Палатки

«28 мая на самолете А. Д. Алексеева прибыла основная жилая палатка. Для разбивки ее уже было выбрано хорошее место с таким расчетом, чтобы палатку не переносить до окончания экспедиции. Опыт, который мы получили во время пробной разбивки палатки под Москвой, помог быстро справиться с этой работой. Гагачьи покрышки не надели, решили это отепление отложить до наступления осени.

Жилой дом, обтянутый темным брезентом, ярко выделялся на белоснежном фоне окружающих его льдов. Солнечные лучи активно нагревали брезент, в палатке все время было тепло и сухо. К тому же, удобные койки и столы, наглухо прикрепленные к металлическому каркасу, сразу позволили организовать нормальный, не бивуачный быт. Жизнь в палатках, обычная для экспедиционных работников на материке, ни в какое сравнение с нашими удобствами идти не могла. А хорошее бытовое устройство во многом решало успех всей дальнейшей работы.

Овладев несложной техникой строительства из снега, мы решили к жилой палатке пристроить снежные тамбур и кухню. В окончательном виде трехкомнатный дом вызвал общее восхищение всего нашего, в то время весьма оживленного лагеря».

«Красой и гордостью нашего лагеря была большая жилая палатка. Еще на материке разработка подходящего типа жилья отняла у нас много времени. Готовых стандартов не существовало. Разборные деревянные домики было бы слишком тяжело перевезти на самолетах, простая палатка недостаточно прочна и слишком холодна, снежный домик не годился бы в летнее время. Наши требования к жилью были таковы: малый вес, простота конструкции, легкость сборки и разборки, хорошая тепловая изоляция и, наконец, возможность перевозки всей постройки в собранном виде силами четырех человек.

После длительных обсуждений и расчетов мы остановились на каркасной палатке с тепловой изоляцией из гагачьего пуха. На первый взгляд казалось, что применение воздушного промежутка для изоляции будет более рациональным, но такая система при значительных размерах домика требует сложного каркаса или даже двух отдельных каркасов, а поэтому значительно тяжелее. Мы, конечно, учитывали, что со временем пух отсыреет и мало-помалу утратит свои изолирующие качества, но полагали, что нам удастся иногда просушивать его.

Каркас палатки был сделан из дюралюминиевых труб. Его форма видна на фото (см. стр. 46). Размеры каркаса – 4 метра в длину, 2, 5 метра в ширину и 2 метра в высоту в коньке и несколько меньше у боковых стенок; крыша двускатная. Каркас собирался на болтах. Для большей жесткости трубки, составляющие стены, стягивались металлическими тросиками. В собранном виде каркас представлял жесткую систему, свободно стоящую на грунте; его легко было поднять и перенести на другое место. Каркас обтягивался тремя чехлами. Внутренний был сшит из тонкой, но плотной парусины, далее шел подбитый гагачьим пухом шелковый чехол и, наконец, наружная оболочка из тонкого брезента. Нижние края всех чехлов заворачивались и пришнуровывались к внутреннему чехлу (рис. 1). К нижнему краю наружного брезентового чехла была пришита полоса шириной в 50 сантиметров, которая подгибалась внутрь палатки и образовывала собой кромку, лежащую на полу вдоль стен. Для того чтобы освободить покрышки и снять их с каркаса, достаточно было одним взмахом ножа перерезать шнуровку. В дверном отверстии края чехлов также загибались внутрь и пришнуровывались. В передней и задней стенках палатки было по одному круглому окну, диаметром в 40 сантиметров. Отверстия, проделанные во всех чехлах, приходились одно точно против другого, в них были вставлены небьющиеся стекла. Дверь, находившаяся в передней стенке, представляла собой раму из дюралюминиевых трубок, обтянутую прорезиненной материей и покрытую изнутри куском меха. Держалась она на двух петлях и запиралась при помощи резинового шнурка, закрепленного внутри палатки. По кромке двери шла толстая резиновая трубка, слегка надутая воздухом, обеспечившая плотное прилегание двери к стенке.

Пол в палатке был также довольно сложного устройства. Прежде всего на выровненной ледяной площадке укладывался прямоугольный кусок толстой прорезиненной материи. Его размеры несколько превосходили площадь пола палатки. На эту подстилку ставился каркас, обтянутый чехлами. Внутри палатки пол выстилался кусками трехмиллиметровой фанеры. Кромка наружного чехла каркаса приходилась между прорезиненной подстилкой и листами фанеры (рис. 2).

Мы имели также несколько больших резиновых подушек; подушками, предварительно надув их воздухом, мы предполагали закрыть всю поверхность пола. Таким образом, мы надеялись в летнее время предохранить внутренность палатки от сырости даже в том случае, если бы под полом нашей палатки оказались лужи. Но надобности в подушках не оказалось. Лед под палаткой, защищенный от лучей солнца, почти не таял. В июле – в период сильного таяния – наш дом оказался на постаменте, несколько возвышающемся над окружающей растаявшей поверхностью. Для того чтобы не подтаивали края постамента, нужно было лишь сохранить снежный вал у стен палатки.

Итак, резиновые подушки мы не надували, а выстлали ими пол поверх фанерных листов и уже затем разложили оленьи шкуры.

Внешняя брезентовая покрышка палатки была пропитана составом, делающим ее водонепроницаемой. Однако воздух должен был проходить свободно через стены и крышу. В летнее время, пока в палатке не было отопления, такая система вентиляции действовала вполне удовлетворительно, но зимой в палатке непрерывно горели керосиновые лампы, и потребление кислорода значительно превышало количество свежего воздуха, проникающего через оболочки.

Для вентиляции у нас было предусмотрено четыре небольших отверстия в крыше, диаметром в 2 сантиметра, но они оказались не эффективными – очень быстро затягивались льдом, и доступ воздуха через них прекращался. В результате приходилось либо открывать двери и вместе с вентилированием сильно охлаждать помещение, либо обходиться воздухом, отравленным продуктами горения.

Пока светило солнце и наружная температура не падала ниже 0° Ц, в палатке было достаточно тепло – от 10 до 15° Ц, так как черный брезент верхней покрышки хорошо поглощал солнечные лучи. В течение летнего периода чехлом из гагачьего пуха мы не пользовались. Тепло шло в палатку снаружи, и чехол только мешал бы. Но в начале сентября тепла от солнца уже не хватало. В палатке стало холодно, и мы вынуждены были надеть пуховой чехол и зажечь лампы. Две керосиновые лампы «Молния» были соединены одним общим вместительным резервуаром, чтобы горение не прерывалось в течение суток. С помощью этих ламп удавалось поддерживать температуру в палатке на 20 – 30° выше, чем снаружи. Курьезно, что во время сильных штормов в палатке было теплее, нежели в штилевую погоду. Это объяснялось тем, что в штиль вентиляция палатки была недостаточной и лампы горели хуже.

Первое время после того, как в палатке стали непрерывно гореть лампы, мы чувствовали сильные головные боли, вследствие отравления продуктами горения. Однако приблизительно через полмесяца наши организмы стали выносливее ламп. Бывало, лампы гасли от недостатка кислорода, мы же не чувствовали никаких неприятностей.

Хотя с помощью ламп и удавалось поддерживать удовлетворительную температуру в палатке при незначительном расходе горючего и одновременно освещаться, все же надо отметить, что такой способ нагревания жилья негоден, потому что все продукты горения, в том числе и водяной пар, остаются внутри помещения. Значительно целесообразнее применять какие-либо печи с вытяжной трубой.

Внутри нашей палатки было довольно тесно. Вдоль боковых стен стояли две двухъярусные койки. Это были каркасы из дюралюминиевых труб с пришнурованными к ним полосами из парусины (рис. 3). Хотя койки и могли стоять совершенно самостоятельно, мы для большей устойчивости привязали их к каркасу палатки. В ближайшем от входа углу был укреплен столик для радиоаппаратуры. Под столом находились аккумуляторные батареи. Левый угол у входа был занят «буфетом» и полками с астрономическими пособиями, на полу помещался ящик с хронометрами. У задней стенки на полке против входной двери находилась гидрохимическая лаборатория. Под ней на полу стоял ящик с метеорологическими приборами.

Разрабатывая тип палатки, мы заботились о том, чтобы ее можно было в случае надобности перенести не разбирая. Вес и конструкция постройки позволяли это сделать. Однако с середины зимы снежные штормы стали настолько частыми, что мы не успевали разгребать сугробы, накоплявшиеся около палатки. Убедившись после нескольких попыток, что борьба со снегом совершенно бесплодна, мы прекратили ее. Палатка, как и все остальные наши постройки, оказалась засыпанной снегом по самую крышу. Это означало, что в случае, если трещина пройдет под полом, нам придется расстаться с палаткой, так как откопать ее быстро мы не успеем. В конце концов так и случилось. Но потерять палатку зимой было не так уж страшно, зимой из снега можно выстроить неплохое жилье.

К концу экспедиции палатка сделалась менее уютной. Зимой температура внутри колебалась от –5 до +5° Ц. В мороз водяные пары конденсировались на стенках и потолке в виде инея, который затем превращался в наслоения льда. Лед в первую очередь накапливался в различных укромных уголках за койками, внутри карманов, нашитых на стенки, и т. д. Когда температура в палатке поднималась выше 0°С, лед таял и влага впитывалась в стены. Мы старались убирать лед по мере накопления, но часть его все же оставалась. Так постепенно стенки и крыша палатки пропитывались влагой. Слой пуха, отсырев, промерз и затвердел и, конечно, в значительной степени утратил свои тепловые свойства. Но палатка все более и более засыпалась снегом, и таким образом тепловая изоляция возмещалась. К концу января сырость в палатке стала очень велика. При малейшем потеплении с потолка капало, по стенкам текла вода, на полу выступали лужи. С трудом нам удавалось держать сухими спальные мешки. Мы защищали их полотнищами перкаля.

С восходом солнца мы собирались устроить генеральную сушку и переоборудование всего лагеря.

Образование льда внутри помещения и большая сырость – обстоятельства, с которыми сталкивались все экспедиции, не имевшие возможности поддерживать достаточно высокую температуру в жилом доме. Я думаю, что и с этой точки зрения печка с вытяжной трубой обеспечивала бы гораздо лучшие условия.

Таким образом, резюмируя сказанное, нужно признать, что палатка в основном оказалась удовлетворительной и была для нас прочным, теплым и достаточно уютным жильем. Основным недостатком являлась невозможность удалять продукты, выделяющиеся при горении керосина».

«Помимо основной жилой палатки, мы имели несколько легких, маленьких палаток датского типа, взятых для размещения в них научных приборов. Одна палатка была парусиновая, остальные из простого и из прорезиненного шелка. Парусиновая палатка хорошо выдержала все испытания и осталась крепкой в течение всей экспедиции, шелковые же палатки быстро пришли в негодность. Шелк быстро разрушается под влиянием солнечных лучей и сырости».

« Легкие парусиновые и шелковые палатки, в которых помещались научные приборы и запасы снаряжения, были устроены по датскому типу и закреплялись на грунте несколькими кольями. Нагреваемые солнцем, эти колья протаивали вокруг себя снег и лед и постепенно освобождались. Приходилось переделывать все крепления. Стало очевидным, что такой тип крепления палаток для лагеря, разбиваемого летом на льду, неудачен. Мы жалели, что не сделали палатки на каркасе из бамбука или дюралюминиевых труб, свободно стоящем на грунте, так же, как была устроена основная жилая палатка.

Среди всех сооружений лагеря в наилучшем положении оказалась как раз эта большая жилая палатка. Кругом нее все растаяло, но сама палатка возвышалась на снежном пьедестале».