи всеобщего равенства и полного душевного товарищества, причем равенство понимается как одинаковость физическая, умственная, духовная. Такое равенство сделало бы невозможным никакое развитие, при его достижении стала бы невозможной сама жизнь. Копенкин едет в далекую Германию освобождать от “живых врагов коммунизма” мертвое тело Розы Люксембург.

Копенкин и Дванов проезжают деревню Ханские Дворики, где уполномоченный переименовал себя в Федора Достоевского, а за ним и весь актив окрестился кто в Христофора Колумба, кто во Франца Меринга. Затем они попадают в коммуну “Дружба бедняка”. Все члены ее правления занимают должности и носят длинные и ответственные названия.

Никто не пашет, не сеет, чтобы себя от высокой должности не отнимать. Та же трогательная и детская компенсация прежней униженности, что и переименование в Достоевских и Колумбов. Наконец они достигают Чевенгура, где Чепурный и его товарищи установили коммунизм. Чевенгурцы живут по-евангельски беззаботно, они не желают трудиться, одной только силой веры они стремятся приблизить реальный коммунизм, а пока в центре внимания — абсолютное равенство, обожание товарищей, их душ.

Роль идеолога выполняет Прокофий Дванов, хитрый мужик. В многодетной семье его родителей какое-то время жил приемыш Саша, пока в голодный год его не выгнал из дома тот же маленький Прошка, уже тогда отличавшийся жестоким оборотистым умом и характером. Трудная жизнь отточила эти качества, усугубила корыстность. В Чевенгуре Прокофий воссел грамотеем и умником, идеологическим помощником при Чепурном. “Прокофий, имевший все сочинения К. Маркса для личного употребления, формулировал всю революцию как хотел — в зависимости от настроения Клав-дюши и объективной обстановки”.

Именно Прокофию принадлежит мысль тотального уничтожения “густой шелковой буржуазии”, населявшей город. Платонов подводит к страшному парадоксу: горя изначально идеалами “душевного равенства”, всемирного братства, его представители закончили тотальным разделением на “чистых” (пролетариев, босоту) и “нечистых” (буржуи и т. д.), и вышибаются жизнь и душа у всех буржуев Чевенгура. Коммунары действуют с уверенностью и воодушевлением, но в душах их возникает тоска, несмотря на то, заглушается она мыслью о грядущем пришествии коммунизма: вроде все для не го сделали, всех гадов перебили, имущество уничтожили, “голое место” готово, остались одни товарищи и ждут первое утро “нового века”. Но оказывается, что накал одной только веры не может вызвать чуда. Нельзя объявить наступление коммунизма, как нельзя отменить смерть. Беспочвенная идея тонет, разрушается и Чевенгур каким-то страшным вражеским отрядом, что символизирует саморазрушение заблудившегося в лесу превратно понятых идей общества.

Гротескный роман завершается дорогой, открытостью в будущее, надеждой. Платонов зовет к такому строю бытия, где каждая личность одна от другой “не слишком далеко” (нераздельность) и “не слишком близко” к будущему звездному строю настоящего братства и любви.

Собственная оценка рукописи “Чевенгура”: “Ее не печатают, говорят, что революция в романе изображена неправильно, что все произведение поймут даже как контрреволюционное. Я же работал совсем с другими чувствами... в романе содержится честная попытка изобразить начало коммунистического общества”. В искренности сомневаться не приходится, так же как и в том, что отобразилась не идиллическая сказка, а жестокая и страшная реальность: дар художника прорывается там, где человек слеп или же хочет быть слепым.

А вот что говорит Горький о “Чевенгуре”: “Хотели вы этого или нет, — но вы придали освящению действительности характер лирико-сатирический ”. “Пишете вы крепко и ярко, но этим еще более... подчеркивается и отражается ирреальность содержания романа, а содержание граничит с мрачным бредом”, — пишет Горький, но уже позже.