Билет: перевод на Руси с IX В. До начала XVIII века. Перевод в России XVIII века.

Основные тенденции и закономерности развития истории перевода совпадают с западноевропейскими, но есть и черты своеобразия, присущие именно русской истории перевода. И важно также, что культурно-литературный контекст явлений перевода в России русскому читателю известен лучше, поэтому есть возможность обсудить некоторые эпизоды истории подробно, останавливаясь на конкретных примерах.

Киевская Русь. Истоки российской истории перевода, запечатленной в письменных памятниках, относятся к поре принятия христианства и появления на Руси письменности. Как и у всех европейских народов, абсолютным приоритетом начиная с X в. пользуется теория пословного перевода, основанная на иконическом восприятии словесного знака и особом статусе текста Библии, который и заложил традицию пословного перевода других текстов.

Первые переводы делаются преимущественно со среднегреческого языка. Переводы выполняются зачастую не на Руси, не славянами, а греками, и не на русский язык, а на старославянский (иначе — староболгарский, или церковно-славянский). Староболгарский язык становится и языком православного богослужения, и литературным языком христианских памятников, исполняя функции, аналогичные функциям латыни.

Православный славянский мир представлял собой культурную общность, и эта общность обладала общим фондом текстов. Наиболее авторитетные универсальные произведения славянского Средневековья — все переводные. Исследователи отмечают, что в домонгольском письменном наследии русской литературы, например, не более 1% собственных сочинений, а 99 % памятников — переводы. В XI-XII вв. по обилию переводов Русь опережает все славянские государства.

Среди переводов этой поры — сочинения церковных деятелей: Иоанна Златоуста, Григория Нисского, Василия Великого; жития: «Житие Св. Ирины», «Житие Алексея, Человека Божия»; хроники: «Хроника Георгия Алтартола» и «Хроника Иоанна Малалы». Все эти ранние переводы отмечены стремлением держаться как можно ближе к подлиннику.

Наряду с христианской литературой в XI-XIII вв. переводятся произведения вполне светские, но с нравоучительной тенденцией. Популярностью пользуются «Повесть об Акире Премудром», «Повесть о Валааме и Иосафате», «Девгениево деяние» (основой для которого послужил, по-видимому, рыцарский роман), «Александрия», «Троянская притча». В переводах этих произведений заметно больше свободы в обращении с подлинниками, большее разнообразие стилистических средств, что объясняется не только их светским характером, но и влиянием живого русского языка, а также высокой стилистической культурой языка перевода — староболгарского.

Но особую славу завоевала «Иудейская война» Иосифа. Переводчик выдерживает симметрию построения фразы, сохраняет риторический период, передает метафоры, т. е. ориентируется на передачу стиля подлинника. Естественный порядок слов свидетельствует о том, что переводчик стремился не искажать языка перевода и сделать текст понятным для читателя. Более того, переводчик повышает эмоциональную наполненность подлинника и динамизм повествования. Для этого переводчику приходится вносить в текст некоторые добавления. Таким образом, помимо пословного перевода в киевский период российской истории перевода успешно используется и традиция вольного переложения подлинника.

Московский период. В XIV-XVII вв., в московский период, постепенно начинает ощущаться сдвиг в восприятии текста как связующего звена между человеком и Творцом. На смену теории пословного перевода приходит грамматическая теория. И если раньше акцент приходился на идеальные связи плана выражения и плана содержания, то теперь он переносится на структурное своеобразие языка оригинала.

Поначалу перемены едва заметны. Переводов по-прежнему много, и среди них, как и раньше, преобладает христианская литература. Важным событием явился, например, перевод в XIV в. сочинений Псевдо-Дионисия Ареопагита, а также перевод поэмы «Диоптра» Филиппа Монотропа (Пустынника), где при пословной основе была предпринята попытка частичного сохранения ритма подлинника. Однако и в усвоении христианского текстового наследия появляются новации. К ним можно отнести первый полный перевод Библии с латыни (а не с греческого!) на старославянский. Его выполнил в XV в. с латинской Вульгаты новгородский толмач Дмитрий Герасимов.

Вместе с тем к XV в. уже отчетлива тенденция к нарастанию светских компонентов в культуре. Наиболее популярные сочинения светского характера не только тиражируются в новых списках; делаются и новые переводы. Так, старый перевод «Александрии» вытесняется в XV в. новым, сербским. Все больше становится переводов разнообразных книг светского содержания — по географии, алхимии; популярны переложения рыцарских романов.

Однако в наибольшей мере перемены дают о себе знать в следующем, XVI в. Именно в это время происходит утверждение грамматической концепции перевода, и связано оно с деятельностью Максима Грека, ученого монаха, который прибыл в Москву из Греции, с Афона, в 1518 г. по приглашению Василия III и стал крупнейшим деятелем книжного просвещения на Руси.

Максим Грек мыслил себя просветителем, толкователем и комментатором. Видимо, именно эти его убеждения послужили основой для той школы перевода, которую он основал в Москве и в которой культивировалось тщательное, всестороннее изучение подлинника. Уже в первом переводе Максима Грека — «Толковой псалтыри», который, как и большинство последующих, он выполнил с греческого языка, наметились те принципы, которые Максим Грек и впоследствии всячески пропагандировал. Он считал, что переводчик должен обладать высокой образованностью, досконально знать грамматику и риторику, уметь анализировать подлинник и, следуя пословному принципу, учитывать при выборе слова в некоторых случаях конкретный контекст и Общий стиль произведения. В школе Максима Грека практиковался также и устно-письменный способ перевода, с которым мы сталкивались уже ранее в некоторых древних восточных культурах: Максим устно переводил с греческого письменного оригинала на латынь, а его помощники переводили этот вариант «с голоса» на церковно-славянский, диктуя окончательный вариант писцам. Этот окончательный вариант тут же подвергался обсуждению и правке.

И собственное, и переводческое творчество Максима Грека обладало воистину энциклопедическим размахом. Его перу принадлежали переводы Произведений Григория Богослова, Василия Великого, Иоанна Златоуста, Иосифа Флавия и многих других.

И выбор книг для перевода, и собственное творчество Максима свидетельствовали о его горячей заинтересованности в насущных вопросах русской жизни, стремлении участвовать в их обсуждении. Его серьезное отношение к качеству переводов не случайно: в деле культурного просвещения Руси роль перевода представлялась ему необычайно важной. Из его сочинений и переводов русские люди черпали сведения об античных авторах, о выдающихся представителях итальянского Возрождения, об открытии Америки и т. п. Именно просветительская активность, сопровождавшаяся пламенной публицистичностью, эмоциональностью, привела Максима Грека к печальному концу: на церковных соборах 1525 и 1531 гг. он был осужден как еретик и заточен сначала в Иосифо-Волоколамский, а затем в Тверской монастырь.

Диапазон языков, с которых выполняются переводы, в XVI в. начинает расширяться. Появляются переводы с польского, немецкого, латинского языков. Это в основном сочинения светского характера: по географии (например, сочинение Максимилиана Трансильвана, где, в частности, рассказывается о плавании Магеллана, — с латыни), по истории («Всемирная хроника» Мартина Вельского — с польского).

В XVII в. светская литература по количеству переводимых произведений начинает конкурировать с христианской. Публикуются первые переводы с французского. Тематическая палитра чрезвычайно широка: география, история, экономика, военное дело, арифметика, геометрия, медицина, анатомия, астрология, риторика... Заявляет о себе и бытовая литература — спросом пользуются книги об охоте, о лошадях, поваренные книги. Наконец, популярность приобретает и беллетристика. Однако по количеству наименований религиозно-нравоучительная литература пока превосходит остальные жанры.

Стихийно происходит дифференциация языка перевода. Литература всех жанров переводится на церковно-славянский язык с примесью русизмов. Беллетристику же, наоборот, переводят на русский язык с примесью церковнославянизмов. В ходу разнообразные словари: латинско - греко-славянский, русско-латинско-шведский и др.

Исследуя литературу Московской Руси, А. И. Соболевский выделяет четыре группы переводчиков, занимавшихся переводческой деятельностью в XVII в.: 1) «приказные переводчики»; 2) переводчики-монахи: Епифаний Славинецкий, Арсений Грек, Дионисий Грек; 3) случайные, разовые переводчики; 4) переводчики «по желанию», в основном приближенные царя: Андрей Матвеев, Богданов, князь Кропоткин.

Самую любопытную группу, пожалуй, составляли «приказные», т. е. переводчики московского Посольского приказа. Среди них преобладали выходцы из южной и западной Руси — они хорошо знали латынь и греческий и плохо знали русский язык. Помимо них, среди «приказных» было много поляков, немцев, голландцев и других иностранцев, которые русского почти не знали, да вдобавок были малообразованными людьми. Зато именно они, толмачи Посольского приказа, начинают выполнять перевод на заказ, за деньги. Теперь московские бояре получали возможность заказать перевод тех книг, которые их интересовали, не довольствуясь тем, что им предлагали.

Следует отметить, что толмачи Посольского приказа брались фактически за каверзную задачу, которую и сейчас редко ставят в практике письменного перевода: они переводили тексты, часто художественные (и даже, как мы знаем, поэтические) с родного языка на иностранный им русский; при этом они переносили свой опыт устного перевода на гораздо более сложный с точки зрения переводческой техники письменный текст. В результате переводы пестрели ошибками, часто были либо неоправданно дословными, либо неполными, оказывались далеки от русских литературных норм, но часть содержательной информации исходного текста все же передавали.

Среди беллетристических произведений этой поры можно отметить восходящую к рыцарскому роману повесть «О Бове Королевиче», сборники новелл, отчасти сближающихся со сказками: «Повесть о семи мудрецах», «Римские деяния», «Великое Зерцало», «Фацеции». В переводе беллетристики царит дух вольного переложения подлинника, а перевод нередко перемежается пересказом. Кстати, переводом одного из таких произведений — «Фацеций», над которым трудилось пять переводчиков, связано упоминание об оплате переводческого труда: «Дать им по 100 свечей сальных»

Обращаясь к так называемым «переводчикам-монахам», воспользуемся уточнением, которое сделал Д. М. Буланин. Все они в той или иной мере были преемниками традиций XVI в., все пренебрегали беллетристикой и отвергали средневековую славянскую письменность; однако среди них прослеживалось явственное размежевание на грекофилов и латинофилов. Среди переводчиков-грекофилов следует прежде всего упомянуть Епифания Славинецкого, трудившегося на ниве перевода сначала в Киево-Печерской лавре, а затем в Москве. Епифаний переводил с греческого, латыни, польского, причем как христианскую, так и научную литературу. В частности, он перевел «Космографию» И. Блеу, где сообщаются сведения о системах Птолемея и Коперника; правда, книга широкой известности не получила и осталась в рукописи. В 1674 г. по инициативе царя Алексея Михайловича он вместе с учениками приступает к новому переводу Библии. К сожалению, Епифанию удалось перевести только часть Нового Завета — смерть прервала его труды; рукопись же впоследствии затерялась. К греческой партии относились также иеродиакон Дамаскин, Евфимий Чудовский и братья Лихуды. Во всей московской интеллигенции конца XVII в. эти переводчики были самыми плодовитыми, но их переводы оказывались слишком сложны для чтения. Принцип максимального соответствия оригиналу превращал их переводы в полные подстрочники. Но философская основа их взглядов была уже иной, чем в русском Средневековье, так как они не стремились через оригинал максимально приблизиться к Богу, а имели скорее филологические соображения точного следования греческой грамматике.

Наиболее яркой фигурой среди переводчиков - латинофилов был, пожалуй, Симеон Полоцкий (1629-1680). Перевел он, правда, не так много: «Книгу пастырского попечения» Григория Великого и отдельные фрагменты из сочинений Петра Альфонса и Винцента де Бове. Но именно Симеон Полоцкий окончательно провозгласил грамматический принцип перевода, представляя в Москве культуру западноевропейского типа. В его трактовке языка оригинала подчеркивается важность понимания его грамматической структуры и никакого значения не придается связи между языковым знаком (словом) и божественным прообразом. Представление об иконическом характере знака теряет свою актуальность для перевода. Все решает взаимоотношение двух систем условных знаков — греческой и славянской, а регулирует эти взаимоотношения грамматика.

Как мы видим, эта ревизия пословного принципа существенно отличается от западноевропейской, где в то же время (XVI-XVII вв.) концепция пословного перевода сменилась лютеровской концепцией нормативно-содержательного соответствия, ориентированной на норму языка перевода, а в оригинале признававшей лишь содержание. Но самое главное отличие заключается в том, что Лютеру удалось добиться смены подхода к переводу главной книги того времени — Библии; в России же позиции переводчиков, традиционно подходивших к переводу Писания, не пошатнулись. Отдельные попытки по-новому подойти к переводу духовной литературы все же встречаются. Так, Авраам Фирсов осуществляет перевод Псалтири, используя разговорный русский язык; однако перевод этот был запрещен церковью. Итак, процессы, происходившие в культурной жизни России в XVII в., подготовили плодотворную почву для тех изменений, которые происходят в следующем, XVIII в. При этом ресурсы наиболее решительного преодоления старого сосредоточились в основном в палатах Посольского приказа, работа которого не была ограничена рамками «партийной» монашеской узости и в значительной мере регулировалась уже насущными нуждами правительства и граждан.

Решающий вклад в развитие переводческой деятельности в России внес 18-й век. Политические реформы Петра I значительно расширили экономические и культурные контакты Москвы с европейскими странами, создав потребность в многочисленных переводах научно-технических текстов, равно как и произведений художественной литературы. Теперь к переводам стали предъявлять более высокие качественные требования. Царь Петр издал специальный указ о переводах, требуя «внятной» передачи переводимого содержания. В этот период начала складываться литературная норма русского языка, и многие образованные люди видели в переводах средство обогащения своего языка, увеличения его семантического и экспрессивного потенциала. Выдающаяся роль в этом процессе принадлежала великому русскому ученому и поэту Михаилу Ломоносову. Ломоносов и его талантливые современники Сумароков и Тредьяковский создали большое число преимущественно поэтических переводов. Они часто сопровождали свои переводы теоретическими рассуждениями, объясняя, почему надо было перевести именно так, а не иначе, подчеркивая особую важность переводческого труда, его творческий характер. На этом новом этапе развитие переводческой деятельности характеризовалось тремя основными особенностями. Во-первых, эта деятельность приобрела новые организационные формы. Так, в Иностранной Коллегии царя Петра имелась группа переводчиков, а в 1735 году при Петербургской Академии Наук была создана «Русская ассамблея» -- первая профессиональная организация переводчиков. В ее работе принимали активное участие Ломоносов, Тредьяковский и некоторые другие члены Академии. Ассамблея занималась отбором книг для перевода, вырабатывала правила и принципы, которыми должны были руководствоваться переводчики, критически оценивала выполненную работу. Она также готовила будущих переводчиков: при Академии была создана школа иностранных языков, выпускники которой становились официальными переводчиками. Считалось, что переводчик должен был уметь переводить, по меньшей мере, с трех иностранных языков: латинского, немецкого и французского. Академия также отправляла студентов за границу, чтобы изучать «языки и науки», проводила экзамены для проверки профессиональной подготовки переводчиков, старалась повысить общественный интерес к переводческому труду. В 1748 году президент Академии опубликовал повеление царицы Елизаветы больше переводить нерелигиозные (гражданские) книги. Позже канцелярия Академии обратилась с призывом к «дворянам и людям других сословий» заниматься переводами. Именно в это время переводчики стали регулярно получать вознаграждение за свою работу. Второй особенностью рассматриваемого периода было изменение характера переводимых книг. В начале столетия к переводам классической литературы добавилось большое число прагматических переводов, столь необходимых для века реформ. Одновременно изменилось и соотношение языков, с которых делались переводы: все больше стали преобладать такие современные языки, как французский, немецкий, английский, в то время как польский утратил свою популярность. Позднее «технические» переводы уступили первенство переводам литературным. Реформы сопровождались ростом культурных запросов общества, которые не мог удовлетворить уровень отечественной литературы, И литературные переводы должны были восполнить этот пробел, удовлетворить важную социально-культурную потребность. Теперь переводчики считали свой труд служением своей стране и подчеркивали его значимость в многочисленных предисловиях к своим переводам. Они видели свою задачу в том, чтобы просвещать соотечественников, улучшать нравы, создавать новую русскую литературу. С этого времени литературный (или художественный) перевод приобрел в русской культуре высокий статус. Это новое осознание социальной значимости перевода составляет третью характерную особенность данного периода. Перевод стал рассматриваться как вид творчества, столь же заслуживающий уважение, как создание оригинальных художественных произведений. Переводчик выступал в роли соперника автора оригинала, а порой он ставил перед собой более честолюбивую цель и стремился превзойти оригинал по художественным достоинствам. В 18-м веке появился поэтический перевод, который впоследствии занял в России особо почетное место. Так, Тредьяковский завоевал всеобщее признание благодаря своему переводу романа П.Тальмана «Путешествие на остров любви», куда он включил много стихов, успешно переведенных русскими ритмами. Менее известны, но не менее примечательны переводы А.Кантемира «Посланий» Горация и других поэтических произведений с латинского и французского языка. Особенно многочисленны и многообразны были переводы Ломоносова, выполненные с латинского, немецкого, французского и греческого языков. В них он проявил замечательное умение как достигать эквилинеарности, так и создавать свободные версии оригиналов. Ломоносов уделял большое внимание передаче ритмической организации оригинала, используя различные формы ямбов и хореев в качестве эквивалента александрийскому стиху французских эпосов и гекзаметру греческих трагедий. Поскольку русская поэзия в это время только формировалась и основывалась на силлабическом стихосложении, новаторство Ломоносова обогащало ее ресурсы, создавало новые нормы и традиции в использовании поэтических жанров и метрических систем. Стоит также отметить Жуковского. Пушкин называл его «гением перевода». Он был талантливым поэтом, но значительную часть его творчества составляли переводы. Жуковский переводил с английского, французского, старославянского, латинского и немецкого языков. Благодаря ему русские читатели получили доступ ко многим произведениям Шиллера, Гете, Байрона, Вальтера Скотта и других корифеев мировой литературы. Диапазон его творческих поисков поистине поразителен: от переводов сказок Шарля Перро и братьев Гримм до " Одиссеи" Гомера и знаменитого русского эпоса " Слово о полку Игореве". Жуковский был одним из величайших мастеров перевода за всю историю этой деятельности. Также, как и Карамзин, Жуковский был сторонником вольного перевода, который порой превращался в парафраз или даже в подражание, новый текст по мотивам оригинала. Иногда он мог перенести место действия в Россию, дать героям оригинала русские имена и т.п. Однако его могучий талант позволял ему с необычайной силой воспроизводить стиль, ритм и интонацию иностранного стиха, а его лучшие переводы отличаются изумительной точностью. Русская школа перевода во многом обязана Жуковскому своими достижениями.