Дин-Гуарди

— Могло выйти и хуже, — изрек Бард, откидываясь в кресле, что король Иффи заботливо велел поставить в его комнате.

Старик вытянул ноги к полной углей жаровне под узким окном в нише. Снаружи бушевала весенняя гроза. Внутрь то и дело залетали брызги дождя и шипели на угольях.

— Нет, не то чтобы сильно хуже, но — хуже.

Старик задумчиво прихлебывал ромашковый чай, заваренный Пегой.

— Я не виноват, — запротестовал Джек.

Прошлую ночь и почти весь день он провел в темнице короля Иффи. Выпустили его лишь по просьбе брата Айдена. Темная, страшная камера, куда бросили Джека, была вырублена в скале. Откуда-то доносились завывания неведомых тварей, и где-то совсем рядом рокотал прибой.

— Не я ли предупреждал тебя перед уходом: только не натвори глупостей?

— Да, господин, именно так ты и сказал. Я все помню, — подхватила Пега.

— Ох, да заткнись ты, — с досадой оборвал ее Джек.

— Никогда не используй гнев, чтобы дотянуться до жизненной силы, парень, — отчитал его Бард. — Результат обратится против тебя же самого, когда ты меньше всего этого ожидаешь.

Джек готов был сквозь землю провалиться от стыда. Это его вина, что источник Святого Филиана разрушен и десятки людей серьезно пострадали. Пройдет не один месяц, прежде чем отец вновь встанет на ноги. А в придачу бедняга обезумел от горя. И как рассказать матери о Люси?

— Король Иффи подумывал зажарить тебя на медленном огне — монастырь Святого Филиана щедро платит ему за покровительство и защиту, — но я угрозами заставил его передумать.

Бард как ни в чем не бывало попивал себе чай. Солнце село, длинное прямоугольное окно поблекло от серебряного до свинцового блеска. В узкий проем протиснулась ласточка и устроилась на камне — сушить крылышки. Старик заулыбался.

— Спасибо, господин, — пробормотал Джек.

То, что король передумал его жарить, еще не значит, что провинившегося не ждет участь еще более кошмарная. У дверей дежурила стража: чтобы никто ненароком не отлучился в неизвестном направлении.

— Иффи предстоит принять непростое решение, — обронил Бард. — Хотя, сдается мне, сам король об этом еще не знает.

«Не иначе, будет решать, какие пытки я способен выдержать», — поежился про себя мальчик.

Хлопотливая Пега уже накрыла небольшой столик, расставив хлеб и тушеное мясо из замковой кухни. Джек заметил, что деревянных подносов — четыре, и теперь гадал про себя, кто еще ожидается к ужину. Отца разместили в больнице при Дин-Гуарди; Бард сказал, его напоили маковым соком, чтобы бедолага успокоился хоть немного.

— На поправку Джайлзу идти ох долго, — вздохнул старик. — Боюсь, нога — это самая ничтожная из его проблем.

— А почему тебя принимают так радушно, господин, если король Иффи — христианин? — спросил Джек, отмечая, как богато обставлена комната. — Я думал, они ненавидят язычников.

— Иффи — он что стена, покрытая свежим слоем штукатурки, — объяснил Бард. — Он изображает из себя христианина, поскольку это приносит доход. Но изнутри он — тот же самый грубый дикарь, который убил законного правителя Дин-Гуарди и поработил его жену и сына. Большинство живых созданий отзываются на доброту, но иногда встречаются такие, как Иффи: они признают только страх. По счастью, с этим у меня недостатка нет.

— Но… — пробормотал Джек, пытаясь привести в порядок мысли. — Я думал, он король.

Во всех сказках короли с рождения блистали благородством.

— Ну ты прям словно вчера родился или с неба упал, — громко рассмеялась Пега. — Короли — это ж просто-напросто удачливые ворюги.

— Неправда! — возмутился Джек.

— Ну полно вам, полно, — покачал головой Бард. — Не все правители насквозь порочны, Пега, пусть твой опыт и свидетельствует об обратном. А! Вот и Айден. Теперь можно и к столу.

Монашек кутался в отсыревший плащ; в тепле комнаты от волглой ткани шел пар.

— Ну и денек! Я попросил монахов Святого Филиана расчистить каменные завалы, а они мне: «Это рабья работа». Похоже, тут все — «рабья работа». Чем эти люди вообще занимаются целые дни напролет? Явно не в библиотеке над книгами корпят! Я заглянул в часовню, так и там — ни души!

Брат Айден сбросил с себя плащ, разом превратившись из откормленной куропатки в тощенького воробышка. Пега повесила плащ над угольями — на просушку.

Монашек вручил Джеку ясеневый посох.

— Сдается мне, паренек, скоро он тебе понадобится. — Брат Айден многозначительно переглянулся с Бардом. — Королевские стражники тебя арестовали, а к посоху побоялись притрагиваться. Горячая чечевичная похлебка! Пега, ты просто чудо! — воскликнул он, прежде чем Джек успел спросить, зачем ему посох.

Все приступили к трапезе. Суп был приправлен луком и новой пряностью, что, по словам отца, называлась «перец». Вкуснющая штука! Джек был готов есть перец каждый день, а по воскресеньям — двойную порцию. Бард приберег ломтик хлеба для ласточки у окна. Птичка не выказывала ни малейшего страха: она запрыгала к Барду и принялась клевать у него из рук.

Когда все было съедено, Пега поставила на стол особое угощение, приготовленное ею собственноручно в замковой кухне: омлет, подслащенный медом.

— Ах, будь тут отец Север, — мечтательно проговорил брат Айден, когда все расселись вокруг жаровни, наслаждаясь теплом, — он бы этих лентяев в рясах заставил задницы от скамеек оторвать! Отец Север мог даже волка застращать так, чтобы тот за молитвы принялся!

— Кто такой отец Север? — полюбопытствовал Джек.

— Человек, который спас мне жизнь, — отвечал монашек. — Ребенком я заблудился в Лорнском лесу и чуть не умер от голода. Помню, кору глодал…

— А я тоже ела кору, — бодро заявила Пега. — Один из моих прежних хозяев…

— Пусть брат Айден рассказывает, — оборвал ее Джек, которому не терпелось послушать про Лорнский лес.

— Мои воспоминания довольно смутны, но, сдается мне, я от кого-то прятался. Соорудил себе гнездо в кроне дерева, как птица. А отца Севера послали в лес исполнять епитимию, и он обнаружил мое укрытие. Поначалу я его боялся. Да я в ту пору всего боялся! Но отец Север стал оставлять пищу у подножия моего дерева. Постепенно я научился доверять ему.

— Твои родители умерли? — спросила Пега.

Брат Айден, нахмурившись, откинулся назад.

— Не помню. Но я по сей день могу говорить на их языке.

И он произнес что-то свистящим шепотом: этот говор походил скорее на гул ветра в лесу, нежели на человеческую речь.

У Джека волосы встали дыбом.

— Это же пиктское наречие! — воскликнул он.

Слов он не понял, но шелестящие, шипящие звуки пробудили к жизни недобрые воспоминания. Джек слышал их на невольничьем рынке, когда викинги пытались сбыть его с рук. Мальчуган отлично помнил низкорослых раскрашенных воинов, что внезапно появились из ниоткуда в сумерках. Их кожа словно оживала в отблесках костра. Изображения на теле — волк с человечьей головой в зубах, олень, пожирающий змею, человек, смятый под копытами быка, — все они говорили о боли и муке.

«А ведь именно такие картинки брат Айден рисовал на пергаментах!»

— Да ты пикт! — охнул Джек, внезапно осознав, отчего монах такого маленького роста.

— Ну да, — подтвердил брат Айден.

— Но как же так? Они же дикари! Они людей едят!

— Ты закончил? — поинтересовался Бард.

— Кажется, да, — убито кивнул Джек.

— Тогда я вынужден сказать, что ты — несносный грубиян. Ты ровным счетом ничего не знаешь о народе Айдена, однако ж готов поверить самому худшему.

— Я их видел, господин. Викинги меняли рабов на оружие, а пикты ощупывали пленников, точно проверяя, жирны ли они. Они и меня чуть не забрали! Ужас просто!

— А жестокая резня, учиненная викингами среди монахов, — не ужас? — Глаза Барда вспыхнули гневом.

— Ужас, конечно, — согласился Джек, отчаянно пытаясь заставить старика понять. — Да только пикты еще хуже. Они… противоестественны. Их даже Олав Однобровый ненавидел.

— Список тех, кого ненавидел Олав Однобровый и кто, в свою очередь, ненавидел его, протянется отсюда и до соседней деревни.

— Я ничуть не обиделся. — Нежданно-негаданно на помощь Джеку пришел сам брат Айден. — Очень многим древние внушают ужас. Современные пикты — они ничем не отличаются от других народов. Носят одежду, живут в домах. Говорят на том же языке, что их односельчане, сочетаются браком с их сыновьями и дочерьми. А вот древние…

Голос брата Айдена прервался.

— Живут так, как жили их предки тысячу лет назад, — докончил Бард. — Ходят нагишом, расписывают тело цветными орнаментами, прячутся от чужих глаз, выходят только ночью. Люди говорят, на свету они теряют силу.

— Они так долго прожили в темноте, что привыкли бояться солнца, — согласился брат Айден.

— Пикты, которых видел я, были с ног до головы покрыты разными изображениями, — промолвил Джек.

— Парой-тройкой и я могу похвастаться.

Брат Айден обнажил грудь, открыв взглядам витиевато разукрашенный полумесяц, пронзенный сломанной стрелой. Под ним шла синяя линия, перечеркнутая под прямым углом пятью короткими штрихами.

— Да не бойся ты меня, Джек. Я давным-давно никого не ел!

— Я… прошу прощения, — пробормотал Джек.

Кроткий монах ну никак не отождествлялся с дикарями, памятными мальчику по невольничьему рынку.

— Вот по этому рисунку я и получил свое имя.

Брат Айден указал на синюю черту.

— Это руна, — объяснил Бард. — Она означает «айден», или «тис» по-пиктски. Монахи Святого острова решили, что для имени — в самый раз.

— А теперь мне должно предаться молитвам, — объявил брат Айден. И шагнул к окну попрощаться с ласточкой. — Я часто гадал про себя, а куда они деваются зимой. Иные верят, будто ласточки улетают в рай, — проговорил он, погладив птичку по голове.

— А зачем отец Север отбывал епитимью? — полюбопытствовала Пега, подавая брату Айдену просохший плащ.

— После злополучной истории с русалкой — впрочем, не хочу распространять пустые сплетни, — отозвался брат Айден. — Завтра — тяжелый день. Надо бы всем как следует выспаться.

«А что не так с пустыми сплетнями? Или ему больше нравятся полные?» — негодовала Пега, взбивая постель.

Барду как почетному гостю досталась перина из гусиного пуха, но на Джека с Пегой подобная любезность не распространялась. Жалкие охапки соломы жесткости каменного пола почти не умаляли.

— Держу пари, этот отец Север влюбился в русалку, — размышляла Пега. — Говорят, морской народ сочетается браком со смертными, чтобы заполучить душу.

— Бард рассказывал, морские девы пахнут водорослями, — отозвался Джек.

— А отец Север небось пах старыми башмаками.

— Неужто в тебе ни капли уважения ни к кому нет?

— Неправда! — запротестовала Пега. — Я просто не покупаюсь на жульничество. Короли, знать, аббаты — они, дескать, все такие святые праведники, фу-ты ну-ты, сядут в болото — так даже грязь к заднице не прилипнет! Но достойными людьми я восхищаюсь — правда, всей душой! — как вот Бард, или брат Айден… или ты, например, — тихо добавила девочка.

— Ох, да спи ты наконец, — буркнул Джек, немало смущенный столь резкой сменой тона.

Мальчуган зарылся поглубже в солому, повернувшись к Пеге спиной. Снаружи грохотала гроза. В узкое окно то и дело задувал ветер, насквозь пробирая холодом. Где бы взять еще соломы? Или овчину? Пега, похоже, совсем не зябла, ну да она-то к дурному обращению привыкла.

Спустя какое-то время Джек встал. Ласточка темным пятнышком смутно виднелась в уголке окна. Сквозь узкий проем не протиснется и ребенок. Насколько Джек мог различить сквозь узкую щель, до земли — довольно высоко. Мальчуган подошел к двери. Стражники, свернувшись клубком, задремали на пороге, точно пара волкодавов.

Джек вытащил жаровню на середину комнаты. Раз уж не спится, чего времени-то пропадать?

Я смотрю вдаль,

За горные кряжи,

За девять морских валов,

За круговерть ветров…

Он размеренно повторял про себя слова заклинания, обходя жаровню кругом. Может, удастся увидеть Люси, если, конечно, она еще жива. Еще один круг, и еще… пока наконец шум грозы не утих и угли не разгорелись ярким светом. Крепость дрогнула и завибрировала.

— Не делай этого, — резко проговорил Бард.

И он, и Пега разом сели прямо. Где-то в отдалении послышались крики.

— Силы, что ты призвал вчера, все еще рыщут на воле. Еще не хватало обрушить крепость прямо нам на головы. — Бард встал, положил кочергу на угли. — Пега, мятный чай пришелся бы весьма кстати.

Пега тут же принялась за дело: принесла из ниши еще угля, развела огонь, наполнила чашки из деревянной бадьи, положила в каждую листьев мяты.

— У меня нет меда, господин, — посетовала девочка.

— У тебя отлично получается, — заверил старик. — Более всего нам сейчас нужно тепло. Звезды мои! Поневоле подумаешь, что на дворе декабрь.

Очень скоро все уже сидели вокруг жаровни, а перед глазами их туманом клубился пахнущий мятой пар.

— А что я такое призвал, господин? — спросил Джек.

— Землетрясение, — отвечал Бард.

— А что такое землетрясение?

— Очень хороший вопрос. Пикты верят, что это Великий червь и его девять червячат роют в земле ходы. А вот я всегда считал, что это — нарушение равновесия в жизненной силе. А еще стоит спросить, почему землетрясение тебя послушалось. О чем ты думал, когда призывал его, а, мальчик мой?

— В первый раз я разозлился на отца Суэйна. Я себя не помнил от ярости, — признался Джек. — Я так крепко сжал посох, что сам не знаю, как это он не сломался. Посох просто-таки вибрировал в моих руках.

— Я тоже это почувствовала, — вмешалась Пега.

— В самом деле? — задумчиво оглядел ее Бард.

— Я призывал… сам не знаю что, — рассказывал Джек. — Велел этому чему-то сокрушить стены. И очистить здешнее место. На краткий миг я даже увидел земные недра. Там — пещеры, огромные, словно чертоги, и в них царит тьма кромешная…

— А во второй раз? — тихо спросил Бард.

— Я прибег к заклинанию прозрения. Мне просто хотелось видеть Люси.

У Джека похолодело в груди. Где же его сестренка? Ей, должно быть, страшно в темных подземных чертогах? А может, она в плену у какого-нибудь чудовища?

— Давным-давно, — промолвил Бард, обнимая ладонями чашу, — источник Святого Филиана был не родником, а самым настоящим озером. В нем правила могущественная госпожа из Эльфландии — та самая Владычица, о которой упоминал Брут, — и ее нимфы. Они жили под защитой и покровительством правителя Дин-Гуарди.

— Неужто короля Иффи? — удивился Джек.

— Нет, другого. Иффи убил законного короля и призвал сюда ораву отщепенцев-монахов. Они запрудили ручей, питавший озеро, и с помощью христианской магии заперли Владычицу в ловушке. На протяжении многих лет этот их милый маленький промысел процветал. Аббат Святого острова обращался к королю с жалобами, но ничего не делалось. А потом викинги уничтожили остров. Лучше бы Олав со своим отрядом тупых недоумков высадился здесь, а не там.

— То есть Владычица была несчастна? — переспросил Джек.

— В тесном дворике? Где нет ни птичьих стай, ни туманов, ни тростников, ни диких цветов, столь милых ее сердцу? Конечно, она была несчастна, и еще как! Хуже того: она старела. Эльфы подолгу живут в нашем мире, но они продлевают себе жизнь, возвращаясь в Эльфландию, где время не движется.

— Наверное, поэтому она и бросила в меня стрелой, — вздохнул Джек.

— Она, должно быть, вот уже много лет пребывала в печали и гневе. А когда ты сокрушил камень и образовался пролом… клянусь бровями Одина! Вот в чем дело-то! Как же я раньше не додумался?

— Что такое, господин? Что ты делаешь?

Бард отставил чашку, подошел к окну и выставил наружу руку. Ласточка недовольно чирикнула.

— Не беспокойся, друг мой. Я просто проверяю погоду, — промолвил старик. — Ха!

— Что такое? — хором воскликнули Джек и Пега.

— Снаружи совершенно сухо. Так я и думал. Это была не простая гроза.

— Но ведь раньше шел дождь, — напомнила Пега.

— Вода хлынула из заводи прямо в созданный тобою провал, Джек, причем и в яме, и в проломе впоследствии было совершенно сухо.

Бард выжидательно смотрел на Джека и Пегу.

— Но при чем тут… — начал было Джек.

— Подумай хорошенько! Всю прошлую ночь напролет и сегодня днем шел проливной дождь. А теперь весь вылился до капли! — Старик скрестил руки на груди, явно очень собою довольный.

Джек с Пегой недоуменно глядели на него во все глаза.

— Да избавит меня судьба от разинь-учеников! Владычица Озера опорожнила небо. И забрала с собою всю воду, — объяснил Бард. — Не удивлюсь, если окажется, что в округе пересохли все колодцы. А уж когда об этом прознает король Иффи, его рев в самом Ётунхейме услышат!