XI - Дунайская школа натюрморта

Августин Гиршфогель. Пейзаж с мостом. Гравюра на меди середины XVI века.

Той же чертой какой-то неряшливости в сравнении с Дюрером отличается блестящий колорист Ганс Балдунг Грин, картины которого, подобно витражу, горят самыми яркими и пестрыми красками Ганс Балдунг - очень интересный мастер, с широким захватом и разнообразный; он вышел из швабской школы, но поселился в Страссбурге. Но, как и Кранах, он неровен, слишком " быстр" в исполнении и потому нередко бывает схематичным и поверхностным. Пейзажист он, во всяком случае, замечательный и близкий по затейливости к Кранаху. Особенно хорош его снежный пейзаж на картине " Мучения святой Доротеи" 1516 года в пражском Рудольфинуме, но и эта небольшая картина поражает в одно и то же время и своим отличным замыслом, и неряшливым исполнением.

Альбрехт Альтдорфер. Вирсавия (1526 г.) Старая пинакотека в Мюнхене.

Альбрехт Альтдорфер. Победа Александра над Дарием. Старая Пинакотека в Мюнхене

Перспектива дворца слева, конструкция замка вдали для времени до странности плохи. То же самое приходится сказать и о " Святом Семействе под деревом" в венской Академии. Лучше всего исполнен Грином большой алтарь из пяти частей в Берлинском музее (около 1507 года), но ярко разбликованный пейзаж здесь не более как декоративная схема, не имеющая никакого самостоятельного значения. Интересно (несколько в итальянском вкусе) затеяна " Pieta" позднего времени (в Берлине). Замечательны по смелости композиции вертикали двух крестов и дерева, перерезающие композицию и уходящие вверх за край картины. Натуралистический вкус Грина заставил его при этом и столбы крестов изобразить необычным образом - в виде простых стволов деревьев с ободранной местами корой. Сильное впечатление производит еще одна подробность: торчащая из-за рамы туго привязанная к стволу веревками нога распятого разбойника. Много красивых изображений нашли бы мы в гравюрах и рисунках Грина, поражающих своим диким, фантастическим характером. Некоторые из них напечатаны с нескольких тоновых досок.

Чарующий художник Альбрехт Альтдорфер несравненно цельнее Грина. Его творение довольно обширно, и все оно пропитано одинаковым настроением какой-то интимной " фантастики". Он в то же время и тщательнее большинства своих товарищей. Но от Дюрера, с которым этот уроженец Регенсбурга был, вероятно, в сношениях во время своего пребывания в Нюрнберге, он все же отличается тем, что и его творчество носит характер некоторой спешки, меньшей продуманности, меньшей выдержанности.

Альбрехт Альтдорфер. Семья Сатиров. Берлинский музей.

Альтдорфера, также как и Патинира и Блеса, можно прямо считать " пейзажистом". В большинстве его произведений именно пейзаж играет главную роль, а в целом ряде гравюр и в одной картине Мюнхенской Пинакотеки он дал и первые по времени образцы совершенно " чистых", " пустых" пейзажей[228]. Манера Альтдорфера при этом приближается более к мелочной, сверкающей блестками манере Кранаха, нежели к планомерной, строго графической - Дюрера. В гравированных этюдах у Альтдорфера нет внимательной передачи природы, как у Дюрера; напротив, все у него гораздо неряшливее, виртуознее, манернее. Но в чем Альтдорфер занимает обособленное месте, так это в световых эффектах. Им написан в прекрасной картине " Победа Александра над Дарием" (1529 г.) один из первых " закатов солнца" и написан он с таким мастерством, с такой яркостью, с таким пониманием красок, света и форм, что даже Тернеру впоследствии не удалось превзойти старого немца. В этой же картине потрясает огромность пространства. Вид расстилается на сотни верст, и все эти нескончаемые ряды гор, эти реки и озера пронизаны лучами закатывающегося в огненной глории светила[229]. В нескольких других картинах Альтдорфер также задается световыми задачами и иногда почти в совершенстве разрешает их. Такова прелестная синяя " Рождественская ночь" (Берлин) с ее странным розовым ореолом, освещающим жалкие развалины, в которых приютилась Святая Семья; такова насыщенная светом картина " Отдых на пути в Египет" (Берлин), с ее леонардовской голубой далью, с ее " лунным пейзажем", наводящим на сравнение с пейзажем " Джоконды" [230]; таково, наконец, и совершенно импрессионистски трактованное " Рождество" в Венском музее, - небольшая картина, в которой, по странности и смелости концепции, Альтдорфер приближается к Грюневальду.

Альтдорфера сильно интересовали перспективные задачи. Две его гравюры, изображающие внутренность регенсбургской синагоги (в разрушении которой он принимал участие), поражают мастерством, с которым построены массы и правдиво распределен свет. Это все та же старинная задача Витца, но здесь наконец совершенно разрешенная. О Витце же вспоминаешь перед замечательной картиной Альтдорфера в Аугсбургской галерее " Рождество Марии". Художник-фантаст поместил эту сцену среди величественного готического собора, между столбами которого носится хоровод ликующих ангелов. КАРТИНКА186 Здесь же стоит кровать роженицы, сюда же пришел в крестьянской одежде отец Марии - Иоаким. Перспектива не совсем правильно построена, но это как будто не по недостатку знания, а из-за художественного темперамента мастера, не дававшего ему сосредоточиться, все обдумать, все привести в систему. О необычайном перспективном чувстве Альтдорфера свидетельствует, во всяком случае, убедительность этого грандиозного intйrieur'a с его арками, галереями, чередующимися переходами, конхами и апсидами. Накануне смерти готики Альтдорфер как бы прощался с нею, как " прощался" Дюрер с замками Raubritter'oв. Тем более странно, что детали этого хитрого сооружения принадлежат уже ренессансу[231].

Ганс Бургкмаер. Охота на оленя. Гравюра на дереве.

К той же " дунайской" школе относят и близкого к Альтдорферу художника - Вольфа Губера, уроженца Фельдкирха (Форарльберг), переселившегося затем в Пассау (в 1515 году). У Губера на гравюрах и в крайне резких по живописи картинах мы находим аналогичные с Альтдорфером задачи и близкую к нему, но несколько более свободную технику. Особенно замечательна картина Губера в собрании Липпергейде (Берлин) - " Бегство в Египет". Это первый пример (еще очень робко исполненный) эффекта " contre-jour'a" [232]и падающих вперед к зрителю теней. Животные нарисованы скверно, и вся пейзажная " постройка" скорее беспомощна, но смелость задачи заставляет прощать эти недостатки. Световые эффекты встречаются и в гравюрах Губера " Святой Христофор" и " Святой Георгий" (в последней - опять-таки, эффект contre-jour'a). Перспективные задачи также интересуют Губера. Особенно замечательна своей смелостью ракурсов, доходящей до карикатуры, гравюра " Пирам и Тизбея". В архитектурных частях его произведений мы встречаем то ренессансные, то готические мотивы.

Ганс Вейдитц. Иллюстрация к трагедии. Гравюра на дереве.

К " чистым" пейзажам Альтдорфера и Губера (среди последних особенно еще замечателен рисунок 1510 года в Нюрнбергском музее, изображающий с полной простотою деревенский мост и позади озеро с горами, - мотив, совершенно достойный голландцев XVII века) примыкают гравюры и акварели двух художников: Аугустина Гиршфогеля (1503-1554 гг.) и Ганса Зебальда Лаутензака (1524-1563). Их пейзажи особенно замечательны тем, что они " чистые", что в них нет фигур, - явление в то время еще исключительное и в своем роде в высшей степени интересное, ибо в этом отсутствии фигур особенно ясно выражается возросший интерес к природе an und fьr sich. Однако в наблюдательности эти художники все же уступают и Дюреру, и Альтдорферу, и даже Кранаху, хотя в их произведениях и заметно подражание всем этим трем мастерам. Манерность некоторых приемов у них уже настолько велика, что им как-то не веришь. При этом они не чужды еще и шаблонности. Вечно повторяются кранаховские елки и другие деревья со свешивающейся с ветвей " мочалкой" паразитных растений. В перспективном же отношении и Гиршфогель, и Лаутензак означают скорее огрубение и шаги назад. Нужно еще прибавить, что существует ряд чисто топографических работ обоих мастеров, и эти работы интересны как первые шаги в художественной области, которые должны были со временем необычайно расшириться.

К световым эффектам Альтдорфера приближается странная картина бернского художника Николауса-Мануеля Деутша в Базеле - " Усекновение главы Иоанна Предтечи". Среди черной ночи появились какие-то ореолы, сияющие радуги, таинственные потоки света лучатся из древесных ветвей. Однако путанность композиции и орнаментальные детали лишают это произведение той силы впечатления, которую, вероятно, имел в виду художник. В картине " Святая Анна с Богородицей" (1523 г.) Деутш помещает под небесным видением широкий романтический пейзаж, замечательный по удачной трактовке теней, легших от туч на различные планы далей. Из других швейцарских художников особенно интересовался пейзажем цюрихский живописец Ганс Леу (родился около 1470, умер в 1531 году). Его акварели и рисунки довольно манерны, но сохранилось сведение о том, что он нарисовал панораму с высоты Gislifluh od Aarau, и в то время это было чрезвычайно редким явлением в живописи[233]. Еще один замечательный швейцарский художник первой трети XVI века, Урс Граф, мало интересовался пейзажем, и то, что встречается у него в этом смысле, всегда довольно шаблонно.

Аугсбургские и ульмские художники представляются в XVI веке менее жизненными, нежели художники других немецких центров. Видимо, здесь некоторая древность художественной местной культуры создала стесняющие традиции, как бы " академичность". У красивого мастера Ганса Бургмайера (1473-1531) поражает никогда не покидающий его холод, и особенно неприятно это сказывается в пейзажах, как написанных, так и гравированных, - впрочем, менее в последних, нежели в первых[234].

Йорг Бреу. Бегство в Египет. 1501 г.

Даже поразительная картина Бургмайера " Святой Иоанн на Патмосе" (Пинакотека), в которой с удивительной удачей передан рвущий пальмы вихрь[235], не обладает прелестью картин Альтдорфера или художников дюреровского круга, ибо ее живопись слишком измельчена, а краски резки[236]. То же приходится сказать и о гефсиманском саде в верхней части картины Бургмайера " Святой Петр" в Аугсбурге, о совершенно итальянской " Мадонне", о " Мадонне с виноградом", о " Святых Севастиане и Константине" (все три картины в Нюрнберге). Бургмайер очень культурный мастер, изысканный и нарядный: пребывание его в Италии, в самом Риме, не прошло для него даром[237]. Он отличный композитор. Но картины его производят более сильное впечатление в репродукциях, нежели в оригиналах. Гораздо привлекательнее картина 1512 года его подражателя Герга Брей-старшего: " Святое Семейство со святой Екатериной" (в Берлине), приближающаяся, впрочем, больше к идиллическому стилю Кранаха. Типичным для роскошного быта Аугсбурга является Леонгард Бек (умер в 1542 году), у которого в гравюрах и в живописи, например в звучной по краскам картине " Святой Георг" в Вене (не всеми, впрочем, признаваемой за произведение Бека), встречаются сочные, эффектные, но малоправдоподобные " пейзажные конструкции" романтического настроения[238].

Ульрих Апт упоминается в Аугсбурге с 1486 года, следовательно, в такое время, когда Дюреру было всего пятнадцать лет, а Бургмайеру тринадцать. Возможно, что ему принадлежат важные заслуги в развитии живописи, но, к сожалению, те превосходные картины, что считались некогда работами Апта, современной критикой отнимаются у него. Так, творение его лишилось и той картины, которая являлась самой существенной для его характеристики, - прелестного триптиха Мюнхенской Пинакотеки " Святой Нарцис и евангелист Матвей", ныне значащегося просто под растяжимым наименованием: " Нюрнбергский мастер конца XV века". Как раз в этой картине нежный зеленый пейзаж, в котором выписаны с ботанической точностью все травы и красуется фантастический замок на озере в лесу, играет преимущественную роль. В ряде мастеров, которых мы еще будем разбирать, когда займемся исследованием торжества в германской живописи ренессансной системы форм (там мы будем говорить, в качестве центральной фигуры, и о Гольбейне-младшем), несколько художников представлены, между прочим, в гравюрах натуралистического характера, изображающих деревенские увеселения и исполненных совершенно в духе Гемессена и П. Брейгеля. Сюда относятся Д. Гопфер, Остендррфер и сам изящный Ганс Зебальд Бегам. Наконец, красивые пейзажи в духе Дюрера, но в более сочных красках (замки, леса, города) встречаются на расписных столовых досках Бартеля Бегама в Лувре (" История Давида") и Мартина Шафнера в Кассельской галерее.