Удалая голова

Много лет минуло с той славной зимы в Василёве, и Валерии Чкалов из простого деревенского паренька вырос в смелого лётчика-истребителя.

Трудна была дорога в небо, но он никогда не отступал.

С утра до вечера бил он в кузне тяжёлой кувалдой, а летом поступил на пароход кочегаром. Но ни в дымной кузнице, ни в жаркой кочегарке ни на минуту не оставляла его мечта о небе. На всю жизнь запомнился тот удивительный и незабываемый миг освобождённого полета в голубом пространстве, когда он перелетел на лыжах со скалы на снежный покров широкой Волги. Он летал во сне, в своих жарких разговорах с приятелями. Выбегая на палубу парохода по дышать свежим воздухом, молодой кочегар очарованно наблюдал за полетами белых чаек — мартынов, когда они распластав широкие крылья, легко и свободно проносились, взмывая и скользя над зеркальной рекой. Как страстно хотелось ему, расправив вот так же свои сильные руки, с палубы взмыть над лесом над дутыми зелеными жигулями. внизу, в кочегарке — африканская жара. Днём и ночью швыряет он тяжёлой лопатой уголь в ненасытную огненную пасть топки. По силе и выносливости с ним не может потягаться ни один взрослый

Он стоит на палубе с открытой головой, и прохладный волжский ветерок шевелит его русые волосы.

Это он, Валерий, летит и в то же время как бы сверху видит на палубе самого себя — кочегара и когда он пытается бессвязно передать это удивительное ощущение своему сменщику, тот насмешливо сплёвывает за борт.

— Блажной ты, Валериан. Сходи-ка к бабке-знахарке, полечись.

Однако мечта когда-нибудь на самом деле подняться в воздух все больше и больше захватывала подростка. В 1919 году, когда ему минуло шестнадцать лет, он поступил добровольно в 4-й авиационный парк слесарем но ремонту самолётов. Валерий не терял зря времени и, подружившись с механиками, усердно изучал мотор.

Лишь через два года, когда он прошёл все ступени — от рядового слесаря до сборщика самолетов, его командировали в школу военных пилотов. Мечта сбылась!

На всю жизнь запомнилось ему чистое июльское утро, когда суровый инструктор — «бог» — выпустил его в первый самостоятельный полёт. Он пел, он смеялся от счастья. С этого десятиминутного полета он и повёл счёт своей лётной жизни.

Чкалов закончил школу высшего пилотажа. В школе воздушного боя он научился владеть не только самолетом, но и оружием, применяемым в воздушных боях.

Неуступчивый, упрямый и любознательный, молодой волгарь не удовлетворялся однообразными полётами в общем строю самолётов. Он часто уходил на своей машине в сторону от аэродрома и там, тайно от всех, выкручивал самые замысловатые фигуры: вводил машину в штопор, бросал её в пике, летал вверх колесами, в течение сорока минут выполнял подряд двести пятьдесят мёртвых петель. Часто расплачивался он за своё молодечество гауптвахтой.

«Я должен быть всегда готов к будущим боям, — говорил Чкалов, — и к тому, чтобы только самому сбивать неприятеля, а не быть сбитым».

Однажды на аэродроме, показывая своё мастерство, Чкалов ринулся с самолётом вниз, желая, по-видимому, проскочить в узкий пролёт между деревьями, которые росли на границе аэродрома. Каждому, даже самому неискушённому зрителю было ясно, что пилоту изменил глазомер: расстояние между деревьями было меньше размаха крыльев самолёта. Через секунду должна произойти катастрофа! Но зрители и ахнуть не успели, как пилот на полной скорости поставил машину на ребро, и самолет с рёвом «пролез» в эти узкие ворота.

Зимой, в серый, ненастный день, прижатая облаками к земле, маленькая амфибия Чкалова мчалась на бреющем полете над полотном железной дороги. Навстречу из Ленинграда шёл поезд. Увидев самолет, испуганный машинист стал давать гудки. Но пилот не сворачивал и только шагах в десяти перед паровозом, поставив на дыбы свою амфибию, перемахнул через паровозную трубу и, едва не задев поплавками заснеженные крыши вагонов, скрылся за хвостом поезда.

А однажды он виражил вокруг купола Исаакиевского собора.

Однако, прежде чем выполнить задуманное, молодой лётчик всегда старался в своём деле всё «осмыслить», не жалея на это ни сил, ни времени. И не было такого события, спора, дружеского поединка — в воздухе или на земле, — где бы не первенствовал среди товарищей. Это был большой выдумщик и затейник.

Об одном таком необыкновенном случае рассказал мне ближайший друг и сподвижник Чкалова лётчик Георгий Байдуков.

В то утро Валерий решил пойти на аэродром пешком: по пути ему необходимо было проверить некоторые расчеты.

Он любил Ленинград за стройность, чистоту и ту освежающую прохладу утра, которую щедро приносят ветры Финского залива. Чкалов шагал не спеша, с задумчивым лицом. Он был похож на школьника, который в день экзамена, выйдя рано из дому, вдруг запамятовал самую главную формулу и теперь, завидев школу, нарочно делает зигзаги в пути, чтобы выиграть время и успеть восстановить в памяти забытый урок.

На Троицком мосту он остановился у перил, любуясь красивой, затянутой в гранит Невой, затем перегнулся через перила и, крепко держась за поручни, стал разглядывает переплёт фермы. Он старался запомнить форму нижнего обвода и расстояние от воды до ажурного пояса моста. Возле него остановился постовой милиционер. Ознакомившись с шириной пролёта, Чкалов повернулся к милиционеру и спросил:

— Думаешь браток под мостом можно на самолёте.

Милиционер от неожиданности растерялся и покраснел:

— Не знаю, товарищ командир… Пароходы большие проходят…

— Вот и хорошо. Значит, разрешаешь? — Чкалов громко рассмеялся и тут же прыгнул на ходу в проходящий мимо трамвай. «Желаю скорой смены!» — помахал он рукой удивлённому постовому.

На аэродром от трамвайной остановки он шагал быстро, часто поглядывая на небо: серая пелена приподнявшегося тумана уже во многих местах стала отливать синевой — вот-вот сквозь разорванные клочья брызнет солнце. Открытое поле, поросшее травой, с утра было приветливо и чисто. Из ангаров только что начали выводить крошечные одноместные истребители. В сторонке курили товарищи по эскадрилье.

— Чкалов! Мы вот здесь спорим: как лучше сделать «бочку»? Что для этого надо?

— Смотря где. Вверху нужен запас скорости, а внизу — запас дубовых клёпок. Остальное зависит от уменья.

Летчики засмеялись.

Он поздоровался со всеми за руку. Было заметно, как товарищи уважали Чкалова: одни предлагали папиросы, другие потеснились на скамейке, давая ему место. Чувствовалось, что это завоевано не словами, а делами, храбростью и мастерством, большими знаниями и опытом.

Механик встретил его, взяв под козырек.

— Как мотор?

— В порядке, товарищ командир!

Чкалов любил свой самолет и ревностно следил за его состоянием. Он надел парашют, забрался в кабину, пристегнулся ремнями, затянул потуже шлем.

— К запуску! — крикнул он механику.

— Есть к запуску! — ответил механик, подбегая к винту. Он провернул его несколько раз.

— Контакт!

— Есть контакт!

Мотор заработал на малых оборотах. Приборы показывали нормально. Чкалов дал на несколько секунд полный газ и, вновь сбавив обороты, взмахнул рукой, чтоб убрали из-под колёс тормозные колодки.

Сдвинув на глаза очки, Валерий Павлович поглядел влево, вправо и начал разбег. И лишь только самолет оторвался от земли и набрал скорость, Чкалов лихо сделал «двойную бочку», будто расписался в воздухе, и, как ни в чём не бывало, продолжал набирать высоту.

Командир отряда сердито погрозил в небо кулаком.

Весь аэродром, как и всегда, следил за полётом Чкалова, ожидая чего-нибудь необыкновенного.

Клочья тумана на мгновенье закрыли от пилота землю, крылья истребителя, словно вспотев от напряжения, слезились тонкими, быстро стекающими струйками.

Чкалов прижал машину ниже: теперь облака не мешают видеть огромный Ленинград, над которым мчался самолёт. Город-великан спокойно дышал заводскими трубами. Развернувшись вдоль Невы и следуя её изгибам, Чкалов полетел, любуясь красивой рекой, пристанями и всем разнообразием большого города, жизнь которого можно увидеть особенно хорошо сверху.

Но вдруг его взгляд остановился на узкой ленте, пересекающей Неву. «Тот самый мост…» — улыбнулся, вспомнив милиционера. Он ввёл самолёт в вираж и, точно на карусели, начал кружиться на одном месте. От густого движения подвод, машин, трамваев и пешеходов сверху казалось, что мост, как лента конвейера, непрерывно движется со всем своим разнообразным грузом.

Валерий снизился до пятидесяти метров, пугая лошадей гулким рёвом мотора. Люди вскидывали головы вверх, с тревогой наблюдая за низко кружившимся самолетом.

Бросив виражить, Чкалов начал летать вдоль моста — туда и обратно, опускаясь к самой воде. Он внимательно разглядывал пролёты ферм.

«А что если попробовать сейчас, не откладывая? — вдруг обожгла его дерзкая мысль. — Пройду! Если точно нацелиться, обязательно пройду!»

Он ещё раз снизился и ещё раз прикинул: было немного страшновато. Но чем больше летал он вдоль моста, тем сильнее разгоралось желание выполнить задуманное. Напряжённо работали нервы, глаза, мысль. «Только угадать нырнуть точно посередине — иначе врежусь или в воду, или в ферму».

Но вот истребитель свечой взмыл в небо, поднимаясь уже вдоль реки. Пешеходы останавливались на мосту, строя самые разнообразные предположения по поводу странного поведения летчика.

А лётчик уже находился в том состоянии напряжения, когда опасность кажется фантазией, а страх — пустым словом, когда непостижимое превращается в действительность. Ещё час назад Чкалов и сам не мог бы сказать, что он пролетит под мостом, а сейчас ему было ясно до мелочей, как он это сделает.

Он ещё раз внимательно посмотрел на землю, в то место, где через реку, описав в воздухе несколько дуг, перекинулся мост. Рядом с ним другое подобное изображение чуть ниже на воде — это тень моста, утонувшая в реке. Самолёт опускается ниже и ниже, вот его колёса прошли над трубой буксира, закричавшего перепуганно своим резким и пискливым гудком. Но пилот не слышит гудка, он всё ниже прижимает машину к воде. В глазах рябит волнистая поверхность реки. «Ещё чуть ниже. Так, хорошо». Самолет несётся над самой водой. Мост надвигается с огромной скоростью. Молниеносный взгляд на ферму. «Довернуть чуть влево». Точное и быстрое движение ноги. «Всё осмысли, всё рассчитай!»

Узкая щель между фермой и водой налетела на самолёт.

Послышался взрыв многократного эха от рёва мотора, тьма на мгновение ошарашила глаза, и, вынырнув из-под хвоста пилот вновь видит игривую поверхность вечно подвижной реки. «Боже, как болят уши! Кажется, лопнут барабанные перепонки». Лётчика охватила вялость, похожая на сон. Самолет медленно и неуверенно набирал высоту.

Чкалов оглянулся по сторонам — город кружился домами, улицами, зеленеющими садами. «Скорее бы аэродром. Как долго я лечу», — думал он, ощупывая левой рукой уши.

С трудом посадив машину на землю, Чкалов необычно тихо подрулили в ангару, где ждал его механик. Он вылез на крыло усталый и разбитый, будто возвратился из дальнего перелёта.

— Пролетел всё-таки, браток…

— Куда пролетел? — спросил механик, недоумевая почему командир говорит «всё-таки».

— Под мостом пролетел!

Механик стоял на месте, удивлённо раскрыв рот. Потом сообразив, заметил:

— То-то вы так побледнели…

Лёг на траву и закрыл глаза. Он был счастлив, что одолел страх, что выполнил задуманное.