Января. С утра поменял деньги, а потом диктовал

С утра поменял деньги, а потом диктовал. Статья о дискуссии у Мейерхольда92, пожалуй, вышла достаточно удачной, однако московский репортаж для «Дневника» не движется. Утром Райх устроил мне выговор из-за того, что я (несколько неосмотрительно) появился в доме Герцена с Бассехесом. Снова наставление, каким осторожным здесь надо быть. Эта осторожность – наиболее очевидное проявление насквозь политизированной жизни. Я был очень рад, что в представительстве, пока диктовал, не столкнулся с Бассехесом, который еще спал. Чтобы не идти в дом Герцена, я купил себе икры и ветчины и поел дома. Когда я около половины пятого пришел к Асе, Райха еще не было. Прошло больше часа, прежде чем он появился, и он сказал мне потом, что по дороге к Асе у него снова случился сердечный приступ. Асе было хуже, и она так была занята собой, что не обратила внимания на опоздание Райха. У нее снова температура. Прямо-таки невыносимая соседка почти постоянно была в комнате, а потом к ней самой пришли гости. Вообще-то она все время любезна – если бы только не торчала у Аси. Я прочитал Асе набросок для «Дневника», и она сделала несколько очень точных замечаний. Под конец в разговоре зазвучала некоторая теплота. Потом мы играли в домино, в комнате.

Пришел Райх. Тогда мы играли вчетвером. Вечером у Райха было заседание. Около семи я выпил с ним в нашей обычной кондитерской кофе, потом пошел домой. Мне все больше становится ясно, что в дальнейшем мне требуется твердая опора для моей работы. Переводческая работа, конечно, в качестве такой опоры совершенно не годится. Необходимым предварительным условием является открытое выражение своей позиции. Что удерживает меня от вступления в КПГ, так это исключительно внешние обстоятельства. Сейчас, пожалуй, тот самый момент, пропустить который было бы опасно. Дело в том, что именно из-за того, что членство в партии для меня будет, возможно, лишь эпизодом, не стоит с этим медлить. Остаются сомнения внешнего характера, под давлением которых я спрашиваю себя, нельзя ли интенсивным трудом скрасить в деловом и экономическом отношении положение левого индивидуалиста таким образом, чтобы оно и дальше обеспечивало мне возможность масштабной работы на моем прежнем поле деятельности. Но можно ли эту работу без разрыва с прежней ситуацией перевести в новую стадию – вот в чем вопрос.

Но и в этом случае «опора» нуждается во внешнем подкреплении, скажем, редакторской должности. Во всяком случае, грядущая эпоха, кажется, отличается для меня от предыдущей тем, что ослабевает влияние эротического начала. Я осознал это не без влияния наблюдений за отношениями Райха и Аси.

Я заметил, что Райх сохраняет твердость при всех колебаниях Аси, и ее выходки, от которых я бы сошел с ума, на него не действуют, или он не подает вида. И если только не подает виду, то это уже очень много. Все дело в «опоре», которую он нашел здесь для своей работы. К реальным отношениям, которые она ему здесь обеспечивает, добавляется, конечно, и то, что он здесь является представителем господствующего класса. Именно этот процесс формирования всей системы господства и делает жизнь здесь такой содержательной. Она настолько же замкнута на себя и полна событий, бедна и в то же время полна перспектив, как жизнь золотоискателей в Клондайке. С утра до вечера идут поиски власти. Вся комбинаторика жизни западноевропейской интеллигенции чрезвычайно бедна в сравнении с бесконечными перипетиями судьбы, которые человек успевает пережить здесь за один месяц. Конечно, из-за этого может возникнуть своего рода опьянение, так что жизнь без заседаний и комиссий, дискуссий, резолюций и голосования (а это все войны или, по крайней мере, маневры на пути к власти) покажется просто невозможной. Но это […]93 связано с выражением позиции, и возникает вопрос, можно ли оставаться во враждебном и незащищенном, негостеприимном и продуваемом сквозняком зрительном зале или придется так или иначе принять свою роль на гремящей сцене.