Глава 2. Скотоводство

Другая важнейшая отрасль сельского хозяйства Центрального Нечерноземья – скотоводство в начале XIX века находилось в тяжелейшем состоянии. Основные его проблемы, характерные для предыдущего столетия, и прежде всего недостаток кормов и крайняя малочисленность крупного и мелкого рогатого скота так и не были решены[68].

«Нет ничего жальче русского скотного двора!» - восклицает С. Уваров. «Малосильный, тощий скот, (которого уже нельзя почесть за какую-либо особую породу < …>) корм недостаточный, пойло дурное, соединение всех возможных болезней и недугов, неопрятность чрезвычайная, навоз по колено – но что за навоз? Какая-то вязкая, холодная жидкость, < …> не содержащая никаких удобрительных начал; влажность, из коей одна половина обращает в вечное болото грунт скотного двора, а другая, с трудом по полям развозимая, не сообщает нам ожидаемого плодородия и должна неминуемо обманывать все надежды хлебопашца»[69].

Правда, некоторые помещики, по сведениям Уварова, все же пытались улучшить породу отечественного скота, выписывая его из-за рубежа. Но животные, «привыкшие к тучным пастбищам Англии и Голландии, к бдительному хождению и совершенной чистоте, быстро исчезали в руках русских скотников и скотниц»[70]. Другие хозяева, увлекаясь иными соображениями, держались так называемой «Русской породы», в ожидании, что «некоторое улучшение в ее содержании и в строении скотного двора, несколько более опрятности, могли бы от коров, дешево купленных, < …> доставить все выгоды, следуемые от пород высшей доброты и на другом правиле воспитанных»[71]. «Под именем «Русского скота», - тут же поясняет автор, – разумеют скот весьма мелкий, слабый, в иных местах довольно богатый молоком, но везде бедный мясом, < …> не имеющий ни одного из признаков оригинальной породы, а представляющий, напротив, все виды перерождения и упадка»[72]. Однако Уваров замечает, что содержание таких животных также является нерентабельным, поскольку «дурной скот, дурно кормленный, дает дурной навоз, и как бы дешево ни был он куплен, и в какой бы низкой цене ни обходилось содержание оного, < …> проценты, (изобилием полей исчисляемые) окажутся слишком низкими в сравнении с употребленным капиталом»[73].

Скотный двор самого Уварова в его Порецском имении представлял собой гораздо более отрадное зрелище; автор делал небезуспешные попытки рационализации в этой отрасли с помощью своего смотрителя, уроженца Тироля. Но и это хозяйство не избегло печальной участи: сильнейшая болезнь, называемая чумой рогатого скота и, по мнению автора, абсолютно неизлечимая, разразилась весной 1828 года и полностью опустошила его[74].

Подробнее о причинах гибели скота пишет помещик Н. Муравьев. По его мнению, скот в России подвержен двум различным падежам «натуральному, происходящему от заразы или от каких-нибудь других естественных причин, и искусственному, происходящему от дурного присмотра»[75], причем «последний гораздо пагубнее первого»[76]. Далее он поясняет свою мысль: большая часть помещиков, страшась эпидемий, делят свое хозяйства на несколько хуторов и ставят на каждом по скотному двору, полагая, что если в одном сделается падеж, то животные в прочих, возможно уцелеют. При этом они не придают должного значения уходу за скотом, что и является истинной причиной частых падежей[77].

Для предотвращения такой ситуации в своем имении, автор соединил четыре хутора и четыре скотных двора в один, для чего ему даже пришлось переселить в другое место одну из принадлежащих ему деревень. Муравьев подробно перечисляет все выгоды от нового расположения. При увеличении количества скота ему удалось добиться уменьшения количества работников, улучшилось здоровье животных и качество производимого масла[78].

Как мы видим, уже в начале столетия крупными помещиками делаются попытки рационализации скотоводства. Они могут быть более или менее удачными, но определенный прогресс в этой области явно прослеживается.

Вместе с тем начинает меняться и функция скота в имении. До этого основную пользу от крупного рогатого скота хозяева центрально-нечерноземных губерний видели в производстве навоза, необходимого для удобрения полей. Начиная со второй четверти XIX века, в экономической печати появляется все больше заметок, свидетельствующих о том, что доходы от продуктов животноводства составляют одну из важнейших статей бюджета их авторов. Возьмем заметку Б. Бухольца, помещенную в номере Земледельческой газеты за 1844 год.

Помещик пишет, что не содержит овец, так как они «не стоят своего корма». Доходы от продажи овечьей шерсти или домашних сукон не покрывают расходов на питание животных, которым нужно не меньше 10 фунтов сена в сутки. Поэтому он решился держать одних дойных коров и извлекать прибыль от продажи масла и творога. Но самый большой доход, по сведениям Бухольца, ему приносит сыроварение, налаженное в его имении с помощью некоего швейцарца Якова[79].

«Имея теперь, кроме нужных для домашнего обихода примерно 10-и коров, 100 дойных для начала, < …> полагаю, что доведя комплект до 200 или даже 250, дело может быть недурное. < …> На производство одного пуда сыра потребно 13 ведер молока. Из ведра молока я могу получить до 1¾ сметанного масла, а перетопленного едва 1¼. Продавая его по 50 копеек за фунт, что весьма хорошо, это составит 87½ копеек от сметанного или 75 копеек от топленого. [Поэтому] более 90 копеек за ведро молока не получишь. За сыр, при 19-и рублях за пуд, за исключением 2-х рублей за пересылку до Петербурга, жалования сыровару и прочего, < …> остается 5 рублей и более барыша»[80].

Как мы видим, здесь присутствует точный расчет: планируя будущее производство, автор учитывает ситуацию на рынке с целью извлечения максимальной прибыли, а также пытается сделать процесс практически безотходным. В статье упоминаются свиньи, которые кормятся сывороткой, оставшейся после варки сыра, а навоз используется для удобрения полей[81].

Эта тенденция прослеживается и в последующие годы. Например, Н. Гродницкий замечает, что «корова, не доставляющая полфунта чухонского масла в сутки, не должна быть терпима на скотном дворе», так как являет собой «чистый убыток»[82].

Помещик В. Калачев, владелец стада из 80-и голов, более рационалистичен. Он включает в свои расчеты расходы на содержание коровы (на уход и на корм). По его данным, одна корова дает в год 20 фунтов топленого масла и 25 – чухонского. Это гораздо меньше цифры, заявленной Гродницким, но в описании Калачева учитываются также и телята, пятая часть из которых откармливается для господского стола, а остальные идут на продажу. Таким образом, помещик получает в год с одной коровы 1 рубль 13¼ копеек чистого дохода[83]. Мы же, в свою очередь, можем сделать вывод, что при заявленных цифрах годовой доход со всего стада будет составлять примерно 90, 6 рублей.

Я. Калиновский также получает свой доход преимущественно с продажи масла. Причем, для домашнего употребления выделывается русское топленое масло, а на продажу, «по имеющемуся ныне выгодному сбыту < …> по 5-и рублей серебром за пуд, приготовляется чухонское масло, то есть из свежей сметаны»[84]. По его данным, чистая прибыль с одной коровы равняется 10, 4 рублям в год.

Нам не совсем понятно, почему данные этих помещиков, владения которых находятся в одной губернии, так отличаются друг от друга. Возможно, здесь сказывается разница в удоях, обусловленная меньшим количеством молочных коров (55) в имении Калиновского и, соответственно, возможностью для лучшего ухода за ними. Также в хозяйстве последнего имеется небольшое число романовских овец, о которых автор говорит, что они «отличаются своей многоплодностью и доставляют мяса, сала и шерсти больше, а овчину и шерсть лучшего качества, нежели простые русские овцы»[85].

Как мы видим, русские помещики не забывали и об улучшении породы скота. Д. Шипов пишет, что оно может быть достигнуто следующим образом: «1) выбором на племя кровных или из местной породы лучших отцов и маток, 2) хорошим воспитанием родившегося от них приплода и браковкой тех [телят], которые имеют меньшее против других достоинство, 3) назначением в летнее время тучных для скота пастбищ, а в зимнее время дачею хорошего корма и свежей воды, 4) тщательным уходом и устройством удобных помещений»[86]. Автор замечает, что «при соблюдении сказанных условий, могут быть разводимы все породы скота; но должны предпочитаться те, которые по местности доставляют легчайший доход»[87].

Развивая мысль об удобном помещении для животных, Шипов описывает 4 скотных двора в своем имении, прилагая даже их чертежи. Его основная мысль такова: во время кормления коровы не должны сгоняться в одно место, а каждая обязана получать пищу в своем стойле, тогда потребление корма будет нормированным[88]. Доход автор получает в основном от продажи телят, молока и навоза, утверждая, что одна корова приносит ему в год 6, 2 рубля чистой прибыли[89].

Таким образом, как мы видим, в первой половине XIX века меры по улучшению животноводства предпринимались в основном крупными помещиками-рационализаторами. Ими также проводилась и успешная селекционная работа по созданию отечественных пород домашнего скота. Обращает на себя внимание многолетняя деятельность Д. Гаврилова, направленная на улучшение знаменитой романовской породы овец. Важные меры по разведению в местных помещичьих имениях русских молочных коров предпринимали члены Ярославского общества сельского хозяйства[90].

Помещики держали преимущественно крупный рогатый скот, овец, свиней и птицу. Некоторые из них владели даже небольшими конными заводами[91]. Продавали откормленных телят, молоко, масло, сыр, сметану, творог, шерсть и даже навоз, поскольку, в связи со скудостью почв нечерноземной полосы, спрос на него был очень велик.

К сожалению, ни сами помещики, ни их управляющие, предоставляя в своих статьях данные по продажам, не упоминали об общем количестве производимой продукции. По этой причине мы не в состоянии проследить изменение уровня товарности в этой отрасли. И все же, основываясь, в том числе, и на сообщении В. Калачева, можно сделать вывод, что в крупных хозяйствах она составляла не менее 80%.

Однако все, сказанное выше, следует отнести только к той немногочисленной группе хозяйств, владельцы которых занимались рационализаторской деятельностью. В большинстве случаев в Центральном Нечерноземье господствовали традиционные методы ухода за скотом и его содержания, бывшие далекими от оптимальных. Как замечает С. А. Козлов, успешное развитие скотоводства сдерживалось ввиду отсутствия в Центрально-Нечерноземной России интенсивного земледелия, обязательными элементами которого являются травопольная система и многопольные севообороты, а также обуславливалось плачевным состоянием отечественного лугового хозяйства[92], речь о котором пойдет в следующей главе.