Глава вторая. - Так, следующая вводная: завис на дереве

- Так, следующая вводная: завис на дереве. Твои действия?

- Сесть поглубже в подвесную систему, распустить запасной парашют,

расстегнуть карабины подвесной системы, начиная с ножных обхватов,

спуститься по запасному парашюту на землю.

- Нормально. Приземление на воду. Приводнение, точнее. Итак?

- А зачем? Нету же вокруг никакой воды?

- Не р-рассуждать, салага! Отвечай на вводную!

- Ну... опять же - глубже сесть в подвесную систему. Отсоединить

запасной парашют и оставить его висеть сбоку на одном карабине... Ну, не

морщись! Что за буквоедство!

- Не буквоедство, а твердое знание матчасти и руководящих документов, -

наставительно изрек Сергей, выворачивая руль, - Ну, допустим... Давай

дальше.

- Расстегнуть карабины, начиная опять же, с ножных. Взяться левой рукой

за главный круговой обхват. Высвободить правое плечо из-под обхвата, не

отпуская левой руки, - машинально двигал я конечностями, стараясь

представить себе весь этот процесс. - И в таком вот виде ждать приводнения.

В момент касания ногами воды винтовым движением высвободиться из подвесной

системы и отплыть в сторону, чтобы не накрыло куполом. Сергей, а зачем

воду-то ждать? - уточнил я, - Выскочил чуть пораньше, плюхнулся и - отплывай

спокойно. А то ведь и в самом деле накрыть может! - я вдруг отчетливо

представил, как меня, барахтающегося, накрывает мокрый купол, опутывает,

словно сеть, вкрадчиво и безжалостно спеленывает, а над головой уже

смыкаются волны. Елки-палки....

- Раньше в инструкции так и было записано: " Освободиться от подвесной

системы на высоте 2-3 метра от поверхности". А люди и с пятидесяти, и со ста

метров сигали - если опыта мало, высоту же трудно определить.

- И что?..

- Ну, что. Тонули на хрен, что ж еще? - пожал плечами Сергей, - Поэтому

порешили: освобождаться только в момент касания.

- А если не успеешь?

- Э. Жить захочешь - успеешь.

Серегина " Ока" бодро тарахтела. Всю дорогу до аэроклуба Сергей гонял

меня по знанию теоретической части прыжка. Сам удивляюсь - как быстро

запомнилась эта затрепанная брошюрка.

- Ну, что скажу - маладэс! - кавказским жестом ввинтил Сергей пальцы

вверх, - Вах, какой маладэс! Всю ночь зубрил, что ли?

- Ну, всю, не всю, но долго, - скромно отозвался я.

Наверное, я все-таки изрядный " тормоз". Или " жираф" - как это сейчас

правильно называется? Вчера вечером, когда я, после ужина, с комфортом

расположился в любимом плетеном кресле на балконе, закурил сигаретку и

раскрыл брошюру с инструкциями для прыжков, до меня вдруг д о ш л о.

Елки-палки, это ведь по-н а с т о я щ е м у будет! И совсем скоро - через

несколько часов. И вот тут мне стало здорово неуютно.

Пока Серей объяснял мне все на словах, показывал какие-то рисунки, учил

принимать правильные позы при отделении от самолета и при приземлении, я

воспринимал это как какую-то игру. Как-то подсознательнождал, что Сергей

переведет все в шутку - ну просто не бывает же, чтобы вот так, ни с того, ни

с сего.... И вообще, обыкновенные люди такими вещами не занимаются. По

определению. Как не летают страусы, или крокодилы там.... Летают, - сказал

прапорщик Сидорчук, - Тильки низэнько-низэнько.

Серега шутить не собирался. Спокойно, даже скучновато, изложил мне

основы теории прыжка, вручил серую брошюрку с наказом выучить не хуже, чем

" Уронили мишку на пол" и сказал, что утром за мной заедет. Иметь спортивный

костюм и кроссовки. " На грудь" не принимать - ни утром, ни накануне. Все.

Домой я отправился в довольно беспечном настроении. И пребывал в нем до

тех пор, пока вдруг не д о ш л о.

Черт. Вот черт. Слушай, оно тебе надо, а? Да елки-палки, что это такое

творится-то, а?! Я вскочил и нервно прошелся, терзая остатки шевелюры. Нет,

ну в самом деле. Взрослый же человек - чего дурью-то маяться? Детство в

одном месте заиграло, что ли? Расшибешься - кто семью кормить будет? Да и

вообще....

Я вдруг замер, прикипев остановившимся взглядом к желтому всполоху

берез за окном. Закатные лучи так вызолотили их на темно-синем бархате неба,

что меня пронзила вдруг острая внезапная печаль. А ведь уже завтра я могу

этого и не увидеть... И все будет - и эти березы, и это небо, и это солнце,

только меня не будет. Это было так ужасно несправедливо, что у меня защипало

в глазах. К черту! Позвоню Сереге, скажу, что ногу подвернул - и все! И

такая теплая волна позорного облегчения накрыла меня, что я даже зажмурился.

Ведь как просто все. И чего я мучился?

А память - подлая память! - услужливо подсунула мне давнюю картинку:

мы, десятилетние пацаны, вскарабкались на могучий сук ивы, растущей на

берегу пруда и собираемся прыгнуть в воду. Трусим отчаянно - высота-то

метров пять, не меньше. Подбадриваем сами себя неумелыми матюками и

трусовато провоцируем друг друга: " Давай, ты первый, а я - сразу за тобой! ".

Наконец, Ленька Печенкин - самый мелкий и самый отчаянный из нас, с

криком: " Кто не прыгнет - тот чмо! " сигает вниз! И следом за ним с дикими

воплями ужаса и восторга летят остальные! Кроме меня. Пальцы рук и даже ног

сами собой вцепились в растрескавшуюся кору - не оторвать. Подлый страх

намертво приковал меня к суку, а пацаны - такие счастливые после пережитого

страха - барахтаются, поднимают тучи брызг. И вместе с брызгами летят вверх

самые позорные эпитеты в мой адрес.

И вот я - тощий, скрюченный от жидкого страха, позорно спускаюсь на

землю и, чуть не разревевшись, бормочу: " У меня гланды....". Беспощадный

Ленька под одобрительный гогот дорогих товарищей детства сочувственно

согласился, в том смысле, что плохому танцору всегда гланды мешают. И

презрительное прозвище " Гланда" присосалось ко мне прочно, как противная

скользкая пиявка.

С этого проклятого сука я все-таки прыгнул. Через неделю. А всю эту

черную неделю пил горькую чашу изгоя. Моментально каждый решил, что вправе

командовать и помыкать мной. Собрались в футбол играть - кому на ворота

становиться? " Гланда, давай, становись! И попробуй пропусти только! ".

Полезли в чей-то сад за зелеными яблоками - " Гланда, метнулся на атас! ". А

уж как идем купаться - так все наперебой: " Ну че, Гланда, сегодня-то

прыгнешь? Или опять очко заиграет? " И каждый раз повторялось одно и то же -

стоило мне вскарабкаться на этот проклятый сук, как язык от страха прилипал

к гортани, слабели и набирали морозящую дрожь суставы, противно ныло где-то

в низу живота, и я словно переносился на миллионы лет назад и превращался в

своего хвостатого предка, намертво вцепляясь в кору всеми четырьмя лапами.

Искренне желая помочь мне, друзья попытались было спихнуть меня вниз,

но я так заорал, что друзья плюнули и решили, что да и фиг с ним, со

бздуном.

И вот - очередной момент позора. Все уже уверенно, с радостным гиканьем

сиганули вниз и теперь бултыхаются, орут и уже привычно наслаждаются видом

дрожащей от страха обезьяны на ветке.

- Ну че, Гланда - опять очко играет?

- Гланда, не бзди! Зажмурься и прыгай!

- Гланда, не дай бог, мне на голову обгадишься - хвост оторву!

-Ха-ха-ха!!!

И вот тогда, когда я уже готов был разреветься слезами трусости и

отчаяния, сквозь весь этот ор вдруг прорвался пронзительный голос Леньки:

- Саня, ну давай же!

И я уже не успел ничего подумать - просто рванулся навстречу этому

голосу. Навстречу прежней жизни, когда мог смеяться открыто, ходить вольно,

когда был я Саня, а не эта гадская Гланда!

Плюхнулся я тогда изрядно - пузом. Наглотался воды, чуть не пошел ко

дну и был вытащен на берег восторженно орущими друзьями. Наверное, это был

один из самых счастливых моментов в моей жизни - когда на берегу я кашлял,

выплевывая пахнущую тиной воду пополам со слезами, держался за отбитое пузо,

а вокруг радостно горланили товарищи - каждый из них искренне считал, что

это именно он помог мне одолеть страх.

А через два дня Ленькины родители уехали в далекий город Владивосток и

увезли сына с собой. Так и оборвалась ниточка, протянувшаяся было между

нами. Почему я не попытался найти его адрес, написать ему - ведь так

отчаянно хотел этого? Не решился, постеснялся - кто я для него? Он - ловкий,

отчаянный, душа нараспашку, в руках у него все горит - хоть велик починить,

хоть воздушного змея сделать. А сейчас он - вообще! У моря живет. Даже у

океана! Это поднимало Леньку на совсем уже немыслимую высоту - словно он был

космонавтом. Наверное, очень многие беды у людей происходят оттого, что не

могут люди понять и принять банальнейшую истину: хочешь - так сделай. И будь

готов заплатить за это цену, если ты этого очень хочешь.

И я понял, что никуда мне от этого прыжка не деться. Хоть и не надо уже

ничего бормотать про гланды, достаточно просто сказать " Не хочу". Дразнить

никто не будет. Только от себя-то куда денешься? Убедить себя на какое-то

время нетрудно, но никуда это воспоминание не денется - только притаится

где-то глубоко, чтобы выскакивать, как злая собака, из темной подворотни и

кусать, когда захочет. Я засопел и, стиснув зубы, вцепился в инструкцию.

X x x

Аэродромная жизнь несколько удивила меня своей обыденностью. Первым нас

встретил лохматый вислоухий пес неопределенной расцветки. Завидев нас, он

деликатным тявком изобразил бдительное несение службы, после чего резво

завилял хвостом и принялся вертеться вокруг нас, подхалимски заглядывая в

глаза и опрокидываясь на спину. В одну секунду сожрал подаренный бутерброд,

и совсем развесил слюни от полнейшей преданности.

Несколько сборных щитовых домиков, выкрашенных облупившейся зеленой

краской, да стоянка с маленькими самолетиками - вот и весь аэродром. Из-за

крайнего домика вышла тощая курица, подозрительно глянула на нас и принялась

царапать лапой траву. Следом за курицей появился коренастый пузатый дядька,

которого я почти сразу узнал - инструктор Михалыч-Портос. Почесывая на ходу

свою мушкетерскую бородку, инструктор направился к нам. Он заметно

прихрамывал.

- Привет, Михалыч! - широко улыбнулся Сергей.

- Здорово, разбойник! - облапил его " Портос", - Куда пропал-то?

- Да дела все.... Вот, знакомься, это Саша, мой подшефный. Я тебе

говорил, помнишь?

Пожатие " Портоса" было мощным и цепким - я аж крякнул.

- Решил прыгнуть, значит? Это хорошо. Раньше-то прыгал?

- Не доводилось, - ответил я, втайне надеясь, что инструктор даст мне

от ворот поворот.

- Ну что ж, когда-то же начинать надо, верно? - развеял он в пыль мои

тайные надежды, - Заполнишь бумагу и - вперед. Какой ему купол-то дать?

Дэ-один-пять-У пойдет? Или с тандемером прыгнет?

- Не, сам. Дуб в самый раз будет.

- И правильно. Дешево и сердито. А то на прошлой неделе приехал один

новый русский - на джипаре, весь из себя такой навороченный - мы рты

разинули. Снаряжение! Экипировка! Наш весь аэроклуб, наверное, как один его

комбез, стоит. Купол свой притащил - " Пэсьют", новейший. Во, думаю, мастер -

как это я его раньше не видел? Оказывается, перворазник. Я говорю, бери,

мол, парашют попроще - для начала-то в самый раз будет, а он такую рожу

скорчил, что ты! Западло, мол, с каким-то барахлом совковым прыгать, когда

фирменный имеется. Ну, мне что? Деньги платит - пусть прыгает. Бумагу только

подпиши, и хоть вообще с одной переносной сумкой сигай, жалко, что ли. Ну,

что. Прыгнул, раскрылся, вроде, нормально, а как управлять - фиг его знает.

Дав-вай рулить! Хрен знает куда улетел, весь в коровьих лепехах извозился -

где нашел? Ладно, ноги не переломал.

- Понравилось хоть? - поинтересовался я.

- Говорит: " Круто! ". Обещался еще приехать и девку свою привезти. Ну,

так пойдем на склад, что ли?

Мой парашют Сергей переукладывал сам (а то ты до обеда с непривычки

провозишься). Я же выполнял обязанности " помогающего", то есть старался не

очень мешать Сергею, укладывать ровной стопкой полотнища желтоватого цвета.

Раньше я думал, что парашюты исключительно белые.

Черт, все же что за абсурд - как можно доверять свою жизнь вот этому

довольно старенькому клочку ткани с тремя десятками шнуров? Взгляд

болезненно цеплялся за мелочи: крохотная дырочка у кромки купола,

разлохмаченные концы строп, похожих на бельевые веревки, выгоревший, словно

рыбацкий дождевик, зеленый брезент ранца. Каждая такая мелочь мгновенно

разрасталась в моем воображении до катастрофических размеров.

- Сергей, - Нерешительно задал я идиотский вопрос, - А этот парашют,

вообще как - надежный хоть?

- Э. Машина - звэр, слющай! - бодро откликнулся Серега, - Бывает, что и

раскрывается!

- Да ну тебя! Я серьезно!

- Надежный, надежный, - успокоил меня Сергей, - Как ложка, надежный,

можно сказать. Его еще сокращенно называют " ПП" - парашют пенсионера. О!

Кажется, наши катят.

Вынырнув из-за деревьев, прямо к нам подкатил " Газелевский"

фургончик.Лязгнув, отъехала назад боковая дверь и в открывшемся полумраке

проема ослепительно сверкнула Задница. Нет, это было не совсем то, что вы

подумали. Она не была какой-то необъятой, арбузообразной, - напротив, была

она сухой и поджарой, обтянутой белоснежными спортивными брюками. Но так как

располагалась она аж у самого верхнего обреза двери, и подпирали ее ноги

ТАКОЙ длины, да обутые в кроссовки ТАКОГО размера, что производила она

впечатление исключительно самостоятельной персоны. Впрочем, впечатление было

недолгим.

Пятясь, выбрался из фургона хозяин данной персоны - высоченный негр с

окурком за ухом. Легко, словно пустую авоську, выхватил из чрева фургона

пузатую синюю сумку и направился к нам.

- Только не вздумай его Джорданом называть или Тайсоном, - торопливым

шепотом предупредил меня Сергей, - Он этого терпеть не может.

- Здорово, Серый! - облапил его парень, - Куда пропал?

- Здорово, здорово. Это мой товарищ, знакомься.

- Александр, - торопливо протянул я руку.

- А я Витек! - и моя ладонь потонула в его лапище, словно в перчатке

хоккейного вратаря.

- Витька, ты со своим бычком все расстаться не можешь! - напустилась

вдруг на него появившаяся следом рыжая Зинка, - Как маленький. Выкинь сейчас

же!

- Зин, да ты че - такой королевский бычок выкидывать! - возмутился

Витек и торопливо спрятал свое сокровище в карман, словно боялся, что

сердитая Зина его отнимет.

- Что за привычка, я не знаю....

- Да с детства, Зин, - охотно пояснил Витек, - Когда я начинал курить,

я был вот такой, - приподнял он кроссовку над травой, показывая, какого он

был роста в то время, - И все, кому не лень, меня дразнили: " Витя, ты такой

маленький, а такие большие сигареты куришь". Меня это достало и я стал

курить пропорциональные бычки. Потом я немножко подрос, а привычка все равно

осталась. Только я их не подбираю, а делаю сам из целых сигарет.

Говорил он без малейшего акцента. Казалось бы, откуда взяться акценту у

парня, который родился и вырос в России? А ведь все равно, как-то невольно

стараешься его уловить, что совершенно глупо и, наверное, не совсем

порядочно.

Пока я, слушал обстоятельные Витькины разъяснения, вылезли из фургона и

обступили нас шестеро остальных ребят. Маленький носатый черноглазый парень

с синими от жесткой кавказской щетины щеками и дивным именем Лаэрт

Наполеонович. Чистенький, до безобразия аккуратненький - от прически с

идеальным пробором и очков в тонкой интеллигентной оправе до новеньких

желтых кроссовок, похожий на изящную девушку китаец Мо Ася. С ударением на

" Я", как деликатно уточнил он, знакомясь. Все звали его просто Мося. С

ударением на " О". Далее, по росту, в порядке возрастания: румяный

кругловатый златокудрый Вадик - ни дать, ни взять - молодой Нижегородский

купец; застенчивый, молчаливый Толяныч; деловитые улыбчивые близнецы Юра и

Гера; и, наконец, рыжеусый Паша с добрым лошадиным лицом. Роста он был

гренадерского, но рядом с ценителем бычков Витьком смотрелся он вполне

скромно.

Познакомились со мной деловито, без церемоний, но вполне

доброжелательно, по-свойски. Узнали, что я - " перворазник" и тут же

принялись оспаривать право " выпустить" меня. Я думал, они подерутся.

Их спор я слушал слегка ошалело. Самое интересное было то, что меня

никто и не спрашивал. Посмеиваясь, Сергей помог мне надеть парашют (вначале

он показался мне легким, потом стал незаметно набирать вес), показал, как

застегиваются карабины подвесной системы и лениво посоветовал спорщикам

отдыхать, так как Саня - его подшефный и выпускать его будет он сам.

- У-у, жадина! - фыркнула хорошенькая Зина, - Вот вечно ты так! - И

мстительно добавила:

- Подвесную лучше бы помог подшефному подогнать, ножные обхваты вон - у

колен болтаются....

- Ох, Зинуль, ты права! - мгновенно переменил свой снисходительный тон

Сергей, - Помоги ему, будь ласкова, а? А то я свой еще не уложил... - голос

Сергея стал совершенно сиропным.

- Ага, как что, так сразу: " Зинуль"! Лодырь.... - она махнула рукой,

встала передо мной на колени, ловко расстегнула карабины широких лямок и

сосредоточенно засопела, что-то там передвигая и подтягивая. Я попытался

заглянуть вниз, себе между ног, но Зина сердито дернула меня за лямку.

- Не вертись! И так неудобно....

Я полыхнул ушами. Нет, ну в самом деле.... Молоденькая девушка вот так

запросто стоит передо мной на коленях и своими ручками елозит у меня между

ног - как оно вам?! Я затравленно оглянулся и с облегчением заметил, что

никто не обращает на это внимания - обычное дело, ничего особенного.

- Так, ну, вроде бы, нормально должно быть, оценивающе пробормотала

снизу Зина, - Пригнись маленько.

Я послушно наклонился, Зина сдвинула заднюю лямку (главный круговой

обхват!) пониже и глухо клацнула карабинами ножных обхватов.

- Все, выпрямляйся, скомандовала она, - Нормально, - и, напевая,

принялась распаковывать свою сумку.

А я глянул на себя и уши мои заполыхали совсем уже нестерпимо. Широкие

лямки плотно обхватили мои ноги в паху, вызывающе обтянув тканью все то, что

между ними находится. Руки сомкнулись сами собой, словно у футболистов,

выстраивающих " стенку", а в голове издевательски заскакала строчка из

наставления для парадов, которое, якобы, написал сам Петр Первый для

гренадеров Преображенского полка: "... Усы всем сажею с салом чернить, а под

срамное место - брюкву подкладывать, дабы вид иметь грозный! ".

И опять никто не посмотрел в мою сторону - то ли каждый был увлечен

своим делом, то ли на такие вещи здесь вообще внимания не обращают, как на

голые ноги в бассейне. Лишь Сергей мельком глянул на меня, подергал за лямки

подвесной системы, остался доволен. Помог пристегнуть запасной парашют, еще

раз осмотрел меня, повертев, как потрошеную курицу и коротко скомандовал:

- Нормально. Раздевайся пока.

- В смысле?! - вытаращил я глаза.

- В смысле - снимай парашют и ставь в козлы.

- Куда ставить?

- Снимай, короче. Замаешься стоять так.

Аккуратно поставив мой парашют на край брезентового полотнища (которое

называлось " стол"), Сергей принялся споро укладывать свой парашют - только

локти сновали, как у ловкой хозяйки, месящей тесто. Кажется, он все делал

так - ловко и деловито. И от этого вокруг него распространялось какое-то

поле надежности и уверенности. Когда, закончив укладку, он поставил свой

парашют рядом с моим, я не мог не отметить, что парашют Сергея выглядит куда

более " продвинуто". Нарядно голубела синтетика ранца, зеркально блестели

хромированные пряжки, ленты подвесной системы были тоньше и даже на вид

мягче моих. Рядом с ним мой парашют с выгоревшим брезентовым ранцем и

кондовыми лямками чуть не в ладонь шириной смотрелся как мотоцикл " Урал"

сельского участкового рядом с " Харлеем" столичного байкера. Но - странно -

от этого я только проникся уважением и уверенностью к выгоревшему ветерану.

Он, и в самом деле, казался " надежным как ложка".

- Айда, потренируемся маленько, пока время есть, - хлопнул меня Сергей

по плечу, - Люди, если что - мы на ВДК! - и мы направились к каким-то

конструкциям, напоминавшим одновременно детскую площадку и тренажерный зал.

Там в течение часа Сергей добросовестно учил меня, как отделяться от

самолета, управлять куполом и приземляться на плотно сдвинутые ступни. К

концу занятия я взмок, а ноги начали гудеть.

- Сергей, а что людей так мало? - попытался я отвлечь его от муштры,

выгадывая себе передышку.

- Да не сезон, понимаешь. У кого - сессия, у кого - дачный сезон

заканчивается, у кого-то наоборот, на Канарах бархатный сезон.

- А эти все ребята - кто?

- Ну, эти-то - фанаты. Они даже в непогоду сюда приезжают - не

попрыгать, так хоть пообщаться. У них Лаэрт - главный спонсор. Вообще,

прикольный парень такой! Его дядя из Карабаха сюда вытащил, думал, помощника

себе сделает, бизнесмена воспитает. А Лаэрт все деньги, что на рынке

заработает, на прыги спускает - и за себя, иза компанию платит.

- Стоп, стоп! - не понял я, - Так это что, платное дело? Слушай, я не

знал.... Ты бы хоть предупредил!

- Э, не бери в голову, я сегодня тебя угощаю. Фирма проводит рекламную

кампанию, - улыбнулся Сергей.

- Нет, а все-таки? - не отставал я. Все же интересно, сколько дерут с

тех психов, которые согласны за собственные деньги ноги ломать.

- Ну, это смотря, с каким парашютом прыгаешь, с обучением, или без, со

съемкой, или без... В общем, от сотни и выше.

- Ого!

- А что делать? - словно оправдывался Сергей, - Это раньше в ДОСААФе

было - халява, плиз, только заплати взносов двадцать копеек, да на газету

" Советский патриот" подпишись. А сейчас что? Керосин денег стоит, техника

стоит, инструкторам тоже хавать надо. Как вообще еще клубы живут -

непонятно. Хотя сейчас вроде оживают - буржуям это дело в кайф, деньги

тратят охотно. В хороший день тут - " Мерс" на " Мерсе", что ты.

- Это сколько же Лаэрт выкладывает за всю компанию-то?

- Ну, не совсем за всю - ребята и сами платят, кто может. Да он еще

дядюшку приноровился обдирать.

- Это как?

- Д а в нарды! Он, понимаешь, игрок. Ну, и Лаэрт - не промах. Дядька уже

себя сколько раз проклинал, а ничего с собой поделать не может - азарт, что

ты хочешь! А Лаэрт его общелкивает, как лоха -он же чемпион Степанакерта, не

хала-бала.

- Там что - соревнования по нардам проводятся?

- А ты думал! На Кавказе шеш-беш, как бейсбол в Америке. Вот и сейчас -

посидел он с дядькой вечерок - и наиграл на пару прыжков для всей компании.

Да плюс себе выходной выиграл в базарный день, да плюс дядькину " Газель" на

весь день. Не прыгал бы - давно бы квартиру на Кутузовском купил. А он - как

новый купол появится или из снаряжения что-то навороченное - сразу берет, а

свое ребятам дарит. Ты не смотри, что у него джинсы дранные - " Джигит может

бит абарванэц, но оружие должен бит в сэрэбрэ! " С ним по соседству, кстати,

Мося тоже подрабатывает.

- Тоже на рынке?

- Ну. Но он - только в свободное время, а так он студент. Филолог. Ну,

кто еще. Витька весной из армии вернулся, сейчас в метро работает,

помощником машиниста. Вадька - менеджер в какой-то парфюмерной конторе. Паша

- учитель, труды преподает. Зинка - барменша. А Юрка с Геркой - строители.

Бетонщики. Такая вот компания. Как возможность прыгнуть появляется,

созваниваются - и сюда.

- Как их жены-то отпускают?

- А что - жены? Тебя же отпустила?

- Моя сейчас в отпуске, в доме отдыха, - беспечно отозвался я. И тут же

вдруг почему-то вспомнил, как Ленка весной мыла окна. В старенькой футболке

и Светкиных джинсовых шортах она была совсем как девчонка, а солнце ломилось

в распахнутые окна и зажигало ее пушистые волосы. И я вдруг понял, что

здорово по ней соскучился.

- А Паша с Юркой часто и жен сюда привозят, и детвору, - продолжал

Сергей, - Остальные пока свободные, у них этот вопрос пока не стоит....

- И ты свободный?

- И я...

- Что так?

- Да так, - пожал Сергей плечами и чуть заметно погрустнел, - Не

получается пока. Ну что, пошли?

- Идем.

Сергей закинул на плечо макет парашюта и мы зашагали к складу.

- Тут ведь понимаешь, какой парадокс получается, - задумчиво говорил

Сергей, - Жениться надо как можно позже, когда уже на ноги встал как

следует, так? А детей заводить - как можно раньше, чтоб понимать друг друга

могли, пока дистанция возрастная не слишком велика, я так думаю. А вот где

эта золотая середина? И как встретить кого надо, вовремя?

- Что, и не пробовал ни разу? - неловко попытался пошутить я.

- Э. Мама правильно говорит - все у меня не как у людей. Раз в жизни

влюбился - и то в замужнюю. Я в Новосибе тогда работал, после Бауманки.

- И что?...

- А что - что? Она мужа любит и все у них путем. Чего соваться-то?

Пошел к военкому, попросил в армию призвать. Просто так-то из той конторы не

уедешь. Тот удивился, но сделал - нормальный мужик оказался. А после армии

уже здесь вот.... Давай поторопимся, еще к Пилюлькину зайти надо.

- Куда надо?

- Ну, к врачу, на осмотр. Положено так, не волнуйся.

Молоденькая кругловатая врачиха Люда была похожа на какого-то

глупенького, испуганно-удивленного совенка. Маленький полуоткрытый ротик,

широко распахнутые, постоянно мигающие глазки, крошечные пальчики, нервно

сжимающие грушу тонометра. Измерив мой пульс, она очередной раз хлопнула

короткими ресничками и вдруг хихикнула:

- Как у зайчика....

- А ты не дразнись, деловая колбаса, - вступился за меня Сергей, - У

всех так вначале, подумаешь.

- Прыгнуть-то можно? - хмуро спросил я, остатками самолюбия прогоняя

трусливенькую надежду на строгость медицины.

- Можно, можно... - безжалостно шмякнула она синим штампом по моей

анкете. Все. Придавила она эту надежду своим штампом, как паршивого клопа.

Доктор Менгеле, блин.

Предполетный осмотр. " Портос" ощупывает меня и осматривает, словно

породистого кобеля на собачей выставке. А у меня вдруг совсем пропал страх

перед прыжком. Его напрочь вытеснил другой страх - при всем честном народе

обмочить штаны. Нет, ну вот ведь приспичило - словно ведро пива выдул и

арбузом закусил! Ч-черт, не утерплю ведь!...

- Серега, - затравленно шепнул я, - отойти можно?

- Что такое? - заботливо склонил он кудлатую башку.

- Ну, надо... - чуть не плача, стиснул я колени.

- А-а, ясно. Михалыч, мы сейчас, ладно? - Сергей выразительно повел

бровью.

- Э-э, салаги... - проворчал Портос, - Валяйте, в темпе только. Потом

опять мне покажетесь.

И я торопливо засеменил в сторону, слыша за спиной ворчанье инструктора

в том смысле, что наберут, дескать, детей в армию, а ты с ними мудохайся....

Черт, да куда же приткнуться-то?! Хоть бы один разнесчастный кустик!

Чувствуешь себя на этом поле, как муха на столе, бл-лин!!

- Саня, стой! - догнал меня Сергей, - Куда ты почесал-то? Еле догнал.

- Ну как куда?! - взвыл я, - Хоть бы будку какую поставили!...

- Да брось ты, какая будка? - Сергей стремительно расстегивал мои

карабины - Валяй, чего там... Все свои.

Оххх.... Боже ж ты мой, сколько определений счастья придумали за две

тысячи лет философы и поэты, но вот хоть бы один из них сказал, что счастье

- это УСПЕТЬ! Отдуваясь, я вытер выступившие сладкие слезы и застегнулся.

Сергей заботливо застегнул опять мои карабины и мы резво поспешили к

ребятам, которые уже направлялись к темно-зеленому " Антону".

С трудом закидывая непослушные ноги на ступени красного трапа (мешал

запасной парашют), я вскарабкался на борт. Озираясь, присел на вогнутое

дюралевое сиденье у двери и через штаны ощутил его металлический холод, от

которого сами собой ознобно передернулись плечи. И вместе с холодом опять

вполз в меня тягучий тошнотный страх. Начал мелко колотить противный озноб,

я стиснул зубы, чтобы они перестали подло постукивать.

- Саня! - удивленно окликнул меня Лаэрт, - У тебя чо такой нос белий?!

Все как по команде уставились на меня. Дети, все посмотрели на Сашу

Волобуева! Волобуев, тебе стыдно?

- А у тебя он чего такой длинный? - огрызнулся я и мне сразу же стало

неловко.

- А ты не знаишь? - радостно откликнулся Лаэрт, не обратив внимания на

мое хамство, - Ко мне вчера на ринке один дамочка такой подходит и

спрашиваит: " Молодой человек, а это правда, что у кого нос балшой, у того и

там, - кивнул он себе на штаны, - тоже балшой? " Я говору: " Канэшна! " Гордо

так гавару! А потом ее спрашиваю: " А правда, что если у женшины рот балшой,

то и там тоже балшой? " Она сразу губы вот так сделал, - (он втянул щеки и

изобразил губами куриную гузку) и говорит: " Ѓй, е не знею! "

Заржали так, что заглушили рокот ожившего двигателя. Зинка фыркнула,

дотянулась до Лаэрта и ловко, по-кошачьи, съездила ему кулачком по шлему.

Тот вскинул ладони: дескать, а чего такого? Я то-тут при чем? Потом вытащил

из нарукавного кармана пачку " Орбита" и принялся всех угощать. Всучил пару

подушечек и мне: " Бери-бери, уши меньше закладывать будет".

Момент взлета я пропустил, хоть и поглядывал поминутно в окошко,

наполовину задернутое капроновой шторкой. Разбег " Антона" мне показался

очень долгим, потом вдруг начало мягко, но ощутимо закладывать уши и я понял

- летим.

Не знаю, то ли мозги в разреженной атмосфере начинают по-другому

работать, то ли перепсиховал я в тот день, но у меня началось какое-то

раздвоение сознания. Один я понимал, что такого со мной просто быть не

может. Я - нормальный, рядовой обыватель, который аккуратно ходит на работу

и не путешествует никуда дальше тещиного огорода. И такой человек не должен

и не может находиться здесь, в тесной дюралевой каморке с двумя рядами

круглых окошек, в компании молодых психов. А второй я меж тем остановившимся

взглядом следил, как Сергей прицепил карабин моего вытяжного фала к тросу,

как ребята неторопливо и обстоятельно готовились к прыжку. И невольно, как

под гипнозом, я повторял все их действия. Вот Зинка тронула лямки, двинула

подбородком вправо-влево, внимательно осматривая поблескивающие у нее на

плечах замки отцепки. И я вслед за ней проделал то же самое, хоть на моем

парашюте и замков-то таких не было. Витька подергал пряжку грудной перемычки

- я машинально продублировал.

Мо Ася снял шлем и внимательно заглянул внутрь. Убедившись, что и это я

добросовестно собезьянничал, китаец с совершенно серьезным видом постучал

шлемом себя по лбу. Разумеется, стукнул себя по лбу и я - черт его знает,

традиция у них такая, или что... Короче, стукнул. И чуть не подавился

жвачкой от взрыва хохота - купили, сволочи!

Но мозги от этого почти встали на место. Внезапно дважды тявкнула

сирена и загорелся желтый плафон над дверью. Сергей деловито открыл дверь,

ухватившись за трос, высунулся наружу, глянул вниз - борода его бешено

затрепетала. Глянул на меня, улыбнулся, показал знаком: поднимайся, мол.

Что, у ж е?! Вмиг вспотели ладони, я судорожно вытер их о штаны и прерывисто

вздохнул. До сих пор не могу понять, как мои ватные ноги умудрились

распрямиться и донести меня до двери. А тут еще одна беда подоспела - ни с

того, ни с сего взбунтовался кишечник, распираемый газами. Чертова

физиология! Не хватало еще опозориться. Ведь бабахну сейчас так, что все

окошки тут повышибает! Последними остатками самолюбия стискивая зубы и все

остальное, я шагнул к двери.

Сергей ободряюще подмигнул мне и положил руку на плечо. Я попытался

улыбнуться в ответ - только криво оскалился. Вот она, дверь. Приподнятый

порожек в заклепках. А голова, как ни странно, вовсе не кружится. Высота

совсем не такая, что из окна десятиэтажки. Спокойная и даже не очень-то и

пугающая. Словно карта внизу расстелена. Даже притягивающая...

Елки зеленые, а ведь внизу, на земле людей мучает куча разных проблем -

нелады с любимыми, маленькая зарплата, грызня начальства. Там эти проблемы

кажутся огромными, закрывающими собой весь белый свет. А отсюда, с высоты,

перед открытой дверью, все эти невзгоды кажутся такими крошечными, что их

просто не разглядеть... Я немного приободрился и лихо выплюнул жвачку в

дверь. Белый комочек долетел до обреза двери и исчез. Не упал вниз, не

отлетел в сторону - просто исчез. И в тот же миг исчезла вся иллюзорная

безмятежность там, за бортом - я просто физически ощутил и бешеный ветер, и

сумасшедшую бездну, от которых меня отделял только тонкий слой дюраля.

И тут же неумолимо рявкнула сирена, зеленый плафон вспыхнул, словно

глаз киношного Вия.

- Паш-шел! - гаркнул мне в ухо Сергей и хлопнул по плечу.

Нет!!! Словно могучая рука уперлась мне в грудь, отталкивая от двери.

Сердце ломилось сквозь ребра. Я задыхался. Не мо-гу!!

- Ну! - бешеным весельем сверкнули глаза Сергея, - Давай, Саня!

Почти точно так же крикнул мне тогда Ленька... И, как в тот далекий

день, не успел я уже ни подумать, ни зажмуриться - просто рванулся вперед.

Налетевший ледяной поток ударил по ногам, подбросил их вверх, выбил слезы из

глаз и слюну изо рта, размазал по лицу. Крутнулся горизонт, дыхание

остановилось. И в тот момент, когда я понял, что мне пришел конец, все

кончилось.

Оглушила тишина. Ветерок легко касался пылающих щек. Туго натянутые

стропы контрабасными струнами тянулись вверх, к такому надежному, к такому

красивому круглому куполу с тремя ровными щелями (в первый момент я обмер -

порвался?! И тут же вспомнил - нет, так и должно быть.) Далеко внизу золотой

сказкой сияла земля. И я был совсем один в пронзительно синем океане неба!

Внутри меня сорвался какой-то предохранитель и я заорал на все небо " О

sole mio", которую не мог толком выучить тридцать лет назад в школьном хоре.

А сейчас - откуда что и взялось, даже ни разу не сбился! Упоенный и

обалдевший, я бездарно прошляпил момент приземления - земля налетела

откуда-то сбоку, грубыми мазками мелькнули перед глазами поздние ромашки,

ощутимо садануло по ступням, по боку, ударил в нос тревожный запах полыни.

Купол протащил меня пару шагов и погас.

Нервно похохатывая, я поднялся (коленом раздавил сухую коровью лепешку

- плевать!) и дрожащими пальцами расстегнул карабины. Кое-как собрал

парашют, запихал его в переносную сумку и сел на нее, мягко-пузатую, теплую.

Смог. Сумел ведь, а? Сумел.

Особенно вкусно курилась сигарета, возбуждение потихоньку спадало, и

все равно было здорово. По какой-то странной ассоциации все это напомнило

мне первый любовный акт. Боишься, трясешься, ждешь чего-то невероятного, а

вот случилось - и вроде ничего такого особенного. Хотя и приятно, и здорово,

но ничего такого сверхъестественного, любой сможет. И в то же время -

сладкое чувство приобщенности к п о з н а в ш и м.

Так я сидел на мягкой сумке, со вкусом покуривал, осеннее солнышко

пригревало мою лысинку, а надо мной плавали в синеве разноцветные " матрасы"

спортивных куполов. И я с тихой гордостью думал, что потом в жизни будет

много всякого. Скорее всего, плохого будет больше, чем хорошего. Но все

равно, эти вот минуты у меня никто не отнимет.

На пункте сбора ребята встретили меня одобрительными воплями и

хлопаньем по спине. Это я телепался с парашютом на горбу через все поле, а

они на своих " матрасах" подлетели сюда, как ласточки. Ну и пусть. Мой " дуб"

- тоже парашют классный.

- Ну что? - окинул взглядом компанию Витек, - Поздравлять будем?

- Да уж поздравили, вроде, - улыбнулся я, - Спасибо...

- Э. По-настоящему-то еще не поздравляли. Давай, Санек. Становись, -

оскалил он свои зубы в каннибальской ухмылке. Блендаметовские рекламщики при

виде такой ухмылки обрыдались бы.

- Как становиться? - встревожился я, - Вы чего, люди?!

- Серый, ну ты че - человека в курс не ввел, что ли? - искренне

удивился Витек, - Всю службу завалил, инструктор, называется...

Серей со смехом подхватил мою пузатую сумку с парашютом, подал Витьке

одну длинную матерчатую ручку, за вторую ухватился сам.

- Традиция такая, Сань, - вроде как боевое крещение, не боись...

- Так что делать-то? - со смехом принял я правила игры.

- Ну это... - ухмыльнулся он, - Рачком становись, короче - как перед

отделением. Приготовиться!!! - вдруг сотряс он окрестности сержантским

рыком.

И я послушно принял заданную позу, с опаской косясь в тыл.

- И-и!... - подал команду Витек, и вся компания хором начала

скандировать: - Пятьсот один!... Пятьсот два!... - а Витек с Сергеем начали

раскачивать мою парашютную сумку.

На счет " пятьсот три" они со всей дури влепили сумкой по тому самому

месту, о котором вы сейчас подумали. Сумка была хоть и мягкой, но увесистой

- почти пуд, между прочим. А когда ее раскачивают две такие вот лошади... В

общем, отлетел я, как ядро, метра на три и плюхнулся, под общий хохот, в

какую-то свежевырытую яму. Какого черта она тут делает?!! - это я уже вопил

про себя, отплевываясь от рыхлой земли и вцепившись в ногу обеими руками.

Лодыжку словно огнем обожгло. Черт, неужели сломал? Глупо-то как, а.

- Сань, ты чего? - склонились все над ямой, - Вылезай!

- Ага, сейчас, - попытался я встать. Черт, больно-то как...

- Ох, блин! - Витька спрыгнул в яму, помог мне выпрямиться, - Сань, мы

не нарочно!

- Да ничего, ничего... - подсаживаемый снизу и подтягиваемый сверху, я

выбрался из ямы. Меня усадили и принялись дружно жалеть и извиняться.

Толстушка Люда ловко разула меня (мысленно я порадовался, что надел

новые носки), мягкими но сильными пальцами ощупала ступню.

- Вывиха нет, растяжение, - успокаивающе ворковала она, бинтуя мою

ногу, которая начала понемногу опухать, - Дома троксевазином помажьте и

рентген сделайте на всякий случай.

- Люд, - тронул ее за рукав Лаэрт, - Пашу тоже посмотри, а?

- Что у него? - забеспокоилась Люда, - Тоже нога?

- Нэт, глаза, - испуганно прошептал Лаэрт.

- Что с глазами? - совсем встревожилась докторша, - Где он?

- Вон, укладывает. Они у него после прижка совсем разный стал, слушай!

- Че-го?! - распахнула Люда совиные глазки, - Что ты мне голову

морочишь!

- Нэ веришь - сама посмотри! - оскорбился джигит, - Я тебе сказал, ты -

врач, сам думай! - и он гордо отвернулся.

Торопливо закончив перевязывать меня, Люда заспешила к Паше,

флегматично " листающему" свой купол. Глядя ей вслед, компания повалилась кто

куда и принялась беззвучно давиться хохотом.

- Чего это они? - обалдело спросил я Витьку.

- Да они у Пашки с рожденья разные, - плача, кое-как объяснил он, -

Один зеленый, второй карий. Щас бедная Люда офигеет... Айда, приколемся.

Бедная Люда суетилась вокруг Пашки, словно испуганная курица перед

цыпленком. Правда, " цыпленок" был супербройлерным.

- Паша, - испуганно просила она его, - Дай-ка я тебе пульс померяю...

- На, меряй, - протянул ей Паша лапу, - Жалко, что ли?

- Паша, - врачиха терялась все больше, - А как ты себя чувствуешь?

-Нормально чувствую, - пожал тот плечами, - Чего это ты на меня так

смотришь?

- Пашенька, - Люда растерялась совсем уже окончательно, - Ты прости,

а... У тебя глаза вообще какого цвета? - еле пролепетала она.

Паша внимательно посмотрел на нее.

- Ну, голубые - ты что, сама не видишь? Э-э, Люд, ты чего?! - еле успел

он подхватить докторшу, побелевшую, как ее халат.

- Мальчишки, да ну вас в баню с вашими шутками, идиоты! - налетела

Зина, - Заикой же человека сделаете! Люда, Люда... - нежно захлопала она ее

по пухлым щекам, - Ну-ка, давай, приходи в себя... Чего смотрите, балбесы,

нашатырь достаньте! Вон, в сумке у нее!

- Не нада насатыля, - подскочил аккуратный ловкий Мося, - Ссяс все

холосо будет.

Поддерживая смуглой ладошкой голову сомлевшей докторши, он быстро, но

бережно уперся ногтем большого пальца в основание ее носа и начал быстро его

массировать. Буквально через пару секунд Люда очнулась, выслушала молящего о

прощении Лаэрта и разревелась.

Потом мы наперебой успокаивали ее, и Лаэрт во искупление грехов

добровольно отправился мыть полы в медпункте (для гордого джигита это был

поступок, согласитесь). Потом мы с Сергеем в четыре руки чистили картошку, а

Мося, напевая себе под нос, готовил какой-то диковинный салат. Уж чего

только он туда не накидал - не ведаю, помню только, как он вдруг

стремительно сорвался, метнулся во двор (оттуда донеслось возмущенное

куриное кудахтанье) и вернулся с пучком какого-то чертополоха.

- Мось, - окликнул его Сергей, - Ты чего там у кур отобрал?

- Нисего не отобрал. Они глюпый, не знают, что это кусать мозно.

- А правда, что у китайских поваров есть такая поговорка, что можно

есть все, что на четырех ногах, кроме стола?

- Правда, правда, - охотно закивал он, - А ессе говорят, что мозно

кусать все, что летает, кроме самолет и все, что плавает, кроме подыводыный

лодыка!

- Мо, а научишь меня палочками есть? - спросил я, - Веришь, всю жизнь

хотел научиться. Как они правильно называются?

- Куайцзы, - легко улыбнулся Мося, - Наусю, это совсем нетэрудына.

За обедом все в один голос хвалили Мосин салат (а нам с Серегой влетело

за переваренную картошку), выпили за мой первый прыжок по глотку рябиновой

наливки (Серега прихватил - я, конечно же, не догадался, шляпа), а потом

Витька, поддавшись общим уговорам, сбегал к машине за гитарой и замечательно

спел старую Киплинговскую песню о морском пехотинце, " матросолдате".

- Мой коронный номер был на всех армейских смотрах самодеятельности, -

похвастался он, - По два раза на " бис" вызывали!

- А ты где служил, Вить? - спросил я.

- В морпехе, на Тихоокеанском. Славянка - слышал такой город?

- Не...

- На са-амом краешке, аж за Владиком.

Я представил Витьку на сцене армейского клуба - в форме морского

пехотинца, с гитарой. Да, это впечатляло.

- Расскажи про службу, Вить, - попросила его Люда, - Трудно было?

- Да чего там трудного? - пожал Витек плечами, - Замполиты вот

задолбали - это да. Какой-то расизм наоборот устроили, представляешь? Как

какой-то корреспондент приедет, его сразу ко мне тащат - во, наш

правофланговый, знаменосец, отличник боевой и политической! Как какой-то

слет идиотский, обязательно меня делегатом посылают. А я больше всего хотел

хлеборезом устроиться. Фиг...

- Ты? Хлеборезом?!

- А че? Кто сказал, что по сопкам с гранатометом приятнее бегать, чем

пАйки шлепать?

- Какие пАйки?

- Ну, из масла. Кругленькие такие, - показал Витька пальцами. - Все

мечтал: вот дембельнусь, приеду в свое Бирюлево, как куплю на рынке масла

вологодского пару кило, да батонов подмосковных, да как сяду, да как начну

прикалываться! А приехал - даже и не тянет... Ну, чего ржете? В армии

хлеборез - самая классная должность - скажи, Сань? - кивнул он мне.

- Да я в армии только на сборах был, в институте, - смутился я.

- А какая разница? Все равно ведь знаешь, подтверди им...

Удивительно, но ребята словно и не чувствовали почти двух десятков лет

разницы между мной и ими. Обращались совершенно на равных: Саня и Саня, свой

парень. Более того, в чем-то их отношение ко мне было покровительственным,

словно к младшему братишке. Совершенно искренне радовались за меня. Витька

торжественно вручил мне " разника" (или " тошнотика", так они его еще

называли) - тяжеленький сине-белый эмалевый значок парашютиста на армейской

" закрутке". Вадик одарил меня поляроидными снимками - я в шеренге с ребятами

во время осмотра, в кабине, у двери перед прыжком с перекошенной

физиономией... Когда только успел снять, я и не заметил даже - похоже, я

тогда вообще мало чего вокруг себя замечал.

А хозяйственная Зина без лишних разговоров отобрала мою куртку и

аккуратно подштопала надорванный рукав: " Давай, без разговоров! За вами не

посмотришь, так штаны потеряете, как дети малые, ей-богу...". Наверное, у

парашютистов по-другому и не бывает, перед небом все равны - что старый, что

малый. Фу, какие высокопарные банальности лезут в голову...

Просто удивительно, сколько вместил в себя тот короткий осенний день.

Не знаю, был ли он лучшим в моей жизни, но... Шуршат шины по асфальту,

расстилается навстречу золотое чудо осени, рядом товарищ (и даже не верится,

что всего неделю назад не знал его); сладко побаливают мышцы и обветренные

губы и свежи еще в памяти запахи керосинного выхлопа самолетного двигателя,

сухого перкаля, аэродромной полыни. И за плечами - п о с т у п о к, который

совершил ты. Сам. И молодо бродит кровь, и чувствуешь, что - живешь. Как же

давно я не чувствовал этого! Что хотите, а такое не забывается.

И главная награда за этот день меня ждала дома: нежданно-негаданно

приехала Ленка. У меня аж в глазах защипало, когда увидел ее - тощенькую,

успевшую загореть за две недели до кофейного цвета, с выгоревшими волосами,

глазастую.

Бестолковые, сумбурно-радостные слова. Что? Как? Почему так рано?

Почему не позвонила? Ленка, я соскучился! А вот специально нагрянула к вам,

как снег на голову, на всех грешках вас прижучить! Ты где весь день шлялся,

признавайся, папаша! А чего хромаешь? Где-где?! На каком аэродроме? Чего это

ты там делал?!

- Так, стоп! - вскинул я руки, - Девчата, я вам должен кое в чем

признаться. Светланка, в первую очередь - тебе. Только не перебивайте, я и

сам сто раз собьюсь.

Притихли мои девчата, смотрят выжидающе. Что за сюрпризик им папаша

приготовил? Ох, как не хочется во всем признаваться-то... А надо, куда

деваться. Ну, давай, Саня.

В общем, выложил я им все. Про кассету с " Шинелью", про Серегину

программу, про мое глупое вранье и про сегодняшний день. Пока рассказывал -

взмок еще хуже, чем во время прыжка. Барышни слушали меня с раскрытыми ртами

- давно я их такими не видел. Наверное, решили, что спятил почтенный папик.

- Вот и все, - вытер я лоб, - Теперь можете меня презирать.