Братья по оружию

— Вот что, подруг...

— Кто?

— Ну, если бы ты был женского пола, то надо было бы сказать «подруга», а так как ты пола мужского, тогда «подруг».

— Послушай, собак...

— А меня вот хрен переделаешь, — гордо вставила кошка.

Я напряг жбан, аж загудело где-то справа. Вот ведь зараза! Действительно, не переделать! Разве что «кошак», но это слово уже есть, и поэтому не считается.

— Опять вывернулась?

— Семь жизней...

— Так вот «собак», я крайне не советую меня так называть.

— Как скажешь, мне просто была интересна твоя реакция.

— Опыты над людьми запрещены Женевской конвенцией.

— А я — животное! — и заржала, как лошадь.

— В Бобруйск отправлю.

— В таком состоянии вряд ли.

Тут она была права. Состояние было, прямо скажем, не первой свежести. Неделя плотного запоя плюс ещё какая-то баба в кровати.

Я поворочал пересохшим языком, чуть ли не снимая с гортани стружку.

— Как зовут женщину?

— Я так и не поняла.

— А ты поняла? — я вопросительно посмотрел на кошку.

— А я и не пыталась. У нас к тебе разговор, кстати. Как раз по таким вот красавицам.

— Воспитывать будете?

— Воспитывать тебя уже поздно, мы тебя пугать будем.

— Меня? Чем?

— Ну, венерические болезни к тебе уже не пристанут — они в спирту не выживают, а вот что-нибудь посерьёзней при таком образе жизни вполне можешь намотать.

— Свинку? — я икнул.

— Не маленький — понимаешь, о чём мы.

Естественно, я — не маленький. С лёгкой опаской осмотрел поле ночной битвы. К великой радости обнаружил две разорванные в клочья упаковки от презервативов. Кое-как дополз до них и принялся трясти ими перед зверьём.

— Видали??!

— Видали- видали... от самосвала педали.

Всё-таки мне с ними повезло. Конечно, с первого раза кажется, что жизнь моя — это ад кромешный. Не, всё не так, абсолютно не так благодаря этим четвероногим, жизнь имеет хоть какой-то смысл. Если вы в зрелом возрасте решите жениться, а потом спустя каких-то три года поймёте, что ошиблись в выборе, и начнёте планомерно с горя закладывать за воротник, то единственные, кто будут помогать вам на этом трудном и скользком пути, на этой обледенелой дорожке, ведущей к обеспеченной одинокой старости, это они — кошка с собакой.

Был последний день моего отпуска, нужно было срочно приводить себя в норму.

Кое-как растормошив безымянную тётю и объяснив ей, что она опаздывает на самолёт, я, пока она не очухалась, вытолкал её на лестницу практически нагишом.

— На какой самолёт? — ничего не понимая, спросила она.

— Из клёпаного алюминия.

— Почему?

— Потому что вибрации...

Очень сильно болела голова, наверное, сильнее чем у Брюса Виллиса в «Крепких орешках».

— Тебе срочно необходимы кислородные ванны.

— Не грузите меня, кофе давайте, а то блевану.

— Тётю успел разглядеть?

— Успел, лучше бы этого не делал. Страшная, как ночной кошмар.

— После кофе надо прогуляться.

— Может, не надо? Ей-богу, очень хуёво!

— Надо-надо, — собака была непреклонна. — Ты с нами? — спросила она кошку.

— Не, давайте без меня.

Посмаковав божественный напиток, я закинулся парой таблеток и исчез в ванной. Но даже после стольких оздоровительных процедур я всё равно оставался абсолютно никаким.

Собака критически осмотрела меня:

— И надо было доводить себя до такого состояния?

— Об одном прошу, — умоляюще обратился к ней я, — давай без мозгоклюя!

— Ничего, сейчас я тебя поставлю на ноги: в ЦПКиО погуляем, на лодочке покатаемся и к вечеру придёшь в себя. Вода, она оттягивает.

До парка нас довёз молодой парень, остановившийся на мою поднятую дрожащую руку.

Узнав, что нам в ЦПКиО, удивлённо покосился на меня, но я к слишком разобран, чтобы заподозрить неладное.

— А вы где служили?

— Ракетные войска, — с трудом отвечал я.

Довёз он нас быстро:

— Удачи! — как то уж больно сердечно попрощался он.

Мы не торопясь побрели по аллейкам. Собака, всю дорогу радостно помахивавшая хвостом, как-то поутихла и понуро побрела СРДОМ Я, наоборот, потихонечку приходил в себя:

— Ты чего загрустила?

— Да так, что-то как-то прохладно стало. Может, в другое место поедем?

— Чего это вдруг? Мне и тут хорошо.

Я обвёл окрестности просветленным взором и внезапно понял причину собачьей грусти.

— Сегодня что, второе августа?

— Да.

Представьте картину— человек со страшным похмельным синдромом, ракетчик, с собакой на поводке стоит посредине огромного парка, заполненного пьяными в хлам десантниками.

— Ты за что ж подставила-то так? А?!

— Уходим огородами...

— Это же крылатая гвардия — они нас в момент сейчас накроют, только повод дай!

— А ты не давай!

Легко сказать! Но делать нечего, я стал выбирать дорожки, наименее нашпигованные десантурой. Но они были повсюду. Береты гуляли так же, как и воевали — на всю катушку.

— Ты кто? — подозрительно оглядывая меня, вдруг спросил проходивший мимо фактурный десантник, расписанный по всем законам сегодняшнего праздничного дня.

— Ракетчик, —ответил я ему, надеясь, что он отстанет от меня ко всем чертям.

— Ну всё, приплыли... — пробормотала собака.

— Ракетчик? — переспросил он, покачиваясь.

— Ракетчик, — повторил я, понимая, что отступать уже некуда.

— Ракетчик! — уже утвердительно и несколько недобро опять проговорил ВДВ-шник.

— Ракетчик, — повторил я, но почему-то, начиная улыбаться. Уж больно дебиловато всё это выглядело.

— Ракетчик — миньетчик, —ответил мне на это десант и встал в стойку.

Десантура с соседних дорожек повытягивала головы как страусы. Как они всё это чувствуют? Сидели бы бухали дальше! А некоторые, самые активные, сразу же заработали ногами в нашу сторону.

Я зло посмотрел на собаку. Та виновато забегала глазами.

«Вот ведь втравила меня в блудняк, сейчас ведь насуют так, что не унести».

— Ну, что делать будем? — я сквозь зубы тихонько спросил собаку.

— Бантик, — чуть слышно отвечала она.

— Что? — не понял я.

— Десантник — бантик.

— Спасибо, подруга, помогла я ебу как!!! — я вложил весь сарказм, который у меня на тот момент оставался, в эти слова.

Десант с трудом, но стоял и ждал ответа, буравя меня взглядом. Алкоголь явно мешал ему понять, почему я так долго его игнорирую.

— Ну? — нетерпеливо поторопил меня он.

— Десантник — в жопе бантик.

Таким образом все необходимые формальности были соблюдены. Дальше десант не стал оценивать мой литературный талант и сразу пошёл в атаку. Мне очень сильно повезло, что он был сильно выпивши. Попадись я на его удар правой — шансов бы не было. Всё-таки это дело у них поставлено хорошо. Между тем, оценивать боевую подготовку десантных войск дальше было некогда, я резко принял влево, заходя ему за спину, десантура, не устояв на ногах, завалился по инерции, увлекаемый силой своего могучего удара.

Я выхватил из кармана мобилу и рванул на прорыв. С обеих сторон от меня уже гремели сапоги.

Кто-то истошно заорал, как будто его резали:

— Держи Карацупу!

— Окружают, — выдохнула собака.—Давай к кустам!

— Погоди ты с кустами, надо «в разрез» выходить, собрать их в кучу —это основное правило стратегии, а потом уже, на оперативном просторе, постараемся что-нибудь замутить.

— Тогда не останавливайся! Жизнь танкового подразделения в тылу врага напрямую зависит от его мобильности.

— Где ж ты раньше была с твоими познаниями?

— Извини! Проспала разведка! Кому звонить будешь?

— Есть только один человек, который может нам сейчас помочь. Вован...

Я на бегу нашёл его номер в записной книжке. Обстановка тем временем резко осложнилась, нас с преследователями разделяло уже несколько метров. Я прибавил ходу и вовремя. Два отряда практически смяли друг друга, столкнувшись. Мы ускользнули чудом. В спину нам раздались многочисленные проклятья и обещания страшной смерти.

— Вован! Здарова, старик!

— Неужели первый раз за столько лет уважил ветерана! — Вован начал разговор неторопливо.

— Вован, извини, некогда! Ты сейчас где?

— Как где? Еду к парку, сегодня ж день ВДВ! Ты что, мне не по этому поводу звонишь?

— По этому, по этому, ещё как, блядь, по этому! Далеко ты от ЦПКиО?

— Да уже почти подъехал!

— Мне срочно нужна эвакуация! Слышишь, Вова? Срочно! Практически под кинжальным огнём!

— Погоди не кипишуй, ты сам где?

— В ЦПКиО вашем ебучем, где ж я ещё могу быть сегодня со своей-то

кармой?!

— Ты совсем безбашенный?!

— Об этом позже, подруливай к центральному входу, за мной тут погоня — будь готов!

Мы с собакой ловко использовали ландшафт, и на какое-то время преследователи потеряли нас из виду.

— Пробираемся к выходу! Дома — шкуру спущу!

— Погоди, Иван-царевич, может, я тебе ещё пригожусь.

Для справедливости надо признать, что отступали мы вынужденно— перед значительно превосходящими нас силами, и делали это крайне достойно — по всем правилам военной науки.

Я уже видел главный вход, когда из кустов выпрыгнул особо резвый боец. И тут собака среагировала мгновенно: бросилась в ноги и сбила его. Потом, нависнув над ним, выдохнула:

— Дёрнешься — яйца откушу.

Это подействовало. Вот значит, где у десантника слабое место — яйца! Запомню на будущее...

Мы выиграли ещё несколько минут, пока огорошенный боец сидел и ошалело глядел нам вслед.

Последние метры мы преодолели очень быстрым шагом, но не переходя грань, за которой гордость стратегического отступления заканчивается и начинается позор бегства. Володя уже ждал нас, раскрыв Двери. Я плюхнулся на штурманское сиденье, собака сзади.

— Поехали от греха, — тяжело дыша, попросил я.

Вован рулил, прихохатывая:

— Ну, как у тебя ума хватило сегодня так учудить!

— Туда все вопросы, —я махнул рукой на заднее сиденье.

— Это я лажанула, дядя Вова, мой косяк, — честно призналась собака.

— Ну, вы даёте, конечно! Пьяные десантники — это же стихия!

Я с благодарностью посмотрел на Вовку и только сейчас заметил, что он одет в военную форму — на груди блестели ордена:

— С праздником тебя, мужик! Извини, что так получилось...

— Ничего... Я сейчас вас до дома доброшу, потом вернусь, с однополчанами повидаюсь, а вечерком заскочу.

Когда Вовкин джип скрылся вдали, а мы остались стоять у подъезда, собака спросила:

— Похмелье-то твоё как?

— Ты знаешь, абсолютно ни в одном глазу. Как рукой сняло.

— Я ж говорила, что пригожусь...

— Ты молодец! Так отважно бросилась на того чумахода.

— К сожалению, это была вынужденная контратака, скорее по необходимости, чем от храбрости.

— Всё равно лихо погуляли.

— Славная была охота.

Мы ещё постояли. Я поздоровался с бабой Нюрой, вышедшей на прогулку. Потом с каким-то жильцом, живущим выше меня этажом, хотя абсолютно не знал, как его зовут — иногда только виделись в лифте. Наконец, мы успокоились до состояния, когда можно было спокойно идти домой.

— Надо ещё прибраться после твоих вчерашних похождений — вечером дядя Вова в гости приедет, — напомнила собака.

— Ну, я вроде вчера особо не свинячил?

— Убирать надо не в связи с чем-то, а на систематической основе.

— А тогда зачем нужно было мои вчерашние похождения приплетать?

— Чтобы ты задумался, наконец!

— Кто прошлое помянет — тому глаз вон.

— Тогда ты дуй в магазин, а мы с кошкой марафет наведём, в смысле —порядок.

Мы поднялись на этаж, и я запустил собаку в квартиру.

— Как погуляли? — спросила кошка.

— Душевно, пара часов, и я как огурец! — с легкой иронией ответил я. Но кошка не заметила скрытого подтекста:

— Вот видишь, что значит свежий воздух и спокойная пешая прогулка!

— Да уж, на всю жизнь запомню!

Я не спеша направился в лабаз. Так как за руль мне садиться было категорически нельзя, то пришлось идти пешком. Бродя между полками, заполненными всевозможными продуктами, пытался сообразить, что собственно купить? В результате за час хождения по магазину в корзинке у меня появился хлеб с булкой, колбаса, сыр и сосиски. Подумав, я взял ещё бутылку водки, лимонад и несколько пучков зелени. В последний момент вспомнил про помидоры, огурцы и сметану.

Дома всё уже блестело. Квартира сияла чистотой, и ничто не указывало на то, что живёт в ней человек не очень твёрдых моральных устоев. Кошку я застал на кухне за мытьём пола. Почувствовав движение, она подняла голову:

— A-а, герой!

— Уже рассказали?

— Да, вляпались вы, ничего не скажешь! Но молодцы, не посрамили!

— Собака где?

— На балконе решила прибрать.

Я прошёл в комнату, перед балконной дверью стояла большая картонная коробка, в ней был свален разнообразный хлам, историю появления которого я не всегда мог вспомнить.

— Это надо выбросить, — категорично заявила собака, оторвавшись от работы.

— Но это же всё — история! — попытался протестовать я.— Всё это будут откапывать археологи много веков спустя. Представляешь как они обрадуются, когда всё это найдут?

— Не переживай, если тебя это утешит, то и нас с тобой тоже когда- нибудь найдут, и даже, может быть, будут радоваться.

— Это вполне вероятно...

— Еды купил?

— Разумеется, я же не в музей ходил!

— Чего добыл?

— Чего-чего... Сыр, колбаса. Колбаса, кстати, хорошая.

— Ты говна принесёшь, и то будешь нахваливать.

Я решил промолчать.

— Ещё чего надыбал? — продолжала собака.

— Петрушки, укропа, хлеба с булкой, разумеется, к чаю там по мелочи...

— Готовить-то что?

— Не знаю, вы сами решайте, моё дело поляну обеспечить.

— Сметаны взял?

— Да.

— Замесим в сметане помидоры с огурцами. Это просто и гениально, как кобальтовая сетка.

А ты не стой, как славянский идол — бери коробку и неси на помойку. Шапка зачем тебе эта?

Собака сунула мне под нос найденную в недрах балкона старую выцветшую пыжиковую шапку.

— Оставь её — воспоминания детства.

— Ладно, шапку оставляем, а остальное — в печку!

Я оттащил коробку к входным дверям. Заглянул на кухню к кошке поинтересоваться не надо ли ей что-нибудь выбросить. Кошка вытаскивала лапой из-под холодильника всевозможные закатившиеся туда предметы, изогнувшись, как змеевик. Я постоял, посмотрел:

— А у тебя ловко получается!

— Получается, когда ниже колена качается...— злобно прошипела она.

Я решил ей не мешать.

Часов в шесть позвонил Вован:

— Буду через час, — отрапортовал он.

— Ждём, даже стол сообразили.

Ровно в семь, а точнее в девятнадцать ноль-ноль, Вован уже стоял на пороге.

Четвероногие бросились его радостно приветствовать. Он погладил каждого подхалима по голове:

— Сегодня ничего не привёз, извините, никак не получилось, только- только от своих.

Мы уселись вокруг стола на кухне. Вован окинул глазом еду:

— Ты-то хоть поучаствовал в приготовлении стола или как всегда мусор выносил?

— Мусор выносил, — отвечал я.

— Доверили самое ответственное, —объяснила кошка.

— Теперь рассказывайте, какого лешего вас понесло сегодня на подвиги?

— Да, я вчера усугубил, вот меня чуть тёпленького утречком и поволокли выгуливать.

— Герои, ничего не скажешь! — Вовка захохотал и принялся рассказывать кошке:

— А я еду, звонок. Ну, думаю, неужели вспомнили про меня? И начинаю с благодарностей, а тут мне- «Требую эвакуацию!», мы с собакой наперебой стали ещё раз пересказывать события сегодняшнего дня. Я особо подчеркнул мужественный бросок в ноги. Вован заливался от смеха.

— А я вот тоже расскажу сейчас — обхохочетесь. У меня у жены отца брат двоюродный живёт где-то на периферии. Вот тот чудит! Там у них речка какая-то, и мост наведён понтонный, рядом всегда рыбу ловят мужики деревенские. Он как-то подходит — деловой как штангенциркуль, достаёт рулетку и начинает этот мост мерить и так, и сяк, бормочет чего-то, записывает на бумажку. Мужики ему: «Чё мол такое?», а тот с серьёзным видом: «Вы чё? Не в курсе? Мост будем строить нормальный, а понтоны эти на хуй отсюда.» Мужики естественно: «Зачем, мол на хуй, может, можно нам оставить, пригодятся в хозяйстве.»

— А зачем им понтоны? — удивился я.

— Вот сам думал, не мог понять. Ну, ты же знаешь, как у нас, халява есть халява, и хлорка как сахар. Короче, родственничек этот говорит: «Ладно, хер с вами, давайте две полбанки и делайте что хотите с понтонами этими.» Те скинулись, ломанулись в продмаг, отдали ему водяру, и он срыл восвояси. С утра председатель едет на работу — моста нет! Е6 вашу мать! Кипешу было!

— И чего ему было за такие подвиги?

— Да ничего, как с гуся вода всё.

— Чувак жестянщик! Ему в правительство надо, вот там он развернётся!

— Не говори... У него спрашивают, почему не работаешь? Он им:

«Я накапливаю потенциал, чтобы разрядиться в каком-нибудь проекте».

— Неплохо разрядился, только дёшево как-то мост продал.

— Э-э, не скажи, дороже если — то подозрительно, да и жаба может задушить, а тут с детства устоявшаяся такса. Психологически всё грамотно сработано!

— Водку будем?

— Давай, совсем символически — мне за руль ещё.

Я достал бутылку, разлил «на донышке». Мы чокнулись и выпили.

— Дальше про него тоже хохма. Жена его ему: «Наколи дров». Тот: «Давай полбанки». Та пообещала. Он наколол дров, приходит: «Давай бутылку.» Она ему: «Ты охерел совсем? Где я тебе её достану?» «Ах, так!», — говорит. Пошёл и все наколотые поленья назад гвоздями сбил. Такие вот кадры пропадают...

Так, за разговорами, мы просидели часа три. После чая Володя засобирался домой.

Я спустился с ним к машине, мы пожали руки. Он что-то вспомнил и улыбнулся:

— Ну, давай, ракетчик.

— Давай, десантура.

Мы подняли головы — в окне кухни на подоконнике сидела кошка и махала нам лапой.