Расти Беркус

Я начал жизнь как ребенок, неспособный к обучению. Я страдал искажением восприятия, которое называется дислексия. Ребенок-дислексик часто довольно быстро выучивает слова, но не подозревает, что видит их не так, как другие люди. Я воспринимал свой мир как чудесное место, наполненное формами, которые называются словами, и имел значительный зрительный словарный запас, что позволило моим родителям оптимистически оценивать мои способности к обучению. В первом классе я, к своему ужасу, обнаружил, что буквы важнее слов. Дети-дислексики переворачивают их, пишут задом наперед и даже ставят их не в том порядке. Поэтому учительница первого класса назвала меня неспособным к обучению.

Она написала свое заключение и на лето передала его учительнице второго класса, чтобы заранее создать у нее предубеждение против меня. Во втором классе я вполне справлялся с арифметическими задачками, но понятия не имел, как их оформлять, и обнаружил, что оформление гораздо важнее ответа. Теперь я был окончательно запуган учебным процессом, поэтому стал заикаться. Я не мог внятно говорить, не умел записать задачку и, следовательно, решить ее, не мог составить из букв слова — полная катастрофа. На каждом предмете я стал садиться на последнюю парту, стараясь не попадаться учителям на глаза, а когда меня все же вызывали, то, заикаясь, бормотал: «Я н-не з-знаю». Участь моя была решена.

Моя учительница в третьем классе уже также заранее знала, что я не умею ни говорить, ни писать, ни читать, ни считать, и поэтому не горела желанием уделять мне внимание. Я обнаружил, что наилучший способ отмучиться в школе — это симуляция болезней. Это позволяло мне проводить больше времени со школьной медсестрой, чем с учителями, или отыскивать малоубедительные причины для того, чтобы остаться дома или отпроситься домой. Этой стратегии я придерживался в третьем и четвертом классах.

И вот, когда я уже вот-вот должен был умереть интеллектуально, я перешел в пятый класс, и здесь Господь поставил надо мной внушающую благоговейный ужас мисс Харди. На всем западе Соединенных Штатов ее знали как самую грозную учительницу начальных классов. Эта невероятная женщина, росту в которой было не менее метра восьмидесяти, нависла надо мной, потом обняла меня и заявила:

— Он отнюдь не неспособен к обучению, он просто чудак.

Потенциал ребенка-чудака окружающие стали рассматривать с большим оптимизмом, чем ребенка, неспособного к обучению. Но на этом она не остановилась. Она сказала:

— Я разговаривала с твоей мамой, и она говорит, что когда она тебе читает, ты запоминаешь практически все, у тебя потрясающая память. Ты просто не стараешься, когда тебя просят составить из букв слова, и читать вслух тебе сложно. Поэтому я буду заранее предупреждать тебя, и ты будешь выучивать нужный отрывок наизусть, чтобы потом ответить в классе. Еще твоя мама говорит, что если тебя что-то интересует, ты объясняешь это с большим пониманием, но когда она просит тебя записать сказанное, ты застреваешь на буквах, и смысл от тебя ускользает. Поэтому когда другие дети будут отвечать мне в классе чтение и письмо, ты можешь спокойно сделать эти задания дома и принести их мне на следующий день. — И еще она добавила: — Я заметила, что ты не решаешься и боишься высказывать свои мысли, но я считаю, что любую мысль надо обсуждать. Я подумала над этим и не уверена, что моя затея сработает, но она помогла одному человеку по имени Демосфен... ты можешь сказать: «Демосфен»?

— Д-д-д-д...

— Ну что ж, ты сможешь. У него была плохая дикция, и он практиковался, набирая в рот камешки. Вот здесь у меня пара мраморных шариков, они большие, ты их не проглотишь, и я их вымыла. Отныне, когда я вызову тебя, мне бы хотелось, чтобы ты положил их в рот, встал и говорил до тех пор, пока я не услышу и не пойму тебя.

И разумеется, поддерживаемый ее недвусмысленно выраженной верой в меня и пониманием моих проблем, я рискнул, укротил свой язык и смог заговорить.

В шестом классе, к моей радости, мисс Харди опять вела наш класс. Поэтому мне посчастливилось провести под ее началом целых два года.

Все последующие годы я не упускал мисс Харди из виду и несколько лет назад узнал, что она смертельно больна раком. Решив, что ей, наверное, будет приятно увидеть своего единственного особого ученика, который живет за 1000 миль, я, наивный, купил билет и полетел к ней, чтобы встать в очередь (по крайней мере фигуральную) за несколькими сотнями других ее особых учеников — людей, которые тоже следили за ней все это время и совершили паломничество, чтобы возобновить отношения и подарить ей свою любовь в этот последний период ее жизни. В этой группе подобрались очень интересные люди — 3 сенатора, 12 представителей законодательных собраний, большое число директоров корпораций и разных предприятий.

Сравнивая свои воспоминания, мы обнаружили интересную вещь: три четверти из нас перешли в пятый класс, совершенно запуганные учебным процессом, не веря в свои способности, считая себя незначительными и полагаясь на волю случая. После обучения у мисс Харди мы стали считать себя способными, важными, влиятельными людьми, которым по плечу справиться с жизненными трудностями — стоит только попытаться,

Г. Стивен Гленн