Глава четвертая. ТРИ ОШИБКИ

" Тогда я спросил: где же стратегический резерв? "

и, перейдя на французский, повто­рил:

" Оu est la masse de manoeuvre? ". Гене­рал Гамелен

повернулся ко мне, покачал го­ловой, пожал

плечами и ответил: " Aucunе" (Его нет).

Уинстон Черчилль

Три главные ошибки, допущенные на первом этапе кампании 1940 года, относятся в основном к области стратегии. Французы не сумели довести до моря свою линию долговременных оборонительных сооружений. Когда началось наступление немцев, они не сумели обеспечить соответствующую замену этой линии. И, наконец, все, сказанное выше, затмевает тот очевидный факт, что они не создали никакого крупного подвижного резерва, который можно было бы бросить для восстановления положения.

Правда, в 1949 году Гамелен утверждал, что на вопрос Черчилля о наличии резерва он ответил не «его нет», а «его больше нет». Но факт остается фактом, имевшиеся резервы были настолько незначительными, что они не могли оказать влияния на обстановку. Во всяком случае, никакого «крупного» резерва не было.

Весьма важно сопоставить силы обеих сторон. Немцы располагали 136 дивизиями; союзники, включая Бельгию и Голландию, номинально имели 135 дивизий, хотя фактически общая численность живой силы у союзников была значительно выше, чем у немцев. Широко распространено мнение, что мощь немцев основывалась на огромном превосходстве в танках — французские официальные источники указывают цифру в 10 тысяч. На самом деле немцы наступали, имея 2800 танков и 700 бронеавтомобилей. Четыре союзные державы имели в общей сложности 3 тысячи танков и примерно такое же, как и немцы, количество бронеавтомобилей. Но они

были рассеяны вдоль границы, простирающейся от реки Эмс до Средиземного моря.

Когда Уинстон Черчилль 16 мая первый раз прилетел во Францию в связи с неотложными требованиями обстановки, в больших комнатах Кэ д'Орсе царило пораженческое настроение. В парке уже жгли архивы. Повсюду говорили, что через несколько дней немцы будут в Париже. Положение было безнадежным. Генерал Эрин, военный губернатор Парижа, советовал французскому правительству эвакуироваться из столицы.

В эту ночь Горт успешно завершил отход на реку Сенну. Вместе с ним левее отходила бельгийская армия, а правее, ведя тяжелые бои, — 1-я французская армия. Удержать рубеж реки Сенны не было никакой возможности, хотя генерал Жорж рассчитывал задержаться на нем на сутки. В ночь на 17 мая союзные армии снова отошли, на этот раз на рубеж реки Дондр. В ночь на 18-е они начали новый отход на рубеж Шельды и 19-го заняли позиции на этом рубеже. Но Шельда больше не являлась реальным препятствием; 1-я французская армия закрыла шлюзы, чтобы затопить район Валансьенна, и на участке английских войск глубина реки упала до одного метра.

Хотя противник оказывал сильный нажим на фронте 1-й французской армии и лишь несколько более слабый на фронте английских экспедиционных сил и бельгийской армии, но эти последовательные отходы были вызваны не нажимом со стороны противника, а чрезвычайно тяжелым положением, сложившимся в тылу союзных войск. Пока три армии отходили на севере, «клин» на юге перерос в прорыв, который рассек Францию и отрезал три северные армии. К 17 мая авангарды немецких танковых сил были у окраин Сен-Кантена, к 18-му они захватили Перонн, а 19-го были уже по ту сторону канала Дю-Нор и полным ходом мчались к морю.

19 мая — чрезвычайно важная дата кампании в Северной Франции. С занятием позиций на Шельде положение армий Севера впервые стабилизировалось. Но на юге стремительное движение немцев к морю продолжалось неослабевающим темпом. В Париже Рейно наконец решился отстранить Гамелена, и Вейган размышлял над тем, принять ли ему пост верховного главнокомандующего. В Лондоне все еще царил известный оптимизм,

основанный на запоздалой и не соответствующей дейст­вительности информации из французских источни­ков.

Генерал Горт на своем командном пункте обдумывал положение английских экспедиционных сил. Несмотря на принятое в последнюю минуту решение организовать оборону Абвиля, теперь стало ясно, что ничто не может остановить наступление немцев на пути к морю. Комму­никации англичан уже были перерезаны. Войска были отрезаны от главных баз снабжения, и Горт знал, что отныне придется рассчитывать только на передовые склады боеприпасов, горючего и продовольствия и на то пополнение запасов, которое может быть доставлено морем. Он знал также, что его единственная надежда на танковую поддержку — 1-я бронетанковая дивизия — не может теперь к нему прибыть, что штаб военно-воз­душных сил, вытесненных со своих аэродромов, уже находится на пути в Англию и что возможности авиаци­онной поддержки в будущем весьма неопределенны. На­конец, он знал, что, с того момента как немцы выйдут к морю, его тыловой район, простирающийся на 135 км между 1-й французской армией и Ла-Маншем, будет от­крыт для противника. Оценка обстановки Гортом пре­дельно ясно выражена в его донесении. Он указывает на три возможные альтернативы: первая — удержание ру­бежа Шельды в случае успешного одновременного контр­удара с севера и юга, при котором были бы восстановле­ны коммуникации с Францией; вторая — общий отход на рубеж Соммы, что, как он подчеркивал, «несомненно, встретит возражения бельгийцев, которые будут постав­лены перед выбором: либо отходить вместе с нами и оставить территорию Бельгии, либо сражаться одним на занимаемом рубеже, либо просить перемирия»; и, нако­нец, — отход к портам Ла-Манша.

«Я понимал, что этот путь был самой последней аль­тернативой... Он означал, что, если даже удастся исполь­зовать прекрасные портовые сооружения Дюнкерка, не­избежно придется бросить все тяжелые орудия и значи­тельную часть машин и снаряжения. Тем не мене я чувствовал, что при сложившихся обстоятельствах мне, возможно, не останется другого выхода. Поэтому было вполне разумно обдумать, что может повлечь за собой принятие такого плана».

В 13.30 начальник штаба английских экспедиционных сил генерал-лейтенант Паунелл позвонил по телефону начальнику оперативного управления военного мини­стерства и изложил ему три альтернативы.

Именно этот разговор и вызвал открытую критику действий Горта. Критика шла с двух сторон. Во-первых, со стороны французов: она началась с обвинения Горта в «независимости» и кончилась осуждением его за «де­зертирство». Во-вторых, со стороны англичан: суть ее ярко выражена в замечании генерала Алана Брука, быв­шего тогда командиром 2-го корпуса:

«Он был чрезвычайно обаятельным человеком и ода­ренным большими способностями командиром... Я не мог не восхищаться им... Но я не питал доверия к его руко­водству, когда ему пришлось управлять большими мас­сами войск. Казалось, он из-за деревьев не видел леса».

Язвительный и клеветнический характер этого заме­чания можно считать характерным для взглядов тех, кто не одобрял действий Горта. Впоследствии другие крити­ки добавили к этому предположение, будто бы Горт все время оглядывался на море. Насколько основательны были эти критические замечания, мы рассмотрим в од­ной из последующих глав.

Необходимо ясно представить себе положение Горта в общей военной иерархии. Как командующий англий­скими силами во Франции, он был подчинен начальнику имперского генерального штаба, а через него правитель­ству Невиля Чемберлена. Но, как командующий одной из армий фронта, он подчинялся по линии французского командования верховному главнокомандующему воору­женными силами союзников генералу Гамелену. Гамелен осуществлял свои полномочия через генерала Жоржа, командующего французским северо-восточным театром военных действий.

Таково было положение, когда 10 мая немцы пере­шли границу. Два дня спустя на совещании в Шато-Касто было решено, что обстановка требует более тесно­говзаимодействия между союзными армиями. Короля Бельгии и лорда Горта спросили, согласны ли они при­знать генерала Бийотта в качестве представителя генерала Жоржа, назначенного для координации военных усилий. В то время Горт, вообще говоря, занимал

место на четвертой ступени этой сложной системы командо­вания. Таким образом, он персонально отвечал только за свою армию. Ответственность за оперативное руковод­ство несли французские генералы.

С того момента как немцы форсировали Маас, фран­цузская стратегия рухнула, а вместе с ней рухнула и система командования. Генерал Бийотт оказался несо­стоятельным с самого начала.

Семь дней, последовавших за форсированием Мааса, дают материал для глубокого исследования распада французской военной машины. В течение этих семи дней Париж пытался командовать при помощи увещеваний, а войсковые командиры переводили эти увещевания на трезвый язык практических возможностей.

Горт официально признал, что отныне ему придется воевать на два фронта и главным образом на свой страх и риск. Прошлой ночью он совещался с генералом Бийоттом. Бийотт смотрел на вещи мрачно: он не верил в возможность восстановления фронта 9-й армии; из 1-й армии поступали удручающие известия. Французы не могли предложить какого-либо конструктивного ре­шения. Поэтому вечером 19 мая Горт разделил свой штаб на две части: одна, во главе с бригадиром Оливе­ром Лизом и подполковником Грегсон-Эллисом, должна была действовать на первоначальном фронте, именуемом отныне восточным участком, а вторая — во главе с гене­рал-майором Иствудом и подполковником Бриджменом — на вновь возникшем западном участке. Обе части работали под общим руководством начальника штаба генерала Паунелла.

Для того чтобы понять, как началось сражение на западном участке, необходимо вернуться на два дня на­зад. 17 мая, когда велась подготовка ко второму этапу отхода с рубежа реки Диль, стало ясно, что наступление немцев создавало угрозу району Перонна, расположен­ному далеко к югу, а в последующем и району Арраса, где располагался тыловой эшелон штаба. В тот день генерал Жорж предпринял одну из тщетных попыток воздвигнуть дамбу на пути потока, несущегося через Францию. 23-я английская дивизия, территориальное со­единение, обслуживавшее тыловой район, получила распоряжение занять позиции на рубеже канала Дю-Нор между Риолькуром и Арлё. Дивизия не имела ни

артиллерии, ни средств связи, она располагала весьма скудными транспортными средствами и не имела почти никаких тыловых подразделений. Она была не в состоя­нии выполнить поставленную задачу. Французские вой­ска не прибыли ей на смену и не заняли позиции на ее фланге. «Повиснув в воздухе», она ожидала удара про­тивника.

В это время Горт, начинавший терять веру в спо­собность французов сопротивляться, решил, что необходимо принять некоторые меры для обеспечения своего правого фланга. Он организовал смешанный отряд во главе с начальником разведки генерал-майором Мейсон-Макфарланом, поставив ему задачу прикрыть участок между Мольдом на правом фланге английских войск и Карвеном на канале Эр-Ла-Бассе. Это был первый шаг на пути к организации целого ряда сводных отрядов, которым впоследствии предстояло сдерживать на­ступление немцев на север. Вероятно, это был не­нужный шаг, поскольку 1-я французская армия в ко­нечном счете с большим мужеством удерживала свои позиции.

Одновременно с организацией отряда Макфарлана тыловой эшелон штаба приступил к организации общей системы обороны района Арраса, которую затем 18 мая возглавил генерал-майор Питер. Части, оборонявшие этот район, получили название группы Питера. 19 мая, после совещания у генерала Бийотта, 50-я дивизия, нахо­дившаяся в армейском резерве, была поспешно перебро­шена на импровизированном транспорте на правый фланг с задачей удлинить линию обороны от Карвена до Ла-Бассе.

К вечеру 19 мая Горт предпринял необходимые меры для обеспечения своего правого фланга на случай вне­запного удара с юго-запада. Однако из этого не следует, что была установлена прочная линия обороны. Войска — все, что удалось собрать за такой короткий срок, при­крывали скорее отдельные участки, чем рубежи. Однако к середине дня 19 мая с фронта 1-й французской армии поступили более благоприятные вести, и появилась уве­ренность, что теперь она будет удерживать свои позиции, расположенные полукругом от Мольда через Валансьенн к Дуэ. Положение противника тоже стало проясняться. В прорыве на широком фронте теперь определились два

направления удара: одно — по долине Соммы к побе­режью у Абвиля, другое — через Эден и Монтрёй к пор­там Ла-Манша. Горт получил короткую передышку, что­бы обдумать дальнейшие шаги.

Доклад генерала Паунелла об обстановке, переданный в Лондон, имел серьезные последствия. Айронсайд и Дилл (который в апреле был переведен из английских экспеди­ционных сил на должность заместителя начальника им­перского генерального штаба) не согласились с оценкой обстановки, данной Гортом, и с вытекающей из нее воз­можностью третьего пути. Сведения, поступавшие из Па­рижа, все еще были недостоверными, запоздалыми и не­реалистичными, и военный кабинет решил направить Айронсайда во Францию для выяснения обстановки на месте.

Горт и сам еще подробно не рассматривал свой тре­тий путь. Он изложил его простыми и ясными словами, но, основываясь на отрывочных сведениях, поступавших к нему от французов, считал, что все еще есть возмож­ность нанести двухсторонний контрудар — с севера и с юга. Он направил 5-ю дивизию на соединение с 50-й в районе Вими и приступил к разработке плана нанесения удара в южном направлении через Аррас на Камбре, ко­торый намечался на 21 мая.

Рано утром прибыл Айронсайд со следующей дирек­тивой военного кабинета: «...Английским экспедицион­ным силам двигаться на юг в направлении на Амьен, атакуя встречающиеся на их пути части противника, и расположиться левее французской армии».

Имелась в виду новая французская армия, которая, как предполагалось, формируется на рубеже Соммы. Этот приказ был совершенно нереальным. Он игнориро­вал все суровые факты обстановки. На восточном участке, фронта главные силы английской экспедиционной армии вели бои на рубеже Шельды. Боеприпасы были ограничены только возимыми запасами; уже ощущался недостаток продовольствия; транспортных средств стано­вилось все меньше; еще имелись порядочные запасы го­рючего, но только в районе Лилля, а общий отход к югу означал, что придется оставить склады в Лилле. Надеж­да на то, что бельгийцы станут участвовать в этом пере­мещении, означавшем для них неизбежность окончатель­ного ухода из Бельгии ради сомнительной авантюры на юге, была иллюзорной, а уверенность в том, что 1-я французская

армия сможет действовать в полную силу, была тоже шаткой.

Если еще требовалось, чтобы генерал Айронсайд, увидев положение в истинном свете, сделал правильный вывод из обстановки, то этому способствовало поступив­шее после его прибытия в штаб Горта сообщение, что танки противника уже вышли в район южнее Арраса. Сразу же стало ясно, что решение Горта наступать на юг силами 5-й и 50-й дивизий с теми танками, которые можно было использовать, при сложившейся обстановке, являлось единственной практически осуществимой ме­рой. По окончании совещания Айронсайд выехал во французский штаб, чтобы сообщить этот план Бийотту.

В качестве альтернативы этому плану была предло­жена идея генералом Бруком, который в то время, по-ви­димому, предпочел отход на Остенде и Зебрюгге во взаи­модействии с бельгийской армией. Эта необычайная идея была как будто отвергнута.

Бийотт сразу же согласился принять участие в реали­зации плана Горта, выделив две дивизии и французский кавалерийский корпус, в котором оставалось лишь 25 процентов штатного количества танков. К 18 часам 12-й уланский полк под командованием полковника Гер­берта Ламсдена, который отличился своими разведыва­тельными действиями в ходе всей кампании, был оттес­нен на рубеж Аррас — Сен-Поль. Сила и направление немецкого удара с юга были теперь выяснены. В этот час генерал-майор Франклин в качестве командира опе­ративной группы Франклина, как теперь стали имено­ваться 5-я и 50-я дивизии, созвал совещание для окон­чательного уточнения плана наступления, назначенного на 21 мая. Французы, которые обещали прислать своих представителей, на совещание не явились.

Тем временем Горт продолжал работать в своем шта­бе над сколачиванием сил, предназначенных для ликви­дации прорыва. На основе поступивших сведений о тем­пах и размахе немецкого наступления было быстро уста­новлено, что ни один пункт на 136-километровой линии каналов, от фланга французской армии в Миллионфоссе до Гравлина, в достаточной степени не защищен. На ли­нии канала, в районе Сен-Поль — Карвен был сформи­рован сен-польский отряд под командованием генерал-майора

Кертиса, а полковнику Ашеру, начальнику участ­ка зоны коммуникаций, который по собственному почину уже тщательно разработал меры для охраны подступов к Дюнкерку в своем районе, было приказано сформиро­вать сводный отряд, получивший название «отряд Ашера», для обороны северного участка позиций в районе Берга, у самого Дюнкерка.

Позднее в тот же день Горту сообщили из Англии, что 21 мая в район боевых действий прибудет новый верховный главнокомандующий Вейган. В штабе назна­чение Вейгана встретили с энтузиазмом, так как все считали, что любая замена Гамелена, неспособного найти выход из создавшегося положения, пойдет на пользу дела. В 12.30, пока Горт ожидал Вейгана, пришло пись­мо от Бланшара, который сообщал, что 1-я французская армия не сможет принять участие в наступлении со­вместно с группой Франклина до 22-го, а возможно даже и до вечера 23-го.

На юге Роммель, воодушевленный своим блестящим успехом при форсировании Мааса и уверенный в своих силах после стремительного прорыва в глубь Северной Франции, уже повернул свою 7-ю танковую дивизию на Аррас. Франклин еще раньше, чем Горт, получил сооб­щение о том, что французы не смогут начать наступление раньше 22-го. Однако через генерала Приу ему было обещано прикрыть его правый фланг легкими бронетан­ковыми частями. Из донесений разведки Франклину было ясно, что нельзя больше откладывать предвари­тельные действия по очистке местности от противника, назначенные им на 21-е, и сразу же после полудня опе­ративная группа Франклина двинулась вперед с задачей прочесать район юго-восточнее Арраса и закрыть для противника пути подхода. Она решительно атаковала главные танковые силы Роммеля.

С того момента как передовые немецкие части устре­мились в прорыв на фронте разгромленной 9-й француз­ской армии, немецкое командование ожидало контруда­ров с севера и с юга. Теперь наконец контрудар осуществился.

Сам Роммель, по своему обычаю, находился с пе­редовыми подразделениями своих войск. Энергия и стремительность удара англичан, очевидно, сбили его с толку.

Это было первое серьезное сопротивление, которое встретили войска Роммеля. Его эффект никак не соот­ветствовал действительной силе удара и намерениям атакующих. Танковая дивизия СС «Мертвая голова», еще не получившая боевого крещения, начала проявлять признаки паники. На оперативной карте Роммеля за этот день показано, что удар наносился пятью английскими дивизиями в непосредственной близости от Арраса. На самом деле удар нанесла 1-я армейская танковая брига­да, которой удалось собрать всего 74 танка. Танки под­держивали два батальона пехоты, а правее действовала французская танковая часть, имевшая почти исключи­тельно легкие танки.

Роммель послал донесение Рундштедту. Рундштедт заколебался. Хотя Роммель отразил «контрудар», но казалось, что угроза, которой всегда опасалось немецкое командование, близка к осуществлению. В 1945 году Рундштедт писал:

«Критический момент наступления возник как раз в то время, когда мои войска достигли Ла-Манша. Это был контрудар английских войск, нанесенный 21 мая к югу от Арраса. В течение короткого времени мы опасались, что наши танковые дивизии будут отрезаны, прежде чем успеют подойти на помощь пехотные дивизии. Ни одна из французских контратак не представляла такой серьез­ной угрозы, как эта».

Когда Вейган прибыл в Ипр для встречи с королем Бельгии, контратака была в самом разгаре. Горту ничего не было известно о времени и месте этой встречи. В его отсутствие Вейган изложил королю Леопольду общие основы будущей стратегии и пытался убедить его отвести свои войска на реку Изер, чтобы прикрыть совместное наступление на юг английских экспедиционных сил и 1-й французской армии. У бельгийцев создалось впечатление, что «верховный главнокомандующий не знает обстановки». Впрочем, изложенный Вейганом план

прежде всего касался английских экспедиционных сил, и, очевидно, необходимо было обсудить его с Гортом, а по­тому последний был вызван на совещание. Но прежде чем Горт успел прибыть в Ипр, Вейган уехал, и не­посредственный контакт между Гортом и новым верховным главнокомандующим так и не был установлен.

Тем временем Горт уже успел провести совещание со своими командирами корпусов о ходе сражения на вос­точном участке фронта. Судя по протоколу, Брук и гене­рал-лейтенант Баркер, принявший командование 1-м кор­пусом, были настроены пессимистически. Генерал-лейте­нант Рональд Адам, командир нового 3-го корпуса, трезво оценивал обстановку. Впрочем, все три генерала сходились на том, что удерживать фронт на Шельде больше суток невозможно, и был рассмотрен вопрос об отходе на старые пограничные позиции, чтобы использо­вать долговременные огневые сооружения, траншеи и противотанковые заграждения, построенные в течение зимы. Участники совещания пришли к выводу, что другого выхода нет.

Последовавшее за этим совещание Горта с королем Бельгии и генералом Бийоттом успеха не имело. Бийотт откровенно заявил, что 1-я французская армия «слиш­ком измотана», чтобы участвовать в наступательных дей­ствиях в ближайшем будущем. Было принято решение об отходе на старые пограничные позиции и в соответ­ствии с этим бельгийцы согласились отойти на реку Лис. В конце совещания Бийотт в решительных выражениях спросил короля Бельгии, будет ли его армия отступать на рубеж реки Изер, в случае если придется отойти с реки Лис.

«Его величество, — сказал Горт, — согласился, хотя и с некоторым сожалением, что другого выхода нет».

Возвращаясь с совещания, Бийотт получил смертель­ную травму при автомобильной катастрофе.

В общем, совещание в Ипре оставило тягостное впе­чатление. Вейган не сумел внушить никому уверенность в успехе; фактически он дал понять, что и сам не испы­тывает уверенности. Сведения о ходе сражения под Аррасом, начавшие поступать в штаб, были благоприят­ными, но не в такой степени, чтобы рассеять сомнения, порожденные поведением Вейгана.

В эту ночь генерал Паунелл приказал полковнику Бриджмену приступить совместно с представителями всех трех корпусов к разработке плана эвакуации анг­лийских экспедиционных сил. Это приказание имеет большое значение. Горт считал эвакуацию последней из трех альтернатив, изложенных им 19 мая. Теперь впервые наступил момент, когда эта альтернатива получила практическое претворение в планах штаба. Фактически планирование эвакуации началось за тридцать шесть ча­сов до этого в Англии на совещании в Дувре, а Гамелен, как будет показано ниже, отдал распоряжение адмиралу Дарлану об изучении возможности эвакуации еще утром 19 мая.

К утру 22 мая положение английских экспедицион­ных сил еще оставляло некоторое основание для оптимизма. На западном участке фронта Аррас все еще дер­жался, сводные отряды занимали позиции на линии кана­лов, а 1-я французская армия, по-видимому, твердо удер­живала свои позиции. На восточном участке полным ходом шла подготовка к отходу с рубежа Шельды, и хотя на левом фланге немцы наносили сильные удары, их удавалось сдерживать. Около 9.00, когда проект пла­на эвакуации был закончен, полковнику Бриджмену со­общили, что пока еще он не требуется.

Черчилль вылетел в Париж. Утром Черчилль и Дилл встретились с Рейно и Вейганом. Во второй половине дня Горт получил телеграмму от премьер-министра, в которой излагались решения совещания: бельгийская армия отходит на реку Изер; английские экспедицион­ные силы и 1-я французская армия наносят удар в юж­ном направлении «непременно завтра силами восьми дивизий», причем правее англичан будет действовать бельгийский кавалерийский корпус; английская авиация окажет всемерную поддержку; новая французская группа армий, «продвигаясь к Амьену», наносит удар на север и соединяется с войсками северной группи­ровки.

Позднее в тот же день генерал Вейган отдал свой боевой приказ № 1. Изложенный настолько нечетко, что его трудно было понять. Он выражал не план действий, а политические намерения. Наступать восемью дивизия­ми не было никакой возможности. Несмотря на сведения, полученные от Бийотта в Ипре, Вейган в совершенно

ложном свете представлял возможности 1-й французской армии и полностью игнорировал тот факт, что на глав­ном направлении эта армия, как и английские экспеди­ционные силы, и бельгийцы, испытывала сильнейший нажим со стороны группы армий Бока. За этим прика­зом последовал боевой приказ № 17 генерала Жоржа, в котором указывалось, что «задачи армий остаются прежними». В нем не было прямого распоряжения на на­ступление, не было конкретного плана действий, и гене­рал Бланшар (принявший командование после дорож­ной катастрофы с Бийоттом 21 мая) не предпринял в соответствии с этим приказом никаких позитивных дей­ствий. К концу дня планы оставались неизменными.

К тому времени общее положение северной группи­ровки союзников значительно ухудшилось. Аррас был обложен с трех сторон. Восточнее и западнее города крупные силы немцев значительно продвинулись вперед. Булонь была осаждена. Танки противника находились в 14 километрах от Кале. В северном секторе восточного участка фронта английские войска, пытаясь оторваться от противника, несли серьезные потери. Ставить вопрос о нанесении удара 23 мая восемью дивизиями было чи­стейшим абсурдом.

Утро 23-го принесло мало утешительного. Правда, французская армия собрала достаточно сил, чтобы мож­но было предпринять наступление на юг. Две ее дивизии, встречая незначительное сопротивление, продвинулись почти до самых окраин Камбре. Но тут она подверглась мощному налету пикирующих бомбардировщиков, про­движение прекратилось, и войска отошли на свои преж­ние позиции.

Некоторым утешением служило то, что английским экспедиционным силам удалось осуществить отход на старые пограничные позиции и что успешно проводилась смена трех английских дивизий. Менее утешительным было положение со снабжением. Склады боеприпасов, снаряжения и вооружения уже значительно истощили свои запасы, а положение с продовольствием стало кри­тическим. В тот день английские экспедиционные силы были переведены на половинный паек. Это была мера предосторожности. В действительности путь отхода ар­мии шел мимо складов и, хотя приказ не одинаково ска­зался на разных частях, но при наличии инициативы на

местах (Монтгомери, например, гнал за собой гурт скота) можно было избежать серьезного недостатка в про­довольствии.

На западном участке фронта создалось тяжелое положение: Булонь была обречена, Кале угрожало окру­жение еще до исхода дня; немецкие танковые дивизии вышли к каналу у Сент-Омера и, преодолевая упорное сопротивление, форсировали канал; Аррас был глубоко обойден с флангов; немцы форсировали реку Скарп, и французская легкая бронетанковая дивизия была оттеснена с высот севернее реки. Угроза быстро нара­стала.

И тут в 18.00 вся обстановка резко изменилась. В этот час Рундштедт принял решение остановить свои танковые дивизии на рубеже канала Аа. По его свидетельству, потери в бронетанковой технике достигли 50 процентов. Местность позади линии каналов была изборождена канавами и местами затоплена. Контрудар Франклина, упорное героическое сопротивление гарнизона Арраса и жесткая оборона сводных отрядов на рубеже каналов убедили Рундштедта, что за всякое дальнейшее продви­жение ему придется платить дорогой ценой. Кроме того, ему надо было подготовить войска к выполнению плана «Рот» — к наступлению через Сомму на юг в глубь Франции. В 18.10 распоряжение о приостановке наступ­ления и перегруппировке войск было записано в журнал боевых действий 4-й армии. Одни танковые командиры скрепя сердце подчинились приказу, других он привел в бешенство. Немецкое наступление утратило свой по­рыв и уже не могло восстановить свою прежнюю силу.

В штаб Горта еще не поступало никаких сообщений об этом важнейшем решении. Гарнизон Арраса все еще держался, но, обтекая его с обеих сторон, немцы уже продвинулись до самого Бетюна, вторично форсировали, теперь на восточном участке, реку Скарп и стремительно двигались на Байёль. Сначала Горт приказал гарнизону Арраса держаться до конца. Теперь, когда три танковые и одна моторизованная немецкие дивизии вышли на до­рогу Бетюн — Аррас, стало очевидно, что район Арраса уже не удастся использовать как трамплин для наступ­ления на юг. Поздно вечером Горт отдал распоряжение Франклину отойти на линию каналов (схема 5).

Утром 24-го Вейган разразился гневными обвинениями: англичане отступают

к портам; они оставили Аррас, хотя немцы не вынуждали их к этому; их отступ­ление заставило его отказаться от своего плана. Самая горячность обвинений Вейгана, быстрота, с которой он перенес свои обвинения на английское правительство, явно свидетельствовали об отчаянных поисках козла отпущения. Потеря Арраса, несомненно, имела большое значение, но к вечеру 23-го уже не было никакой воз­можности его удержать. Блестяще проведенный Франк­лином отход через семикилометровую горловину между

немецкими клещами, по крайней мере, сохранил его опе­ративную группу для вторичной попытки удара на юг, если бы таковую еще удалось предпринять.

Именно в этот момент на сцену выступает сам Гит­лер. Около одиннадцати часов утра он прибыл в штаб Рундштедта. Ознакомившись с обстановкой, он подтвер­дил приказ о приостановке наступления — подтвердил его по военным соображениям, которые представил ему Рундштедт. В 11.32 открытым текстом было передано распоряжение: «Наступление на рубеж Дюнкерк — Азбрук — Мервиль временно приостановить». Это распоряжение было перехвачено и тщательно взвешено в шта­бе Горта. Ни Горт, ни Паунелл не сочли его доказатель­ством того, что немцы исчерпали свою ударную силу. Однако полученные ранее сообщения о начале вейгановского удара с юга на некоторое время заставили пове­рить, что действия Рундштедта объясняются его опасе­ниями за свой южный фланг. Впрочем, вскоре выясни­лось, что никакого удара с юга французы не предприни­мали и что немецкие танковые дивизии остаются главной угрозой безопасности английских экспедиционных сил. Следует поэтому рассмотреть положение армий Рунд­штедта по состоянию на тот момент.

Немецкая карта обстановки на 24 мая раскрывает все. К западу от линии, проведенной от Ла-Бассе на берегу канала до Амьена — примерно той линии, на кото­рой намечался удар на юг, — были сосредоточены все десять немецких танковых и две моторизованные диви­зии. Из них четыре танковые и две моторизованные ди­визии еще не вводились в сражение. К востоку от этой линии и достаточно близко к ней, чтобы вступить в дей­ствие задолго до того, как наступающие с севера могли бы рассчитывать выйти в район Амьена, находились десять немецких пехотных дивизий и одна моторизованная. Вейган убедил себя, что можно предпринять наступле­ние с севера восемью дивизиями. Между тем в боях под Аррасом были уничтожены последние английские танки; у французов их тоже осталось немного. Наступление восемью пехотными дивизиями при ограниченном коли­честве боеприпасов и недостатке транспортных средств в самую гущу колоссального сосредоточения пехоты и танков было бы с военной точки зрения самоубийст­вом.

В штабе Горта не знали действительной силы немец­ких войск, но штабу Вейгана она должна была быть известна; однако и Париж и Лондон продолжали требо­вать наступления на юг. В тот день Черчилль снова был в Париже, и Горт получил от военного министра Антони Идена телеграмму, в которой говорилось, что и Рейно и Вейган «убеждены в том, что план Вейгана все еще осуществим и что единственная надежда на восстановление положения заключается в осуществлении этого плана. Вейган сообщает, что 7-я французская армия ус­пешно продвигается и освободила Перонн, Альбер и Амьен».

В донесении Горта скромно сказано: «Впоследствии выяснилось, что эти сведения были неточными». Если же называть вещи своими именами, это была беспримерная ложь; никакого сколько-нибудь значительного продви­жения не было, и не был освобожден ни один город. Но, основываясь на этих заверениях, Горт продолжал плани­ровать последующий удар на юг, который, как теперь надеялись, можно будет начать 26 мая силами пяти дивизий и остатками французского кавалерийского кор­пуса. В то же время он продолжал укреплять оборону на рубеже канала, приказав перебросить туда 2-ю и 44-ю дивизии, высвободившиеся после общего отхода на старые пограничные позиции. Командовать войсками на рубеже канала был назначен генерал Иствуд. Его на­значение положило конец существованию сводных отрядов.

Как ни странно, но Горт подвергся серьезной крити­ке именно за организацию этих отрядов. Правда, это были наспех сколоченные разношерстные группы, вклю­чавшие подразделения всех родов войск английской армии. Им придавались противотанковые орудия и артил­лерия, находившиеся в соответствующих районах. Часто этим отрядам не хватало средств связи, продовольст­вия, транспорта — всего, кроме мужества. Тем не менее за всем этим, даже за их несуразной организацией, все­гда стоял ясный план. Горт, ощупью, вслепую добираясь до намерений противника, воздвигал на его пути препят­ствия во всех важнейших пунктах. Принятое Рундштедтом вечером 23 мая решение о приостановке наступле­ния и перегруппировке войск — это достижение особых отрядов. Они не были «стройными» воинскими частями,

но тем не менее остановили наступление немецких армий на север, и в этом их боевая заслуга. Теперь, с наступ­лением вечера 24 мая, они перешли в подчинение 3-го корпуса.

Тем временем возникла новая угроза на восточном участке фронта. По обе стороны от Куртре Бок предпринял мощное наступление на бельгийские позиции, и генерал Брук, находившийся на левом фланге англий­ских экспедиционных сил, начал проявлять все большее беспокойство по поводу угрозы своему флангу. Он ни­когда не был высокого мнения о боевых качествах бель­гийской армии. Теперь Брук был уверен, что она нахо­дится на грани полного краха, и обратился в штаб, требуя подкреплений.

Попытаемся представить себе, какую форму имели очертания территории, обороняемой армиями северной группировки к утру 25 мая. Лучше всего, пожалуй, сравнить ее с сапогом. Бельгийский берег представлял собой подошву, причем носок упирался в устье Шельды, а пятка лежала у Гравлина. Линия каналов, идущая до Валансьенна, напоминала задний край голенища, а ру­беж обороны на границе, вновь занятый английскими экспедиционными силами, — подъем сапога. Отсюда до носка оборонялась бельгийская армия, все еще сдержи­вавшая главные силы наступающих войск Бока. Между Аллюэном на левом фланге английских экспедиционных сил и Гентом было сосредоточено десять немецких пехот­ных дивизий. Было очевидно, что Бок сосредоточил глав­ные силы против бельгийцев и англичан, а в 7 часов утра поступило донесение, что его войска оттеснили бельгий­цев на глубину два с половиной километра на 20-кило­метровом фронте между Мененом и Дессельгемом. Фран­цузы были атакованы в районе Денена.

Вследствие такого развития событий полковник Бриджмен, изучавший обстановку на южном участке, был отозван в штаб для завершения проекта плана эва­куации. Он начал разрабатывать план вечером 21 мая, когда в распоряжении союзников были порты Ла-Манша от Булони до Зебрюгге; закончил же его, когда доступ­ная береговая линия сократилась до размеров участка между Гравлином и Ньивпортом.

На западном участке фронта было сравнительно спо­койно, хотя противник все еще прибегал к булавочным

уколам с плацдармов, захваченных им за каналом. 2-я дивизия заняла позиции правее французов, 44-я занимала оборону между лесом Клермаре и Эром, а 48-я перебрасывалась, чтобы составить гарнизоны Касселя, Азбрука и Ворму.

Рано утром Брук снова потребовал от штаба под­креплений. Известия, полученные в течение ночи, еще больше усилили его опасения за левый фланг. Весьма вероятно, что он переоценивал возможные темпы наступления армии Бока. Необходимо напомнить, что су­ществовала значительная разница в расчетах скорости продвижения для моторизованных дивизий армии Рундштедта и для немоторизованных соединений Бока. Не подлежит также сомнению, что Брук никогда ясно не представлял себе положение на западном участке фронта и характер угрозы со стороны танковых войск противника. Хотя Рундштедт 23-го отдал приказ о при­остановке наступления и Гитлер на следующее утро его подтвердил, немецкое главное командование понимало, по крайней мере не хуже Горта, что с плацдарма у Сент-Омера открывался прямой путь в тыл армий Севера, проходивший по возвышенностям и позволявший немец­ким танкам миновать опасный район каналов и затоплений. И действительно, утром 25-го главное командо­вание отдало приказ о возобновлении наступления танковых сил в этом направлении. Рундштедт, используя предоставленное ему Гитлером право решать вопрос по своему усмотрению, отказался выполнить этот приказ. Но в английском штабе об этом, разумеется, не знали, и Горту пришлось, наряду с подготовкой к наступлению на юг, сосредоточить внимание на более вероятной угрозе. Брук получил единственный резерв, остававшийся в руках штаба, — пехотную бригаду и два пулеметных ба­тальона.

Утром, в начале восьмого, прибыл Джон Дилл. Горт просил его приехать и лично ознакомиться с обстанов­кой, сложившейся в этом районе. С первых же слов стало ясно, что даже в этот момент в Лондоне не имеют ясного представления об обстановке, и Дилл намекнул, что там недовольны руководством Горта. По-видимому, Дилл быстро убедился в критическом характере обстановки. По окончании беседы он доложил премьер-министру:

«Нельзя отрицать серьезность обстановки на северном участке. Английские экспедиционные силы удержи­вают сейчас фронт протяженностью в 139 километров семью дивизиями... две английские дивизии находятся в резерве и готовятся к нанесению удара совместно с фран­цузами вечером 26-го. Немцы вошли в соприкосновение с войсками союзников по всему фронту и, как сообщают, вчера вечером прорвали фронт бельгийцев северо-восточ­нее Куртре. При сложившихся обстоятельствах упомя­нутый выше удар не может иметь большого зна­чения».

После этого Дилл встретился с Бланшаром и затем

вернулся в Лондон. Горт стоял перед возможностью кра­ха бельгийской армии на восточном участке фронта и вероятностью скорого возобновления наступления не­мецких танковых войск на западном участке.

День тянулся долго. В Премеске, в небольшом дере­венском доме, где размещался штаб английских экспеди­ционных сил, Горт находился в одиночестве. Он испыты­вал острую внутреннюю борьбу. Воспитание и традиции внушили ему дух повиновения. Вейган, Жорж, Бланшар — каждый по-своему отдавали распоряжения о наступлении на юг. Однако кроме духа повиновения Гортом владело и чувство преданности — преданности английскому правительству. Но Лондон тоже отдал при­каз о наступлении на юг. Теперь, когда субботний день клонился к концу, Горт пришел к заключению, что на­ступление больше невозможно. Неумолимый ход времени привел к такому положению, когда нужно было мобилизовать все ресурсы для спасения армии (схема 6).

Он долго молча глядел на карту. Около 18.00 он вы­шел из комнаты и направился в кабинет Паунелла. Без всякого вступления он сказал:

— Генри, у меня такое предчувствие, что надо ото­звать с южного участка пятую и пятидесятую дивизии и направить их к Бруку, на левый фланг.

Паунелл ответил:

— Вы понимаете, сэр, что это противоречит всем полученным нами распоряжениям, и, если мы снимем эти две дивизии, первая французская армия вряд ли сможет наступать без поддержки англичан...

Горт с минуту обдумывал слова своего начальника штаба и ответил:

— Да, я это хорошо знаю. Но все равно надо сде­лать так.

Таким образом было принято одно из важнейших ре­шений в этой войне. Официальная история так описы­вает это событие:

«В 18.00 лорд Горт уже принял свое самое важное за всю кампанию решение. Не ожидая санкции француз­ского командующего, он приказал 5-й и 50-й дивизиям прекратить подготовку к наступлению в южном направ­лении, назначенному на 26-е, и немедленно двинуться к угрожающему разрыву между английской и бельгийской

армиями. Тем самым он спас английские экспедицион­ные силы».

Это решение является вершиной полководческой дея­тельности Горта и одним из важнейших моментов кам­пании. Через полчаса после принятия решения посту­пила телеграмма от миссии Надхэма при бельгийском штабе, в которой сообщалось, что в 17.00 немцы прорва­ли фронт между Гелювом и рекой Лис. Бельгийцы израсходовали последние резервы и не в состоянии за­крыть образовавшуюся брешь.

Глава пятая. НЕДЕЛЯ ПЕРЕД ОПЕРАЦИЕЙ " ДИНАМО"

Блокированием Антверпена и Флиссингена был за­вершен первый этап морских операций, необходимость которых была вызвана нападением на Бель­гию и Голландию. Три последующих дня прошли сравни­тельно спокойно. Выдвинутый в эти дни французский план эвакуации 350 тысяч гражданских беженцев из Остенде и Зебрюгге едва успел выйти из стадии разра­ботки.

19 мая обстановка стала проясняться. В этот день, как уже было сказано, генерал Паунелл сообщил в Лондон начальнику оперативного управления точку зре­ния Горта на необходимость эвакуации. В министерстве обороны тотчас же было созвано совещание, на кото­ром присутствовал адмирал Рамсей. Председательство­вал генерал Ридл-Уэбстер, и главным вопросом повест­ки дня было обсуждение проблемы организации новых путей снабжения. На основе детального изучения обста­новки было принято решение: оставив за адмиралом Рамсеем право определять фактические порты назна­чения судов, вместе с тем максимально использовать Кале и Булонь, поскольку обеспечить прикрытие с воз­духа Дюнкерка было труднее. Совещание обсудило раз­личные альтернативные способы снабжения, например доставку грузов на баржах в Гравлин, Этапль и другие небольшие порты. Кроме того, совещание обсудило проблему эвакуации личного состава. При этом были рассмотрены три вопроса: первый — постепенная эвакуа­ция личного состава, ненужного больше английским экс­педиционным силам в связи с изменившейся обстановкой,

в количестве 2 тысяч человек в день, начиная с 20 мая; второй — возможность срочной эвакуации личного состава баз, госпиталей и т. п., в общем около 15 тысяч человек, начиная с ночи на 22 мая; и третий — «экстренная эвакуация крупных контингентов войск»— последнее считалось маловероятным.

Было решено использовать для этой цели коммерче­ские суда, и министерству судоходства было поручено провести необходимые мероприятия. Руководство этими операциями было полностью возложено на адмирала Рамсея, которому было поручено изучить вопрос о коли­честве судов, могущих действовать из имеющихся фран­цузских портов, и установить, можно ли в случае край­ней необходимости использовать дополнительные пункты погрузки для малых судов. Военное министерство и ми­нистерство военного транспорта должны были напра­вить своих офицеров связи в штаб Рамсея в Дувре.

Одновременно 19 мая генерал Гамелен направил ад­миралу Дарлану телеграмму следующего содержания:

«Хотя обстановка не требует немедленного принятия таких мер, было бы предусмотрительно сразу же при­ступить к сбору транспортов для эвакуации некоторых частей, хотя и невозможно заранее установить количест­во необходимых судов и порты погрузки».

Таким образом, распоряжения английскому и фран­цузскому флотам были отданы одновременно и в совер­шенно аналогичных выражениях. Дарлан, во исполнение первой части этой директивы, приступил к планированию операции по снабжению северных французских армий с использованием запасов, накопленных в Бресте, Шер­буре и Руане для Норвежской кампании.

* * *

Оставалось разработать «чисто военную» сторону операции. На первый взгляд она казалась очень простой. Задача состояла главным образом в прикрытии флангов зоны движения судов, которая, грубо говоря, представляла собой четырехугольник, ограниченный с юго-запада узкой частью Дуврского пролива, а с северо-востока — линией, соединяющей Ньивпор с устьем Темзы.

Что касается юго-западной стороны, то о ней доста­точно сказать всего несколько слов. Отсюда нельзя было

ожидать сколько-нибудь серьезных атак. Хотя немцы захватили побережье от Кале и Булони до самого устья Соммы, они не могли успеть перебросить в порты Ла-Манша даже торпедные катера, а темп прорыва в це­лом был настолько велик, что едва ли можно было про­вести через Ла-Манш достаточное количество подводных лодок, чтобы пытаться наносить удары с запада. Но северо-восточная сторона зоны перевозок была чрез­вычайно уязвима. Дуврский военно-морской район не был больше отделен 300 милями нейтрального побережья от морских баз противника. Было известно, что немецкие подводные лодки используют порт Флиссинген в устье Шельды. Между Дуврским военно-морским райо­ном и базами противника лежала только узкая полоска бельгийского побережья.

Для того чтобы объективно взвесить возможности сторон, необходимо рассмотреть общую обстановку на море в последнюю неделю мая. Англия имела боль­шой военный флот, Германия — значительно меньший. Исходя из этого, можно было бы утверждать, что ника­кой проблемы не существовало, но склонность к чрезмерному упрощению таит в себе опасности. По ряду причин Дюнкерк никоим образом не мог стать ареной для применения крупных кораблей любой из сторон. Мели вдоль французского и бельгийского побережья исключали возможность использования крупных кораблей, но очень большое значение имела угроза с воздуха. В 1940 году уже считалось, что крупные корабли не мо­гут подходить к вражеской территории на дистанцию артиллерийского огня. Вместе с тем извилистые фарва­теры, расположение мелей, замешательство, вызванное применением авиации, — все это делало четырехугольник, в пределах которого проводилась эвакуация, раем для немецких быстроходных кораблей. Используя эскадрен­ные миноносцы, торпедные катера и в меньшей степени подводные лодки, немцы могли сделать эвакуацию не только рискованной, но и невозможной.

Поскольку операция проводилась малыми кораблями, рассматривать вопрос надо с точки зрения их возмож­ностей. К началу войны английский флот имел 202 эс­минца, но это число уже значительно уменьшилось в ре­зультате обычных боевых потерь. Из оставшихся годных к службе боевых кораблей значительное количество

находилось в 1500 милях к северу, где они были заняты в сложном, завершающем этапе Норвежской операции. Но эскадренные миноносцы были заняты не только в Нор­вегии. Положение в Средиземном море уже начинало вызывать тревогу. Несколько эсминцев, находившихся в южных водах, нельзя было отрывать от их баз. Кроме дальнего севера и дальнего юга эсминцы были также задействованы в битве за Атлантику.

И все же, несмотря на эти три важные задачи, ад­миралтейству как-то удалось изыскать сорок эсминцев для участия в прикрытии Дюнкеркской операции и в эвакуации войск. Это было одно из крупных достижений в использовании эсминцев в этой кампании. И то, что это было сделано в обстановке угрожающе быстрого ро­ста потерь, требовало от адмиралтейства немалого му­жества.

* * *

В понедельник 20 мая адмирал Рамсей созвал в Дув­ре совещание для выработки конкретных мер, которых требовала быстро меняющаяся обстановка. На повестке дня совещания (настолько изменилось положение за сут­ки, прошедшие после предыдущего совещания) стоял вопрос: «Экстренная эвакуация крупных континентов войск через Ла-Манш». На этом совещании (которое на следующий день было продолжено в военном министер­стве) было решено, в случае если экстренная эвакуация станет необходимой, проводить ее из трех француз­ских портов: Кале, Булони и Дюнкерка. Пропускная спо­собность каждого порта «с учетом умеренного противо­действия» противника была определена в 10 тысяч че­ловек в сутки. Был подготовлен перечень имеющихся в наличии судов. Офицерам службы морских перевозок в Харидже, Лондоне, Ньюхейвене, Саутгемптоне, Пуле и Уэймуте были даны указания взять на учет все малые суда грузоподъемностью до 1000 тонн, включая колес­ные пароходы и прогулочные суда, и сообщить необхо­димые данные вице-адмиралу Рамсею в Дувр. Операция по эвакуации войск получила кодовое наименование «Динамо».

К концу первого дня работы штаба стали известны предварительные результаты контрудара под Аррасом:

немецкие танковые дивизии, наступавшие на Булонь и Кале, были остановлены.

22 мая военное министерство заявило, что до пят­ницы 24 мая никакого решения об эвакуации не предвидится, что оно не намерено проводить эвакуацию «па­ническим» образом и рассчитывает, что перевозка будет проходить организованно. Министерство считало, что на­меченного количества судов будет достаточно для обес­печения всех потребностей. Однако во второй половине дня 22 мая немецкие танковые силы снова ринулись вперед. К утру 23-го из окон кабинета Рамсея в Дувре можно было видеть разрывы снарядов 2-й танковой дивизии, наступающей на Булонь. В ярком свете дня берег Франции отчетливо просматривался с английского бе­рега, и в Дувре видели, как впервые начал рушиться план эвакуации.

* * *

Быстрое продвижение немецких танковых сил потре­бовало решительных мер. Тыловой эшелон штаба анг­лийских экспедиционных сил уже отправил все подраз­деления, не требующиеся непосредственно для боевых действий, в Вимрё, около Булони, и генерал-лейтенант Дуглас Браунригг получил указание от Горта как можно скорее вывести все «лишние рты» из Булони, Кале и Дюнкерка. Это выражение требует некоторого пояс­нения.

Позади английских экспедиционных сил, располагав­шихся в течение первых девяти месяцев войны вдоль франко-бельгийской границы, вырос огромный «хвост» из небоевых элементов, какой обычно тянется за вся­кой современной армией. Он был гораздо больше, чем требовалось для самих экспедиционных сил, ибо прави­тельство рассматривало их лишь как ядро огромных во­оруженных сил, которые будут развернуты после вве­дения воинской повинности. Поэтому в тылу были сосредоточены административные и хозяйственные учреж­дения, склады, учебные и опытные части, предназначен­ные для приема пополнений из Англии, после того как широкая программа боевой подготовки, вступившая в действие в начале войны, начнет наконец приносить пло­ды. Многие из этих частей были укомплектованы нестроевыми,

очень много было необученных и невооруженных людей. Те части, которые находились ближе к фронту, были привлечены для формирования сводных отрядов на линии каналов, а остальные только поглощали все уменьшающиеся запасы продовольствия и служили ми­шенью для немцев. Это и были «лишние рты», и при планировании операции «Динамо» надо было считаться с фактом их существования и обеспечить суда для их пе­ревозки.

* * *

Рассматривая проблемы, стоявшие перед командова­нием при окончательном планировании операции «Ди­намо», следует иметь представление о событиях, проис­шедших за последнюю неделю. В самом конце предыду­щей недели подвергся атаке с воздуха «Вестминстер»— старый английский эскадренный миноносец, переобо­рудованный для эскортных целей. 19 мая дуврский спа­сательный буксир «Леди Брэсси» получил приказ сле­довать в Дюнкерк и отбуксировать пострадавший ко­рабль в один из английских портов. Капитан буксира Блэкмор в тот же вечер доложил, что на рейде у Кале стоит на якоре плавучий маяк Уэст-Хиндер. Это весьма знаменательно: маяки уже были в движении. В ту ночь с буксира «Леди Брэсси», стоявшего на якоре у Гравлина, было видно, как самолеты противника наносили удары по Дюнкерку и Кале, в результате чего возникли большие пожары. В тот же день в другом пункте побе­режья, между Ньивпортом и Остенде, английский ко­рабль «Уитли», находившийся в оперативном подчинении французов, был серьезно поврежден бомбами и был вы­нужден выброситься на берег.

В понедельник 20 мая на рассвете буксир «Леди Брэсси» направился в Дюнкерк и подвергся удару с воздуха недалеко от порта. Около 9.00 он вошел в порт и взял «Вестминстер» на буксир. В трех милях к северо-западу от Кале команда буксира увидела, как лондон­ский пароход «Мейвис» подвергся удару с воздуха и был покинут командой. «Мейвис» был одним из первых малых судов, использовавшихся для снабжения англий­ских экспедиционных сил через порты Ла-Манша.

Между тем из-за минирования с воздуха устья Сены серьезно задержалось снабжение французских войск.

Первоначально рассчитывали отправить первое судно 20 мая, но конвой вышел только 24-го. Всего было рек­визировано 37 грузовых судов и отправлено 11 конвоев. Они понесли тяжелые потери. Только 13 судов в конце концов прибыли в Дюнкерк, причем 5 из них были уничтожены в порту бомбами. Поэтому было решено от­казаться от попыток прямого использования грузовых судов, поставить их на якорь в Даунсе, близ Дувра, и перегрузить запасы на мелкие суда для отправки в Дюн­керк.

Тем временем в самом Дюнкерке предпринимались вспомогательные меры. 20 мая, после серьезных потерь, нанесенных немецкой авиацией, адмирал Абриаль ре­шил вывести из порта все крупные французские суда. Первая группа судов вышла из порта беспрепятственно. Со следующим приливом предполагалось вывести двадцатитысячетонный танкер «Салом», танкер «Нижер», грузовое судно «Павон» и ряд других судов. Суда на­чали двигаться в полночь и почти сразу же подверглись мощному удару с воздуха. Попытку отбуксировать «Са­лом» пришлось оставить. «Нижер» был атакован, когда отходил от пирса, а при следующем налете на нем воз­ник пожар. В конце концов он затонул около Гравлина. «Павон», сильно поврежденный, выбросился на берег между Гравлином и Кале. Эсминец «Л'Адруа», имевший задачу прикрывать суда, получил прямое попадание и в безнадежном состоянии выбросился на мель около Мало-ле-Бена.

Через два дня эсминец «Джегуар», приближаясь к Дюнкеркскому рейду, был торпедирован, по-видимому, подводной лодкой и затонул недалеко от порта.

Затем вследствие повреждения шлюзовых ворот ряд бассейнов подвергся действию приливов, и адмирал Аб­риаль приказал эвакуировать и малые суда.

Таким образом, снабжение английских экспедицион­ных сил в соответствии с новым планом протекало в чрезвычайно трудных условиях и в обстановке весьма реальной опасности. Обстрел моторного бота «Соуделити» орудиями, установленными вблизи Кале, знамено­вал появление нового фактора, которому суждено было оказать серьезное влияние на перевозки в целом. Немцы установили батареи — сначала легких полевых орудий, а после прибытия необходимого оборудования — тяжелых

орудий на высотах около Кале, откуда они кон­тролировали ближайшие подходы к Дюнкеркскому рейду.

* _* *

Хотя снабжение имело первостепенное значение, но проблема эвакуации раненых в этот период была, пожа­луй, не менее важной и трудной. Заранее разработанная система эвакуации с изменением обстановки была на­рушена. Импровизированные госпитали, созданные на се­верном участке взамен отрезанных 20 мая от армии, подвергались все большей опасности: надо было теперь эвакуировать не только раненых, но и личный состав этих госпиталей.

Масштаб воздушных налетов противника быстро уве­личивался. Около Кале, где все еще мужественно дер­жалась 30-я бригада, в результате налета авиации анг­лийский флот потерял эсминец «Уэссекс», обстреливав­ший позиции противника. Во время того же налета прямым попаданием была разрушена носовая часть польского эсминца «Бужа». За двое суток четыре эсмин­ца было уничтожено и шесть выведено из строя. Все эти потери в совокупности оказали огромное влияние на возможность эвакуации, но планировать операцию «Динамо» продолжали с неослабевающим рвением.

Однако сверх всего возникло новое осложнение. Пы­таясь как-то выправить отчаянное положение, сложив­шееся на всем фландрском фронте, военное министерст­во по просьбе Горта приняло решение бросить в бой 1-ю канадскую дивизию. Поскольку главной целью этого решения было усиление измотанных частей английских экспедиционных сил, дивизию можно было перебросить только через порты, где уже шла напряженная дея­тельность. 24 мая передовые части дивизии погрузились на суда. В последний момент, когда часть солдат уже была посажена на суда, решение об отправке дивизии было отменено. Было признано, что восстановить поло­жение, бросив в бой свежую дивизию, не удастся и что эвакуация теперь неизбежна, а в этих условиях лишние 15 тысяч человек лишь усилили бы замешательство и внесли беспорядок на маршрутах движения отходящей армии. Части, уже погрузившиеся на суда, вернулись на берег.

* * *

Тем, кто не был очевидцем событий, трудно представить себе картину Дуврского порта в то время и в последующие дни. Дуврский порт обширен, но его при­чалы невелики и, за исключением причалов Адмиралтейского пирса, не приспособлены для напряженной работы. Порт был предназначен больше для стоянки старого ла-маншского флота, чем для интенсивных погрузочно-разгрузочных работ. На Адмиралтейском пирсе бы­ло восемь причалов, предназначенных для курсирующих через Ла-Манш пароходов. В самые напряженные момен­ты у этих восьми причалов скапливалось шестнадцать, восемнадцать и даже двадцать судов. Они швартовались друг к другу по два-три судна, и вследствие трудности разворота (во время отлива между пирсом принца Уэль­ского и Адмиралтейским пирсом из воды выступает гря­да камней и мелей) почти все суда приходилось отво­дить буксирами, причем с максимальной поспешностью. Суда подходили к пирсу, как можно скорее высажи­вали измотанных солдат на берег и снова уходили, что­бы, пополнив запас топлива, вернуться на противопо­ложный берег. В главной гавани было от сорока до пятидесяти швартовых бочек. Они были постоянно за­няты судами, принимающими грузы, устраняющими мел­кие повреждения и очень редко остановившимися для длительной стоянки.

Положение в Дюнкерке было еще более сложным. В результате непрерывных ударов авиации противника была разрушена водопроводная станция и главные маги­страли водоснабжения. Остались только колодцы, но вода в них, просачивающаяся с затопляемых участков местности, была солоноватая. Срочно из Англии была затребована вода, и вскоре оттуда были отправлены водолеи «Голдиф» и «Клод».

* * *

Такова лишь неполная картина обстановки за неделю, предшествовавшую эвакуации главных сил. Первона­чальные наметки плана снабжения и эвакуации были нарушены в результате быстрого продвижения немецких войск. Порты Ла-Манша неотвратимо попадали в руки противника. В тот день, когда началась операция «Динамо», оставалась последняя надежда на Дюнкерк и прилегающее к нему побережье, простиравшееся на 40 ки­лометров от Гравлина до Ньивпорта. На плоском, ров­ном побережье, лишенном местных предметов, кроме маленьких приморских дач, не было ни пирсов, ни пор­товых сооружений. От пологого песчаного берега было далеко до глубокой воды, и он был совершенно не за­щищен от северных ветров.

За прошедшую неделю союзное командование полу­чило жестокий урок, убедившись в эффективности немец­ких воздушных налетов. У него на глазах портовые со­оружения, на которые рассчитывали на первых стадиях планирования, исчезали одно за другим в пламени по­жаров. Теперь на командование ложилась новая ответст­венность— обеспечивать снабжение Дюнкерка морским путем, и оно убедилось, что даже путь подхода к Дюн­керку—главный фарватер — находится уже под артил­лерийским огнем противника. За неделю боев все эс­минцы, базировавшиеся на Дувр, были потоплены или повреждены; немалые потери понес и французский флот.

Во второй половине дня 26 мая, когда военный ми­нистр сообщил Горту о решении английского правитель­ства приступить к эвакуации, каждый солдат и матрос понимал, насколько мрачной была обстановка.