Детство и юность

Война, о которой мы слышали от старших, сказалась на нашем поколении мальчишек и девчонок, быстро повзрослевших. Она отняла у нас настоящее детство. В селе не было ни одной семьи, не понесшей утраты близких, не пострадавшей от войны. Мы, как и взрослые, ждали ее окончания.

Наконец весна 1945 года принесла радостную весть — война закончилась Победой. Каждая семья, в том числе и наша большая семья, ждала возвращения с фронта своих отцов и сыновей. В июле пришла весточка, что с фронта возвращается мой отец. Я помню и сегодня, какая радость охватила наш дом, ночь не спали, а рано утром во дворе появился с вещмешком седой стройный солдат. Первым взял на руки младшего брата Володю, обнял мать, прижал к груди меня, сестру и старшего брата. У всех по щекам потекли слезы. Это были слезы неподдельной радости и счастья. У многих моих сверстников не вернулись с войны отцы и старшие братья, и эту трагедию тяжело переживали не только семьи погибших, но и все хуторяне.

Через месяц после возвращения отца райком партии направил его на работу председателем колхоза. Наша семья переехала на новое место жительства в село

Зеленовка, где я пошел в первый класс местной начальной школы. Вскоре в возрасте 75 лет ушел из жизни мой любимый дедушка Семен, видимо, не вынес утрату старшего сына, а через год после переезда на новое место тяжело заболел отец, был не в состоянии работать дальше. Семье пришлось вернуться обратно в родное село. Это было не менее трудное время, чем военные годы. Мать вынуждена была работать свинаркой на свиноферме колхоза с раннего утра до позднего вечера, чтобы как-то кормить семью и учить нас, детей. Особенно запомнились 1946—1947 годы, когда разразилась небывалая для тех мест засуха. В доме зачастую не было даже кусочка хлеба, а если нечто хлебное и появлялось на столе, то это было лишь подобием его — лепешки наполовину из муки грубого помола с добавкой сушеной кожуры молодого картофеля и семян лебеды. Мы, мальчишки-подростки, весной и летом в эти годы пищу добывали сами, нас кормили лес и Черная речка. В лесу копали так называемый полевой картофель и собирали разные съедобные травы — лесной купырь, морковник. В Черной речке ловили мелкую рыбу, «украв» из дома вязаные занавески и приспособив их как бредень или сеть. Тут же улов жарили на костре, вместо масла используя просто речную воду. Мои родители старались все сделать, чтобы выжить в это нелегкое время. Все оставшееся в доме от родителей матери и приобретенное моими родителями, представляющее хоть какую-то ценность, было продано ради покупки коровы. Это помогло осилить полуголодную жизнь.

Так же жили и мои друзья и сверстники в сложное время. Мы переносили трудности с оптимизмом, верили, что будущее будет счастливым, страна обретет силу и мощь, а ее граждане начнут жить в полном достатке.

В памяти свежи воспоминания и о других нелегких моментах детства. В доме были большие трудности с топливом. Выручал лес. Как правило, ежедневно, в снег и стужу, мы с друзьями Корневым Александром, Трушиным Виктором, Солодковым Анатолием ходили в лес, чтобы принести вязанку сухих дров домой. Делали специальные крючья для зацепки и обломки с деревьев сухих веток.

Иногда рубили древесный кустарник, росший в избытке на берегу речки. Конечно, подобные действия были наказуемые. Поэтому, чтобы не попасться на глаза охране, мы выходили вечером или лунной ночью.

Стражем леса, лесничим, был мой двоюродный дед Андрей — исполнительный и даже жестокий человек, по отношению к тем, кто самовольно, без его разрешения занимался промыслом в лесу. Он никому не разрешал этого делать, даже близким родственникам.

Запомнился такой случай. Была середина ноября, Черную речку покрыл первый, еще тонкий лед. Нас с друзьями с вязанками дров захватил дед Андрей, деваться было некуда, и мы решили уйти от него на другой берег по льду. Я пошел первым, лед треснул, и я провалился в воду по шею, сверху нелегкая вязанка сухих веток, благо, что это была не середина реки, где глубина более трех метров. Конечно, дед сразу сбежал, испугавшись последствий. Мой товарищ, Саша Корнев, бросив мне веревку, помог выйти на берег. Бросив дрова, в мокрой одежде быстро добежал до дому. Мать растерла меня, напоила горячим молоком и уложила на прогретый чирень — ложе печки. Такие печки были во всех домах нашего села. Утром я не почувствовал простудных болей в теле, видимо, босоногое детство закалило организм.

В последующие годы я не раз попадал в подобные ситуации на Черной речке. Один раз, катаясь по льду на самодельных коньках, залетел в прорубь, из которой селяне брали воду для питья и поили зимой скот.

И еще был случай. Я часто замещал мать на свиноферме, располагавшейся через речку от села. Обычно в половодье река разливалась и выходила из берегов, заливала балки и низины. Ферма оказывалась как бы на острове. Шли весенние каникулы, мне уже было 12 лет, я работал на ферме, окруженной разлившейся рекой. Случайно в дверной проем, загороженный бороной, в ее ячейку влезла с головой свиноматка и не могла освободиться. Естественно, она подняла визг, а это могло вызвать серьезные последствия, сородичи могли просто загрызть ее и нанести серьезные увечья другим. Бригадир

Василий Иванович Брехунов послал меня на жеребце по кличке Туман, чтобы я попросил живущего недалеко от фермы казаха, прозванного по-русски Иваном, пристрелить животное. Казах в колхозе занимался изготовлением самана (смеси глины с соломой) для строительства животноводческих помещений. Я сел на лихого жеребца, но при переезде через брод-балку, по которому быстрым потоком шла вода, вышедшая из берегов реки, конь поскользнулся и почти мгновенно с головой ушел под воду. На моей руке был намотан повод от его узды, и меня начало сносить потоком воды. К счастью, сильный жеребец волоком вынес меня из бурлящего потока. Мой спаситель стоял рядом, его била дрожь, он глядел как бы извиняясь за случившееся. Всю эту картину видел хозяин дома, быстро подбежал ко мне, вскоре мы были в доме. С меня стащили мокрую одежду, укутали в одеяло, напоили горячим чаем и настоятельно, впервые для меня, заставили выпить стопку водки, чтобы не случилось осложнений со здоровьем. Свинью казах пристрелил, но разделывать на мясо не стал, так как по мусульманским обычаям и вере это являлось грехом.

Уходя от воспоминаний о детстве, хочу рассказать о подобном приключении, произошедшем со мной уже в бытность председателем колхоза имени Калинина Николаевского района. Это случилось в первый год моей работы председателем колхоза. Мы вместе с секретарем парткома колхоза Н. Е. Дроботенко и нашим водителем Виктором Донченко 30 декабря 1964 года объезжали овцеводческие бригады, чтобы поздравить чабанов с новогодним праздником, вручить подарки и поблагодарить за работу. Находясь под вечер на одной из отар, рядом с поселком Сельхозучилище, увидели на овцеводческой точке за бывшей рекой Мента (до образования Волгоградского водохранилища) высокое пламя огня. Решили, что горит помещение для отары овец и ехать надо срочно, но не по дамбе, соединяющей те места с большой землей, а напрямую по низине, залитой ныне Волгоградским водохранилищем. Стояли крепкие морозы, до 30 градусов, да и лед уже был крепкий. На подъезде к руслу реки Мента под

нашим шестиместным УАЗом начал трещать лед. Я дал команду водителю поворачивать направо, и буквально через секунды машина зашаталась и стала проваливаться вниз. Я сидел на переднем сиденье, быстро открыл дверь и сумел выпрыгнуть, правда, набрал воду в валенки. Стал помогать выбираться из полыньи товарищам, стоявшим по грудь в воде. Еле выбрались. Решили бежать до центральной усадьбы села Бережновка, расстояние до которой 5—6 километров. В такой мороз одежда моих товарищей быстро обледенела, бежать было тяжело, до села явно не добежали бы. На наше счастье при въезде на дамбу, ведущую в село, замигал свет фар машины. Чтобы перехватить ее, я побежал что есть сил и еле успел задержать самосвал с нашим колхозным водителем. Быстро подъехали к моим замерзающим товарищам, уселись в кабину вчетвером, не могу сегодня представить, как мы могли в ней поместиться. Сразу же поехали в баню, что и помогло избежать опасного переохлаждения моим спутникам и мне. Утром организовали работы по извлечению машины из ледяной западни. Оказалось, что мы находились на краю пропасти у кромки берега бывшей реки, где глубина по замерам составляла 15 метров.

Потом я много думал, как много произошло со мной таких событий, а я оставался жив и невредим. И пришел к выводу, что молитвы, которым учил дедушка Степан, в трудную минуту оберегали и спасали меня от беды.

Однако вернемся в детские годы.

Осенью 1946-го я пошел в школу своего села, повстречался с одногодками-сверстниками. За одними партами с нами сидели также переростки, старше меня на 4—5 лет, которые в годы войны не имели возможности учиться. Наша школа была преобразована из начальной в семилетку. Образовался новый учительский коллектив. Директором стал участник Великой Отечественной войны И. И. Гусев, учителя тоже неместные, И. И. Реснянский, Л. С. Реснянская, А. С. Гусева. Это были замечательные педагоги — не только высококвалифицированные, но и настоящие воспитатели, прививающие нам любовь к познанию.

Трудностей у каждого было предостаточно, не хватало учебников, тетради были в редкость, писали иногда на газетной бумаге. Но каждый верил, что эти трудности — временные. Мне учеба давалась легко, до школы меня научила писать и считать мать. Природа также наградила хорошей памятью, да и в первом классе я учился на «отлично». Уже в старших классах, когда изучали литературу, историю и другие гуманитарные дисциплины, прочитав страницу текста, я мог повторить его чуть ли слово в слово. Любовь к чтению привила мне мать, сама много читающая, иногда ночи на пролет при керосиновой лампе. Я повторяю в этом мать до сегодняшних дней.

Закончив три класса школы и перейдя в четвертый, я был вынужден в начале зимы прервать учебу. Тому была следующая причина. Родители прилагали невероятные усилия, чтобы обеспечить возможность учебы старшего брата Виталия и сестры Валентины в районном центре в средней семилетней школе села Хомуты. Я часто слышал, как мать говорила, что отец больной и не помощник, а она не потянет одна, не сможет всех детей обуть и одеть, чтобы ходить в школу. А тут и случай подыграл. В классе я был самый малый по росту, худенький и кличка была соответствующая — «худой». Старшие по возрасту ученики сыграли со мной, как говорится, злую шутку. Мать из стеганого ватного одеяла сшила мне зимнюю одежду. На одной из перемен, как бы играя, оторвали рукав моей одежды и распороли по шву по спине, а затем бросили в затопленную в классе печь-швейцарку. Закрыв дымовую задвижку печи, сорвали все уроки в классе. Моих обидчиков директор школы строго наказал, а мне пришлось прервать учебу. Директор и учителя просили мать вернуть меня в школу, она со слезами на глазах не дала согласия. Я в том возрасте понимал ее решение, она просто не имела ни малейшей возможности. Сама работала с утра до ночи, да и за тяжело больным отцом присматривала. Я весь день работал на хозяйстве вместе с младшим братом Володей, помогали ей как могли.

Через год я продолжил учебу. Мой старший брат, окончив среднюю школу, уехал в Саратов, где поступил в

строительный техникум, а сестра устроилась работать на Волгоградский тракторный завод города.

Вскоре наша семья понесла непоправимую утрату — ушел из жизни отец. Я из мужчин остался в доме старшим. Шли годы. Как и все мои сверстники в то время, я рано взрослел, помогал маме по работе, а в 13 лет помогал и родному колхозу. Летом в уборочную страду нам доверили пару лошадей и фургон, и мы отвозили зерно от комбайнов, с токов на элеватор в поселок Елань. Труд колхоз неплохо оплачивал. Это была хорошая трудовая школа и закалка для нас, будущих мужчин.

В 1952 году в нашей школе была создана комсомольская организация. По рекомендации коммунистов восемь учащихся, среди которых был и я, пригласили в райком комсомола тогда Мачешанского района для приема в члены ВЛКСМ. Волнение было необыкновенное, члены бюро встретили нас очень доброжелательно, задали каждому несколько вопросов о героях-комсомольцах, по уставу ВЛКСМ и о задачах, стоящих перед комсомолом. Приняты в молодежную организацию были единогласно. Комсомольцы школы доверили мне быть комсоргом.

Весной произошел со мной курьезный случай, я потерял комсомольский билет, занимаясь работой по уничтожению грызунов, то есть заливал водой сусликов. Тогда это было прибыльное занятие, за сдачу шкурок платили деньги. Долгие поиски билета не увенчались успехом. Я предполагал, что он выпал и утонул, когда я набирал воду из пруда. Для меня потеря комсомольского билета действительно была переживанием и душевным ударом, отчего я не спал несколько ночей. Пришлось сообщить директору школы о происшедшем, он позвонил в райком ВЛКСМ. Срочно меня пригласили на бюро райкома для обсуждения поступка. До района я шел пешком 14 километров с думой, что, видимо, буду исключен из организации. Состоялось бюро, его члены подвергли меня жесткой критике, упрекая в том, что кому-то в руки попадет билет, и им могут воспользоваться в недобрых целях. Оценили мой поступок как халатное отношение к хранению комсомольского билета, объявили строгий выговор и выдали

новый билет. Для меня это стало наукой на всю жизнь: важные документы надо надежно хранить. В дальнейшем я больше никогда не получал серьезных взысканий по работе.

Школьные годы в родной Петровке прошли как один миг, именно здесь формировалось мое начальное мировоззрение, любовь к Родине, уважение к старшему поколению. Да тогда мы практически во всем были равные, вместе играли в военные игры, ходили в кино, смотрели фильмы, которые показывали в нашем скромном клубе, называемом читальной избой. Для нас не было стульев, места на полу считались первым рядом. В здании не было электричества, киноаппаратура работала от ручного привода. Поэтому нам по очереди приходилось приводить ее в действие. Показываемые фильмы в основном отражали действительную жизнь страны, ее военные годы.

Многие мои сверстники и я участвовали в школьной художественной самодеятельности. Сцены как таковой не было, ее мастерили из парт, накрытых ученическими досками. Делали постановки пьес по Гоголю, Островскому, играли известных всему народу героев-молодогвардейцев. Я любил читать со сцены стихи, особенно Пушкина, Лермонтова, Горького. Особенно нравилось стихотворение «Буревестник». Приходилось участвовать в конкурсах не только своей школы, но и в районных. Занимал, как правило, призовые места. В то время заболел я страстной мечтой стать кинорежиссером или капитаном дальнего плавания, чтобы увидеть не только необъятные морские просторы моей любимой Родины, но и иной мир.

Летом на каникулах созрела мысль поработать на комбайне на уборке урожая в качестве штурвального у нашего соседа И. П. Мищенко, работающему комбайнером на сцепе двух комбайнов. С этой просьбой мать обратилась к директору МТС и главному агроному В. П. Неволенко. Ответ был, что мал еще возрастом, но, учитывая трудное материальное положение семьи, директор все же дал поручение главному инженеру устроить меня на эту работу.

Мищенко принял меня с неохотой, так как ему хотелось, чтобы помимо старшего сына Василия штурвальным был

его второй сын, Алексей, младше меня на один год. Одним словом хотел создать семейный подряд. Но указание директора он выполнил, иначе и не должно быть. Комбайны были в те времена не те что сегодня — самоходные уборочные машины с комфортом для механизаторов. Тогда это были прицепные марки С-1, С-6, «сталинцы», которые агрегатировались в сцеп по два комбайна, и в сцепке передвигались при помощи тяги трактора. Срез высоты хлебной нивы регулировался штурвалом, поэтому от зари и до захода солнца штурвальный стоял на сцепе, на специальном мостике, и управлял с помощью штурвала процессом уборки зерновых. Работали по 12—15 часов, не сходя с мостика, стоя за штурвалом. Трудно передать те юношеские впечатления и чувства — будто ты капитан степного корабля, и в мыслях детство уже остается позади. С тех пор я начал понимать, как нелегок труд хлебороба, сколько надо поработать, чтобы на столе всегда была свежая буханка хлеба у людей советской страны. Именно тогда в сознании зародилась мысль поменять детские наивные устремления на реальность крестьянской трудовой судьбы, служение земле и хлебу.

Закончилась первая в моей жизни уборка урожая, я получил первую заработную плату за свой труд. Сумма была приличная по тем временам. Все заработанные деньги отдал матери и по-мужски сказал: «Распоряжайся, как считаешь нужным». Я увидел на ее лице обилие слез, но это были слезы радости. Потратила она мой заработок на покупку одежды мне и брату Володе, который уже учился в младших классах нашей школы.

В восьмой класс я пошел учиться в среднюю школу села Мачеха, что в 14 километрах от нашей деревни. Мать договорилась с нашими земляками, что квартировать буду у них, но на питание я должен привозить продукты из дома. Школа имела большую историю, высококвалифицированных педагогов. Особых трудностей в учебе у меня не было. Упущенные знания быстро наверстал. Здесь я сдружился с новыми сверстниками Владимиром Мориным, Ниной и Валентиной Кочетковыми, с которыми вместе учили уроки, проводили свободное время. Они,

как и я, были по народной присказке «безотцовщина». Мне вспоминается теплое материнское отношение матери Кочетковых, принимающей нас с Владимиром как своих, не отпускающей из дома, не накормив, хотя эта семья жила весьма небогато.

Закончил учебный год в мачешанской школе с неплохими оценками. Посоветовавшись с матерью, решили, что для продолжения учебы в девятом классе перейду в среднюю школу совхоза имени Киквидзе, которая почти в два раза ближе к нашему селу. Это была возможность осенью и весной ходить на занятия из дома пешим ходом, а квартиру снимать для проживания только когда наступят зимние холода. Конечно, были сложности и трудности, надо было привыкать к новым учителям, новым товарищам по школе, а в непогоду перебывать у близкого родственника — младшего брата моего деда Александра Степановича, который, как я чувствовал, не всегда бывал рад мне. Иногда в ненастную погоду, особенно зимой, я, хоть и с риском, все-таки шел домой после занятий.

Помню один такой случай. Перед Новым годом нас распустили на зимние каникулы. Как обычно после уроков, я зашагал домой. Погода была очень холодная, мороз стоял под 20 градусов. Мела слабая метель, когда я прошел около трех километров, метель усилилась, пошел обильный снег, пропала видимость, и я сбился с правильного пути, но ведь надо было идти, чтобы не замерзнуть. Для меня основным ориентиром всегда была Черная речка. Пришлось идти дольше обычного, ориентировочно не менее трех часов. И наконец я вышел к реке за несколько километров от нашего села. Когда зашел в дом, мне досталась от матери большая встряска за мой рискованный поступок, но в ее глазах я увидел не слезы, а свет радости, что остался жив и невредим.

По окончании девятого класса я опять стал работать в колхозе, как и мои сверстники, на разных работах, механизированных и ручных. Стал полноправным членом колхоза, и мне даже была вручена трудовая книжка колхозника, в которой каждый месяц отмечалось, сколько я заработал трудодней. Это уже говорило о том, что я практически,

как говорится в народе, перешел жить «на свои хлеба». Повзрослевшие мои сверстники и мальчишки немного постарше отходили от детских игр, свободное время стали проводить, посещая по вечерам курсы трактористов или кружки самодеятельности. Но были и такие, особенно переростки, которые занимались непристойными делами, воровством и даже грабежом. Они старались взять верх над отдельной группой молодежи, обидеть, унизить, втянуть в свои грязные дела. Абсолютное большинство здравомыслящих, нормальных ребят давали им сдачи, не допускали, чтобы те нас обижали и унижали. Иногда приходилось пускать в ход кулаки, давая ответ на их наглый вызов. Правда, нелегко бывало нам объяснять родителям шишки на лбу и ссадины на лице, говоря, что сорвались во время игры с крутого берега или упали с дерева в лесу, играя в разные игры. Жаловаться казалось позорным.

Понимая сложность материального положения своей семьи, несмотря на все возражения матери, летом я принял самостоятельное решение — уехать в Волгоград «на самостоятельные хлеба», устроиться на одном из заводов и продолжить учебу в школе рабочей молодежи. Написал письмо о своем решении родному дяде Михаилу Семеновичу Чернущенко, который после увольнения из органов госбезопасности жил в городе и работал на заводе «Баррикады». Написал письмо и сестре Валентине, работающей на тракторном заводе токарем-шлифовщицей. Они мои пожелания одобрили.

В памяти остался тяжелый момент тех дней. Я стал собираться к отъезду. А мой друг Василий Сидоров получил повестку с призывом идти служить в ряды Советской Армии. За день до его проводов поздно вечером, когда я был в доме один, зашли ко мне Николай Горбаченко и другие хуторские парни из компании хулиганов. Стали угрожать расправой со мной, как он сказал, праведником, и если я и мои друзья не войдем в его круг, они с нами сурово расправятся по-своему. Я предупредил Сидорова о возможных неприятностях. Их намерения, как потом следовало из происшедшего, были дерзкими. Когда Василий выходил из дома, его зацепили с крыши специально изго-

товленными крючьями и нанесли удар пикой по самым болезненным частям тела, а также в грудь и голову. Поэтому его охраняли взрослые мужчины, родственники, а на проводы в армию утром пришла почти вся порядочная молодежь, сопровождали даже представители райвоенкомата. В отношении себя я также ожидал подобных нападок со стороны хулиганской компании.

На следующий день, отъезжая на колхозной машине в Волгоград, я уже думал, что ждет меня впереди, правильно ли я выбрал дорогу в свое будущее.

По приезде разместился у сестры, жившей в женском общежитии на Нижнем поселке Тракторозаводского района, с надеждой, что с устройством на работу в скором времени будет решен вопрос с мужским общежитием завода. С устройством на работу проблем не было, меня приняли учеником слесаря-сборщика в оборонный цех, выдали два пропуска, один — на вход на территорию завода, другой — на вход в цех.

Первый день на работе запомнился надолго. Я думал, как освоюсь уже с настоящей рабочей профессией, примут ли меня товарищи, с которыми придется учиться профессии и работать. Представился начальнику цеха, тот определил меня в бригаду Казанцева. Впервые увидел громадный цех, несколько высоких пролетов с мощными мостовыми кранами, стоящими на сборке и модернизации военной техники, которую видел только в фильмах о войне. Бригадир принял доброжелательно, познакомил с членами бригады и своим сыном Германом, тоже учеником слесаря, определил рабочее место, выдал инструмент и довел первое задание, что я должен делать и естественно под его контролем.

Работа, которую исполняла бригада, требовала большой точности, ошибка в несколько микрон считалась браком, об этом говорили и инструменты, используемые в работе, победитовый шабер, микрометр и другие. Через два месяца, как прилежный ученик, я получил квалификацию — слесарь-сборщик второго разряда.

Вскоре получил и место в рабочем общежитии. Меня разместили в комнате, где жил мой земляк Алексей

Шишова. От него я позже узнал новость с родной сторонки, что арестована банда молодых людей, занимающихся грабежами и разбоем в нашем и соседнем селах. Главари банды — Горбаченко, Губанов и члены банды — Яценко, Загребельный, родом из нашего и соседнего сел. На их счету много совершенных преступлений. Особо крупное — это похищение со взломом кассы Хомутовской МТС нескольких сот тысяч рублей, полученных в банке на выдачу зарплаты рабочим и служащим. Не исключалось также их участие в убийстве участкового милиционера нашего села Чистобаева. Впоследствии, при завершении расследования, главари были осуждены на длительные сроки строгого наказания. Спустя много лет, бывая в родном селе, я интересовался у земляков их дальнейшей судьбой. Все рассказывали по-разному. Некоторые из них не вернулись из тюрем, другие совершили тюремный заход по второму разу. Но добрых слов в их адрес и упоминаний об исправлении я ни от кого не услышал.

Осенью поступил в десятый класс школы рабочей молодежи, где представлялась возможность учиться в две смены, утром или вечером, в зависимости от того, в какую смену работа. Не скрою, трудно было работать и учиться, но тогда это было стремление всей молодежи, не сумевшей получить образование, прерванное войной. Стране требовалось больше квалифицированных рабочих, инженеров и техников, одним словом — специалистов, призванных возродить страну ускоренными темпами, поднять промышленность, сельское хозяйство. Это была одна из первейших задач нашего государства.

Окончив школу и получив аттестат зрелости, я держался за мысль, что надо учиться дальше. Первая детская мечта сменилась на юношескую: выучиться на агронома в Волгоградском сельскохозяйственном институте. В этом меня поддержал и брат Виталий, который, будучи военным строителем, получил направление в Волгоград на строительство Волго-Донского судоходного канала.

Итак, решение было принято, я подал заявление в приемную комиссию института. На заводе предоставили

отпуск. И я поехал домой, чтобы подготовиться к поступлению в вуз.