Главная страница Случайная страница КАТЕГОРИИ: АвтомобилиАстрономияБиологияГеографияДом и садДругие языкиДругоеИнформатикаИсторияКультураЛитератураЛогикаМатематикаМедицинаМеталлургияМеханикаОбразованиеОхрана трудаПедагогикаПолитикаПравоПсихологияРелигияРиторикаСоциологияСпортСтроительствоТехнологияТуризмФизикаФилософияФинансыХимияЧерчениеЭкологияЭкономикаЭлектроника |
Рыбалка
Подруга очередная, Катя, как-то говорит: — Может, в Баден-Баден слетаем, развеемся? — На хуй на хуй, — говорю.
Она улетела, а мы остались. Пару дней покиросинил, но не до соплей, а так, для тонуса. На третий день выкинул тормозной парашют, да хуй там был: кореш в гости зашёл, принёс два литра и стропорез. Ну, а на пятый день собака меня уже за шиворот в ванную волокла. Заебалась горемычная. Кое-как они с кошкой привели меня в чувство. — Знаешь, дорогой, пора тебе на природу, подлечить здоровье, — кошка говорит. А я в очень хуёвом состоянии, руки ходуном, постоянно сблёвываю не пойми чем, хотя вроде и не жрал ничего... По квартире перемещаюсь, как афробиоробот. Увидел пустые бутылки, аж мотор клинить начало. Действительно, пора на природу.
— Я на рыбалку хочу... — сказала собака. — Рыба, и ниепёт! — поддакнула кошка. — Какая рыба? На улице минус пять! — Самая погода для зимней рыбалки, корюшка сейчас прёт. — Это вам Затевахин наплёл что ли? — Тебе ли не всё равно, как раз спирт выветрится на морозе.
Короче, уломали они меня на рыбалку. Только вот я не был ни разу на «зимней». Рыбаков-то встречал, по городу их много бывает навалено, у метро в основном. Но как говорится: «Для рыбалки мало страсти — нужны снасти». Стал вспоминать, кто у меня из знакомых маньячит по этому делу. Звоню Вовану: — Вован, привет! — Здорова! Толик тут к тебе заходил на днях, говорит, не помнит, как ушёл. — Через дверь ушёл. — Только проснулся в вытрезвителе— и Вован заржал.— Сам-то как? — Да, моя опять решила мир повидать— полетела в Баден-блядь- Баден, на хуй. — «Твоя» какая, Света или Лена? — Катя. С двуспальной кровати... — А ты как всегда, на стакан, значит? — Слушай, давай без касания морального облика, а? — Мне-то чего не позвонил, я бы тоже врезал, а то работа заебала, я такой новый шалман знаю на 7-ой Советской... — Вова, мне хуёво. — Ну, всё, извини, чего хотел? — Ты, вроде, рыбак у нас. Мне удочки нужны и этот, как его, альпеншток что ли. — Ледобур, наверное, ещё пешня и шумовка. — Это чего такое? — Лунку сверлить. — Да 6ля, не даун я, про ледобур можешь не объяснять, пешня с шумовкой, чё за херня? — Пешня, типа лома, лёд проверять или долбить, а шумовка, это для того, чтобы, когда суп варишь, пенку снимать. Так это то же самое, только для вылавливания льда из лунки. — Наука! — А ты думал! Тут всё по Сабанееву. На какую рыбу хочешь? — Вроде, говорят сейчас корюшка попёрла...— неуверенно говорю я. Собака с кошкой энергично кивают. — Про мормышки спроси, — напоминают. Затевахина убью, вместе с Сабанеевым, разумеется. Короче, пообещал Вовка мне помочь со снаряжением. Не имей сто рублей.
На домашнем консилиуме решили ехать на Залив. — Водку брать? — Возьми полбанки, но не больше. — Холодно будет ведь! — я искренне возмутился. — Если заснёшь по пьянке, то замёрзнешь. — А вы на что? — Может, ещё нарты возьмём, а ты нас впряжёшь? — Это мысль, — говорю.
Самое трудное в рыбалке— это рано просыпаться. Разбудил меня Вован, притащивший всю рыбацкую шлоебень ни свет, ни заря. Худо- бедно, но в десять мы уже были на Финбане. Вокруг сновали такие же долбаёбы, как и я. Попадались даже те, кто был уже на хорошей кочерге. Из ларька истошный женский вокал орал про то, что «была любовь». Кошка сидела в сумке. Ей пришлось смастрячить что-то наподобие маленькой меховой квартиры, пожертвовав на это дело какую то старую шубу. Собака чинно трусила рядом на коротком поводке. — Ты-то не замёрзнешь? — спросил я у неё. — Да брось, у меня шерсть тёплая, на крайняк иглу сложим — жилище эскимосов, —отвечала та.
Электричка не спеша несла нас по заснеженным ландшафтам. О чём я думал в эти минуты? Не блевануть бы. Но доехали без приключений, я даже покемарил чутка. Выходить решили с первой группой рыбаков. Я поплёлся за ними следом. Судя по их общению, все они друг друга знали, и разговоры вели про мормышки, прикормку и прочую рыбацкую атрибутику. Должен сказать, что в большом количестве данная тема очень сильно заёбывает. День обещал быть хорошим. Ветер отсутствовал, солнце припекало довольно сильно и вкупе со свежим морозным воздухом производило благоприятнейший эффект на моё самочувствие. Когда вышли на лёд, группа сразу же разделилась на три колонны. Каждая взяла свой курс. Я интуитивно пошёл налево. Минут через тридцать мои поводыри сбились в кучу. Пока они размахивали руками и о чём-то спорили, я их нагнал. — Чего стряслось? — спросил я. — Да вон, льдина откололась, вчера ветер был сильный. — И чего? Может унести? — Теоретически, да. — Так ветра же вроде нет? Все посмотрели на меня, как на полного мудака. — Ты давно рыбачишь? — наконец спросил мужик в пыжиковой шапке, такой же, как у меня на балконе. Форма у них такая что ли? — Первый раз, — с достоинством ответил я. — Тогда понятно, — засмеялся он, и все тоже заржали как лошади.— Когда почувствуешь, что ветер подымется, чистой воды уже метров сто будет. — Ладно, хуй с ним, — сказал ещё один рыболов и решительно перешагнул через трещину. Надо сказать, что если бы не это сборище, я бы и не заметил никакого подвоха, так бы и топал до Котлина. Все тоже пошли следом за отважным рыбаком. Делать не хуй, пошёл и я. Хоть очко и поигрывало, но позориться прилюдно не хотелось. Протопав ещё с полчаса, все вдруг разбежались в разные стороны как тараканы. Я остался один и, пока водил жалом по сторонам, вокруг с остервенением бурили лёд. — Давай, может и мы рыбу половим? — тактично спросила собака. — Красота-то какая, — высунувшись из сумки, сказала кошка. Я беспомощно повернулся в одну сторону, потом в другую. Заметив это, мужик в пыжиковой шапке махнул рукой. Я осторожно подошёл к нему. — Туда отойди метров на тридцать и можешь сверлить, — сказал он покровительственно и добавил.— На что ловишь? — Хуй знает, какие-то червяки. — Мотыль, — назидательно поправил он и саркастически пробормотал себе под нос, — Червяки... Ишь, рыболовы пошли.
Я побрёл в указанном направлении и через указанных тридцать шагов скинул с плеча заебавший ящик. — Всё, нефть здесь! Кое-как собрав ледобур, начал бурить. Когда бур провалился, аккуратно извлёк его и положил рядом. Шумовкой прочистил лунку. Пока всё получалось неплохо. Из ящика достал удочку, банки с наживкой. — Мотыля убери опять в ящик, а то замёрзнет, — напомнила кошка. — Сама смотри не задубей. Собака понюхала лунку. — Чё то рыбой не пахнет... — разочарованно протянула она. Я хуйнул одну банку червей в лунку. — За что ты их так? — кошка непонимающе уставилась на меня. — А что, Затевахин с Сабанеевым против? — Да нет, просто у нас всего две банки было, теперь может не хватить. — Если вы думаете, что я тут до утренней зорьки, то вот уж хуй! Размотав леску и нацепив мотыля, я опустил снасть в лунку. — Я посмотрю чего у других делается, — сказала собака и, не спеша, побежала прочь.
— Доволен хоть, что выбрался на природу? — спросила кошка. — Есть свои плюсы, но ноги тоже уже подмерзают, — сказал я и, привстав, стал перетаптываться. — Не шуми — рыба всё слышит, —укоризненно сказала кошка. — Что ж мне теперь, без ног, как Маресьеву, оставаться? — Смотри сам, только мне рыбы свежей хочется. И тут кивок на удочке резко нагнулся. — Подсекай! — зашипела кошка как безумная. Я схватил удочку и со всей дури дёрнул вверх. Потом скинул варежки и трясущимися руками стал выбирать леску. Не пизжу, но холода в тот момент я не чувствовал. Когда, наконец, из лунки на лёд вылетел и заиграл на солнце небольшой окушок, мы с кошкой издали победный кличь. Я отцепил трофей, насадил мотыля и опять погрузил снасти в воду. Следующая рыбина оказалась корюшкой. — Ножом её порежь и на неё же и лови, — посоветовала кошка. — Откуда же ты такая умная? — удивился я. — Самообразование, — с достоинством отвечала она.
И началось. За десять минут я поймал семнадцать хвостов. В основном, это была корюшка, хотя попалась одна приличная плотва и ещё три окуня. Подбежала собака. — Ого, вы наколотили! Максимум, что видела — это пять рыбин. — У кого? — У этого, в пыжиковой шапке. Видать, «бывалый». — Новичкам везёт, — подмигнул я. Через полчаса количество рыбин дошло до тридцати пяти. — Давай, ещё с полчаса посидим и домой. А то для первого раза как- то подозрительно кучеряво, — говорю я животным. Те неожиданно согласились. Хотя мне просто показалось, что подмёрзла моя меховая братия. За следующие полчаса попался только в усмерть укуренный ёрш. Я сложил рыбу в ящик, смотал удочку и взвалил всё это на плечо. — Ну пошли, Сабанеевы! Проходя мимо «пыжиковой шапки», я поймал на себе неодобрительный взгляд. — Как улов? — спросил я со скрытым чувством ликования. Но тот почему-то молчал. «Может, не услышал?», — предположил я. И переспросил: — Клюёт хоть? Рыбак скривил недовольную рожу и махнул рукой, чтобы я не мешал. «Да и хрен с тобой», — подумал я и пошёл к берегу. Когда отошли на расстояние, с которого нас было не слышно, собака сказала: — У него мотыль во рту. — Чего? — не понял я. — Чтобы мотыль не замёрз, он его во рту греет. Рыбацкая хитрость... И тут я блеванул. Когда спазмы в желудке закончились, я обтёр рожу снегом, достал водку и прополоскал горло. Пару секунд поколебался — сплюнуть водку или проглотить, но всё-таки выплюнул. Без происшествий мы добрались до берега и по протоптанной дороге вернулись на станцию. Назад ехали в почти пустой электричке. Когда добрались до города, я понял, что очень устал. Тяжесть поклажи, свежий воздух, мороз — сделали своё дело. Но хоть и велик был соблазн добираться до дому на тачке, я, логично предположив, что рыбака хер повезут, поплёлся в метро. — С собакой нельзя, — замахала мне рукой тётка в будке и добавила— Без намордника! Я так заебался, что, повернувшись к собаке, сказал: — Ответь ей что-нибудь, у меня сил нет. Та повернулась к бдительной работнице метрополитена: — Я вегетарианка, но если будете провоцировать, могу и за ляжку цапнуть. Мы прошли, не заплатив, мимо бесчувственного тела. Хоть какая-то польза от звериного пиздобольства.
Дома решил пригласить Марину на жареную рыбу. Точнее, чтобы она пожарила, а потом мы вместе сожрали. Кошка с собакой вытребовали себе сырую. Дал им всё, кроме корюшки. Помылся и пошёл.
Звоню. За дверью шаги. — Кто? — Да я это... Дверь открылась. И куда я раньше смотрел? Такая классная баба! — О, привет, чего стряслось? — Рыбу я ловил, —ответил я голосом Леонова из «Джентльменов удачи». — Какую рыбу? — не поняла она. — Да на рыбалку ездил, — объяснил я.—Ты корюшку любишь? —Свежую? — Ну, ясен пень, не маринованную! — Вообще-то, да. — Тогда пошли ко мне, заодно и пожаришь. — А приставать не будешь? — игриво спросила она, заулыбавшись. — Буду, — честно признался я. — Тогда грех не зайти, — констатировала она. Секс после корюшки... Что может бьггь прекраснее? Так я думал, пока Марина колдовала на кухне, а мы (я и животные) смотрели «ящик». По требованию большинства пришлось зыритъ Затевахина. Незаметно я заснул. Разбудила меня собака. — Телефон! И точно, из прихожей доносились настойчивые звонки. Я поковылял'на звук. — Телефон! — крикнула Марина из кухни. — Да слышу я, слышу, — недовольно проворчал я и снял трубку. — Алло! — Уже нарыбачился? Звонил Вован. — Да. — Ну и как, снасти не проебал? — Нет, утопил, — серьёзным голосом ответил я. — Да ты что!!! Я ж тебе почти коллекционные удочки дал и титановый ледобур!!! — Не ссы, — успокоил я его, наконец.— Всё заебок! Корюшки привёз. — Ну, бля, ты и мудило, — обрадовался он. — За снасти спасибо, больше всех поймал. — А где ловил? Я рассказал приблизительно где, так как название станции напрочь забыл. — А давно приехал? — Да уже часов шесть. — Везучий! Там как раз льдину оторвало. — С рыбаками? — Сейчас любая льдина с рыбаками. Из кухни раздался Маринин голос. — Всё готово, можно к столу. — Ты там не один? — навострил уши Вован. — Да, к корюшке ещё русалку зацепил. — Могу приехать. Только у жены отпрошусь... —Э-э-э! Тормозни... Разрушишь атмосферу доверия и корюшки. И жена ко мне не отпустит. — А твою русалку как зовут? — Марина. — Марина — значит «морская». Похоже, точно русалка! — завистливо присвистнул Вован.— Тогда не буду мешать. Рад, что вовремя свинтил. И он повесил трубку. Конечно, по уму надо было его пригласить на улов, всё-таки удочки- то были его. Но поймите меня правильно — Марина-то одна.
Что ни говори, а жареная корюшка — это пиздато! Превозмогая себя, я налил по полста коньячку. Мы чокнулись. Марина выпила залпом, я же чуть пригубил и тут же быстро поставил рюмку на стол. — Не можешь уже? — кивнув на бутылку, спросила она. — Да чего-то не идёт. — Видать хорошо погулял? — Неплохо. — Твоя-то, эта, которая очередная, —тут Марина засмеялась, — когда должна вернуться? — А хрен знает, вроде на неделю улетала. — А какого числа? — Какого числа что? — всё ещё не понимая, куда она клонит, спросил я. — Улетела какого числа? — А сейчас какое? — Двадцатое... Я посмотрел на батарею пустых бутылок, прикинул в уме количество выпитого, рассчитал дни запоя, накинул день на рыбалку. — Ебать! В прихожей раздался звонок. — Ебать!!! — повторил я. Марина всё сразу поняла. — Вот и поели корюшки... Из комнаты прискакали животные. Слава Богу, молча. — Может, мне на балкон пока? А потом незаметно выскочу? — Ага, разве что с балкона. Кошка начинает тихо подхихикивать. Не ляпнула бы чего... — Так куда мне? — Марина растерянно стояла посредине кухни, испуганная и красивая. — Хуй с ним, давай на балкон. Я ломанулся в коридор открывать.
Подруга выглядела отдохнувшей и обрушила на меня прямо с порога лавину важной и нужной мне информации. Из этого потока я понял, что: у неё отрубили телефон, потому что роуминг очень дорогой (пиздеть надо меньше, подумал я); отдохнула она прекрасно, в городе очень много «наших»; жаль только, деньги быстро кончились. — Ты же четыре штуки взяла? — изумился я. — Знаешь, оказывается Достоевский однажды проиграл там всё, что у него было, даже обручальные кольца! «Ага», —думаю. — «Так же как и ты, идиотка...» — А чем это так пахнет? — Пиздюлями это пахнет, — говорю.— Ты что, все деньги просадила? — Почти. А что такое? «Вот ведь сука!» — А то, что зарабатываю их я. — Ты же разрешил... — она присела на стул в прихожеи. — Слушай меня стоя! Я разрешил взять деньги с собой и потратить надело! Шмотки-хуётки, ещё какие-нибудь ваши бабские замороки, но не проёбывать их как Достоевский. Ты хоть его читала? — В школе проходили, — пролепетала она. Подошла кошка. Долго смотрела на нас, потом зевнула. — Киса, киса, — подруга протянула к ней руку, чтобы погладить и заодно снять нервное напряжение. — Киса у тебя в штанах, — отбрила её та, и не спеша, прошла в комнату. Как она заорала! — Что это, что это? — наконец, прекратив истерику, залепетала подруга. — Это моя кошка, а ещё собака есть, не забыла за неделю? — Она, что, тоже говорит? — А ты у неё и спроси. — Боюсь. — Ладно, иди в ванную, смой тлетворное влияние Запада. Когда из-за двери раздался шум воды, я бросился к балкону. Марина уже задубела основательно. — Пойду я тоже в ванную... — прошептала она.— Греться. И мы на цыпочках сквозанули к дверям. На лестничной площадке она спросила: — А чего это она у тебя так орала? — Обрадовалась встрече, —уклончиво ответил я. — Жаль, что так вышло всё, —Марина хлопнула расстроенными глазами.— Ну, ты всё же не забывай... — Постараюсь, — я обнял её за плечи и прижал к себе. «Куда уж тут забыть», — думаю. — Пусти, пора мне, — сказала она, не делая попыток вырваться. — Ага, — я отстранился, но только, чтобы посмотреть ей в глаза. — Ну, хватит уже мучить! — она, улыбаясь, выскользнула и исчезла за дверью. Совсем как русалка. Я прошёл на кухню, маханул стопку, тут же налил до краёв следующую. — Посуду убери лишнюю, а то видно, что не один ты тут корюшку ел. Собака кивнула на стол. — Ты будешь? — Давай, выручу. Я поставил перед ней Маринину тарелку. Стопку ополоснул водой из-под крана и убрал в буфет. С полотенцем на голове в кухню вошла Катя. — Ты сердишься? — Нет, я негодую, — и выпил вторую, налив сразу же третью. — Я думала, у нас серьёзные отношения, —начала она, но я прервал эту лирику. — Сериалов не надо, давай, шмотки собирай и проваливай. — Куда? — А куда хочешь! Можешь — в библиотеку, можешь — к маме в Екатеринбург. — Зачем в библиотеку? — Достоевского почитаешь. — Значит, ты меня не любишь? Я знал, сейчас выпью третью, и будет полегче. Будет уже похуй на эти сопли. И я выпил. — Так любишь или нет? Катя стояла, надув губки, и ждала ответа. Вместо её, я спросил собаку: — Как корюшка? — Вкусно, — ответила та, облизываясь. Катя аж подпрыгнула. Вошла кошка, посмотрела по сторонам, строго зыркнула на подругу. — Вроде и мокрая, а всё равно не русалка, — и ушла. — А ты умеешь корюшку жарить? — теперь я спросил Катю. — Нет... — Ну, тогда — до свидания. Как я понял, животным тоже больше нравилась Марина. Не хочется описывать последовавшую за этим часовую истерику. Но когда Катя вышла, наконец, на лестницу, и я закрыл дверь, стало мне так хорошо, что ни в сказке сказать, ни пером описать.
Я вышел на балкон и стоял, пока от холода не начало трясти. Выглянула собака: — Шёл бы в дом, заболеешь ведь... — Сейчас, — отвечал я ей стуча зубами. — Я не шучу, холодно же, а ты в одной футболке. Воспаление лёгких получить легче чем вылечить. — Говорю же, сейчас приду. — Ну как знаешь, потом не говори, что тебя не предупреждали! Наконец доведя себя до температуры абсолютного нуля, я вернулся в комнату. Залез под одеяло и сидел, пока не отпустило. «Какой же я идиот!». Так бывает в жизни, когда ты начинаешь думать о том, что сделал, и не находишь оправдания каким-то из своих поступков. Но иногда есть вещи, которые ещё можно исправить. Важно одно — принять решение и начать действовать. Похоже, что решение я принял. Осталось встать и направиться к входной двери. — Куда это ты? — глядя на меня с тревогой спросила кошка. — Туда. — Удачи... Долго звонить не пришлось, Марина открыла дверь и с удивлением посмотрела на меня: — Что там у тебя опять стряслось? — Ты стряслась... Утренние лучи пробивались через занавеску, выхватывая внутрикомнатную действительность. В одном из таких светлых пятен было плечо Марины, безмятежно спящей на моей кровати, в другом — кошка, свернувшаяся калачиком у неё в ногах. Собака спала на полу рядом. Ну что ж, похоже пришло время, когда мне, наконец, придётся бросить пить. Хотя бы на несколько лет.
|