XV. Встреча

Доктор приник глазом к щели в стене.

—Кто-то идет, — сказал он, — должно быть, Марийка. Огнянов тоже устремил глаза на долину.

—Нет, это не Марийка. Марийка меньше ростом, и она в голубом платье.

—А эта в черном и с каким-то узлом в руке.

—Рада! — воскликнул Огнянов, вскакивая. Доктор тоже вскочил.

Огнянов встал во весь рост у входа и замахал обеими руками.

Рада потеряла немало времени, блуждая по камням в поисках Бойчо; и вот наконец увидела его. Она бросилась бежать и в мгновение ока очутилась на мельнице.

—Рада!

—Бойчо, Бойчо! — плакала девушка, едва дыша и прижимая его голову к своему лицу.

Доктор был глубоко растроган.

— Но как ты попала сюда, Рада? — торопился расспросить ее Огнянов, с трудом овладевая собой.

—Твою записку к доктору Марийка проедала мне… Ах, Бойчо, зачем ты меня так измучил? — говорила Рада, плача от счастья. — Ты больше не сердишься на меня?.. Ты не имеешь права на меня сердиться… Ты знаешь, что для этого нет причины…

—Прости меня, пташка моя, прости! — говорил Бойчо, целуя ее руки. — Только сейчас Соколов объяснил мне, как я ошибался, а я ведь и сам мучился… Я хотел идти в город, чтобы просить у тебя прощения… за эту жестокость… Я недостоин любви такого ангела… Но ты ведь забудешь, Рада, ты простишь?

II Огнянов с восторгом смотрел в ее влажные глаза, сияющие счастьем и беспредельной любовью.

Но Рада вдруг побелела, как стена, и, отпрянув от Бойчо, крикнула:

—Беги, Бойчо! Я и забыла сказать вам… Бегите!.. Вас здесь видели, и турки уже идут! Скорее бегите в горы! — повторяла Рада, вне себя от страха.

—Не может быть! — воскликнул Соколов, не веря своим ушам.

—Слушай, Бойчо, тебя видела цыганка и сообщила об этом властям еще раньше, чем я встретилась с Марийкой… Когда я шла к тебе, со стороны виноградников спустилась толпа башибузуков и направилась прямо сюда… Они идут за тобой… Ах, боже, я и позабыла сказать об этом сразу… Я целый час потеряла, пока искала тебя в долине… Увидимся где-нибудь в другом месте. А теперь бегите!

Велико было самообладание Огнянова в минуты грозной опасности, но страшное известие потрясло его, и на этот раз он не смог быстро принять решение. Ведь это известие пришло в миг высшего блаженства, в миг неожиданной встречи с девушкой, которая сегодня, в ореоле героического подвига любви, казалась Огнянову еще милее и пленительнее, чем раньше. И он был не в силах решиться на немедленную разлуку, не в силах прервать вожделенное свидание. А между тем был дорог каждый миг.

—Бежать? А ты? — проговорил Бойчо.

—На меня не смотрите, обо мне не думайте… Бегите скорей… На, возьми вот это — здесь одежда — и беги, Бойчо, прощай, нет, мы еще увидимся, мы будем вместе, Бойчо, милый мой… где укажет судьба… Прощай…

И, подав узел Огнянову, Рада схватила его за руку и потащила к выходу из мельницы.

—Нет! — решительно сказал Огнянов. — Я не могу в такое время оставить тебя одну… Если эти варвары идут за тобой следом…

—Да, идут, Бойчо!

—Что, если они найдут тебя одну в этих диких местах? Эти звери!.. Нет, лучше я умру здесь, защищая тебя…

Но он тут же понял, что это отчаянное решение безрассудно. И он спросил Раду:

—Рада, можешь ты идти с нами?

На это неожиданное предложение Рада с восторгом ответила:

—Конечно, конечно, Бойчо! С вами я готова хоть на край света… Бежим, бежим, Бойчо!

Глаза Огнянова засняли.

—Только бы нам добежать до Малого стула, что над водопадом, — сказал Соколов. — А там уж я один удержу их до вечера, пока ты отведешь Раду в горы.

Действительно, над водопадом возвышалось несколько островерхих скал, названных «Малым стулом». Укрываясь за ними, один хорошо вооруженный человек мог бы оборонять от целого отряда ту единственную тропинку, что, извиваясь но круче, вела в горы.

Нельзя было терять пи секунды.

—Наверх, на гору! — крикнул, почти скомандовал Огнянов. И он первый ступил на порог мельницы и окинул взглядомдолину из конца в конец. Но было уже поздно.

На противоположном обрыве между острыми скалами показались турки. Они укрывались за камнями и кустами, так что виднелись только их головы да ружья. Повыше стоял кто-то в белых шароварах и указывал рукой на мельницу. То была цыганка. Турки заняли обрыв и на другой стороне. Эти тоже присели на корточки за камнями.

Огнянов и доктор поняли, что они окружены, и перестали думать о бегстве; да о нем и нечего было думать.

Турки начали осторожно спускаться по обрыву под прикрытием камней и кустов. Их было человек сто.

Тропинка, пролегающая по долине, еще оставалась свободной.

—Рада, — сказал Бойчо, повернувшись к ней, — иди по тропинке и держись берега. — Но тотчас же страшная мысль омрачила его лицо, и он добавил: — Нет… лучше оставайся здесь…

Он прочитал в глазах Рады согласие.

—С тобой, с тобой, мой Бойчо… — прошептала она, скрестив руки на груди.

И столько скорби, любви и жертвенной преданности светилось в ее глазах! Такая в них была готовность умереть! Огнянов и Соколов пересчитали свои патроны.

—Восемнадцать выстрелов, — сказал Соколов.

—Хватит, чтобы умереть с честью, — вполголоса промолвил Огнянов.

Сам Тосун-бей привел сюда свою орду, и сам ею командовал. Прежде чем подняться на обрывы, он закрыл выходы из долины и, таким образом, стянул железный обруч вокруг мятежников, точнее — мятежника, ведь Тосун-бей был убежден, что на мельнице скрывается один Огнянов.

Прежде чем дать приказ открыть стрельбу, Тосун-бей распорядился, чтобы осажденному крикнули по-турецки:

—Главарь бунтовщиков, сдавайся!

Но только скалы откликнулись гулким эхом на это предложение.

Рада забилась в угол, недвижная, онемелая.

—Крепись, Рада! — печально сказал ей Бойчо.

Она отозвалась на это только взмахом руки. Казалось, она хотела сказать: «В Клисуре, где я была одинока и отвержена, мне было очень страшно. Теперь мне не будет страшно умереть с тобой, потому что ты меня любишь… Вот увидишь!»

Огнянов понял этот мужественный немой ответ, и глаза его увлажнились.

Шли мгновения. Огнянов и Соколов, крепко сжав револьверы в руках, стали у стены так, чтобы укрыться от пуль. Они смотрели то на тот, то на другой обрыв: оттуда каждый миг можно было ожидать ружейных залпов.

Прошла минута. По-видимому, это был срок, данный Тосун-беем.

И вот загремели выстрелы с западного обрыва, потом с восточного и наконец из долины. Осажденные слышали, как над ними свистят пули, проникая сквозь дыры в крыше, сквозь щели в стенах; слышали, как эти пули ударяют о камень и, расплющенные, падают к их ногам.

Гул стоял в этой балканской долине.

Внезапно пальба прекратилась.

Стены мельницы, хоть и были полуразрушены, все же послужили укрытием для троих обреченных. Пока что пули не задели никого. Одна лишь Рада упала, потеряв сознание. Душевные силы изменили несчастной девушке. Косынка соскользнула с ее головы, и волнистые черные волосы рассыпались по ее плечам и по земле.

С минуты на минуту надо было ожидать нового залпа. Между тем Рада лежала в таком месте, куда легко могли попасть пули.

Огнянов наклонился и, взяв девушку на руки, отнес ее в дальний угол мельницы, наиболее защищенный от обстрела. Там он подложил ей под голову узел и попытался привести ее в чувство, но она не приходила в себя: она лежала, не ведая, что творится вокруг. И в эту минуту, глядя на ее прекрасное ЛИЦО, покрытое смертельной бледностью, на ее закрытые веки и побелевшие губы, на эту несчастную девушку, связавшую свою судьбу с его судьбой, он мучился адскими муками в предвидении ожидающей ее участи. Ведь он должен будет сейчас расстаться с ней и уже не сможет защитить ее от этих зверей. На его лице отразились отчаяние и несказанная скорбь.

«Может быть, лучше мне самому убить ее?» — подумал он.

Не получая ответа из мельницы, осаждающие осмелели, спустились еще ниже по камням и приблизились ко дну долины. Все тесней стягивалось кольцо вокруг мельницы. Приближалась минута решительных действий.

—Сдавайся, бунтовщик! Ответа не последовало.

На мельницу посыпался град пуль. Огонь усиливался, и турки придвигались все ближе… Мельница молчала по-прежнему, и турки решили, что укрывшийся внутри мятежник безоружен. Пули все чаще ударялись о стены, наступление переходило в штурм.

Турки были теперь совсем близко. Настала последняя минута. Огнянов стоял у окна, доктор — у входа.

Товарищи переглянулись и одновременно разрядили револьверы в густую толпу врагов. Этот неожиданный ответ уложил на месте трех турок и показал неприятелю, какими силами располагает мельница. Турки поняли, что осажденный не один. Это их смутило, но только на мгновение. Клисурские победители с ревом кинулись к мельнице. Одни еще стреляли с обрывов, другие — уже из долины, целясь в оконные и дверные проемы, чтобы осажденные не могли высунуться и вновь открыть стрельбу по осаждающим. Это был уже настоящий штурм.

—Ну, доктор, придется нам сейчас умереть, брат. Прощай навеки! — сказал Огнянов.

—Прощай, брат!

—Доктор, ни один из нас не должен попасть к ним в руки живым!

—Конечно, Бойчо! У меня еще четыре патрона; один оставлю для себя…

—А я, доктор, оставлю два.

И Огнянов невольно обернулся к Раде. Она лежала все так же недвижно, но лицо ее теперь побелело как полотно; по ее груди медленно текла струйка крови, застаиваясь красными лужицами в складках платья… Шальная пуля попала в девушку рикошетом. Рада была уже мертва. Ее обморок перешел в вечный сон.

Покинув свой пост, Огнянов подошел к ней, преклонил колена, взял ее холодные руки в свои и долгим поцелуем приник к ее ледяным устам; он осыпал поцелуями и ее лоб и рану, на которой уже застывала кровь. Быть может, он что-нибудь сказал Раде, быть может, шепнул во время этих прощальных поцелуев: «До свидания в мире ином, Рада», — но если и так, слов его нельзя было расслышать из-за стрельбы за стеной, из-за ударом нуль внутри. Он покрыл ее своим плащом. Когда Бойчо выпрямился, по щекам его двумя струйками катились слезы.

И в каждой из этих слез был целый океан мук… А может быть — кто знает? — и какая-то доля благодарности провидению…