III. Общее собрание 2 страница

^а Далее зачеркнуто черными чернилами: «земли».

^ «установить» написано черными чернилами поверх зачеркнутого такими же чернилами: «определить».

^в «они» написано черными чернилами над строкой.

308

если бы над нами всеми, русскими рабочими и крестьянами, если бы над рабочими и крестьянами Франции, Англии, Германии не сидели бы эти хищники, эти паразиты, эти эксплуататоры труда, эти крупные богачи, эти владельцы колоссальных железоделательных заводов, как Крупны в Германии, как Шнейдеры во Франции, как Виккерсы в Англии/ эти богачи, которым всего этого мало, которым нужны миллиарды, я если бы они не заставляли нас друг другу перегрызать горло для них, а не для нас. Много ли вы, крестьяне и рабочие, нажили во время войны? А вы знаете, какие миллионы нажили эти господа [? ]. Это продолжается везде — и в Англии, и во Франции, все народы бедствуют, и немецкий народ тоже ^е страдает. Товарищи, мы говорим: «Не нужно войны ни при каких усло­виях». Мы взываем к народам всего мира и говорим: «Народы всего мира, возьмите в свои руки решение этих вопросов, начните тотчас же одновре­менно энергичную борьбу с правящими классами, которые втравляют вас в эту войну, начните эту борьбу и не допустите, чтобы они решали ваши судьбы, не допустите не только ^ж во время войны, но даже когда будет за­ключен мир, ³ не допустите дипломатов, чтобы они где-то тайком в Париже собрались и стали кроить карту мира, стали решать за вас, крестьяне и рабочие, что делать и на кого ^и что наложить. Довольно, товарищи, бу­дет!». (Аплодисменты). Представители рабочих и крестьян —• вот кто съедутся на международный конгресс, вот кто решит судьбу мира, а не эти господа золоченые дипломаты. (Аплодисменты)... ^к Но вы скажете: «Все это хорошо, это прекрасные слова, мы все этому сочувствуем, но сей­час ведь вопрос другой, ведь война разгорелась, ведь на нас напали, и так или иначе, но враг на нашей земле, что же нам тут делать?». Мы, то­варищи, этого не забываем, мы обращаемся ко всем рабочим без различия: французским, английским, немецким, русским, -¹¹ но к немецким и австрий­ским мы имеем особое слово, и им ^м мы говорим: «Товарищи, когда началась война, то многие рабочие социал-демократы Германии протестовали про­тив этой войны так же, как и мы, но центр поддержал свое правительство». Товарищи, я был тогда в плену в Германии, я говорил там с ними, у меня много там личных друзей, я говорил им: «Как вы, социал-демократы, ко­торые на международных конгрессах говорили: „Долой войну и тира­нов! ", — как вы теперь будете давать кредиты и деньги Вильгельму для того, чтобы он посылал ваших детей и ваших братьев рабочих убивать сто­ронни ков Французской республики, которые вовсе воевать не хотели?». И вы знаете, они что мне отвечали? Они говорили: «Это правда. Поверьте, если бы только шла война между Германией и Францией, ни один из нас

^г «как Виккерсы в Англии» написано черными чернилами над строкой.

Д Далее зачеркнуто черными чернилами: «людей».

^е «тоже» написано черными чернилами над строкой.

^ж «не только» написано черными чернилами поверх зачеркнутого такими же чернилами: «ни даже».

³ Далее зачеркнуто черными чернилами: «вы».

^п «и на кого» написано черными чернилами вместо: «кому».

^к Многоточие в документе.

^л В текст «мы обращаемся... русским» внесены исправления черными чер­нилами. Текст до исправления: «мы говорим — все рабочие без различия, француз­ские, английские, немецкие, русские».

^м «им» написано черными чернилами над строкой.

309

не позволил бы этой войны. Но Франция вошла в союз с Россией. Вы зна­ете, что такое Россия, что такое русские казаки. Они придут к нам, начнут грабить, разорять, насиловать. Что они нам принесут? Они принесут цепи Николая II. Правда, ¹¹ у нас наполовину самодержавие, если мы наполо­вину рабы Вильгельма, но как у нас ни худо, как у нас ни печально, но признайте, что нам все-таки в тысячу раз лучше, чем вам. Вас могут ночью схватить в вашей постели, вырвать из рук плачущих детей и жены, ута­щить в каземат и повесить или послать без суда ° в Сибирь. У вас нельзя сказать слова, у вас не может выходить ни одна честная рабочая или крестьянская газета, ее сейчас закрывают, а редактора или сотрудников высылают. И вы говорите нам, что мы не должны защищаться от этого вар­варства! Нет, так мы не можем, мы не можем не давать ^п денег Вильгельму. Тут мы должны дать, потому что тут предстоит выбор между тем, что у нас плохого, и тем ужасом, который вы приносите.Р Пока Россия не станет свободной страной, пока она будет угрозой цивилизации и свободе, ⁰ до тех пор мы будем защищаться, и будь мы прокляты, но мы на допустим, чтобы германская культура была затоптана казацким каблуком!».¹ Что масса так к этому относится, это не подлежит сомнению, и те самые германские товарищи, которые укрывали нас, которые собирали послед­ние крохи, чтобы нам помогать, которые очень тепло ухаживали за рус­скими, они все-таки пошли на войну, пошли защищаться против русского тирана. Но они действовали неправильно, они должны были воззвать к вам, русские граждане, как мы будем взывать к ним, и сказать: «Низ­вергните русского тирана!». К этому они не воззвали, потому что они не надеялись. И когда я им говорил: нужно верить в великую мощь рус­ского народа, когда я говорил, что это молодой народ, у которого только начинают открываться глаза, что этот народ еще скажет решительное слово, они прислушивались к этому не то недоверчиво, не то сдержанно, потому что до сих пор мало было у них основания, чтобы верить в быструю победу революции в России. Но теперь, товарищи, все сразу перемени­лось. Месяц тому назад они были свободной страной, а мы были варвар­ской страной. Месяц тому назад они могли говорить, что, воюя с нами, они защищают свободу мира от варваров, но теперь мы — демократиче­ская республика, мы — одни из самых свободных, они же еще стонут под железной пятой Вильгельма. И мы говорим им.: У «Товарищи рабочие, если в начале войны у вас могло быть оправдание, когда вы поддерживали правительство, что вы воюете с нами как с варварами, теперь у вас этого оправдания нет. Теперь мы сделали у себя революцию, сделайте ееФ и вы, потому что вы говорили: „Мы-то сделаем революцию, у нас пять мил-

^н Далее зачеркнуто черными чернилами: «если».

⁰ «без суда» написано черными чернилами над строкой.

^п Далее зачеркнуто черными чернилами: «ни одной капли».

Р «приносите» написано черными чернилами вместо: «наносите».^ _ _

^с «цивилизации и свободе» написано черными чернилами над строкой.^Ц||{|

^т В текст: «и будь мы... каблуком!» внесены исправления черными чернилами. Текст до исправления: «и мы будем прокляты, но мы не допустим, чтобы германская культура была плодом казацкого оружия».

У «им» написано черными чернилами.

Ф «ее» написано черными чернилами над строкой.

310

Член Исполкома Петроградского Совета р. и с. д. А. Н. Падерин.

лионов социал-демократов есть"». Теперь они не могут этого сказать. Щмы говорим: «Товарищи, германцы и австрийцы, русский народ протя­гивает вам руку, он говорит: восстаньте против своего правительства и уничтожьте его так, как мы уничтожили наше. Демократическая Россия, свободная Россия не может быть угрозой ни для чьей^х свободы, ни для какой цивилизации. Она сейчас обнаружила такую силу, которой еще не было никогда у мира, силу демократии. Ваше правительство, ваш Вильгельм — главный враг русской свободы. Кто поддерживал все время Николая Романова, как не Вильгельм, кто в 1905 г. обещал Николаю Романову поддержать его во всей силе прусских штыков и говорил: не давай никакой свободы русскому народу? Вильгельм II. Что сейчас говорят шпионы в прокламациях, которые разбрасываются на нашем фронте? Они говорят: „Солдаты, у вас был хороший царь, а теперь пришли англичане и его сменили. Поэтому вы должны разорвать с англичанами и с нами не воевать". Они, видно, имеют в виду в случае победы над нами восстановить Николая П. Поэтому, товарищи, поскольку германский народ нас не поддержит, поскольку он не остановит нашествия германских

^х «чьей» написано черными чернилами поверх зачеркнутого такими же черни­лами: «какой».

311

армий на Россию, весь русский революционный народ, все русские респуб­ликанцы, все сторонники русской свободы окажут им самое решительное, самое энергичное сопротивление до последней капли крови» (Аплодис­менты). Мы говорим: «Мы не позволим никому, ни внутреннему нашему тирану Николаю, ни внешнему Вильгельму отнять у нас те великие за­воевания, которых мы добились ценой своей крови после столетнего раб­ства. И только тогда мы установим мир, и только тогда перекуем снова мечи на орала¹* и вернемся к своим мирным⁴ занятиям для того, чтобы строить начало новой жизни, жизни свободы, жизни демократии».¹¹¹

Разрешите, товарищи, после того что я вам сказал, огласить текст обращения, который предлагает Исполнительный комитет.Щ

Совет переходит к обсуждению обращения.¹*¹

Полковник Козеко.⁹ Товарищи, внемлите слову боевого солдата, закаленного боями. 18 месяцев я командовал ротою на фронте, шесть месяцев — батальоном и, случайно приехав сюда, попал в эту тор­жественную минуту в среду моих дорогих солдат, которые меня провоз­гласили своим атаманом. Дорогие товарищи, прошу вас, послушайте ме­ня, старого солдата: сейчас очень опасный момент, момент быть или не быть России в наших руках — той красоте, свободе, общей демократической свободе. Но я боюсь как солдат, что мы ее потеряем. Товарищи, что нам нужно делать, чтобы эта свобода не провалилась под землю, чтобы страш­ный деспот Вильгельм не пришел сюда, не отнял от нас это все и не воссел на новый престол? Послушайте меня как солдата, русского солдата: для победы нужны порох, снаряды, оружие и полный порядок в войсках. Товарищи, от...^ю

Ц «на орала» написано черными чернилами над строкой.

⁴ «мирным» написано черными чернилами над строкой.

^ш Далее карандашом над строкой написано и зачеркнуто тем же карандашом: «Оглашается текст обращения к пролетариату всех стран».

Щ На полях слева синим карандашом фраза из трех слов, два из которых напи­саны неразборчиво. Второе слово: «и нет». На обороте предыдущего листа написана простым карандашом: «Речь Ю. М. Стеклова покрывается продолжительными шум­ными аплодисментами». Текст обращения см. в Приложении I.

^ы Эта фраза написана простым карандашом поверх зачеркнутого синим каран­дашом: «Чхеидзе. Теперь мы переходим к обсуждению этого вопроса».

^э В «Известиях» от 16 марта и «Речи» это выступление изложено так (в «Изве­стиях» от 18 марта оно отсутствует): «Выборный командир Измайловского полка об­ратился к собранию с горячей речью, призывая к поставке оружия, снарядов и к орга­низации порядка. „Я старый солдат, — говорил командир полка, — и я заявляю вам: сейчас очень опасный момент, решается вопрос, быть или не быть России и за­воеванной ею свободе. Что же нам нужно делать, товарищи, чтобы сохранить нашу свободу? Нужно оружие, снаряды и порядок. Я недавно говорил с ген. Корниловым. Он сообщил мне о своем желании образовать национальные полки из войск Петро­градского гарнизона для поддержки завоеваний революции. У нас, измайловцев, уже установился полный порядок. И знайте, товарищи солдаты, что мы, офицеры, которым вы верите, вам нужны. Единодушными усилиями мы вместе должны создать порядок_г чтобы тесными рядами отстоять Россию и русскую свободу от врага"».

^ю Так в документе. Далее запись выступления Козеко не воспроизведена. Текст выступлений Козеко, Рыжкова, Болначева, Милютина, Фролова, Авилова перечерк­нут синим карандашом и вместо него вписана фраза простым карандашом: «Выступают полковник Козеко, Рыжков, Болначев, Милютин, Авилов». Далее текст до выступ­ления Муранова напечатан на другой машинке.

312

Рыжков. Товарищи, когда я шел сюда, я не знал содержания обра­щения и думаю, что не знали его девять десятых присутствующих здесь. Первый докладчик сказал нам прекрасную речь, но всю ее построил на де­магогических началах, от начала до конца сказал то, что мы переживали. Товарищи, я бы мог вам сказать гораздо больше, я бы мог развить перед вами еще более ужасную картину того, что перестрадал русский парод, но, к сожалению или к счастью, это не имеет никакого отношения к теме. Это несчастье, что мы в пять минут решаем мировые вопросы, заставляет меня самым энергичным образом протестовать против затыкания ртов. Докладчик говорил целый час, а вы такой важнейший вопрос решите простым присоединением к резолюции. Я лично к ней всецело присоеди­няюсь, нахожу ее прекрасно составленной, но не время для этого теперь. Посмотрите, что делается теперь на Рижском фронте, где собирается кулак, и неизвестно, как отнесутся к вашему прекраснодушному воззва­нию ваши союзники. Тов. Стеклов говорил ^я о своих впечатлениях, о своих разговорах с немецкими солдатами. Он говорил, что немцы пошли на за­крепощенную Россию, но он утаил от вас, что первый удар свой немцы направили на свободную Францию и на Бельгию. Быть может, призыв России явится свидетельством того, что мы слабы, что за революцию рас­тратили все свои силы, и решат они — пойдем дружно и сломим их.

Председатель Чхеидзе, Товарищи, я не знаю, по чьему адресу говорил сейчас оратор, кто замыкал ему рот. Мы подчиняемся вашему постановлению — это во-первых, а во-вторых, никто ничего здесь не скрывал, не утаивал. Я очень просил бы не делать таких заключений. Позвольте, товарищи, рассчитывать на взаимное доверие, а если этого взаимного доверия нет, то мы лучше разойдемся по домам. Повторяю, никто ничего не скрывал, и докладчик говорил то, что повелевает ему го­ворить в настоящий момент долг перед революцией и перед свободной Россией.

Болначев. Неужели эти слова, этот клич, клич раскрепощения, не будет услышан, не будет подхвачен как воюющими, так и не воюющими товарищами? Нет, это слово раздастся по всем рядам солдат, по всем рядам рабочих, поднимется мощная сила их, и скажут они своим властителям: мы не хотим идти против свободы, мы также хотим, протянув им руку, идти вместе в международной борьбе вместе против поработителей, против капитала, мы также водрузим вместе с ними знамя, на котором будет начертано — демократическая республика. Клич наш будет услышан. Мы не хотим никаких аннексий, мы не хотим порабощать народы, нам не нужно захватов. Каждая нация имеет право на самоопределение; и Польша, и Литва, и все другие народности должны решить сами, к кому они желают присоединиться. Наше дело — раскрепостить, дать клич, а если клич этот не будет услышан, мы не позволим посягнуть на нашу свободу.

Федоров. Товарищи, в пять минут очень трудно высказать сооб­ражения по такому крупному вопросу, как отнестись к кровавой бойне, которая развивается сейчас на фронте. От имени социал-демократической фракции ^а в Совете р. и с. д. я позволю себе высказать несколько сообра-

^я «говорил» написано карандашом над строкой.

^а Имеется в виду большевистская фракция.

313

жений. Товарищи, обсуждая манифест, с которым мы хотим обратиться к рабочим воюющих стран, мы прежде всего должны иметь в виду созда­ние таких условий, при которых можно было бы договариваться о прекра­щении той бойни, которая всею своей тяжестью ложится на плечи проле­тариата, крестьянства и солдат. Мы должны сказать пролетариату всех стран, что враги ваши не те, которые в вас стреляют, а враги сзади вас, которые ударяют вас в спину. Это должны мы сказать, но это область предположения. Что же должны мы делать сейчас? Сейчас нужно решить вопрос о тех условиях, которые можно было бы положить в основу заклю­чения мира, нужно сказать, чего мы, собственно, хотим. Нельзя же ска­зать: прекратите войну, бросьте ружья и идите по домам. Или мы будем стоять на фронте, будем продолжать войну, пока не придем к убеждению, что бьемся лоб об лоб и что лучше разойтись. Нужно определить условия, на которых мы будем договариваться. Мы не можем полги за господами Милюковыми, не можем захватывать Дарданеллы и проливы, которые нам. рабочему классу и крестьянству, не нужны. Война должна быть закон­чена без аннексий, без контрибуций, потому что это будет лишь яблоком раздора, и что каждая нация должна иметь право на свободное самоопре­деление.

Милютин. Товарищи! 30 месяцев льется уже кровь народов, ко­торых ввергли в кровавую бойню их деспоты, все время угнетающие народы. Наш деспот стал уже мифом, и нам предлагают обратиться с пред­ложением к другим пародам сделать то же. Товарищи, отнеситесь внима­тельно к этому предложению. Для того чтобы прекратить эту бойню, необходимо прежде всего ясно и точно сказать, как говорил предыдущий товарищ, чего мы хотим, нужно раз навсегда уяснить, хотим мы завоева­ний или нет, нужны ли России те захваты, те аннексии, к которым призы­вал нас г. Милюков. Я не думаю, чтобы русский народ захотел сейчас ограбить какой-нибудь другой народ. Говорили нам, что не время сейчас думать о прекращении войны, что сейчас нарождается какой-то кулак у Двинского фронта, который и обрушится на нас. Товарищи, если мы не будем смотреть несколько дальше, если будем видеть только то, о чем нам сейчас говорят, то мы потеряем все, потеряем свободу. Если наше внимание будет обращено исключительно на фронт, то тогда может полу­читься скверная история — притаившиеся сейчас гады смогут поднять свои головы и нанести сзади предательский удар в спину. Помните, что подобный удар готовился уже нам, когда мы не обращали внимания на вну­треннюю политику, помните, откуда шло предложение открыть Двинский фронт. Товарищи, только свободная Россия может говорить свободно и только свободная Россия может защититься от таких нападений. Я ду­маю, что в обращении Совета р. и с. д. должны стоять прежде всего слова о том, что мы не хотим захватов, не хотим аннексий, не хотим контрибуций и для каждой нации будем добиваться свободного самоопределения.

М а нт к о в. Товарищи, мы завоевали свободу, но на нашем флаге красном свободы должна быть написана еще победа. Мы видим, что капи­талисты ввергли нас в эту войну, натравили друг на друга, запутали нас в паутинные нити. Они нас запугали, а мы должны как-нибудь из этих нитей выкарабкаться. Мы должны подать ^ерез кровавые штыки руки германскому пролетариату и пролетариату всею мира и сказать, что мы

314

теперь свободны, что русский человек, который, считали, стоит на самой низкой ступени своего достоинства, оказался на самой высокой ступени этого своего достоинства и уже не вы нам, а мы вам можем послужить примером, п мы обращаемся с этим предложением к вам. Помните, что все тяжести войны, все убытки лягут на наши плечи, на наши спины. Посмотрим, как поступит тогда германский пролетариат, как отнесется к этому призыву, а пока мы должны быть наготове. Наготове до тех пор, пока германцы не задушат своего Вильгельма, а если они этого не сделают, то мира не может быть до тех пор, пока мы не повесим Вильгельма.

Прежевацкий или Фролов." Товарищи, то обращение, которое предлагает нам наш Исполнительный комитет, является действи­тельно тем продуктом творчества, на который способен только русский народ и под которым мы должны подписаться. Но, товарищи, я обращаюсь к вам еще со следующим. Не будет ли это обращение гласом вопиющего в пустыне? В то время, когда всюду льется кровь, когда германский народ готовит пушки, пулеметы, мы обратимся к нему со словами, что мы братья с ним. Не будет ли понято это обращение так, что мы слабы, что мы не мо­жем оказать сопротивления, и не удвоит ли германский Вильгельм свои силы, не поведет ли на нас свои полчища? Товарищи, здесь раздавался воп­рос, чего хочет народ. Народ хочет свободы, и во имя этой свободы народ должен продолжать войну, навязанную нам правящими классами. Нам говорили затем об ударе в спину, но ведь французской революции был нанесен удар извне, пришел русский царь и подавил французскую сво­боду. Не находится ли и Россия сейчас в подобном положении, не придут ли полчища Вильгельма и не подавят ли русскую свободу, как русские пода­вили французскую свободу? ⁴ И вот, товарищи, прежде чем обращаться с этим воззванием, я бы советовал обратиться ко всем гражданам России с такими словами, что та свобода, которую мы вырвали из рук паразитов, в опасности, и опасность эта идет не с тыла, а с того фронта, на котором 30 месяцев льется кровь, и потому готовьтесь все к решительному бою с тем паразитом, который хочет нас задушить, который ведет свои пол­чища для того, чтобы посадить на кровавый трон того, от которого мы только что этот трон освободили.

Авилов. Наш долг как социалистов обратиться ко всем народам с призывом объединиться для борьбы с теми, которые нас угнетали и угне­тают и которые проливают пашу кровь. И мы будем звать товарищей гер­манских с.-д. и товарищей австрийских с.-д. освободиться от своих власти­телей так, чтобы настал конец такой же, ^в как и для Николая Романова, и для Гогенцоллернов.

Председатель Чхеидзе. Как член Исполнительного ко­митета я хочу предупредить вас, товарищи, чтобы не вышло здесь какого-нибудь недоразумения. Первый оратор, который взял слово, сказал: «Я обеими руками подписываюсь под этим документом, но не окажется ли он прекраснодушием, мечтой». О чем же говорится в этом документе? Будем совершенно искренни и откровенны — мира жаждут все, мира

" В отчете о заседании Сонета, опубликованном в «Известиях» (18 марта, № 18, с. 6), указывается, что выстукал Фролов.

^в «такой же» написано карандашом над строкой.

315

жаждут те, которые вызвали эту войну, жаждет Вильгельм, который ста­рому богу своему молится, чтобы избавиться от войны. Все жаждут мира, и я жажду мира, но ведь вопрос идет о том, с кем будем мы говорить об этом мире. Говорить о мире с теми, которые затеяли эту войну, говорить с дипломатами, которые разного рода хитросплетения пускают [в] ход, мы не можем. Мы заявляем, что взяли дело в свои руки; отныне мы решаем вопросы и о войне, и о мире. Мы желаем мира, но с кем? Когда мы обра­щаемся к германскому и австрийскому народу, то у нас речь идет не о тех_т которые толкнули нас на войну, а о народе, и народу мы говорим, что хо­тим начать мирные переговоры, но для этого, говорим, нужно будет одно условие, без которого общего языка у нас не найдется: сделайте то же, что сделали мы, то есть уберите Вильгельма и его клику. Товарищи_т можно ли против этого возражать? Кто-то сказал, что это может остаться гласом вопиющего в пустыне. Это еще вопрос большой, товарищи. До сих пор слова, которые раздавались из России, могли еще оставаться гласом вопиющего в пустыне, но слова русского народа, свободного народа гласом вопиющего в пустыне не могут остаться. Мир без всяких захватов, без аннексий, без контрибуций. Но прежде чем говорить об этом мире, потру­дитесь несколько походить на нас. До сих пор мы у вас учились, теперь не угодно ли нам подражать — уберите Вильгельма. А пока что же мы будем делать? У нас есть победоносная революция, у нас есть свобода и во имя этой свободы мы готовы положить свою жизнь до последней капли крови где бы то ни было — на фронте ли то будет, здесь ли в тылу — мы станем грудью для защиты нашей свободы и нашей революции и до пос­ледней капли крови будем бороться за нее. Пусть слышат об этом и австрийцы, и германцы, и весь мир. А в ожидании что же мы будем скла­дывать руки и плевать в потолок? Ничего подобного — мы с оружием в руках и здесь, и на фронте, мы находимся еще в процессе войны. Вот, что говорится, товарищи, в этом документе. Пусть Вильгельм не думает, что он вернет своему бывшему другу трон в России — это пустяки. Быть может, и друг его, узник, который сидит в Царском Селе, тоже мечтает о том, что придет из Германии старый друг и поможет ему. Он тоже по­мазанник божий, ну что же — помазанник, значит, и надо смазать. (Апло­дисменты, смех). Это значит, во-первых, а во-вторых, мы будем бороться за нашу мать — Россию, которая была в цепях, и не позволим никогда и никому взять снова нашу мать в оковы. (Аплодисменты). Ко мне посту­пило предложение о прекращении прений, но, прежде чем его голосовать/ позвольте сообщить радостное известие — среди нас есть т. Муранов, и он просит слова. (Все встают, приветствуют Муранова, играется Марсельеза).

Муранов. Товарищи рабочие, товарищи солдаты, позвольте вас поблагодарить за приветствие от себя и от тех, кому вы дали возможность выйти из тюрьмы, из каторги и возвратиться из ссылки. Низкий поклон вам. (Аплодисменты). Поздравляю вас, товарищи, с рухнувшим произво­лом. Товарищи, когда я зашел сюда, то слышал — здесь обсуждалось об­ращение Исполнительного комитета к нашим товарищам другой страны — Германии, ко всем борющимся. Так вот, товарищи, я предлагаю — не пу-

^г «Ко мне... голосовать» зачеркнуто карандашом. В тексте «Известий»,)та фраза отсутствует.

316

гайтесь тех громких фраз, которые говорят, что немец со своим брониро­ванным кулаком придет и задавит нас. Нет, если бы это предвидели, так мы бы об этом сами сказали вам, мы бы сказали: «Товарищи, бросайте винтовки и идите сюда спасать»; а мы говорим: «Держите винтовки, ибо и там грозит опасность, да и здесь еще не все спокойно, есть еще 1ады, попрятавшиеся в норы, они ждут между нами малейшей сумятицы, чтобы эту так дорого нам доставшуюся свободу отнять, отбить». Предлагаю вам, товарищи, голосуйте, поддерживайте этот манифест. (Аплодисменты).

Чхеидзе. (Происходит голосование по вопросу о прекращении прений).Д Прения прекращены. Товарищи, сегодняшний день свидетель­ствует, что Совет р. и с. д. вполне уразумел значение и величие пережи­ваемого нами момента, и ваш Исполнительный комитет будет черпать свои силы в вашей воле и в вашем понимании. Да здравствует Совет р. и с. д., да здравствует пролетариат! Ура! °

Чхенкели. Товарищи рабочие и солдаты, как сказал нам предсе­датель, действительно со мною чуть не случился скандал, я чуть было не захотел умереть рабом. ^ж Сейчас, как видите, я живу свободным чело­веком. И эта свобода достигнута вами. Я в этой борьбе непосредственного участия не принимал. Поэтому первым долгом я должен вас поблагода­рить, что вы дали мне возможность жить свободным гражданином. Това­рищи, мы присутствуем сегодня в один из торжественных, в один из ве­личайших моментов великой русской революции. Вы приняли сегодня воззвание ко всем трудящимся массам мира, и это воззвание, товарищи, есть и останется наиболее важным, наиболее значительным, наиболее великим документом, какой только мог сделать великий народ, великий российский народ. Товарищи, в этом документе есть одно основное зерно; все остальное вокруг этого основного зерна, можно сказать, не играет такой большой роли. Весь этот документ есть призыв к революции. Вам сказали некоторые, к сожалению, товарищи, что этот документ может повредить русскому народу, может повредить нашему фронту. Этому вы ни в коем случае не должны верить. Наоборот, этот документ нас укреп­ляет, усиливает как на фронте, так и в тылу. Этот документ есть величай­ший призыв к пролетариям всех стран, к революционному восстанию про­тив тех, которые ввергли все народы в эту ужасную бойню. Не забывайте, вы завоевали свободу. Вы говорите, что вы явились вершителями судеб Российского государства. Стало быть, ваше слово будет понято вашими товарищами, нашими товарищами по ту сторону границы. Наши товарищи в Германии и Австрии — они все время твердят своему правительству, что нужно заключить мир. И теперь свободный народ обращается к ним с призывом, что нужно заключить мир, и говорит, что до заключения мира есть одно предварительное условие: вы должны свергнуть того монарха, от которого вы страдаете, вы должны свергнуть Вильгельма и его юнкеров, и после того как вы сделаетесь такими же свободными, как и мы, тогда

Д «Происходит... прений» зачеркнуто карандашом.

^е В документе заключительное слово Чхеидзе зачеркнуто простым и синим ка­рандашами. Вместо него простым карандашом написано: «Единогласно принимается обращение к народам всего мира». В «Известиях» заключительное слово Чхеидзе опущено, а напечатана эта вписанная карандашом фраза.

^ж Чхенкели имел в виду свою болезнь в февральские дни.

317

мы сумеем заключить мир, сумеем не обижать никого, само собою разу­меется, без аннексий, без контрибуций, об этом нам говорить не прихо­дится. Само собою разумеется, что, завоевав свободу, разве мы можем эту свободу отнимать у других. Этого нет, этого быть не может, и в до­кументе этого нет. Я приветствую вас, товарищи, от всей души, от всего сердца за такой величайший шаг. Вы будете гордиться, и не только вы — ваши дети, ваши внуки будут гордиться за тот шаг, который вами сделан сегодня. Да здравствует российский трудящийся класс, рабочие, солдаты, крестьянство. Да здравствует наша великая революция! (Аплодисменты).