Искусство периода Эдо

Следующий период японской художественной культуры (перв. треть XVII -конец XIX или сер. XX в.) носит название Эдо (современный Токио). Его основные черты - демократизм и сочетание художественного и функционального в рамках светской городской культуры. На ее формирование решающее влияние оказали вкусы представителей третьего сословия - торговцев, ремесленников, лиц свободных профессий, составивших основное население бурно развивающихся городов, и эстетические каноны чайного культа - единство утилитарности и красоты, умение видеть в обыденном прекрасное. Повседневная жизнь города сделалась объектом художественного осмысления в литературе, театре, живописи, декоративно-прикладном творчестве, а чайные церемонии явились мощным импульсом в развитии архитектуры, искусства садов, керамики.В литературе получил развитие новый жанр - хокку, наиболее полно отра зивший присущие японской эстетике лаконизм и условность в отображении реального мира, данного лишь намеком с целью пробудить воображение читателя. Самым прославленным мастером трехстишия был Мацуо Басё (1644-1694):

Кишат в морской траве

Прозрачные мальки... Поймаешь -

Растают без следа.

При помощи нескольких штрихов воссоздается картина морской заводи с прогретой солнечными лучами водой, с радужными бликами на поверхности; морская вода такая чистая, что видны колышущиеся водоросли и снующие в них мальки, уподобленные поэтом льдин так они прозрачны: вот-вот растают.Недоговоренность, намек становились критерием поэтического мастерства хокку, которым Басё владел в совершенстве, и чем богаче был подтекст, тем выше ценилась выразительность текста:

Поник головой до земли, -

Словно весь мир опрокинут вверх дном, -

Придавленный снегом бамбук.

Это трехстишие посвящено отцу, потерявшему сына, и, хотя согласно буддизму человеческая жизнь эфемерна и не имеет ценности, отцу нелегко смириться с потерей ребенка. Такой ассоциативный способ изображения отразил формировавшуюся веками культуру восприятия условностей в искусстве, ставшую чертой национального характера. К примеру, Басё говорит о своем душевном состоянии в иносказательной форме, намекая на одиночество в этом мире:

Больной опустился гусь

На поле холодной ночью.

Сон одинокий в пути -

или, покидая гостеприимный дом друга, восклицает:

Из сердцевины пиона

Медленно выползает пчела...

О, с какой неохотой!

Нередко хокку писались на сюжеты картин и, в свою очередь, могли вдохновлять художников. Таково трехстишие Басё:

Пригорок у самой дороги.

На смену погасшей радуге -

Азалии в свете заката.

Воображение дорисовывает поле с изумрудной после дождя травой, плетень у дороги и

у подножия холма заросли азалий - красных, белых, розовых» соперничающих с разноцветной радугой, будто бы растворившейся в цветах.

В другом хокку Басё рассказывается о любимом летнем увеселении японцев - ловле светлячков над рекой:

Еще мелькают в глазах

Горные вишни... И чертят огнем

Вдоль них светлячки над рекой.

Поэт только что любовался вишнями, они у него еще перед глазами, а светлячки огненными штрихами расчерчивают эту воображаемую картину.

В отличие от классической поэзии танка в хокку изображался не идеальный, освобожденный от низменного пейзаж, а вполне конкретный, заставляющий разглядеть потаенную красоту в простом и неброском:

Проталина в снегу,

А в ней - светло-лиловый

Спаржи стебелек.

Внезапное озарение, постижение истины через вдруг открывшуюся красоту, такую знакомую, что ее уже и не замечаешь, созвучно дзенскому мировосприятию: По горной тропинке иду.

Вдруг стало мне отчего-то легко.

Фиалки в полном цвету.

В период Эдо окончательно утвердился тип традиционного жилого дома, являющийся классическим примером сочетания функционального и художественного.

Поскольку в его основе лежит понятие чайной комнаты как «убежища пустоты», он представляет собой деревянный каркас с одной неподвижной и тремя подвижными стенами, состоящими либо из деревянных панелей, либо из решеток, оклеенных полупрозрачной бумагой. Такие же раздвижные внутренние перегородки, обтянутые бумагой или шелком, делят и внутреннее пространство дома. Из-за влажного климата он был приподнят на сваях; большой вынос черепичной или тростниковой кровли предохранял стены от влаги и палящего летнего солнца, образуя веранду под навесом. В доме не было мебели, кроме низких столиков, за которыми сидели на соломенных циновках - татах; спали на специальных матрацах, убиравшихся в стенные шкафы на день. Вместе с тем натуральные материалы, из которых был построен дом и изготовлены предметы обихода, - бамбук, дерево, солома подвергались соответствующей художественной обработке и сами по себе составляли декоративное убранство жилища. Духовным центром дома служила ниша-токонома у стационарной стены, украшением которой был всего один предмет - картина, лаковая шкатулка, ваза, курильница или композиция из цветов -икэбана.В той же традиции сооружались и императорские ансамбли. К примеру, дворец Кацура в Киото. Расположенный в окружении обширного сада, вблизи водоема, он

включал помимо главного дворца павильон сосны и лютни, павильон любования цветами, чайный дом, храм и другие строения, построенные как «жилища пустоты». Здание дворца, состоящее из трех объемов, смыкающихся углами наподобие ширмы, ассоциативно уподоблялось реке, вьющейся по долине. Пространство дома, как бы свободно струящееся и перетекающее из помещения в помещение,

естественно сливалось с пространством сада, когда раздвигались окна­сёдзи. Прямолинейные, строго функциональные помещения представляли и художественную ценность благодаря тщательно продуманной отделке каждой детали в интерьерах ансамбля, качеству материалов, сочетанию их по форме, цвету и фактуре, конструкции входа и окон. Так, например, рисунок текстуры деревянных оконных рам, перил, пола повторяется в форме дверных ручек, в узоре бумаги на внутрен-

них раздвижных стенах, в живописной композиции свитков, в линиях веток, травы

и цветов, расставленных в вазе.

В просторном интерьере значительным декоративным элементом, создававшим определенный эмоциональный тонус, являлась ширма. Составленная из разных плоскостей, расположенных под углом друг к другу, она воспринималась как объемный предмет, роспись которого ритмически и колористически должна быть подчинена его форме. Примером такого гениального сочетания рисунка и поверхности являются «Ирисы» Огата Корина (1658-1716), где волнообразное движение гибких

стеблей и лиловых язычков лепестков вторит ломающемуся контуру ширмы. Ритмическая жизнь узора на плоскости в еще большей мере ощущается в его картине «Красные и белые цветы сливы», написанной на паре двустворчатых ширм.Центральную часть занимает изображение широкого потока, круглящегося голубовато-серебряными и черными завитками. По обе стороны - цветущие деревья: коренастое, с толстым изогнутым стволом и вертикально поднимающимися ветвями дерево красной сливы и другое - обозначенное лишь подножием ствола и изогнутой, почти касающейся волы и

вдруг резко взметнувшейся вверх веткой, усыпанной белыми цветами. Широкая плоскость локального сизо-синего цвета, упругий динамичный силуэт ветвей составляют эмоциональную основу росписи. Условность пространства, создаваемая золотым фоном, в сочетании с реализмом в передаче стволов, ветвей, цветов породила декоративность нового типа. Именно при подобном сближении картины и предмета декоративного искусства стало возможным формирование единого ансамбля интерьера, в котором роспись на веерах, кимоно, лаковых шкатулках, керамике являлась частью единого декоративного начала. Такое единство декоративных качеств всех видов искусств легло в основу художественного процесса периода Эдо.

Ярким проявлением массовой, демократичной культуры периода Эдо, сочетающей практическое и художественное, являются нэцкэ - небольшие брелоки-противовесы, при помощи которых к кимоно, национальному японскому костюму без карманов, прикрепляются необходимые мелкие предметы - лаковая коробочка-инро для лекарств, веер, трубка, кисет. Нэцкэ представляют собой миниатюрную скульптуру, доведенную до совершенства в обработке деталей: фигурки различных божеств, связанных с распространенными в среде горожан легендами и поверьями; уличных торговцев, фокусников, бродячих актеров и прочих бытовых типажей; животных и изображения растений, имеющие смысл добрых пожеланий. К примеру, треснувший баклажан с множеством семян означает пожелание многочисленного мужского потомства, роза - долголетия, бамбук - процветания и благополучия. Нэцкэ изготовлялись из дерева, лака, янтаря, фарфора, слоновой кости. Изначально замысел художника зависел от умения увидеть в необработанном материале будущий образ: в плотном корневище - согнувшегося под тяжестью мешка бога богатства Дайкоку или выползающую из-под листа улитку; в слегка изогнутой продолговатой кости -рыбу;

в отполированном голыше с «наростом» - грациозно склонившую голову лошадь и т.д. Наиболее демократическим видом культуры Эдо, возникшим на стыке искусства и ремесла, является гравюра на дереве - ксилография в стиле укиё­э («земное, мирское, повседневное»). Именно доходчивость, доступность подчеркивалась и в выборе сюжетов, и в их воплощении. В технике ксилографии печатались календари, игральные карты, альбомы, книги картинки, театральные афиши.

Первоклассным мастером многоцветной гравюры, возродившим культ утонченной женской красоты, стал Китагава Утамаро (1753-1806). Он создавал лирические женские образы в разных жизненных обстоятельствах, в разнообразных позах и туалетах, улавливая прежде всего их чувства - любовь, нежность, обиду и эмоциональное состояние - игривое, меланхоличное, настороженное, за-

думчивое. Мягкими, струящимися линиями разной толщины и нежными сочетаниями чистых тонов в особой условной манере художник добивался нужного настроения гравюры. В его гравюрах из серии

«Соревнование в верности», «Избранные песни любви», «Часы и дни девушки», «Прекраснейшие женщины современности» нет действия, в них, как в стоп-кадре, запечатлены грациозный поворот, изящный наклон головы, плавный жест руки, свидетельствующие о внутреннем состоянии героинь.

Наряду с условным жанром портрета в японской гравюре получил развитие пейзаж, величайшим мастером которого был Кацусика Хокусай (1760-1849). Природа впервые в японском искусстве стала восприниматься не как отвлеченно-символическая формула мироздания, а как живой облик родины. В серии «Тридцать шесть видов Фудзи» каждый лист отражает реальную красоту священной горы, показанную из разных мест страны и в разное время года. Заниженная линия горизонта и абрис горы, то пламенеющий на фоне синего неба, как на гравюре «Победный ветер. Ясный день», то сверкающий белизной, как в «Волне» (см. цв. вкл.), создают образ монументально-величественный, созвучный танка Ямабэ Акахито (ок. 730 -?): Когда из бухты Таго на простор Я выйду и взгляну перед собой: Сверкая белизной, как отраженье божества, Предстанет в вышине Вершина Фудзи в ослепительном снегу!

Главным средством выражения эмоций и понятий в гравюрах Хокусая «Мосты», «Большие цветы», «Путешествие по водопадам страны» является линия разной толщины, упругости, легкости и изысканное сочетание ярких локальных цветов. Китагава Утамаро. Женщина перед зеркалом. Гравюра