Картина мира, созданная языком и культурой

Остановимся подробнее на взаимоотношении и взаимодействии языка и реальности, языка и культуры. Эти проблемы играют важнейшую роль как для совершенствования форм и эффективности общения, так и для преподавания иностранных языков; их игнорированием объясняются многие неудачи в международных контактах и в педагогической прак­тике.

Наиболее распространенные метафоры при обсуждении этой темы: язык — зеркало окружающего мира, он отражает действительность и создает свою картину мира, специфичную и уникальную для каждого языка и, соответственно, народа, этнической группы, речевого коллек­тива, пользующегося данным языком как средством общения.

Метафоры красочны и полезны, особенно, как это ни странно, в на­учном тексте. Не будем касаться магии художественного текста, где как бы рай для метафор, их естественная среда обитания, но где приемле­мость и эффект метафоры зависят от тончайших, науке не поддающих­ся моментов: языкового вкуса и таланта художника слова. Оставим богу богово, кесарю кесарево, а художнику художниково. В научном тексте все проще и определеннее: в нем метафоры полезны, когда они облег­чают понимание, восприятие сложного научного явления, факта, поло­жения (впрочем, вкус и чувство меры так же необходимы автору науч­ного текста, как и автору художественного).

Сравнение языка с зеркалом правомерно: в нем действительно от­ражается окружающий мир. За каждым словом стоит предмет или явле­ние реального мира. Язык отражает все: географию, климат, историю, условия жизни.

Вспомним знаменитый, ставший хрестоматийным образцом лингвис­тического фольклора пример с многочисленными (по разным источни­кам от 14 до 20) синонимами слова белый для обозначения разных от­тенков и видов снега в языке эскимосов. Или наличие нескольких обо­значений для слова верблюд в арабском языке (отдельные наиме­нования для уставшего верблюда, беременной верблюдицы и т. п.).

В русском языке, по вполне очевидным причинам, есть и пурга, и метель, и буран, и снежная буря, и вьюга, и поземка, и все это связано со снегом и зимой, а в английском это разнообразие выражается сло­вом snowstorm, которого вполне достаточно для описания всех проблем со снегом в англоязычном мире.

Интересный пример такого рода — многочисленные наименования определенного вида орехов в языке хинди. Это легко объяснимо, «если осознать какую роль в общей куль­туре и субкультурах Индостанского полуострова играют плоды арековой пальмы (areca catechu), твердые орешки „супари".

Индия ежегодно потребляет бо­лее 200 тысяч тонн таких орешков: арековые пальмы произрастают в

жарком влажном климате, прежде всего вдоль Аравийского моря, в Конкане. Плоды собирают недозрелы­ми, зрелыми и перезревшими; их высушивают на солнце, в тени или на ветру; отваривают в молоке, воде или поджаривают на масле, выжатом из других орехов, — изменение технологии влечет немедленное изме­нение вкусовых качеств, а каждый новый вариант обладает своим на­званием и имеет свое предназначение. Среди индусских... ритуалов — регулярных, календарных и экстраординарных — не существует тако­го, где можно было бы обойтись без плодов арековой пальмы»¹.

Соотношение между реальным миром и языком можно представить следующим образом:

Однако между миром и языком стоит мыслящий человек, носитель языка.

Наличие теснейшей связи и взаимозависимости между языком и его носителями очевидно и не вызывает сомнений. Язык — средство об­щения между людьми, и он неразрывно связан с жизнью и развитием того речевого коллектива, который им пользуется как средством об­щения.

Общественная природа языка проявляется как во внешних условиях его функционирования в данном обществе (би- или полилингвизм, ус­ловия обучения языкам, степень развития общества, науки и литерату­ры и т. п.), так и в самой структуре языка, в его синтаксисе, грамматике,

¹ И. Глушкова. Коллекционер — кол­лекция — музей // Коллекция НГ, 1998, № 18.

лексике, в функциональной стилистике и т. п. Ниже этим вопросам бу­дет уделено большое внимание: на материале русского и английского языков будет показано и влияние человека на язык, и формирующая роль языка в становлении личности и характера — как индивидуаль­ного, так и национального.

Итак, между языком и реальным миром стоит человек. Именно чело­век воспринимает и осознает мир посредством органов чувств и на этой основе создает систему представлений о мире. Пропустив их через свое сознание, осмыслив результаты этого восприятия, он передает их дру­гим членам своего речевого коллектива с помощью языка. Иначе гово­ря, между реальностью и языком стоит мышление.

Язык как способ выразить мысль и передать ее от человека к чело­веку теснейшим образом связан с мышлением. Соотношение языка и мышления — вечный сложнейший вопрос и языкознания, и филосо­фии, однако в настоящей работе нет необходимости вдаваться в рассуж­дения о первичности, вторичности этих феноменов, о возможности обойтись без словесного выражения мысли и т. п. Для целей этой кни­ги главное — несомненная тесная взаимосвязь и взаимозависимость языка и мышления и их соотношение с культурой и действительностью.

Слово отражает не сам предмет реальности, а то его видение, которое навязано носителю языка имеющимся в его сознании представлением, понятием об этом предмете. Понятие же составляется на уровне обоб­щения неких основных признаков, образующих это понятие, и поэтому представляет собой абстракцию, отвлечение от конкретных черт. Путь от реального мира к понятию и далее к словесному выражению раз­личен у разных народов, что обусловлено различиями истории, гео­графии, особенностями жизни этих народов и, соответственно, разли­чиями развития их общественного сознания. Поскольку наше сознание обусловлено как коллективно (образом жизни, обычаями, традициями и т. п., то есть всем тем, что выше определялось словом культура в его широком, этнографическом смысле), так и индивидуально (специфи­ческим восприятием мира, свойственным данному конкретному ин­дивидууму), то язык отражает действительность не прямо, а через два зиг­зага: от реального мира к мышлению и от мышления к языку. Метафора с зеркалом уже не так точна, как казалась вначале, потому что зеркало оказывается кривым: его перекос обусловлен культурой говорящего кол­лектива, его менталитетом, в и дением мира, или мировоззрением.

Таким образом, язык, мышление и культура взаимосвязаны на­столько тесно, что практически составляют единое целое, состоящее из этих трех компонентов, ни один из которых не может функционировать (а следовательно, и существовать) без двух других. Все вместе они со­относятся с реальным миром, противостоят ему, зависят от него, отра­жают и одновременно формируют его.

Приведенная выше схема уточняется следующим образом:

Итак, окружающий человека мир представлен в трех формах:

— реальная картина мира,

— культурная (или понятийная) картина мира,

— языковая картина мира.

Реальная картина мира — это объективная внечеловеческая дан­ность, это мир, окружающий человека.

Культурная (понятийная) картина мира — это отражение реаль­ной картины через призму понятий, сформированных на основе пред­ставлений человека, полученных с помощью органов чувств и прошед­ших через его сознание, как коллективное, так и индивидуальное.

Культурная картина мира специфична и различается у разных наро­дов. Это обусловлено целым рядом факторов: географией, климатом, природными условиями, историей, социальным устройством, верования­ми, традициями, образом жизни и т. п. Проиллюстрируем это примерами.

На международном конгрессе SIETAR в Финляндии в 1994 году кол­леги из норвежского Центра по межкультурной коммуникации предста­вили культурную карту Европы, разработанную их центром. Карта отра­жает не реальные географические и политические особенности евро­пейских стран, а восприятие этих стран, основанное на стереотипах куль­турных представлений, присущих норвежцам. Иными словами, это куль­турная картина Европы глазами жителей Норвегии.

Вот как выглядела эта карта:

Vigdis [Вигдис (прези­дент Исландии)]; IRA [ИРА (Ирландская республиканская армия)]; nesten IRA [почти ИРА]; Charles & Di [Чарльз и Диана];

Europas navle [пуп Европы]; Volvo [«Вольво»]; sauna & vodka [сауна и водка]; Russere [русские]; billig [дешево]; billigere [еще дешевле]; godt kjø kken

[хорошая кухня]; flatt [плоско, ровно]; Tivoli & Legoland [Тиволи и Леголенд]; fri hastighet [нет огра­ничений скорости]; svarte bankkonti [те­невые банковские счета]; mafia [мафия]; nyttå rskonsert [ново­годний концерт]; nesten Russere [почти русские]; badestrand [пляж]

41

Для сравнения приведем аналогичные культурные карты Европы, со­ставленные студентами факультета иностранных языков МГУ. Эти кар­тины европейского мира отражают стереотипы культурных представле­ний, имеющиеся у жителей современной России.

Enjoy your meal! [Приятного аппетита! ]

Unknown «cuisine» [неизвестная кухня],

I've never been in the UK [я никогда не была в Англии];

salmon [лосось];

olives [оливки];

red wine [красное вино];

pork [свинина];

beer & sausages [пиво и сосиски];

cheese [сыр];

pizza [пицца];

spaghetti [спагетти];

potato [картошка];

beet & carrot [свекла и морковь];

grape [виноград]; seafood [море­продукты];

oranges [апельсины]

Herrings [селедка]; W. В. Yeats [У. Б. Йитс]; 5 o'clock [файвоклок]; vikings [викинги]; mermaid [русалочка]; Peter the Great [Петр Великий]; Santa Claus [Санта Клаус]; Russian language [русский язык]; cigars [сигары]; Salvador Dali [Сальвадор Дали]; revoluton [революция]; chocolate [шоколад]; drugs [наркотики]; sausages [сосиски]; Swatch [«Своч»]; carnival [карнавал]; pan [пан]; beer [пиво]; the Alps [Альпы]; Balaton [Балатон]; Dracula [Дракула]; war [война]; red pepper [красный перец]; sirtaki [сиртаки]

Обобщенные результаты проведенного эксперимента составляют пе­струю картину культурных ассоциаций, связанных с Европой, в созна­нии современной российской молодежи.

Поскольку культурные карты Европы составлялись как на русском, так и на изучаемом английском языке, все культурные понятия при­водятся на том языке, на котором они были написаны студентами. По-видимому, выбор языка также психологически и культурно обусловлен (например, ассоциации с большинством стран бывшего «социалис­тического лагеря» выражаются, как правило, русским языком). Коли­чество и разнообразие культурных ассоциаций также весьма показа­тельно.

45

Языковая картина мира отражает реальность через культурную кар­тину мира. «Идея существования национально-специфических языко­вых картин мира зародилась в немецкой филологии конца XVIII — на­чала XIX в. (Михаэлис, Гердер, Гумбольдт). Речь идет, во-первых, о том, что язык как идеальная, объективно существующая структура подчиня­ет себе, организует восприятие мира его носителями. А во-вторых, о том, что язык — система чистых значимостей — образует собственный мир, как бы наклеенный на мир действительный» ².

Вопрос о соотношении культурной (понятийной, концептуальной) и языковой картин мира чрезвычайно сложен и многопланов. Его суть сводится к различиям в преломлении действительности в языке и в куль­туре.

² Г. А. Антипов, 0. А. Донских, И. Ю. Марковина, Ю. А. Сорокин. Текст как явление культу­ры. Новосибирск, 1989, с. 75.

В книге «Человеческий фактор в языке» утверждается, что концеп­туальная и языковая картины мира соотносятся друг с другом как це­лое с частью. Языковая картина мира — это часть культурной (концеп­туальной) картины, хотя и самая существенная. Однако языковая кар­тина беднее культурной, поскольку в создании последней участвуют, наряду с языковым, и другие виды мыслительной деятельности, а также в связи с тем, что знак всегда неточен и основывается на каком-либо одном признаке ³.

По-видимому, все-таки правильнее говорить не о соотношении часть — целое, язык — часть культуры, а о взаимопроникновении, вза­имосвязи и взаимодействии. Язык — часть культуры, но и культура — только часть языка. Значит, языковая картина мира не полностью по­глощена культурной, если под последней понимать образ мира, пре­ломленный в сознании человека, то есть мировоззрение человека, создавшееся в результате его физического опыта и духовной дея­тельности.

Определение картины мира, данное в книге «Человеческий фактор в языке», не принимает во внимание физическую деятельность челове­ка и его физический опыт восприятия окружающего мира: «Наиболее адекватным пониманием картины мира является ее определение как исходного глобального образа мира, лежащего в основе мировидения человека, репрезентирующего сущностные свойства мира в понимании ее носителей и являющегося результатом всей духовной активности человека» ⁴. Однако духовная и физическая деятельности человека неотделимы друг от друга, и исключение любого из этих двух составля­ющих неправомерно, если речь идет о культурно-концептуальной кар­тине мира.

Итак, культурная и языковая картины мира тесно взаимосвязаны, на­ходятся в состоянии непрерывного взаимодействия и восходят к ре­альной картине мира, а вернее, просто к реальному миру, окружающе­му человека.

Все попытки разных лингвистических школ оторвать язык от реаль­ности потерпели неудачу по простой и очевидной причине: необходи­мо принимать во внимание не только языковую форму, но и содержа­ние — таков единственно возможный путь всестороннего исследова­ния любого явления. Содержание, семантика, значение языковых еди­ниц, в первую очередь слова, — это соотнесенность некоего звукового (или графического) комплекса с предметом или явлением реального мира. Языковая семантика открывает путь из мира собственно языка в мир реальности. Эта ниточка, связывающая два мира, опутана культур­ными представлениями о предметах и явлениях культурного мира, свой­ственных данному речевому коллективу в целом и индивидуальному носителю языка в частности.

Путь от внеязыковой реальности к понятию и далее к словесному выражению неодинаков у разных народов, что обусловлено различия­ми истории и условий жизни этих народов, спецификой развития их общественного сознания. Соответственно, различна языковая картина

³ См.: Человеческий фактор в языке. Отв. ред. Е. С. Кубрякова. М., 1988, с. 107.

⁴ Там же, с. 21.

мира у разных народов. Это проявляется в принципах категоризации действительности, материализуясь и в лексике, и в грамматике.

Разумеется, национальная культурная картина мира первична по от­ношению к языковой. Она полнее, богаче и глубже, чем соответствую­щая языковая. Однако именно язык реализует, вербализует нацио­нальную культурную картину мира, хранит ее и передает из поколения в поколение. Язык фиксирует далеко не все, что есть в национальном видении мира, но способен описать все.

Наиболее наглядной иллюстрацией может служить слово, основная единица языка и важнейшая единица обучения языку. Слово — не про­сто название предмета или явления, определенного «кусочка» окружа­ющего человека мира. Этот кусочек реальности был пропущен через сознание человека и в процессе отражения приобрел специфические черты, присущие данному национальному общественному сознанию, обусловленному культурой данного народа.

Слово можно сравнить с кусочком мозаики. У разных языков эти ку­сочки складываются в разные картины. Эти картины будут различаться, например, своими красками: там, где русский язык заставляет своих носителей видеть два цвета: синий и голубой, англичанин видит один: blue. При этом и русскоязычные, и англоязычные люди смотрят на один и тот же объект реальности — кусочек спектра.

Разумеется, любой человек способен при необходимости восстано­вить то, что есть в действительности, в том числе и англичанин несом­ненно видит все доступные человеческому глазу оттенки цвета (и при необходимости может обозначить либо терминами, либо описательно: dark blue [синий, темно-синий], navy blue [темно-синий], sky-blue [голу­бой, лазурный], pale-blue [светло-голубой]). Еще Чернышевский гова­ривал: если у англичан есть только одно слово cook, то это не значит, что они не отличают повара от кухарки.

Язык навязывает человеку определенное видение мира. Усваивая родной язык, англоязычный ребенок видит два предмета: foot и leg там, где русскоязычный видит только один — ногу, но при этом говорящий по-английски не различает цветов (голубой и синий), в отличие от гово­рящего по-русски, и видит только blue.

Выучив иностранное слово, человек как бы извлекает кусочек моза­ики из чужой, неизвестной еще ему до конца картины и пытается со­вместить его с имеющейся в его сознании картиной мира, заданной ему родным языком. Именно это обстоятельство является одним из камней преткновения в обучении иностранным языкам и составляет для мно­гих учащихся главную (иногда непреодолимую) трудность в процессе овладения иностранным языком. Если бы называние предмета или яв­ления окружающего нас мира было простым, «зеркально-мертвым», механическим, фотографическим актом, в результате которого склады­валась бы не картина, а фотография мира, одинаковая у разных наро­дов, не зависящая от их определенного бытием сознания, в этом фанта­стическом (не человеческом, а машинно-роботном) случае изучение иностранных языков (и перевод с языка на язык) превратилось бы в

простой, механически-мнемонический процесс перехода с одного кода

на другой.

Однако в действительности путь от реальности к слову (через поня­тие) сложен, многопланов и зигзагообразен. Усваивая чужой, новый язык, человек одновременно усваивает чужой, новый мир. С новым ино­странным словом учащийся как бы транспонирует в свое сознание, в свой мир понятие из другого мира, из другой культуры. Таким образом, изучение иностранного языка (особенно на начальном, достаточно про­должительном этапе, дальше которого, к сожалению, многие изучаю­щие язык не продвигаются) сопровождается своеобразным раздвое­нием личности.

Именно эта необходимость перестройки мышления, перекраивания собственной, привычной, родной картины мира по чужому, непривыч­ному образцу и представляет собой одну из главных трудностей (в том числе и психологическую) овладения иностранным языком, причем труд­ность неявную, не лежащую на поверхности, часто вообще не осозна­ваемую учащимися (а иногда и учителем), что, по-видимому, и объясня­ет недостаток внимания к этой проблеме.

Остановимся более подробно на собственно языковом аспекте этой проблемы.

Итак, одно и то же понятие, один и тот же кусочек реальности имеет разные формы языкового выражения в разных языках — более пол­ные или менее полные. Слова разных языков, обозначающие одно и то же понятие, могут различаться семантической емкостью, могут покры­вать разные кусочки реальности. Кусочки мозаики, представляющей кар­тину мира, могут различаться размерами в разных языках в зависимос­ти от объема понятийного материала, получившегося в результате отра­жения в мозгу человека окружающего его мира. Способы и формы от­ражения, так же как и формирование понятий, обусловлены, в свою оче­редь, спецификой социокультурных и природных особенностей жизни данного речевого коллектива. Расхождения в языковом мышлении про­являются в ощущении избыточности или недостаточности форм выра­жения одного и того же понятия, по сравнению с родным языком изуча­ющего иностранный язык.

Понятие языковой и культурной картин мира играет важную роль в изучении иностранных языков. Действительно, интерференция родной культуры осложняет коммуникацию ничуть не меньше родного языка. Изучающий иностранный язык проникает в культуру носителей этого языка и подвергается воздействию заложенной в нем культуры. На пер­вичную картину мира родного языка и родной культуры накладывается вторичная картина мира изучаемого языка.

Вторичная картина мира, возникающая при изучении иностранного языка и культуры, — это не столько картина, отражаемая языком, сколь­ко картина, создаваемая языком.

Взаимодействие первичной и вторичной картин мира — сложный психологический процесс, требующий определенного отказа от соб­ственного «я» и приспособления к другому (из «иных стран») видению

мира. Под влиянием вторичной картины мира происходит переформи­рование личности. Разнообразие языков отражает разнообразие мира, новая картина высвечивает новые грани и затеняет старые. Наблюдая более 30 лет за преподавателями иностранных языков, которые посто­янно подвергаются их воздействию, я могу утверждать, что русские пре­подаватели кафедр английского, французского, немецкого и других язы­ков приобретают определенные черты национальной культуры тех язы­ков, которые они преподают.

Становятся очевидными необходимость самого пристального изучения межъязыковых соответствий и актуальность этой проблемы для оптимизации меж­культурного общения, а также для совершенствова­ния методов преподавания иностранных языков, для теории и практики перевода и лексикографии.

Крайним случаем языковой недостаточности бу­дет, по-видимому, вообще отсутствие эквивалента для выражения того или иного понятия, часто вызванное отсутствием и самого понятия. Сюда относится так называемая безэквивалентная лексика, то есть сло­ва, план содержания которых невозможно сопоста­вить с какими-либо иноязычными лексическими по­нятиями. Обозначаемые ими понятия или предметы мысли (things meant) уникальны и присущи только данному миру и, соответственно, языку.

При необходимости язык заимствует слова для выражения понятий, свойственных чужому языковому мышлению, из чужой языковой среды. Если в русскоязычном мире отсутствуют такие напитки, как виски и эль, а в англоязычном мире нет таких блюд, как блины и борщ, то данные понятия выражаются с помощью слов, заим­ствованных из соответствующего языка. Это могут быть слова, обозна­чающие предметы национальной культуры (balalaika, matryoshka, blini, vodka; футбол, виски, эль), политические, экономические или научные термины (Bolshevik, perestroyka, sputnik; импичмент, лизинг, дилер; файл, компьютер, бит).

Безэквивалентная лексика, несомненно, наиболее ярко и наглядно иллюстрирует идею отражения языком действительности, однако ее удельный вес в лексическом составе языка невелик: в русском языке это 6-7%, по данным Е. М. Верещагина и В. Г. Костомарова ⁵. Безэкви­валентная лексика хорошо изучена теорией и практикой перевода и представляет собой крайний случай языковой недостаточности.

Более сложной оказывается ситуация, когда одно и то же понятие по-разному — избыточно или недостаточно — словесно выражается в разных языках.

Рассмотрим, например, способы выражения того факта внеязыко­вой реальности, который по-русски называется палец. Чтобы назвать этот предмет по-английски, необходимо уточнить, что имеется в виду: палец руки или ноги, и если руки, то какой палец, потому что, как изве-

⁵ Е. М. Верещагин, В. Г. Костомаров. Язык и культура. М., 1990, с. 51.

стно, пальцы руки, кроме большого, у англичан называются fingers боль­шой палец — thumb а пальцы ноги — toes Русскому словосочетанию десять пальцев эквивалентно английское eight fingers and two thumbs [восемь пальцев и два больших пальца], а двадцать пальцев — это eight fingers, two thumbs, and ten toes [восемь пальцев, два больших пальца (на руках) и десять пальцев (на ногах)]. Форма выражения одного и того же кусочка реального мира вызовет у русского, изучающего анг­лийский язык, ощущение избыточности (зачем делить пальцы на fingers, thumbs, toes?), а у англичанина, изучающего русский язык, — недоста­точности (три разных с точки зрения английского языкового мышления понятия объединены в одно — палец).

Факты избыточности или недостаточности того или иного языкового арсенала особенно чувствительны для переводчиков и всегда находи­лись в центре внимания теоретиков и практиков перевода, но они со­вершенно несправедливо игнорируются или недостаточно учитывают­ся педагогами и методистами.

Хотя безэквивалентность и неполная эквивалентность достаточно распространенное явление в разных языках, предполагается, что боль­шинство слов в разных языках эквивалентны, в их основе лежит межъя­зыковое понятие, то есть они содержат одинаковое количество поня­тийного материала, отражают один и тот же кусочек действительности. Считается, что этот пласт лексики наиболее прост для усвоения и пере­вода. Так оно и было бы, если бы изучение иностранного языка можно было свести к усвоению системы понятий. Но язык состоит не из поня­тий, а из слов, а семантика слова не исчерпывается одним лишь лекси­ческим понятием. Семантика слова в значительной степени обусловле­на его лексико-фразеологической сочетаемостью и разного рода соци­олингвистическими коннотациями, а случаи эквивалентности слов во всем объеме их семантики и реального функционирования в речи, по-видимому, чрезвычайно редки.

Наличие межъязыковых синонимов вызывает большие сомнения. По­этому проблема межъязыковых соответствий заслуживает тонкого и все­стороннего анализа. Чрезвычайно трудно найти разноязычные слова, которые выражают «одно и то же понятие и не отличаются друг от дру­га эмоционально-экспрессивной, стилевой или каким-либо другим ви­дом константной знаменательной информации» ⁶. Явное различие лин­гвистической, собственно языковой информации, разная лексико-фразеологическая сочетаемость, совершенно различные социолингвисти­ческие коннотации, обусловленные культурой, обычаями, традициями разных говорящих коллективов (не говоря уже о зависимости от места, времени, целей и прочих обстоятельств коммуникации) не могут не вли­ять на семантику и употребление слова. Это делает вопрос о наличии межъязыковых синонимов (а тем более межъязыковых эквивалентов) весьма проблематичным ⁷. Искусственное вычленение понятийного зна­чения и установление на этом основании межъязыкового соответствия может исказить картину и оказывает, в конечном итоге, плохую услугу и изучающему иностранный язык, и переводчику.

⁶ В. С. Виноградов. Лексические вопро­сы перевода художе­ственной прозы. М., 1978, с. 56.

⁷ По-видимому, тако­го рода эквиваленты следует искать в об­ласти терминологии.