Принцип калейдоскопа как реабилитация редукционизма

Калейдоскоп является эстетическим оправданием множественного и механического подходов. Эстетическим оправданием, в котором просматривается грядущая реабилитация редукционизма. Современный антиредукционистский крен представляется оправданным, и возникает иллюзия, что редукционистский и механистический период в развитии науки представлял ее примитивную и недоразвитую стадию, да и вообще был возможен лишь благодаря спеифической дефективности исследователей. Однако редукционизм возник тогда, когда организованное знание включало в себя и сим­волические, и холистические моменты. Коперник еще мыслил холи-стически и символически, а Галилей уже использовал редукциони­стский подход. Если бы редукционистский принцип означал только деградацию знания, по сравнению со знанием Средних веков и Ре­нессанса, то трудно было бы представить себе, как в рамках дегра­дации могла бы возникнуть современная организмическая парадиг­ма, захватывающая и физику, и биологию, и психологию, и культу­рологию.

Редукционистская процедура, подобно калейдоскопу или ки­нематографической ленте, расчленяет непрерывный процесс на ряд статичных картинок, умерщвляя процесс. От каждой отдельной кар­тинки возможны произвольные движения в разные стороны, а не только в ту, которая была предопределена живой целостностью процесса. А дальше естественным становится перенос процедуры умерщвления и последующего расширения возможностей не только на темпоральные, но на пространственные целостности. Живой ор­ганизм расчленяется на отдельные части исследовательской проце­дурой, умерщвляется, собирается заново и начинает использоваться подобно тому, как умерщвляется, восстанавливается и начинает эксплуатироваться человек, превращенный в зомби в ходе, магиче­ских африканских ритуалов. Тем самым редукционизм начинает использовать силы смерти для получения новых реальностей. Эти реальности лишены жизни и лишь имитируют ее в своих механиче­ских подобиях организмов и их частей, но взамен получают разно­образие, не достижимое при использовании одних лишь сил жизни. Сделать подконтрольной смерть - в этом пафос редукционизма, ко­торый становится понятным при введении принципа калейдоскопа.

Заключение

Мы рассмотрели различные применения техники деконцентрации и возможные направления дальнейшей разработки. Вкратце подытожим достигнутые нами результаты.

ДКВ является инструментом формирования и разрушения целостностей.

ДКВ позволяет вычленять перцептивный фон в качестве само­стоятельной единицы. Отсюда следуют направления, связанные с формированием новых процедур мышления, и возможности отра­жения этих процедур е логике, а также разработка методов выявле­ния слабых и скрытых признаков.

ДКВ позволяет формировать новые целостности из разрознен­ных фрагментов, используя фон в качестве объекта-связи. Тем са­мым дКВ становится одним из основных психотехнических инстру­ментов психонетики.

ДКВ позволяет расчленять целостности на отдельные, не зави­симые друг от друга фрагменты. Отражающий эту технику принцип калейдоскопа реабилитирует редукционистский подход и находит ему достойное место среди других подходов.

Представляя собой не последовательный перебор элементов, а их одновременное восприятие, дКВ позволяет непосредственно, а не аналитически выявлять синхронизмы, создавая тем самым осно­вы для описания акаузальных синхронистических зависимостей. Одним из видимых использований этого может стать специфическая акаузальная аналитика.

ДКВ является основой разработки проблематики фонового мышления.

Разработка дКВ позволяет конструктивно поставить задачу формирования объемного сознания.

ДКВ имеет свои проекции и на культурную сферу, пресекая по­стмодернистские претензии на некую итоговую глобальность.

Таким образом, дКВ - не только частный психотехнический прием, но и основа отдельной психотехнологической линии.

1. См. работы Гримака “Резервы человеческой психики”, М., Изд-во полит.лит., 1987, и “Моделирование состояний человека в гипнозе”, М., 1978.

2. В.И.Белопольский. О механизмах стабильности видимого мира при ограничении поля зрения. В сб. «Движение глаз и зрительное восприятие» под ред. Б.Ф.Ломова, М., «Наука», 1978.

3. Gibson J.J. The perception of visual world. N.Y., 1950.

4. Held R. Exposure-history as a factor in maintaining stability of perception and coordination. J. Ntrv. And Mental Disease, 1961, v.132, p.26 – 32.

5. В. А. Шевченко. Универсальный природный цикл. Киев, «Вища школа», 1992.
6. О.Г.Бахтияров. Постинформационные технологии: Введение в психонетику. Киев, «Экспир», 1997.
7. Здесь ясно видно, что соотношение воли и сознания являются прообразом физикалистской метафоры заряда и вакуума. Подробнее об этом см. в нашей работе «Воля и рефлексия» (готовится к изданию).
8. Одна из трудностей при попытках классификации ИСС связана с тем, что пространство ИСС нельзя упорядочить ни количественно (по той причине, что различия между ними чисто качественные и вообще количественное как таковое является продуктом лишь некоторых состояний сознания), ни геометрически, поскольку не определена ни мерность пространства состояний сознаний, ни его топология. Однако классификация по крайней мере части ИСС может быть произведена генетически, по своему происхождению, как результату действия определенных психотехнических приемов, в частности, различных видов дКВ, в отношении которых уже существуют определенные классификационные схемы.
9. Примером информационной психотехники может служить трагическая история самодеятельной группыв в Санкт-Петербурге, прктиковавшей т.н. Кунта-йогу – концентрацию внимания на специально подобранных абстрактных визуальных символах. При этом символы создавались под определенную задачу вгнутреннего или внешнего свойства. Длительная КВ приводила к формированию специфических состояний, зачастую выходящих за рамки доступного рациональному осознанию. Подробнее см. в: Лебедько В.Е. Хроники российской саньясы: из жизни российских мистиков 1960 – 1990-х. «Тема», СПб, 1999. 10. Mc Ghie? A., Chapman J. Disoders of attention and perception in early schizophrenia. Brit. J. of Medical Psychol., 1961, v.34, N 2, p.103 – 116.
11. См. Л.Я.Балонов. Последовательные образы. Изд-во «Наука», ЛО, Ленинград, 1971.
12. См. О.Андреев. Развитие памяти.
13. Я имею в виду, помимо Кастанеды, Ауробиндо и Гурджиева. Их роднит множество общих черт – и межкультурный статус, и детально разработанная техника внутренней работы, и произвольное обращение с традиционными системами знаний.
14. C. Castaneda. The teaching of Don Juan: A Yaqui way of knowledge. University Of California Press, 1968.
15. C. Castaneda. Tales of Power.
16. См., напр., фундаментальную работу W.Kohler. Die physische gestalten in Ruhe und stazioneren Zustand. Brunswick: Vieweg, 1920.
17. См. Ф. Капра. Дао физики. СПб, «ОРИС», 1994.
18. В. В. Налимов. В поисках иных смыслов. М., «Прогресс», 1993.
19. T.Cleary. The japanese art of war. Understanding the culture of strategy. Shambala. Boston & London. 1992. Русский перевод: Т.Клири. Японское искусство войны. Постижение стратегии. Евразия, СПб, 2000.
20. Цитаты даются по переводу и в соответствие с комментариями Е.П.Островской и В.И.Рудого: Классическая йога («Йога-сутры» Патанджали и «Вьяса-Бхашья»). М., «Наука», ГРВЛ, 1992.
21. Психология. Словарь. Составитель Л.А.Карпенко, М., Изд-во политической лит., 1990.
22. См. цикл работ Г.А. Смирнова в ежегоднике «Системные исследования» за 1977 – 1980, 1983 и 1989 – 1990 годы, посвященные разработке формальной теории целостностей.
23. R.M.Smullyan. The lady or the tiger?. N. Y., 1982. Русский перевод: Р.М. Смаллиан. Принцесса или тигр? М., “Мир”, 1985.
24. Р.М.Смаллиан. Там же. Цит. по русскому переводу, с.32.
25. Г.Смирнов. Там же.
26. К.Г.Юнг. Психологические типы. «Университетская книга» АСТ, М., 1996.
27. Бахтияров К.И.: Блеск парадоксов. Реальность и субъект.2000, т.4, №1–2, с.99 – 101.
28. Бахтияров О.Г. Постинформационные технологии: Введение в психонетику. Киев, “ЭКСПИР”, 1997.
29. Дж. Оруэлл. 1984.
30. К.И.Бахтияров: Блеск парадоксов. Реальность и субъект.2000, т.4, №1–2, с.99 – 101; Двухмерная логика: парадоксы. Математика, 1998, №10; Трехмерная логика: силлогизмы. Математика, 1998, №19; Стили мышления в логике. Вестник МГУ, сер.7, 2000, №1. Хотелось бы отметить интересный синхронизм – совпадение фамилий авторов, получивших совершенно аналогичные результаты в довольно удаленных друг от друга областях – в психотехнологии и логике, вплоть до использования механизмов синестезий. Причем автор данной работы и К.И Бахтияров не являются ни близкими, ни дальними родственниками, и не были знакомы до 2001 года.
31. В.Агеев, В.Лебедько. Осознание. Мастерство. Психотерапия?. 1999, без выходных данных.

Приложение

Д.О. Бондаренко

Образы калейдоскопа

История умалчивает, побочным ли продуктом какого-то иссле­дования или сознательным актом ученого стало изобретение в на­чале XIX века калейдоскопа. Лаконичную оценку этого явления приводим, согласно статье «Большой советской энциклопедии»: «Калейдоскоп (греч., kalos - красивый, eidos - вид, skopeo - смот­рю)....Изобретен Д. Брюстером в 1817 г., впоследствии стал дет­ской игрушкой» [1]. Столь же немногословен и «Толковый словарь русского языка»: «1. Оптический прибор - трубка с зеркальными пластинками и цветными стеклышками, при поворачивании склады­вающимися в разнообразные узоры. 2. Быстрая смена разнообраз­ных явлений».

Калейдоскоп состоит из следующих составных частей: три зер­кальные полосы, образующие равносторонний треугольник сопри­косновением своих длинных сторон, закрытые с торцов: окуляром и камерой, заполненной набором разноцветного стекла. Вся конст­рукция одета в кожух.

Причина, по которой калейдоскоп привлек к себе внимание сначала европейцев, а потом, по мере распространения, и остально­го мира, - причудливые цветные картинки, сменяющие друг друга. Однако собственно картинок, по крайней мере, тех симметричных (для народов Европы) цветных фигур, вписанных в правильный шестигранник, которые мы привыкли наблюдать, - нет. Они не со­держатся существенным образом в калейдоскопе и возникают как оптическая иллюзия в результате последовательных отражений светового потока, прошедшего через цветное стекло камеры (здесь сознательно обойдены формулировки окрашенного света, участок спектра и т.д.), в пространстве, образованном его зеркальными по­верхностями (рис.1 Приложения - см. цв. вклейку).

'Предметом настоящей работы являются умные фигуры калей­доскопа: очевидные - исходный треугольник и некая центральная фигура, определенность которой придает сознание зрителя; менее очевидные - фон, явление которого обязательно должно предшествовать формированию окончательного образа.

Исходный треугольник - онтологически первая сущность меха нической перспективы калейдоскопа, статус фона - ниже, так как он результат отражений исходного треугольника и частично принадлежит как устройству самого калейдоскопа, механическим порождением которого является, так и сознанию зрителя. Существенно ниже в этой перспективе онтологический статус центральной фигуры - она целиком является принадлежностью сознания.

Однако зритель в своей оценке склонен выстроить иную иерар­хию отношений. В силу того, что центральная фигура - наиболее осознанный объект поля зрения, по отношению к которому осуще­ствляется геометрическая и цветовая организация изображения с осознанием его ценностной значимости, т.е. ряд высоко дифферен­цированных процедур эстетической оценки и аналитического изу­чения, сознание выделяет эту фигуру как наиболее значительную. Фон не определен, не осознан и не является формой. Отсутствие формальных признаков и невозможность применить по отношению к нему привычные инструменты делает фон «невидимым» для по­вседневного сознания, а описание фоновых объектов делается, следуя сказочной традиции описания безобразных картин потусто­роннего царства в терминах посюстороннего сознания. Это не озна­чает, что мы склонны отождествлять представления о фоне и триде­вятом царстве, однако и потенциальные фигуры фона, и обитатели тридевятого царства равно не определены в культуре. Об исходном треугольнике мы впервые узнаем, разобрав калейдоскоп. Узнаем и сразу теряем интерес к бессмысленному набору стекла на дне каме­ры (рис.2 Приложения - см. цв. вклейку). Признавая, что он (исход­ный треугольник) есть, мы собираем калейдоскоп и избегаем в дальнейшем повторять эту процедуру.

Разумеется, наибольшей онтологической ценностью в перспек­тиве калейдоскопа обладает исходный треугольник, а в перспективе восприятия (выбора) оценки - центральная фигура.

Исходный треугольник и его преобразования в зеркальном пространстве калейдоскопа, отраженные в сознании, претерпевают уравнивание их онтологического статуса до формирования одно­родного фона. Фон, в свою очередь, становится объектом интерпре­тации, формирующие факторы которой имеют в своей основе либо техническое задание, в этом случае мы можем говорить об интерпретации осознанной и целенаправленной, либо фундаментальные ценностные представления, причем представления не только глубо­ко индивидуальные, присущие конкретному сознанию, но и значи­мые для культуры в целом. Так что выделенная фигура становится фигурой культуры.

Степень концентрации и безусловная «ценность» выделенного из фона окончательного изображения будут тем более «очевидны­ми», чем менее осознанным будет основание выбора, хотя в рамках этого рассуждения равноценным будет любой выбор и интерпрета­ция. Как правило, таким изображением становится центральная, находящаяся на главной оси зрения и образованная вокруг геомет­рического центра фигура, вписанная в шестигранник. Эффект «гео­метрического центра» сформирован не только равноудаленностью от него точек изображения, но и тремя силовыми линиями цен­тральной фигуры, рассекающими ее на шесть равносторонних тре­угольников.

Дальнейшее описание центральной фигуры выделит в ней ис­тинный треугольник и пять его зеркальных отражений, истинный и мнимый центры. Необходимо уточнить, что истинный треугольник - фигура, полученная при созерцании изображения, а об исходном треугольнике «мы узнаем, впервые разобрав калейдоскоп».

Мнимый центр - центр чувственный, очевидный, гипнотиче­ский. Попасть под «обаяние» этого центра, означает - самому стать частью окончательной фигуры созерцания (рис.3 Приложения - см. цв. вклейку).

Второй центр - центр истинного треугольника, будучи реаль­ной осью превращений, является - истинным, умным центром фи­гуры (рис.4 Приложения - см. цв. вклейку).

Фигура истинного треугольника (рис.5 Приложения - см. цв. вклейку) - простая, неделимая, с присущей архетипу двойственно­стью, отраженной в инобытии на организованную фигуру и без­образный фон, космос и хаос, в сознании - на осознанное и неосоз­нанное. Не будучи ценностным для сознания, ускользающим от внимания изображением, она придает ценность и смысл другим фи­гурам, центральной фигуре - прообразу - и последующим фигурам отражения как образам.

Центральная фигура (рис.6 Приложения - см. цв. вклейку) как первое ценностное, а следовательно, единое для сознания изобра­жение, будучи внутренне разнородной, является, в отличие от треугольника, фигурой сложной. Если архетип как реальность более высокого порядка содержит еще «не развернутые» для сознания смыслы, то в этом изображении они впервые реализованы и явле­ны. Кроме того, в отличие от последующих отражений, центральная фигура причастна к исходному треугольнику по существу, поскольку существенно содержит его как один из элементов.

Будучи первой ценностной явленной формой, она становится прообразом для последующих фигур, которые при совпадении фор­мальных признаков (образ - прообраз) отличаются от первой тем, что содержат истинный треугольник не по существу (рис.7 Прило­жения -см. цв. вклейку), но лишь как отражение, по причастию.

Если обратиться к языку Церкви, возможно указать и еще на одно отличие, а именно: ясность и просветленность прообраза по отношению к образам, качество, которое в случае с калейдоскопом наглядно явлено чувственному оку (рис.8 Приложения - см. ца. вклейку). В церковном языке становится возможным и раскрытие значения Выбора, в частности выделенного из фона изображения. Выбора не как механического, но как осознанного и произвольного действия, т.е. проистекающего из Воли, и иллюзии Выбора, управ­ляющий центр которой погружен в фон, контекст, неосознаваемое: «Равнозначные в принципе варианты никогда не бывают равноцен­ными фактически» [2].

Сущности калейдоскопа приобретают образ, ценностную зна­чимость и сообщают свой смысл в среде воплощения, ограничения и оформления. Такую среду назовем средой проявления. Отнесем к ее характерным особенностям:

1. Принцип проявления ( калейдоскоп, изготовленный с использованием четырех зеркал, при сравнении с 3-зеркальным наглядно
демонстрирует значение этого понятия).

2. Первичную материю среды. Причем принцип проявления от­ вечает за ограничение, а материя среды - за воплощение.

Как наиболее общий критерий отличия сред укажем на пред­ставление о степени дифференцированности среды, от менее - к более специализированным средам проявления.

Будучи «иным» по отношению к проявляемой сущности, бытие среды можно утверждать «лишь как принцип иного, как чистую и только смысловую возможность чего бы то ни было иного, как про­стую потенциальность много...» [3]. В этом смысле уместно сказать об актуальной потенциальности среды проявления.

Калейдоскоп иллюстрирует отношение между явлением и сущ­ностью, их существенное тождество и их же существенное разли­чие. Если изъять набор стекла из камеры, то в окуляре калейдоскопа глаз не увидит ничего (конечно, «ничего» условно, условно так же, чак и философские положения, переносимые нами на калейдоско­пические образы). Однако, как только в камеру помещено стекло, это ничто представляет глазу бесчисленные наборы наполненных содержанием форм, материи проявлений которых будут качествен­но равноценны, независимо от статуса и характера сущих прояв­ленных в одной и той же среде. Таким образом, форма явления, его образ - есть принцип проявления среды, его материя - есть материя среды, собственно ничто.

Удивительно точно в именах русского языка зафиксированы смысловые нюансы изменений - преображение, преосуществление, превращение. Если первые два имени указывают на качественный характер изменения, то превращение - на сам факт такового. Для носителя языка очевидны и представления, неразрывно связанные с превращением, - превращение всегда тотально и одновременно, оно сразу и без остатка охватывает целое. Превращение условно обратимо и условно необратимо. Условно обратимо для субъекта, когда он сам становится объектом превращения, и условно необра­тимо для объекта. Наблюдая превращения фигур в пространстве калейдоскопа, мы видим необратимые превращения. В волшебной сказке, дающей нам первый и наиболее значительный опыт пре­вращений, непременное условие его обратимости - путешествие в тридевятое царство.

Пространство калейдоскопических превращений - замкнутое, герметичное, т.е. пространство магическое. Таково пространство сцены, текста, реторты алхимика и т.д. «Тебе понадобится стеклян­ный тигель или колба... Поместив вещество в колбу, герметически закрой ее пробкой. Если останется хотя бы малейшая щелочка, весь Дух уйдет через нее и Делание не будет завершено» [4]. Нарушить герметичность калейдоскопа - означает испытать разочарование в собственном значении этого слова (рис.9 Приложения - см. цв. вклейку). Двусмысленность такого действия заключается, с одной стороны, в разрушении иллюзии калейдоскопа, а с другой – ставит под сомнение ценность культурных форм.