Развитие права. Ранее (до 1936 г.) четкого определения закона как главного источника права не было, законами СССР считались: постановления Всесоюзных съездов Советов

Ранее (до 1936 г.) четкого определения закона как главного источника права не было, законами СССР считались: постановления Всесоюзных съездов Советов, постановления ЦИК СССР и его Президиума и постановления Правительства (СНК СССР). Аналогичная картина была и в субъектах федерации — союзных и автономных республиках, где республиканскими зако­нами считались также постановления съездов Советов, ЦИКов, их президиумов и совнаркомов соответствующих республик.

По Конституции СССР 1936 года и конституциям союзных и ав­тономных республик, принятым в 1937 году, в том числе и Консти­туции Российской Федерации, четко определялось понятие закона. Закон — это нормативный акт, изданный высшим законодательным органом — Верховным Советом СССР, а в субъектах федерации — верховными советами соответствующих республик. Все остальные акты, в том числе и указы Президиума Верховного Совета СССР, и Постановления Правительства СССР, и, соответственно президиумов верховных советов, и прави­тельств субъектов федерации, рассматривались как подзаконные акты. Высшей юридической силой наделялась Конституция СССР, ей должны были соответствовать законы, принимаемые Верховным Советом СССР. Если принимались законы, выходившие за рамки Конституции, то вносились соответствующие изменения и дополне­ния в Конституцию.

С середины 30-х годов получил распространение и такой свое­образный источник права, как совместные постановления ЦК ВКП(б) и Совнаркома СССР. Иногда, когда это касалось тру­довых отношений, были совместные постановления ЦК ВКП(б), СНК СССР и ВЦСПС (т.е. высшего профсоюзного органа). Хотя с формальной стороны такие постановления должны рассматривать­ся как подзаконные акты, однако в реальной жизни им придава­лась, пожалуй, наивысшая юридическая сила. В таких поста­новлениях сила правительственного постановления сочеталась с авторитетом правящей партии. Такого рода совместные постанов­ления являлись не только актами, в которых устанавливались об­щеобязательные нормы поведения, но и политическими директива­ми правящей партии, в развитие которых нередко принимались дополнительные нормативные акты.

Принятие Конституции СССР 1936 года потребовало пересмот­ра теоретических представлений о праве, общепринятых в марк­систском правоведении того времени.

Новое определение права гласило, что социалистическое право — это система (совокупность) общеобязательных правил поведения (норм), уста­новленных социалистическим государством и выражающих мате­риально обусловленную и направляемую Коммунистической партией волю трудящихся масс во главе с рабочим классом и охраняе­мых от нарушения принудительной силой государства.

Из этого определения можно сделать ряд выводов: во-первых, советское право теперь понималось как особый исторический тип права; во-вторых, право отождествлялось с законами; в-третьих, сами законы рассматрива­лись как орудие в руках государства, а точнее, правящей больше­вистской партии.

Таким образом, в самом определении права содержалось теоре­тическое обоснование и оправдание использования права (точнее, законодательства) как орудия утверждения планово-распорядитель­ной экономики и административно-командных методов управления ею и социальными процессами.

Характеризуя основные тенденции в развитии права на протяжении 30-х годов, следует отметить следующее:

Во-первых, в качестве источников права утвердились норма­тивные акты, то есть законы и подзаконные акты. Однако в силу закрепления в конституционном порядке руководящего положения правящей партии — ВКП(б) — не только совместные постановле­ния ЦК ВКП(б) и СНК СССР (которые формально были подзакон­ными актами) рассматривались как источники права, но и поста­новления ЦК ВКП(б), хотя формально это были акты общест­венно-политической организации, имели общеобязательную силу для всех государственных органов и учреждений и общественных организаций. Все иные источники права, еще применявшиеся в 20-е годы, потеряли свое значение и больше не использовались.

Во-вторых, существенно возросла роль общесоюзных актов и соответственно сокращалось поле применения законодательства субъектов федерации. Это было связано прежде всего с предельной централизацией и бюрократизацией всего партийно-государствен­ного управленческого аппарата.

Это обстоятельство получило отражение и в Конституции, где правовое регулирование экономики, социальных процессов было передано в руки союзных органов и осуществлялось главным обра­зом указами Президиума Верховного Совета СССР с последующим автоматическим внесением поправок и дополнений в соответству­ющие республиканские кодексы. Даже издание уголовного и граж­данского кодексов по Конституции СССР 1936 года было отнесено к компетенции Союза ССР, хотя такие кодексы так и не были подготовлены и приняты.

В-третьих, существенные изменения происходили в системе права, формировались новые отрасли права. Утверждение колхозного строя в сельском хозяйстве повлекло за собой форми­рование такой отрасли права, как колхозное право. Юридической базой его формирования послужили закрепление в Конституции 1936 года кооперативно-колхозной собственности как особого вида обобществленной собственности и утвержденный в 1935 году При­мерный устав колхоза.

Началось формирование и такой отрасли права, как хозяй­ственное право, о чем уже говорилось выше.

В-четвертых, хотя формально Конституция подчеркивала роль закона как основного источника права и Верховного Совета СССР, и верховных советов субъектов федерации как органов законода­тельной власти, в действительности усиливалась и расширялась практика нормотворчества управленческого аппарата.

В административном законодательствепроисходило существенное расширение применения репрессий во вне­судебном, то есть административном, порядке (создание «троек» ОГПУ, а затем НКВД на местах, образование милицейских «тро­ек», Особого совещания при НКВД).

В 1932 году взамен республиканских паспортов (где они были) и удостоверений личности вводится единая общесоюзная паспорт­ная система и паспорта единого общесоюзного образца для граждан СССР с обязательной их пропиской в территориальных органах милиции. Новые советские паспорта радикально отличались от дорево­люционных российских паспортов. Они были едиными, независи­мо от пола, национальной принадлежности и социального проис­хождения. Хотя и в советских паспортах указывались национальность и социальное происхождение.

Однако паспортная система вводилась только в городах, в пер­вую очередь в крупных и портовых. В 1940 году было завершено введение паспортов во всех городах и поселках городского типа.

Паспортная система главной своей целью имела прикрепление крестьян к деревне, к земле. Введение этой системы, безусловно, лишало значительную часть граждан права на свободу передвиже­ния и свободу выбора места жительства и, более того, способство­вало установлению жесткого административного надзора за граж­данами. Но нельзя не видеть и некоторых иных аспектов введения паспортной системы.

В частности, она давала возможность регулировать демографи­ческие процессы и миграцию населения, предотвратить чрезмерное скопление в крупных городах большого числа озлобленных миг­рантов из села — людей, как правило, без профессии, без жилья и средств к существованию, что представляло собой одну из главных причин всплеска преступности в начале 30-х годов и создавало опасность социальных взрывов и массовых беспорядков в больших городах. В принципе возможны два способа регулирова­ния численности городского населения: административный (через паспортную систему) и экономический (через цену жилья и стои­мость жизни). Регулирование путем чрезмерного завышения стои­мости жилья и стоимости жизни в больших городах для социалис­тического общества в принципе неприемлемо. Следовательно, остается лишь административный метод.

Наконец, в условиях плановой экономики точный учет населе­ния не только в целом в стране, но и в каждом регионе, каждом городе и поселке способствовал рациональному распределению средств для обеспечения социально-экономических прав граждан.

Уголовное и уголовно-процессуальное право. Резкое усиление государственного принуждения с отказом от НЭПа и переходом к форсированной реконструкции экономики, применение в массо­вом масштабе внесудебных репрессий привели к широкому про­никновению как в правящую партию, так и в народные массы на­строений, характерных для гражданской войны.

Немалую роль играл и весьма низкий уровень общей, и особен­но политической и правовой, культуры и правящей партии, и наро­дных масс. Настроение нетерпимости, требования немедленной расправы с «врагами народа» особенно ярко отразились в уголовном и в уго­ловно-процессуальном праве. В уголовно-процессуальном праве это выразилось в предложениях об «упрощении» уголовного про­цесса (без участия сторон: прокурора и адвоката).

Так, закон от 1 декабря 1934 г. ввел упрощенный порядок судо­производства по делам о террористических актах, закон от 14 сентября 1937 г. распространил этот упрощенный порядок на дела о вредительстве и диверсиях. Хотя в отличие от закона от 1 декабря 1934 г. суду разрешалось по его ус­мотрению допускать в судебный процесс стороны (т.е. прокурора и адвоката) и даже допускать подачу ходатайства о помиловании.

Отразились подобные идеи и в законе «О дополнении Положе­ния о преступлениях государственных (контрреволюционных) и особо опасных для Союза ССР преступлениях против порядка уп­равления статьями об измене Родине» от 8 июня 1934 г. Этим законом вводилось наказание для совершеннолетних членов семьи изменника не только в том случае, если они способствовали измене, но и если знали о готовящейся измене, но не донесли. Таким образом, закон предписывал доносить друг на друга мужьям и женам, родителям и детям, братьям и сестрам. Более того, если члены семьи не знали о готовящейся измене, они все равно подлежали ссылке в отдаленные районы Сибири сроком на 5 лет. Тем самым каждый, кто мог задумать измену, должен был знать, что его близкие, его семья превратятся в заложников.

Усилены были уголовные наказания и за общеуголовные пре­ступления, особенно за хулиганство (до 5 лет лишения свободы). В связи с тем что преступность «помолодела», в 1935 году был снижен до 12 лет возраст для привлечения к уголовной ответственности за кражи, насилия, причинения телесных повреждений и убийства. В 1940 году в этот перечень были включены действия, могущие вызвать крушение поезда (отвинчивание рельсов, подкладывание на рельсы различных предметов). За остальные преступления ответственность наступала с 14 лет. В законе говорилось, что с этого возраста (т.е. с 14 до 16 лет) могут применяться «все меры уголовного наказания». Но в циркуляре Прокуратуры СССР, разъяснявшем порядок приме­нения закона, подчеркивалось запрещение применения к несовер­шеннолетним смертной казни. Одновременно усилена была уголов­ная ответственность за привлечение несовершеннолетних к занятиям нищенством, проституцией, спекуляцией, к участию в иных уголовных преступлениях. Усилена уголовная ответственность за использование опеки в корыстных целях и оставление опекаемых детей без надзора и материальной помощи. Но борьба с преступностью несовершеннолетних велась не только путем ужесточения уголовных наказаний. В поста­новлении СНК СССР и ЦК ВКП(б) от 31 мая 1935 г. «О ликвидации детской беспризорности и безнадзорности» был намечен ряд соци­ально-экономических мер, направленных на своевременное устрой­ство детей-сирот в детские учреждения, усиление ответственности местных властей за воспитание подрастающего поколения, а также меры борьбы с бродяжничеством несовершеннолетних, а главное — увеличивались ассигнования из госбюджета и местных бюджетов на все эти мероприятия в 1940 году.

В 30-е годы уголовное законодательство вводит ряд новых со­ставов преступлений. В предшествующих главах уже говорилось об установлении уголовной ответственности для женщин за аборты по немедицинским показаниям, за нарушение паспортного режима, за самовольный уход с работы и побег из ремесленного училища, запорчу государственного и колхозного имущества, за брак и неком­плектные поставки оборудования и т.д.

Но наряду с этим следует отметить, что и в 30-е годы регулярно проводи­лись амнистии. Так, 29 июля 1935 г. постановлением ЦЙК и СНК СССР снималась судимость с колхозников, осужденных на сроки до 5 лет лишения свободы. 11 августа того же года амнистирова­лись должностные лица, осужденные за саботаж хлебозаготовок в начале 30-х годов, то есть проявившие недостаточную (по мнению властей) твердость при изъятии хлеба из деревни. В 1938 году была проведена амнистия в честь 20-летия Красной армии для военно­служащих по делам, влекущим наказания не свыше 3 лет лишения свободы. Снята была судимость с заключенных, отличившихся при строительстве каналов Беломоро-Балтийского и Москва—Волга.