Как молиться при домашних. Об истинном покаянии

27 Января 1881 г.

Здорова ли ты? Писала, писала, да вдруг и замолчала. Или голова твоя закружилась от шума и чада удовольствий и праздников? Во всяком случае пора бы подать весть о себе. Впрочем, есть у меня твоих чуть ли не два письма неотвеченных... В письме, кажется, от 25-го Декабря пи­шешь–сегодня была одна ужасная история, а меня ни исто­рически, ни аллегорически не известила, какая это была история. Очень желаю знать–она касается тебя? Еще, помнится, писала ты, что затрудняешься исполнением молитвы и чтений, так как не одна в комнате. В таком случае оставь обрядовый чин, наприм., читать перед св. иконами, со све­чей и проч., а делай проще: или ходя, читай и молись, или уткнувшись в уголок или где в передней. Я как-то с жидами ехал на пароходе по Днепру. Их было большое число пассажирами–они нас нисколько не стеснялись. Го­ворит он, напр., с тобою, но вот настал час, и он без церемонии обращается к нам задом, утыкает нос в столб, стену, и во что попало и начинает свое дело. А ведь с тобою-то родные, а не разноверы. Конечно, надо стараться, чтобы не подать повода к насмешкам.

Еще ты открываешь мне что-то новое. Пишешь: «Не могу так каяться, чтобы раскаяние могло дойти до Бога». Ишь ты, хитрая какая! Узнала секрет, когда раскаяние ея дохо­дит до Господа, а когда нет! А я вот около 30 лет твержу духовную азбуку и доселе не могу узнать, когда мое раскаяние доходит и когда нет. В случае–открой секрет. А я и до днесь считал, что один Сердцеведец знает цену покаяния.

Иначе как же сказано: «елико отстоят востоцы от запад, толико совети мои от советовь ваших, и путие мои от путей ваших».

Желаешь знать, надоела-л, ты мне своими письмами? Очень нет. Особенно, если будешь писать покрупней. И касательно исправления жизни–не смущайся. Если не можешь быть хорошею христианкою, так и скажи: «Господи, я не хорошая. Прости меня!» И будет хорошо. Чего тебе от души желаю.

359. Чему учит басня: Стрекоза и Муравей

19 Марта 1881 г.

Что с тобою? Ты в отчаянии... Столько ты читала, столько я тебе говорил и писал, и ты до сих пор не познала самой простой, самой ясной истины, что древо зло не может приносить сладких плодов, и горький источник давать приятную воду.

Вчера или 3-го дня о. М. сказал, что ты там все пля­шешь. Я ему советовал указать тебе басню Крылова: «Стре­коза и Муравей». К тебе она подходит. Та тоже любила масленицу и не жаловала поста–все плясала. Говорю это не в укор тебе, а чтобы ты знала настоящее положение вещей и при случае не теряла головы, т. е. помнила бы, что за сладостию–разслабление, за мирскою веселостию–скука, за пресыщением тяжесть и даже болезнь следуют, как тень за телом.

На что крепок зуб, и тот у сладко ядущих подается и разсыпается, как песок. Потому-то св. Церковь, наша учительница, и поет: «Кая сладость бывает печали не прича­стна? Кая ли слава стоит на земли непреложна? Вся сени немощнейша! Вся соний прелестнейша!» И Крылов, светский писатель, сказал свою «Стрекозу» не тебе одной и не мне, а всему свету, т. е. кто пропляшет лето, тому худо будет зимою. Кто во цвете лет не хочет заняться собою, тому нечего ждать при оскудении сил и при наплыве немощей и болезней. Отец твой, может быть, и добрый, и умный человек, но видно только по части коммерции, а ни в Свящ. Писании, ни в философии никогда не упражнялся. Иначе не стал бы так безтолково вести детей и сушить зноем светских удовольствий, только еще распускающиеся цветки. Он спешит вас сделать гражданами Ел–ими, а о том, чтобы вы были гражданами Горняго Иерусалима, он не заботится. Говорю это не к тому, чтобы подорвать в тебе любовь и почтениe к отцу–помилуй Бог! –вся наша забота, вся наша жизнь на то, чтобы внушать любовь и почтениe к родителям, а к тому говорю, если не заботится о твоей душе роди­тель, заботься сама. Прибегай к Богу и Пречистой Его Ма­тери и св. Угоднику Божию Николаю. И мир Божий да будет над тобою, и аз грешный всегда памятую о тебе.