Глава 30. Когда Скарлетт вошла в зал, она встала, как вкопанная, несмотря на то, что за ней шла вся толпа

Когда Скарлетт вошла в зал, она встала, как вкопанная, несмотря на то, что за ней шла вся толпа. Зал поразил ее, как сказка наяву.

Огромный зал был залит теплым сиянием тысяч свечей. Хрустальные люстры, казалось, висели где-то очень высоко. Отражаясь в многочисленных обрамленных золотом зеркалах, пламя приобретало замысловатые рисунки. И в темных окнах, которые тоже служили зеркалами. Серебряные канделябры на длинных столах всеми гранями подчеркивали свою изысканность.

Скарлетт не могла сдержать восхищения и засмеялась.

– Скарлетт, тебе хорошо? – спросил Ретт значительно позже.

– Да, это поистине лучший бал Сезона.

Она действительно так считала. Здесь было все, что должно быть на настоящем балу. Много музыки и смеха со всех сторон. Она, правда, не очень обрадовалась, когда ей дали танцевальную карточку. Казалось, что организаторы бала заранее распределили всех участников. Но музыка была отличной. Ее партнером был немолодой мужчина, которого она знала, потом был молодой человек, разные гости и чарльстонцы, которые съезжались со всего света на этот бал. И каждый танец приносил новые ощущения и новые удовольствия. И никаких разочарований. Имени Мидлтона Кортни не было в карточке.

Скарлетт захихикала, когда увидела Элали в танце. Ее обычная серьезно-унылая гримаса отсутствовала, она улыбалась и смеялась, как все. Не было стоящих вдоль стен и скучающих. Совсем юные дебютантки были в парах со знатоками танца и умения общаться. Она видела Ретта с тремя такими по очереди. И ни разу с Анной Хэмптон. Скарлетт удивлялась, с каким умением был организован бал. Она совсем не завидовала, просто была счастлива. И совсем расхохоталась, когда увидела Эллинтонов. Ханна чувствовала себя, видимо, первой красавицей бала. «Она, наверное, танцевала с отпетыми льстецами Чарльстона», – подумала Скарлетт. А Таушенд вообще, казалось, забыл про свою жену. Кто-то нашептал ему, наверное, что-то ласковое. Они уж точно никогда не забудут эту ночь. Пошел шестнадцатый танец. Он предназначался, как сказал ей Джози Энсон, для самых влюбленных пар. Мужья и жены как будто заново влюблялись друг в друга. Джози был здесь главным, поэтому знал. Это было одним из обычаев. И она будет танцевать с Реттом.

И когда он взял ее в танце и спросил, хорошо ли ей, она из самой глубины сердца ответила: «Да!»

В час ночи оркестр отыграл последний вальс, и бал был окончен.

– Мне так не хочется, чтобы все закончилось, – сказала Скарлетт.

– Отлично, – сказал Майлс Брютон. – Надеюсь, все так считают. Сейчас все идут вниз на ужин. Организаторы гордятся своими устрицами не меньше, чем своим пуншем. Надеюсь, ты выпьешь бокал прекрасного напитка?

– Да, конечно. У меня голова идет кругом.

Пунш Святой Сесилии был смесью шампанского с прекрасным бренди.

– Мы, мужчины, считаем, что это прекрасное восстанавливающее средство для ног на балу. Никак не для головы.

– Майлс! Салли всегда говорила, что ты самый прекрасный танцор в Чарльстоне. Мне теперь кажется, что она хвасталась.

Скарлетт так была рада всему, что шутки сами собой срывались, порой не всегда удачно. Почему так долго нет Ретта? Почему он разговаривает с Эдвардом Купером вместо того, чтобы сопровождать ее на ужин? Салли бы никогда не простила этого своему мужу.

О, слава Богу, идет!

– Я бы никогда не позволил тебе обладать такой прекрасной женщиной, Ретт, если бы ты не был таким большим. – Майлс взял под руку Скарлетт. – Вам повезло» мэм.

– Бог мой, – парировал Ретт. – Я умолял Салли убежать со мной. За последний час она мне вскружила голову. Но, видно, удача изменила мне. – Все трое захохотали и стали глазами искать Салли. Она сидела на подоконнике, держа в руках туфли.

– Кто сказал, что тот бал хорош, после которого появляются дырки на туфлях? У меня появились мозоли, – весело констатировала Салли.

Майлс сгреб ее с подоконника.

– Я отнесу тебя вниз, несчастная, но надень туфли, как подобает настоящей леди.

– Грубиян! – сказала Салли.

Скарлетт заметила, как они обменялись многозначительными взглядами, и ее сердце наполнилось злостью.

– О чем таком прекрасном ты так долго разговаривал с Эдвардом? Я проголодалась.

Она посмотрела на Ретта и зло усмехнулась.

– Он считает, что я плохо влияю на Томми. У него понизилась успеваемость в школе. И в наказание он продает яхту.

– Это жестоко! – воскликнула Скарлетт.

– Мальчик получит ее обратно. Я покупаю ее. Пошли ужинать, пока не съели всех устриц. Первый раз в жизни ты получишь еды гораздо больше, чем сможешь съесть. Даже леди едят здесь до отвала. Это традиция. Сезон заканчивается, и начинается великий пост.

Было около двух, когда двери Ирландского Холла открылись. И двое юношей заняли свои места у дверей, чтобы освещать темное пространство перед экипажами. Кучера зажгли лампы на крыше и у дверок. Лошади переминались с ноги на ногу и мотали головами. Слуга постелил дорожку и стал сметать с нее мусор. Но, заслышав голоса, растворился в темноте.

Вся толпа вывалила на улицу, заполняя ее веселым смехом. Как и в каждый предыдущий год, все говорили, что в этот раз праздник удался, как никогда. Отличная музыка, отличный стол, пунш, устрицы.

– Поедем на пролетке, Ретт. В экипаже так душно.

– Потом придется долго идти.

– Ну и что. Это полезно.

Он глубоко вдохнул свежего воздуха.

– Да, действительно. Иди и займи место, а я скажу маме.

Ехать было не особенно далеко. Завернули на Брод-стрит, проехали один квартал. Там уже город спал. Проехали мимо почты. В пролетке решили попеть и подхватили веселую песню про длинные дороги в Ирландии и про острова.

Музыкальное исполнение песни оставляло желать лучшего, но никто особенно не переживал. Когда они сошли, Скарлетт еще долго продолжала напевать, вторя уносящей певцов пролетке, которая поехала обратно за гостями, не успевшими разъехаться.

– Как ты думаешь, они знают какую-нибудь другую песню? – спросила Скарлетт.

Ретт засмеялся.

– Они и эту-то не знают. По правде сказать, я тоже. Да это и не имеет значения.

Скарлетт захохотала. Но вовремя закрыла рот рукой, слишком громко прозвучал ее смех в ночной тишине. Она долго смотрела вслед удаляющейся пролетке, пока она не завернула за угол. Теплый ветерок приятно обдувал лицо. Свет лампы около почты разливал желтизну по всей улице.

– Так тепло, – прошептала Скарлетт.

Ретт пробурчал что-то невнятное, затем достал часы, посмотрел и сказал:

– Слушай.

Скарлетт даже затаила дыхание, чтобы лучше слышать.

– Сейчас! – сказал Ретт.

Колокола на колокольне Святого Майкла пробили раз, два. Звук долго лился в ночной тишине.

– Половина, – сказал Ретт и положил часы в карман.

От выпитого пунша они были близки к состоянию полета. Ночь становилась темнее, а воздух теплее. Тишина резала слух. Такие вечера запоминаются лучше, чем сами балы. Каждый чувствует какое-то приятное внутреннее тепло. Скарлетт взяла Ретта под руку. Они молча приближались к дому. Шаги глухо отдавались в темноте. В такой темноте Скарлетт не узнавала привычных глазу улиц. «Так тихо и пустынно, как будто мы единственные на всей земле».

Высокая фигура Ретта была частью этой темноты. Скарлетт обвила свою ладонь плотно вокруг его руки. Чувствовалась сила, сильная рука сильного мужчины. Скарлетт прижалась к нему. Она чувствовала тепло его тела.

– Прекрасный праздник получился? – спросила она очень громко. Ей самой показалось так. – Я смеялась так громко над Ханной, что, по-моему, она заметила, она так часто оборачивалась. Ей было непривычно видеть, как веселятся южане.

Ретт сочувственно произнес:

– Бедная Ханна. Может быть, она никогда больше в жизни не почувствует себя такой привлекательной. Таушенд не дурак. Он сказал мне, что хотел бы перебраться на Юг. Этот визит заставит Ханну согласиться. В Филадельфии по колено снега.

Скарлетт мягко засмеялась. Когда они проходили мимо очередного фонаря, она заметила, что Ретт тоже улыбается. Ни о чем не хотелось больше говорить. Было достаточно того, что им было хорошо, оба улыбались, шли вместе, и некуда было спешить.

Они проходили мимо доков. Вдоль пирса стояли корабли и лодки. В маленьких приземистых домиках с магазинами на первых этажах, с темными окнами, многие из которых были настежь раскрыты. Заслышав их шаги, гдето залаяла собака. Они пошли медленнее. Собака еще раз залаяла и замолчала.

Они молча шли от одного фонаря к другому. Ретт уже автоматически замедлял свои огромные шаги, чтобы Скарлетт успевала за ним. В тишине одновременно раздавалось «клак, клак – свидетельство единства и гармонии этого момента.

Один фонарь не горел, и Скарлетт вдруг показалось, что небо совсем близко. А звезды, казалось, слепили глаза. И до них можно было рукой дотянуться.

– Ретт, посмотри на небо. Звезды так близко.

Ретт остановился и взял ее за руку, чтобы она тоже остановилась.

– Это из-за близости к морю. Слышишь его дыхание?

Они стояли очень тихо. Скарлетт напрягла слух. До нее донеслись тихие всплески воды где-то в темноте. Постепенно они становились громче. Следующий всплеск мог бы сравниться с шумом реки. Это была музыка. Она непонятно почему наполнила ее глаза слезами.

– Ты слышишь? – тихо спросила она.

Вдалеке еле слышно действительно раздавалась какая-то музыка.

– Да. Это мелодия «Через широкую Миссури». Моряки сами делают дудки. У некоторых есть настоящий талант музыканта. Смотри, там фонарь, его зажигают, чтобы суда не натолкнулись друг на друга. И всегда стоит вахтенный и следит за этим. И всегда есть маленькие лодки с людьми, которые покажут путь к бухте в полной темноте, настолько хорошо они ее знают. Или те, кто предпочитает передвигаться ночью, чтобы его никто не видел.

– А какой смысл?

– Много причин. Беглецы, нечестные люди.

Ретт рассказывал это так, как будто говорил сам с собой.

Скарлетт смотрела на него, она не могла разглядеть его лица. Она вновь посмотрела на фонарь, который она приняла за звезду, и стала слушать неизвестного музыканта. Часы пробили три четверти третьего. Скарлетт почувствовала соль на губах.

– Ты скучаешь о тех блокадных временах? Ретт засмеялся.

– Лучше сказать, хотел бы быть лет на десять моложе. Я плавал на судах. Мне доставляло радость качаться на волнах и чувствовать вольный ветер. Только там мужчина по-настоящему чувствует себя мужчиной.

Он потянул Скарлетт за собой. Шаги убыстрились, но все так же в такт друг другу.

Скарлетт чувствовала морской воздух и представляла себя в лодке.

– Ретт, я хочу поплавать. Возьми меня как-нибудь с собой. Погода еще хорошая. И совсем не обязательно тебе ехать в Лэндинг прямо завтра.

Ретт на минуту задумался. Скоро она навсегда исчезнет из его жизни.

– Почему бы нет. Было бы глупостью упускать погоду.

Скарлетт потащила его за руку.

– Пойдем. Уже поздно. А мне нужно рано вставать.

Ретт приостановил ее.

– Если у тебя будет сломана шея, то я тебя не возьму. Смотри под ноги.

Она опять пошла с ним в ногу. Это так приятно – го-то.

Перед самым домом он ее остановил.

– Подожди. – Он прислушался. Часы пробили три раза. Гул долго раздавался над спящим городом.

Три… часа… и все так прекрасно!